***
Может быть, месяц назад Чимин был совершенно иного мнения о тех людях, с которыми его, по случайному стечению обстоятельств, столкнула жизнь. Удача это была или, наоборот, злой рок, определить невозможно, да и вектор чиминовских мыслей направлен не в ту сторону – его слепит тот образ жизни парня, которым он одержим словно религиозный фанатик, безрассудно поддающийся любому течению веры. Его не заботят последствия, потому что привычка жить сегодняшним днём кажется безумно привлекательной и простой для того, чтобы без единых проблем превратить её в собственный образ. И вообще, если взглянуть на это знакомство с другой стороны, менее отрицательной, можно ведь обнаружить и какую-то выгоду, которая в итоге создаёт значительный перевес в свою пользу. Чимин любит примерять на себя разнообразные социальные образы, иногда, под чьим-то очень сильным влиянием меняет свои взгляды на какие-то определённые вещи, причём случались и тотальные изменения в восприятии (что бывает настоящей редкостью, как выстраивание планет в один ряд), а после «сбрасывает» с себя кожу, подобно тритону, и примеряет другой образ – и так может длиться бесконечно, пока ему это не надоест. Чимин считает себя человеком открытым, легко идущим на контакт и самой настоящей душой компании, он гордится своей привлекательной внешностью и приятным, располагающим к себе лицом, которое довольно часто выражает лживую безмятежность, подкупающее слушателя его речей. Да, он гордится собой. Как по стандартному сюжету, за бутылкой пива Чимин находит родственную душу – точно два одиноких корабля встречаются где-то посреди океана в безветренную погоду. Его посвящают в некоторые тайны, доверие к нему с каждым днём растёт, он вот-вот займёт своё место под солнцем. Тема о прошлом Намджуна и Тэхёна, разжигающая в подростке неподдельный интерес, при этом возросшем доверии больше не затрагивается, Чимин боится спугнуть проявленное к нему великодушие – если так можно назвать то, с какой лёгкостью его приняли в компанию, – однако вопрос неприятно щекочет его внутренности. Кроме родственных связей, что их ещё объединяет? Характеры? Да нет же. Жизнь Тэхёна до ужаса однообразна и переполнена учебными пособиями, тестами, подготовкой к экзаменам и дополнительными занятиями после школы. А у брата его, старшего, жизнь пестрит занимательными случаями, захватывающие истории заставляют с придыханием вслушиваться в каждое произносимое слово. Два разных существа, обладающие чем-то неуловимо общим, но Чимин до сути докопаться не может, сколько бы он не вглядывался в намджуновское лицо. Поэтому хочется поставить этот вопрос ребром, а не в раздражающем ожидании пытаться самому найти разгадку. Наиболее привлекательной кажется эта тёмная сторона Намджуна, подлинное любопытство вызывают его личные скелеты в шкафу, в который, каким бы бездонным он не казался, те больше не помещаются. Чимин точно не знает, насколько глубок этот мрак, и ему думается, что если он по неосторожности ступит в часть, так тщательно охраняемую Намджуном, то в конечном итоге заблудится в этом безграничном пространстве и всё равно не сумеет познакомиться даже с самой малой её долей. Именно такой образ создаёт этот загадочный парень с вечно умным выражением лица. Чимин неосознанно тянется к парню, отчасти из-за присущей подростку наивности, отчасти из-за того, что его просто привлекает вся совокупность положительных черт характера и достоинств, заключённая в одном человеке. Намджун словно идол, которому довольно часто хочется безоговорочно подчиняться, он не внемлет каждому его слову – иногда даёт отпор в серьёзных делах или пытается вступить с ним в какую-нибудь дискуссию – но если бы Ким организовал какую-нибудь партию или захотел призвать народ к революции, то Чимин собственноручно выдвинул его во главу правления. Тот был бы идеальным лидером и предводителем, ему следует распространять свои мысли на огромные массы, а не заливать их в пьяном угаре абсолютно ничего не соображающим друзьям, что в своём состоянии не могут даже нормально стакан с алкоголем удержать. Характер этой привязанности тоже остаётся загадкой, однако Чимин по-настоящему привыкает к Намджуну. И когда температура на улице понижается настолько, что терпеть холод становится невозможно, подростка впервые приглашают в намджуновское убежище. — Я не пойму: это квартира, переделанная под гараж, или гараж, переделанный под квартиру? — острит Пак, как только двери за ним закрывают, усмехается и тщательно скрывает восхищение, разглядывая обставленное помещение. Намджун и вправду живёт в гараже – он не испытывает необходимость в том, чтобы снимать квартиру или начать откладывать деньги, потому что не видит смысла привязываться к конкретно одному месту, – здесь нет обоев, стены голые, но само помещение, на удивление, тёплое. Здесь множество старых разнообразных плакатов (среди которых найдутся и эротические), широкий диван, выдержавший не одно сношение и сотни безумных прыжков захмелевших друзей; буквально каждая мебель придаёт какое-то очарование всей атмосфере оборудованного под квартиру гаража. Намджун бьёт подростка по затылку, хочет словно котёнка схватить за шкирку и унести куда-нибудь отсюда, но тот уже падает в чёрное кресло, от длительного использования потёртое в некоторых местах на кожаной обивке. Наконец, в нос врезается резкий запах бензина и масла – характерный запах любого гаража. Позже он узнаёт, что в самом углу, накрытый сшитым из разных кусков ткани покрывалом, прячется, притаившись, намджуновский мотоцикл, ожидает того момента, когда на него снова запрыгнут и прогонят его где-нибудь в пустынном центре ночного города. — Мелкий, это, вообще-то, моё место, — Ким нависает над Чимином, упираясь рукой в подлокотник, — пересади-ка свою задницу на какое-нибудь другое место. — Ну да, ха-ха, разбежался! — подросток обхватывает кресло, будто намереваясь установить над ним свои права и сделать собственным имуществом. Просто и без разрешения. Старая кожа скрипит под пальцами. — Садиться больше некуда, всё занято! Уступи гостю! — Охерел совсем? Парень хватает Пака за ухо, слабо тянет вверх, но тот остаётся непоколебим, упёртый, он тяжко пыхтит, хмурясь от боли, но с каждой пройденной секундой уверенность в том, что он полностью обладает правом находиться в этом кресле, укрепляется настолько сильно, что он даже пытается укусить Кима. На мгновение Чимин озаряет всех присутствующих и наблюдающих победоносной улыбкой, когда Намджун отпускает его ухо, но буквально в следующую секунду парень заваливает на него свою тушку, придавливает всей массой. И левой щекой Чимин чувствует, насколько стара эта мебель; держится кресло неизвестно в каких целях, для чего-то терпит, оттягивает момент, когда его разберут и попросту вынесут на улицу за ненадобностью. Из-под Намджуна торчат руки и ноги, похоже на то, будто бы он своим телом героически придавил огромного мутировавшего таракана. Парень принимает стопку и, игнорируя любопытные взгляды друзей, ожидающих развития событий, выпивает всё за раз. — Так... Намджун, а как же без тоста-то? — вяло интересуется Хонсок, глаза не отводит от торчащих рук, судорожно дёргающихся в воздухе, он подносит к губам стопку, размышляет, стоит ли оказать помощь Чимину, но, уверяя себя в том, что тот парень взрослый и сам справится с навалившимся на него гигантом, опрокидывает в себя содержимое. Слышно, как Пак пыхтит и возмущается, что-то говорит о правах человека, грубо выражается, а затем он зубами впивается в намджуновское плечо. — Ай! Ты чё себя как собака ведёшь? — шикает, не выдержав сжатия мощных челюстей, Ким и всё же освобождает Чимину его заслуженную половину кресла. У подростка покрасневшее лицо, на щеке следы от кожаных складок мебели, осчастливленный взгляд ударяет по самообладанию Намджуна, потому что от Чимина буквально несёт величием и самодовольством, тот буквально распространяет по всему помещению чувство триумфа от такой жалкой победы. И он хлопает Кима по колену, мол: «не в этот раз, парень». Сегодня Чимин впервые пробует иной алкоголь, помимо пива. К крепкому спиртному его рука не притрагивалась, то ли это связано с осознанием того, что за взрослым алкоголем следуют взрослые последствия, то ли просто боялся не выдержать градуса и опозориться из-за слабого желудка. Теперь восемь градусов для него вскоре покажутся настоящей ерундой, размышляет Чимин, когда к его рту подносят стопку, до краёв наполненную сорокоградусным спиртным. — Ну, печень – это не нервные клетки, восстановится! — Нервные клетки восстанавливаются так-то, придурок. — Да? Ну похер вообще, мы сюда бухать припёрлись! Раздаются характерные звуки при соприкосновении друг к дружке стеклянных стопок, алкоголь пролетает по пищеводу – Чимин чётко ощущает, как он слегка обжигает стенки внутренних органов и оказывается в желудке. Подросток заглядывает на Намджуна, словно ожидая от него указания приняться за вторую стопку. Глядит он на него долго и сосредоточенно, но в итоге не получает ожидаемого внимания к своей персоне и решает полагаться только на самого себя, и его быстро развозит. Вскоре Пак беспорядочно улыбается, смеётся над каждым предложением, которое его мозг коварно перевирает, доставляя информацию в неправильной форме. Когда все остальные принимаются играть в карты, Чимин своих удержать не может; когда понимает, что вот-вот проиграет и будет вынужден выполнять желание, просто бросает карты к потолку, солгав, что уже ничего не видит и цифры разглядеть не в состоянии – ему верят, но громко негодуют. Он укладывается на намджуновскую спину, выбирает наиболее комфортную позу, готовясь провести на ней весь оставшийся вечер. Чимин чувствует, как равномерно расширяется и сжимается чужая грудная клетка, и в этот момент Намджун, отрывая взгляд от смартфона, обращается к тем, кто его хотя бы в состоянии слушать сейчас. — Пацаны... там это, Химчан в какую-то потасовку возле клуба попал. Погнали туда? А то пиздецки хочется о чьё-нибудь ебало кулаки почесать. — О-о-о-о, драка? — первым отзывается Чебом, слепо разглядывая карты и пытаясь определить, на какой что изображено. — Спрашиваешь. Конечно, погнали! — и он принимается растряхивать остальных. — Так Намджун же в стельку пьян. — Ну и чё? Он, когда бухой, лучше дерётся! — Никогда на драках не был! — Чимин шевелится на своём месте, отлепляет конечности от кожаной обивки и поднимается вслед за пошатнувшимся Намджуном, но тот толкает его обратно в кресло. Его лоб и щёки сильно краснеют, а лицо выражает недоумение. — Куда собрался, мелкий? Тут сиди, ясно тебе? Намджун накидывает ветровку, поторапливает остальных, подгоняя тех к дверям, кто-то смеётся и запинается, падает, затем встаёт и снова запинается, заходясь в диком смехе. — Не хочу я тут сидеть! Здесь скучно! — А там тебе морду твою наглую разукрасят! Вон, телик посмотри. Наверняка там сейчас какие-нибудь мультики показывают. — У тебя же там только канал с порнухой да новостями. — Ой, иди уже, задрал, — Намджун грубо выталкивает Минхо из гаража, раздаётся звук падения тела, следует взрыв отвратительного хохота, схожего со смехом гиены. — Ну Намджун! Я с вами хочу. Каждый мужик должен хоть раз в табло получить. Это же... это же как девственность потерять! — Ты и так девственник во всех смыслах этого слова! Рано тебе, и точка. Намджун заглядывает за тумбочку – там у него хранится небольшая коллекция бит. Каждый экземпляр цел, всё ещё обладает своей ценностью и в некоторых местах помечен памятными царапинами и небольшими вмятинами, по которым парень уверенно сможет определить день драки, в который он воспользовался той или иной битой. — Я тогда щас домой пойду! — Ну и вали, пусть тебе родители люлей отвесят, образумят, может. И только попробуй здесь что-нибудь сломать. Сам знаешь: руки и ноги поотрываю и в задницу запихаю. Последнее слово остаётся за Намджуном, тот резко прерывает беседу, грозно хлопнув железной дверью, оставляя пьяного Чимина в совершенном одиночестве. Домой он идти не торопится, если заявится в пьяном виде – его налысо побреют и на улицу выставят. А лысина подростка никогда особо не привлекала, так что он, пожалуй, откажется от такого предложения. Как-нибудь в следующий раз, может быть. В помещении становится тихо, жутко тихо, Чимин отчётливо различает каждый удар стрелок настенных часов, иногда по дну раковины ударяют капли, вырвавшиеся из крана. Он нервно косится на часы и понимает, что роста ему не хватит для того, чтобы добраться до них и вынуть батарейки, потому что их монотонный ход действует на нервы. Чимин прискорбно вздыхает, ощущая не только тошноту, но и чувство внезапного одиночества. Разве он не заслужил того, чтобы вот так просто, вместе с остальными, подхватить биты и отправиться до крови избивать кому-то морду? Беспричинно и навеселе. Когда проходит чуть больше двух часов, Чимин, начинающий немного трезветь, чует алкогольный смрад. Взгляд падает на круглый стол – точнее, на огромную деревянную катушку, – поверхность его залита спиртным. Подростка начинает тошнить уже только от одного зрелища: покусанные лимоны, разбросанная колбаса, опрокинутые бутылки и перевёрнутые пластиковые тарелки, следы грязной обуви. Чимин обходит помещение, площадь которого едва достигает двадцати пяти квадратных метров. Кухня, ничем не огороженная, располагается здесь же, спальни нет – её заменяет этот огромный диван, дверей только две: одна ведёт в ванную, вторая – на выход. Всё же, насколько бы тесным не было жильё Намджуна, Чимин не испытывает такого резкого чувства неприязни. Здесь бы ремонт завершить да придать более-менее человеческий вид. Тоскливо вздыхая, он принимается рыскать по гаражу в поисках своего телефона, но, не найдя его ни в одному углу или кармане, думает, что где-то посеял его. Скука ещё никогда с таким усилием не давила на него, и Чимин клянётся, что более бесполезного времяпровождения у него ещё не было. В шкафу он находит шубу из искусственной шерсти и, заворачиваясь в неё, усаживается на диван, включает телевизор, делает для себя открытие в виде пяти каналов, по одному из которых, действительно, транслируется порно. Чимин не может понять, почему от каждой вещи, от каждой мебели в этом гараже исходит непривычный запах старости, со временем его не удалось перебить даже алкогольному. Он не может точно объяснить, как именно пахнет старость, но именно этот аромат он приписывает к жилищу Намджуна.***
Самое ужасное после длительной пьянки – просыпаться по нескольку раз за ночь, всё ещё ощущая слабое опьянение. Когда мозг, вроде, и функционирует, но каждый раз выдаёт ошибку, пока Чимин пытается вспомнить своё местоположение. Он не понимает, сколько времени, и вообще не уверен в исправности работы настенных часов, но это раздражающее тиканье постоянно выдергивает его из сна. На этот раз причиной пробуждения становится Намджун, рыскающий по полкам холодильника. Когда Чимин выбирается из-под тяжёлой шубы, сбрасывая её на пол, Ким подпрыгивает на месте от испуга и роняет пачку замороженных овощей, быстро поднимает её, хватаясь за сердце, и прикладывает к левой стороне лица. — Ты ещё не ушёл, что ли? — изумлённо спрашивает парень и хлопает дверцей холодильника. — Нет конечно. Я это, телефон где-то просрал. Чёрный такой. — Не этот? — Намджун вынимает из кармана ветровки чёрную раскладушку, защитное стекло камеры покрыто глубокой царапиной. — Не обессудь, уронил случайно. — А фонарь на морде откуда? Вмазали, да? — Да какое вмазали, — отмахивается Намджун и начинает бездумно обходить помещение, со стороны походя на человека, не знающего, куда он попал и что ему делать. Из-за своих неловких телодвижений он задевает стол. — Упал я, пока сюда шёл. У нас в городе вообще хуёвые лестницы какие-то, так ведь и ноги поломать можно, мне кажется, что проще сдохнуть по пути домой, чем в драке. — Ну ничё, до свадьбы-то заживёт, — подросток насмешливо улыбается и помогает приходившему в чувства Намджуну собирать мусор с пола и со стола, поглядывая на его сосредоточенное выражение лица. По нему можно сказать, что у парня какие-то большие неприятности, покоя не дают эта глубокая морщина, полегшая между сведёнными бровями, и плотно сжатые губы. — А ты чего домой не идёшь? Времени уже... — он оглядывается на часы, — пол четвёртого. — Меня эти часы всю ночь из себя выводили, выкинь ты их нахрен. А домой... что-то не хочется домой, сон всё не идёт, я лучше у тебя перекантуюсь, всё равно родители ничего не скажут. Намджун отвешивает Чимину подзатыльник, взывая его к совести, а то что-то она у него в последнее время потухла совсем. — Сейчас домой пойдёшь, мать наверняка волнуется постоянно, а ты как свинья какая-то неблагодарная. — Чего свинья-то сразу? — Я тебе только что сказал: домой топаешь. За руку ведь поведу. — Я не маленький уже. Я, вообще-то, мусор тут убираю, — быстро и гневно тараторит Чимин, бросая опустошённые бутылки в пакет, те гремят, ударяясь друг о дружку. — Сам могу, вали давай. — Больно надо, — и он отбрасывает пакет. По звуку кажется, что бутылки в нём разбиваются. — Сидишь тут, ждёшь его, навести порядок помогаешь, а тебя гонят. Хреновый из тебя хозяин, Намджун, — Чимин корчит гримасу и направляется к дверям. — Стой тут, — сдавшись, выдыхает парень, разглядывает его с головы до ног из-под опущенной на глаза чёлки, и добавляет: — Вместе пойдём, а то мало ли чё. — Ты, рыцарь, фонарём своим светить будешь, что ли? Чимин неутешительно вздыхает, разглядывая сиреневое пятно, расплывающееся вокруг глаза и не имеющее чёткой формы. Намджун шикает, проводя пальцем по больному месту. — Что, сильно? — Ага, прям на пол лица. — Ну пиздец, завтра на работе затрахают все со своими допросами.