to fuck smoke and to thump

***

      Глубокой ночью, уже ближе к утру, Чимин пробуждается от интенсивных телодвижений на второй половине дивана, что обычно пустует в это время. Он трёт глаза, разлепляет веки, слепо заглядывая на окно, и сиплым голосом задаёт очевидный вопрос:       — Который сейчас час? — он отводит руку куда-то в сторону, та пропадает во мраке и тут же упирается во что-то твёрдое, Чимин шевелит пальцами и понимает, что ощупывает нагую кожу.       — Спи, Чимин, сейчас ночь.       Намджун быстро избавляется от штанов и заползает под одеяло, тут же прижимая Пака, сонного, к себе, чтобы быстрее перехватить тепло его тела и позволить радости от необходимого присутствия любимого человека под боком заполнить изнутри. Чтобы каждая конечность могла знать, что вот, рядом оно, существо, обеспечивающее организм парня запредельно высоким уровнем эндорфина. Чимин сжимается, утопая в объятиях, и кладёт намджуновские руки себе на плечи, он почти мгновенно засыпает, ощущая лёгкость в груди и горячее дыхание возле уха, раздаётся тихое убаюкивающее сопение. У Намджуна от того, насколько разнообразная гамма была им испытана за несколько секунд, буквально сбивается дыхание: сначала ему становится запредельно тяжело дышать, а после грудная клетка начинает часто-часто вздыматься и опускаться; он крепче сжимает Чимина, едва не ломая ему шею, и в порыве чувств, словно веря в то, что это действие вернёт ему способность дышать, кусает его оголённое плечо, тот недовольно сводит брови на переносице, а после успокаивается, морщины на его лбу разглаживаются. Намджун цепляет зубами мочку чиминовского уха, не переставая кончиками пальцев невесомо оглаживать его кожу. Он определённо понимает, что этот головокружительный эффект вызывает обворожительный естественный запах подросткового тела, звучащий так свежо, сочно и притягательно, что хочется... Ким замирает, он действительно не знает, что готов сделать с пребывающем во сне Чимином, потому что парню кажется, что он не сможет в полной мере насладиться им.       Намджун принимается анализировать несколько последних лет своей жизни, он подкладывает руки под голову и пытается на потолке определить форму каких-то неясных очертаний, созданных ветками деревьев, скребущими по стеклу окна, и пугающе ледяной луной. Причём берётся он за раздумья конкретно, решительно, без всяких сожалений и страха в очередной раз прийти к неутешительному выводу, после которого остаётся послевкусие упущенных возможностей и горести. Единственный самый ответственный поступок, совершённый Намджуном за весь период его подобия взрослой жизни, можно смело назвать тот факт, что он позволил полюбить и себе, и Чимину. Он не избегает чувства привязанности и преданности, он больше не желает испытывать отягощающее ощущение смертной скуки и не желает иметь перспективу до последнего своего дня находиться в одиночестве. Парень заглядывает на Пака, легко оглаживая его пухлую щёку. Есть в нём нечто такое, какой-то скрытый элемент, благодаря которому понимаешь, что его рождение и само существование – не какая-то случайность. Чимин буквально самый красивый человек на свете, которого когда-либо видели глаза Намджуна, он очаровывает. Будто сквозь сон перелавливая мысли Кима, подросток укладывает свою голову на чужую грудь, неосознанно его тело тянется к источнику чувственности и нежности. В этот самый момент Намджун прекращает вообще о чём-либо думать, это происходит за долю секунды, словно кто-то резко нажимает на выключатель, и парень даже теряется, упускает из пальцев нить рассуждений, и ему становится отчасти обидно, потому что, вроде, помнит, что почти довёл их до логического завершения, почти закрутил все гайки. Вскоре Намджун засыпает, вдыхая приятный запах шампуня.