to fuck smoke and to thump

***

      — Ну что, твой брат никому ничего не рассказал? — интересуется Намджун; он прячет покрасневшие руки в карман пуховика, сжимает пустую пачку из-под сигарет и на мгновение обращает взгляд на бесстрастное выражение чиминовского лица, тот с некой отрешённостью глядит вперёд, на перекрёсток, к которому они постепенно приближаются.       Вдали мерцают ярко-красные кружки, изредка помигивают жёлтые или едко-зелёные точки, сливаясь в одну разноцветную сеть, что ясно выделяется на чёрном полотне; свет луны, сочившийся сквозь тонкий ночной мрак, придаёт длинным проплывающим облакам некие фантастические образы.       — Как видишь, нет. А если бы он рассказал, то ты бы сейчас тут один топал, — язвит Чимин. — Даже не знаю, что отец сделает, когда узнает. Не думаю, что он меня просто выпорет. Такое разве ремнём выбьешь?       — Давай прекратим это делать, у меня в гараже как-то спокойнее будет.       — Ну и что мне с этого гаража? — сердится подросток и со всей силы пинает снежок, тот отлетает на несколько метров и пропадает где-то в сугробе. — Экстрим мне необходим, адреналин! Понимаешь, нет? — он с упованием заглядывает парню в глаза, щурится и даже, кажется, замечает собственное отражение в виде белого, мутного пятнышка. — Ой да что с тебя взять, ты ж старый!       — Я старый?! Да между нами не такая уж и большая разница! Знаешь, у меня, конечно, тоже от такого «экстрима» яйца ноют, но если только кто-то об этом узнает!.. Нет, экстрим и слабоумие – это разные понятия, и ты больше вписываешься во второй термин, не обессудь.       — Зато у тебя там скукота смертная, холодно и пивом воняет.       — Посмотрите на него, от пива нос воротит, хотя ему только дай бутылочку – так хуй оторвёшь. С каких пор ты такая неженка? — он улыбается и вовремя останавливает Чимина, вытягивая руку перед его грудью и преграждая ему путь, а затем безмолвно указывает на отсчёт на светофоре.       — Да с таких. Короче, если ты боишься, то так и скажи: да, Чимин, я ссыкло. Последний трус, я – жалкое подобие мужчины!       — Да, боюсь, и что? Естественный инстинкт самосохранения, у меня он, между прочим, ещё присутствует, я благодаря этому и дожил до своих годов.       Загорается зелёный свет, Чимин срывается с места, просовывая руки в узкие карманы и опуская взгляд на снег под ногами, на тротуаре выделяются свежие следы недавно прошедшего здесь в одиночестве человека, и парни перекрывают их своими собственными. Да почему Намджуна это вообще волнует? Он вообще думать ни о чём таком не должен, это ведь не его проблемы, задницу подставляют – и радоваться должен. Пусть лучше о себе позаботится и своём «светлом» будущем, у Чимина-то ещё всё впереди. У Чимина в запасе несколько десятков годов. Может быть, перспективы ожидают его не столь увлекательные, но он всё ещё подросток, в любой момент может изменить собственное направление, однако целью своей он ставит не отчаянное и бессмысленное выживание в маленькой стране, как это происходит с Намджуном.       — Что ты скажешь родителям, когда они узнают, что их сын... со мной связался? Ты об этом думал?       — Что-то слишком у тебя много бесполезных мыслей в голове, Джун. Глупых мыслей. Как они узнают? Они что, за мной двадцать четыре часа в сутки следят через камеры? А Хосок тупой как пенёк. Если даже и расскажет, то родаки не поверят ему, что какой-то там дядя ко мне по ночам приходит. У детей фантазия бурная! Бредово ведь звучит, согласись, — безэмоционально тараторит Чимин, словно он не оправдывается, а доклад перед аудиторией с листа читает; он считает, что подобные размышления – верхушка маразма. И расстраивает тот факт, что слышит он их от Намджуна, а не от кого-то другого. Хотя от кого ещё он может услышать что-то на этот счёт?       — И всё же, я считаю, что нам не следует так рисковать, давай хотя бы ограничимся одной ночью в неделю? — Ким с заботливой улыбкой осторожно касается шапки волос Чимина, стряхивая с неё тонкий слой выпавшего снега.       — Один раз в неделю?! Да пошёл ты в задницу, Намджун!       — В твою?       — Отстань!       И парень так по-простому, без всякой грубости прижимает подростка к себе, утешительно хлопает по плечу и, оттягивая указательным пальцем слегка пухлую щёку Чимина, говорит, что тот, когда злобно морщит нос, походит на милого гнома. Не слишком романтично, но им этого достаточно.