to fuck smoke and to thump

***

      — Видел его засосы на шее?       — Ага, видел, такие даже воротником не скрыть. Неужели бабу себе нашёл?       — С чего бы это? Да и нужны ли ему эти отношения?.. Он от человека-то быстро устаёт, если с ним долго находится.       — Он с Намджуном сейчас живёт. Повезло: от предков отбился.       — Ну и что же в этом крутого, скажи мне. Готовить самому придётся, работать будет вынужден идти, все домашние дела окажутся взвалены на его плечи. Куча проблем от этой взрослой жизни, а тут ещё и школа. Ты думаешь, почему наша жизнь устроена так, как сейчас?       — Кому как. Я бы поменялся с ним местами.       Чонгук тупит взгляд, продолжая с глупым выражением лица слушать откровения Тэхёна, однако понять его природу до сих пор не способен, обделён таким навыком. Чимин имел более-менее хорошие отношения с родителями, жалобы по поводу их методов воспитания поступали регулярны, но ни про какую агрессию в их действиях по отношению к нему не говорил. Это вызывает подозрение, должно быть, дело даже не в обычных дешёвых сигаретах отца, точнее, сигареты – это обычное прикрытие, нет, это попытка утаить какую-то главную, омерзительно постыдную причину, вызвавшую серьёзное разногласие в семье Паков. Насколько же сильным должен быть страх перед теми, кто тебя воспитал? В любом случае, думает Чонгук, они обязаны молчать, должен ли он корить себя в том, что не так хорошо знает своего друга? Они все трое таят друг от друга слишком много секретов, и это не то чтобы угнетает, это заставляет чувствовать себя более одиноким, и во внутреннее мироустройство проскальзывает лёгкая тень разочарования в себе и в людях. Может быть, и не друзья они вовсе? Кажется, они не доверяют друг другу.       — Не думал к Намджуну наведаться? Ну, раз уж о нём в последнее время так много разговоров. — Интересуется Чонгук, ослабляя галстук на шее, отодвигает стул и присаживается, смотрит на густой суп и недовольно двигает бровями.       Тэхён падает на стул рядом и грозно шипит, когда кто-то из проходящих мимо задевает его плечо.       — Да нет, зачем? Мы с ним не общаемся. И я даже понятия не имею, в какой халупе он сейчас живёт.       — Так давай у Чимина и спросим! Зайдём к нему, как-нибудь выпьем, а?       — Ты не думаешь, что я не чувствую в этом необходимости? Если бы у человека была тяга к чему-то, он непременно взялся бы за это. Но я сижу на месте. Видишь?       — Кстати, о Чимине, — Чонгук, прощупав почву, быстро меняет тему, опирается о спинку стула и огибает взглядом столовую. — Где его там носит?       — Опять в кабинет директора вызвали. Наверное, по счёту это уже... — Тэхён загибает один за другим палец на руках, быстро проговаривает какие-то числа по порядку, а после останавливается и добавляет не менее безразличным тоном: — Сто тысячный раз. Это совершенно не имеет смысла. Они только отнимают друг у друга время. Вот лично я не понимаю, зачем Чимину вообще эта учёба нужна. Да на его успеваемость без слёз не взглянешь. Даже моя собака имела бы баллы по тестам круче, чем он. Позор его роду. У него ведь такой дед интеллигентный, профессор он. Я его статьи читал когда-то давно. А Чимину наплевать на учёбу, на самообразование, вот тогда пусть уже валит куда-нибудь работать, как этот Намджун. Лучше ему на страну руками работать, чем попусту занимать место в университете и лишать возможности получить качественное обучение того, кто этого более достоин.       Чонгук хранит молчание в очередной раз, желая занять место слушателя больше, чем становиться зачинателем спора, ибо если выразит свою точку зрения, отличающуюся от радикальных взглядов Тэхёна, то обязательно эта дискуссия разовьётся до уровня глупых и бессмысленных криков. Чон понимает, что ему снова придётся брать инициативу на себя и крутить колесо разнообразных тем, которые никаким образом не смогут задеть чувства друга, нервно ударяющего пальцами по поверхности стола.       — О, кстати, помнишь того старшеклассника с выбеленными волосами? — опоминается он и ближе пододвигает стул к Тэхёну, потому что чужие голоса заглушают его мысли и слова, тот кивает в ответ. — Я с ним на выходные на музыкальной фесте пересёкся, перетёрли о самых пустяковых вопросах и договорились встретиться с ним как-нибудь в баре. А? Вот мне подфортило! Он нереально крутой! А ещё он мне напульсник купил!       — Напомни-ка, как его зовут?       — Да Юнги он, Юн-ги.       — Ведёшь себя, как какая-то младшеклассница. Смотри, трусы не намочи.       — Да ну тебя, — Чонгук пихает друга в плечо, он не особо задет этим высказыванием, поскольку даже не рассчитывал услышать с его стороны возгласы одобрения или радости, однако хоть какую-нибудь реакцию хотелось бы увидеть.       Чонгук, понурив голову, отдирает краску со стола ногтями, как вдруг его хлопают по плечу, от такого жеста школьник пугается, испуганно заглядывает на худую, жилистую руку, что до сих пор покоится на его плече, а затем, взглядом следуя от предплечья к шее, добирается до лица обладателя этих пальцем, которые требовательно сжимают его мышцы.       — Привет, Чонгук, как оно? — это Мин Юнги; проходит буквально несколько секунд, за которые выражение лица Чонгука преображается до такой степени, что Тэхёну становится тошно на него смотреть. Чон выставляет два больших пальца, чем вызывает ответную улыбку у старшеклассника. Это что, второе пришествие Иисуса? К чему такое неземное восхищение? — Ну, рад, что всё отлично. Не хотите присоединиться? — как только Юнги убирает руку с плеч подростка, Чонгук разминает их, желая, чтобы остатки тепла распространились не только по тому месту, где лежала ладонь, но и перешло на спину, шею, лицо. Юнги кидает взгляд на Тэхёна, замершего на месте с невозмутимым видом и скрестившего руки на груди.       Если взглянуть на него даже на долю секунды, можно точно сказать, что ему не только всё безразлично, но и смертельно скучно. Не обязательно быть проницательным психологом, Чонгук оглядывается на друга, делая движение головой в сторону Юнги, призывая присесть с ним и его компанией за один стол, но тот только качает головой в ответ, отворачивается в противоположную сторону, а после встаёт и покидает столовую, ни о чём не сообщая, словно отсюда его, контролируемого из вне, вытянули высшие силы.       — Чего это он? — загибая правую бровь, интересуется Мин.       — Не обращай внимания, он всегда такой, ему просто школа надоела, а ещё он из-за игр своих не высыпается, — с лёгкостью на душе объясняет Чонгук и тут же переключается на Юнги, полностью поворачивая к нему свой корпус. — Я с вами тогда сяду.       Тэхён, тяжело шагая, стремительно несётся к кабинету, и если его кто-то задевает, он никак не реагирует, устремляя свой взгляд в размытое пространство. Шаг замедляется, ладони, оказавшиеся в карманах широких брюк, сжимаются в кулаки. Навстречу летит Чимин, и Тэхён игнорирует и его, пока подросток не цепляет того за локоть и не уводит за собой, но Ким решительно отбивается, изо всех сил дёргает рукой, чем обескураживает друга. Пак удивлённо озирается, пытаясь обнаружить в стороне объект тэхёновского негодования.       — Ты куда такой серьёзный топаешь?       — А ты что-то слишком довольный для ученика, которого только что к директору вызывали.       — И что мне теперь, слёзы лить? Да они не достойны этого. Не в первый и не в последний раз. Что с этих старых пней взять? У них только одно на уме – как всех тупорылых школьников под себя подстроить. Ни черта не понимают, поэтому нахер их. Они обзываются, а я только стою на месте и лыбу давлю, как дебил. Чуть слюной лицо мне не забрызгали.       — «Тупорылых»… а ты у нас, значит, особенный? Ой дурак. А зачем ты тогда в школу ходишь?       — Намджун заставляет, — Чимин беззаботно жмёт плечами, мол, ничего не поделаешь, а меня это самого и не волнует совсем.       — А с каких это пор ты, человек, который легко может послать своего родного отца, слушаешься кого-то? Что за хуйня, дружище? — с подозрительным взглядом задаёт вопрос Тэхён, сильнее сжимая кулаки в карманах и делая особо сильный акцент на последнем предложении. Пак обращает внимание на эти две грозные выпуклости, а затем, тушуясь, заглядывает другу в глаза. — Что он тебе такого сделал, что ты готов беспрекословно слушаться его? Что-то мне подсказывает, что ты где-то охуенно проебался.       — Ничего не беспрекословно! Он меня к себе пустил, вообще-то, или что, ты готов меня у себя приютить? Нашёлся тут советчик, — пыхтит Чимин, сдувая чёлку с глаз, и снова хватает Кима за локоть.       — Не хочу я, отстань, всё равно там Чонгук со своим дружком тусуется, а у меня аппетита нет.       — Каким дружком?       — Я знаю, что ли? Юн... что-то там. Короче, мне без разницы, — и Тэхён, убирая с себя пухлые пальцы, продолжает двигаться в прежнем направлении, оставляя после себя впечатление неоконченной и грубо прерванной беседы, он мгновенно забывает о стоящем позади Чимине, поддаваясь размышлениям.       Его снова раздражает каждый, кто вторгается в его личное пространство радиусом в один метр, раздражает каждый, кто оглядывается на него, каждый, кто дышит в его сторону, каждый, кто проходит мимо него, и каждый, кто моргает в его присутствии. Пусть они уйдут отсюда, покинут заведение, оставят его одного или хотя бы разом заткнутся.       — Да хватит кричать! — не выдержав, рявкает Тэхён, обводя яростным взглядом замершую на мгновение толпу. Он с трудом выдыхает, проводя ладонью по лбу, и мигом проникает в класс, хватает сумку и сбегает из школы.