5 стадий принятия неизбежного

Вот она, истинная свобода — обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим. Пауло Коэльо

      Прошла неделя с момента попытки бегства Орихиме. Как и сказал Улькиорра, они стали жить вместе в комнате Квадро Эспады. Вместе жили — громко сказано. Улькиорра приходил лишь ночевать, каждый раз заставая лежащую на полу девушку, поднимая и укладывая её на кровать, накрывая спящую одеялом из морских проплаканных ей волн заботы, а поутру пропадал на целый день, занятый своими обязанностями по реконструкции замка. Как он и обещал, Принцессе в личное пользование была выделена прислуга. Как он и говорил, Орихиме была под защитой, когда в двери скреблись когтями нумеросы, развлекаясь между собой. Застав их за подобным, Улькиорра изгнал из замка неверных (изгнал, но не убил?). Только он должен мучить эту Женщину, только его она должна бояться. И он не позволит кому-то перетянуть на себя одеяло. Все эмоции Женщины должны обращаться только лишь в его пустоту, заполняя последнюю до краёв грудной бреши.       Однажды разговорившись о её брате, он спросил у Женщины, в чём та нуждается, чего хочет, помимо спасения, на что она кротко ответила, что хотела бы летать. Понимая, что летать она не сможет, Орихиме попросила у Улькиорры бумагу с красками, чтобы хоть как-то отвлечься от гнетущей серости. Арранкар не понимал её желания, не видел обыденности и неяркости. Но он выполнил безобидную просьбу Женщины, её неофициальный приказ и маленький каприз. Но ни одной картины почему-то так и не появилось.       Чтобы Улькиорра ни делал, внутри Орихиме было холоднее, чем на сотнях Антарктид, холоднее, чем за окном, холоднее, чем в арранкарском недосердце. Но день ото дня слои защитной сдержанности стали отшелушиваться, опадать, как жёлтые листья, оголяя души обоих.       В один день, когда Улькиорра отлучился по долгу службы, Орихиме позвала на личный разговор своего прислужника.       — Госпожа, вы желали видеть меня? — вопрошал слуга, которого призвала себе на ковёр Принцесса. Он был одним из нумеросов, такой же безликий и безымянный, но он отличался от других пустых. Возможно, потому, что до того, как начал прислуживать Орихиме, хранил верность Улькиорре, являясь наиболее приближенным к нему. Должно быть, Улькиорра только ему одному мог доверить Женщину в своё отсутствие.       — Расскажи мне, какие новости с фронта? — интересовалась у него Женщина, надеясь услышать, что с её друзьями всё хорошо.       — Я не располагаю подобной информацией, моя Госпожа, — виновато произнес слуга.       — Ты должен хоть что-нибудь знать, — настаивала та.       — Нет, Госпожа, — повинно склоня голову, отвечал нумерос.       Принцесса выдохнула надежду, затягиваясь безутешением, пропуская его через свои легкие, которое диффундировало в кровь, разносясь по рекам-венам, доходя до сердца, ударяясь об его стенки, оставляя ноющие синяки.       — Можешь кое-что сделать для меня? Выполнишь мою просьбу? — держась за сердце, спрашивала девушка.       — Что пожелаете, Принцесса. Я обещал Улькиорре-сама выполнять любое Ваше поручение.       — Ты можешь покинуть замок, не так ли? Вот, возьми, — Орихиме протянула руку с завернутым свитком слуге. — Передай весточку моим друзьям, пусть они знают, что я жива.       — Принцесса Орихиме, это очень плохая идея. Приношу свои извинения, я не могу выполнить Ваш приказ, — страх звучал в его голосе.       — Нет, ты должен помочь мне. Ты обещал. Прошу тебя! Что ты хочешь взамен? У всего есть цена. Назови свою, — и когда для достижения своих целей Орихиме готова была пойти на всё?       — Госпожа, я не располагаю возможностью выйти из замка. Принцесса моя, Улькиорра-сан заботится о Вас, он не причинит Вам зла, он Вас защищает. Ведутся военные действия, Вы могли бы давно погибнуть в своем мире. Улькиорра-сан выкрал Вас, чтобы спасти, потому что знал, что Айзен-сама нападет на Ваш город и не пожалеет никого. Всех на своем пути уничтожит.       И какая информация поразила Принцессу больше: факт возможной гибели друзей или то, что сделал Улькиорра? Фрустрация нарастала всё больше.       — Что ты говоришь… Я думала, что Айзен приказал ему выкрасть меня, чтобы я лечила раненых арранкар… — с непониманием услышанного натирала виски Орихиме, изгибая брови дугой.       — Разве Вы лечите раненых арранкар, Госпожа? — вопрос озадачил девушку. Действительно, за всё время пребывания в её услугах не было необходимости. — Улькиорра-сама после того, как вернулся к жизни, получил приказ убить предательницу, то есть Вас. Вы хоть знаете, почему он выжил?       — Нет, не знаю, — медленно произнесла девушка, пытаясь понять причину.       — Вы спросите у него сами. Уверен, он Вам расскажет. Вы к нему слишком строги. Вы бы присмотрелись к нему, были бы умнее. И, Госпожа, Вам стоит попросить Улькиорру-саму о помощи. Вам есть, что дать ему. Он не будет долго с Вами торговаться.       Орихиме окаменела от услышанной правды, пытаясь переварить разнящуюся с её прежними представлениями словами.       — Постой, постой… Айзен напал на Каракуру?! — сердце Орихиме йокнуло с новой силой, когда до неё дошла новая информация после откровений об Улькиорре. Как же так: она здесь, в безопасности, а друзья там, на поле сражения. — Он… он победил?       — Госпожа, я Вам уже говорил, что не располагаю информацией о ходе сражения.       — Раз сам не можешь выбраться из замка, помоги мне сбежать! Прошу тебя, я сделаю все, что ты захочешь. Мои друзья придут за мной, и я не забуду о твоей помощи, заступлюсь, они не тронут тебя, — в сердцах молилась Иноуэ на благоразумие слуги.       — Простите, Госпожа, Вы говорите абсурдные вещи. Все мы — слуги Айзена-сама и не можем без позволения Господина делать, что нам вздумается, — прислужник тут же удалился из покоев Принцессы, захлопнув дверь перед носом Орихиме.       — Нет, стой, не уходи! Позови того, кто сможет помочь! — бросила сквозь закрытую дверь Женщина. Но никто уже её не слышал.       Орихиме опять осталась одна в бесконечной душащей нутро пустоте. Безнадежно и безутешно она разорвала письмо, поджигая кусочки бумаги, заметая улики. Слова истлевали, опадая чёрной сажей. Принцесса макнула пальцы в щепотку потухшего пепла, растирая золу меж ними.       — Вы хоть знаете, почему он выжил? — отдавалось резонансом в голове Женщины слова прислужника.       «Как же из точно такого же пепла ты возродился?»       Вечером раньше обычного Улькиорра вернулся в их с женщиной обиталище.       — Сегодня ты рано, — закусывая губы и облизывая их, отметила девушка.       — Хватит облизывать губы — обветрятся и болеть будут. Ужасная привычка. Хуже только — когда глаза закатываешь. Однажды так закатишь, что свой мозг увидеть сможешь, — на секунду губы арранкара искривились в неком подобии улыбки. — Закатываешь глаза зрачками в душу. Может, и мне так сделать? Так я смогу отыскать душу?       — Ты волнуешься за меня? — дерзко и немного с сарказмом спросила у него Орихиме, ожидая отрицательный ответ, но надеясь на иной.       — Вот ещё, мне плевать на тебя, Женщина, — выдержав паузу, создавая интригу, продолжал арранкар. — Мы не получали давно вестей с фронта. Я не знаю, нужна ли Владыке моя помощь, побеждает он или проигрывает. Поэтому я отправлюсь в ваш мир поутру. Решил сообщить тебе об этом.       — Улькиорра-кун, возьми меня с собой, — воодушевленно просила девушка.       — А что мне будет взамен? И не называй меня так. Опять в тебе говорит слепая вера. Я устал от неё. Ты не сможешь увидеть своих друзей. Они, скорее всего, давно мертвы. Иначе, как ты говоришь, они пришли бы спасти тебя. Можешь не волноваться, если я что-нибудь узнаю о них, сообщу тебе.       — Ты не понимаешь, я сама должна с ними увидеться, Улькиорра! Молю тебя! — задыхаясь от слез, Орихиме упала на колени, схватив косоде арранкарской формы, чуть ли не целуя ноги арранкара.       — Почему ты унижаешься ради них? — отдернул подол из женской хватки Улькиорра. — Нет, Женщина, ты останешься здесь.       — Я сделаю всё, что ты захочешь. Я дам тебе то, чего ты желаешь.       — И чего, по-твоему, я желаю?       — Скажи мне.       — У меня нет желаний, но я с радостью посмотрю на то, как твои друзья прогибаются под гнетом Владыки.       — Почему ты вечно злишь меня? Почему стараешься сделать больно?       — Чтобы все твои чувства принадлежали мне. Мне нравятся в тебе твои страдания. Они превозносят тебя, делая тебя выше даже меня самого.       Орихиме нервно взглотнула, пытаясь слюной на стенках горла найти подход к арранкарской душе.       — Ты правда хочешь этого? Имею в виду, ты сам, а не потому, что тебе навязали эту идею?       — Чего мне ещё хотеть?       -Меня, — вполголоса произнесла девушка, нервно выдыхая.       — Тебя? Ахах, — впервые Улькиорра рассмеялся. Скорей, это было не смехом, а насмешливым плевком в душу Принцессы подлунных песков.       Встав с колен, Орихиме принялась медленно расстегивать верхние пуговицы своего арранкарского платья. Шиффер молча наблюдал за ходом действий Принцессы. Расстегнув последнюю, платье скатилось вниз по шелковистому телу, оголяя невинную девичью плоть.       — И ты готова на это ради них, ради него? Согласна унижаться? Такова цена твоей свободы? Решила продать свою душу, о которой бесконечно распевала дифирамбы? — безжалостно он бросал вопросы в обнаженную Орихиме.       — Делай со мной, что хочешь. Душа моя давно покинула это тело.       — Всё, что хочу? — Улькиорра выдвинулся в наступление навстречу, как хищный зверь за своей добычей. — Я бы съел тебя. Выпил твою кровь, пропитанную ужасом. Твои страхи — самые вкусные. Твоё безумие самое притягательное.       Орихиме сжалась, отворачивая лицо в сторону прочь от арранкара; зажмурила глаза, сжала руки в кулак, отстраняя от груди, готовясь ощутить прикосновение мужских пальцев на своей несокрушимой до этого крепости. Никто прежде не видел её обнаженной, ни перед кем прежде она не раздевалась. Будто в комнате их было не двое. Орихиме словно стояла на сцене, и миллионы взглядов устремились ей в лобок; она кричала во весь голос, но никто не слышал; она тонула, но никто не протягивал руки. Внутренний крик души слишком затянулся. Ожидаемых прикосновений не последовало.       «В чем дело? Почему медлит? Опять пытает, истязает душу…»       Орихиме не выдержала и отворила глаза, буквально сразу же врезавшись во взгляд Улькиорры, стоявшего на расстоянии нескольких выдохов, ощущаемых своим нагим телом. Следующего развития событий девушка никак не ожидала. Улькиорра наклонился к ногам женщины, подбирая упавшее одеяние, нежно натягивая обратно на обнаженное тело.       — У тебя нет души. Ты — душа, и у тебя есть тело. Глупая, глупая Женщина… Глупая Орихиме, — тихо и нежно произнес Улькиорра. Впервые в его голосе цвела целая палитра чувств.       Орихиме — впервые Улькиорра назвал женщину по имени. Орихиме. Из его уст её имя звучало иначе, оно обрело вес. Все называли её по имени, но никто не произносил его с таким трепетом… с такой больной нежностью, как раненный солдат произносит имя заветное перед своей скоропостижной кончиной, захлебываясь собственной кровью, так и Улькиорра, превозмогая себя, обратился к Орихиме по имени. Самой Орихиме не нравилось собственное имя, но стоило Улькиорре всего раз произнести его, в миг из омерзительного имя стало прекрасной мелодией утренних птиц, композицией глухого композитора, не слышащего ничего, кроме любимой музыки собственного имени. Оно стало настолько прекрасным, что Орихиме захотелось назвать Улькиорру своим именем, а его имя забрать себе.       — Делать, что я хочу? Ну, смотри, чего я хочу, — Улькиорра взял Принцессу на руки, приняв перевоплощение, расправляя большие чёрные крылья.       — Нет, постой! Что-ч-что ты хочешь сейчас…       — Я хочу, чтобы ты летала, — отворив ногой оконные рамы, Улькиорра вступил вперед, и они взлетели. Невероятные ощущения внизу живота закололи у девушки. Она парила. Она летала. Летела над бескрайними барханами, над своими владениями, прижимаясь к Улькиорре. Происходящее было похоже на сон, на сказку, которая могла только сниться, но никак не оказаться действительностью, ощутимой реальностью. Её детская мечта осуществилась.       — Улькиорра, это правда… Я лечу, — с распластанной до ушей улыбкой сильнее прижималась Орихиме к Шифферу, ощущая на себе его дыхание.       — Я тебе кое-что покажу, — вдыхал запах медовых волос арранкар, невольно касаясь своей щекой её бархатистую кожу лица.       Ещё ни разу так близко друг к другу не были эти двое. Улькиорра чувствовал её душу своей. Орихиме была настолько к нему близко… близко? Но близка ли виднеющаяся ближайшая звезда в миллионах световых лет от нас?       Они пролетели несколько километров в тишине, приземлившись в овраге.       — Что это за место? — непонимающе смотрела Орихиме на колючие ветви.       — Здесь я родился. И второй раз тоже.       — Родился? Второй раз? — переспрашивала, не понимая, девушка.       — Да, — Улькиорра сделал глубокий вдох, набрав достаточное количество воздуха для длинного и откровенного монолога. — В первый раз Владыка отыскал меня здесь, у чертогов моей боли. Я ничего, кроме боли, не ощущал. Ничего, кроме нестерпимой душащей боли, не испытывал. С того времени я перестал что-либо чувствовать. Забыл, как чувствовать, разучился… Пока ты не протянула ко мне руку, которую я поломал, не зная, как взять. Последнее, что я видел, что я чувствовал — была ты… Я не знаю, как именно выжил, но я знаю, почему. Теперь знаю. Из-за тебя. Благодаря тебе. Твоя вера вернула меня. Мне был отдан приказ. Я должен был убить тебя, пока ты спала, но я не смог, понимаешь? Я — нет. Почему я не смог? Я проник в твою квартиру, без колебаний, без сомнений, уверенный в том, что с легкостью смогу поднять руку на тебя и пронзить. Ты была погружена в сон, спала как безвинное сопящее дитя, рыжие волосы струились по кровати ручьями вен. Я сконцентрировал серо и был готов нанести удар. Но вдруг я увидел лежащий на столе браслет, тот путеводитель, что привел тебя в наш мир. И почему-то я дрогнул, опустил руку, остановился. Мне стало холодно, тело покрылось дрожью. Я вдруг представил этот мир без тебя. Почему, Женщина? Это и есть чувства? Душа, о который ты говорила? Если так, я желаю чувствовать более никогда. Я не знал, что делать. Единственным правильным выходом в тот момент мне показалось выкрасть тебя и спрятать. На время. Чтобы иметь возможность убить тебя в любой момент. Я наблюдал за тобой всё это время. И чем больше узнавал, тем труднее становилось причинить тебе боль. Каждую ночь, возвращаясь в покои, я пытался убить тебя, склоняясь над твоим телом, а ты всё так же спала, как тогда у себя дома, даже не думая, что ты в опасности. Ты правда не боишься меня, Женщина? — каждое слово арранкара обращалось в женскую плоть. Грел он душу Принцессы своим голосом. Стал открыт настежь, ещё немного и сквозняками простынет.       — Уль-улькиор-ра… — дрожащим голосом выдавила из себя Орихиме его имя. — Я не знаю, что ты почувствовал. Ты и сам до конца не понимаешь. Но когда хочешь кому-то помочь, его не похищают и не держат в плену. Я узнала, что Айзен не отдавал приказа вернуть меня. Он приказал тебе убить меня. Мне рассказали об этом. И я благодарна тебе за поступок, который может лишить тебя жизни. Но я не нужна тебе. И… Я не боюсь тебя. Я боюсь потерять товарищей. Я нужна им, своим друзьям. Нужна Куросаки. У людей говорят, что если тебе кто-то дорог и ты желаешь ему счастья, то нужно отпустить. Теперь ты понимаешь, что чувствую я. Отпусти меня, — положа руку на плечо арранкара, говорила девушка.       — Выходит, ты не желаешь своим друзьям блага, раз их не отпускаешь?       — Нет, это не то же самое.       — Для меня — тоже, — рывком выскользнул Улькиорра из-под женских прикосновений.       — Ты не понимаешь… — пыталась переубедить его Орихиме.       — Сколько не отрицай — внутри у тебя раскол. Надежда твоя — плацебо. Хуже слепоты видеть то, чего не существует. Ты живешь в своих мечтах, в реальность делая визиты. Друзья, друзья… Чужая боль помогает тебе убежать от своей собственной. Ответь мне, сколько утрат пережило это твоё сердце, сколько боли в нём замуровано, сколько литров слёз было пролито, сколько надежд в нём утопло, сколько — скажи. Молчишь?       — Пойми…       — Хватит со мной торговаться. Когда поймешь, что у тебя внутри пустота — не надо приползать ко мне. Я отправлюсь к Господину, а ты останешься здесь. Дорогу обратно сама найдешь, — расправив крылья, Улькиорра взлетел ввысь, оставив Женщину одну около своего колючего ивового «утроба».