to fuck smoke and to thump

***

      Сегодня только понедельник, начало новой недели, Чонгук упорно смотрит на дату в телефоне, мысленно высчитывая оставшиеся недели до начала экзаменов, и, захлопнув крышку, уверенно разворачивается на сто восемьдесят градусов в коридоре, следуя к спортивному залу. Скрип кроссовок и мощные звонкие удары баскетбольного мяча об отполированный пол вызывают некий трепет в душе, запах спортивного инвентаря едва ли не кружит голову, и Чонгук, присаживаясь на дальние лавки, отбрасывает сумку и удобнее устраивается, тут же взглядом отыскав Юнги, ловко оббегающего нападавших, с некой прозорливостью он отводит ведущую руку в сторону в нужные моменты, двигаясь по направлению к кольцу.       Он небольшой по комплекции, немного худой, быть может, для своего роста он и вправду не добирает некоторый вес, но каждый шаг, каждый манёвр, каждый бросок и каждое движение у него выходят с особенной грациозностью; со стороны даже кажется, будто он совершенно случайно попадает на эту серьёзную площадку, будто он напрочь забывает о правилах и от скуки играется с мячом, но как только Юнги достигает своей цели, Чонгук, онемевший, раскрывает свой рот, осознавая, что даже не проследил за траекторией его движений, потому что единственное, что его привлекало последние несколько минут: худые руки, умело обращающиеся с мячом, ноги, что совершают так часто мелких шажков, и беспрерывно находящиеся в напряжении оголённые икры.       На мгновение Чонгук загорается желанием включить в колонках какой-нибудь победоносный опенинг из аниме, между тем сравнивая Юнги с запоминающимися персонажами из недавно просмотренных сериалов. Постепенно его начинают смущать остальные присутствующие в этом зале, потому что те в недоумении оглядываются на школьника, когда с его стороны раздаётся очередной восторженный возглас после попадания мяча в кольцо, тот замолкает со стыдом, но новый звук ликования вырывается из его груди: Юнги несёт только победу.       С чувством триумфа Юнги, вытирая краем майки вспотевшее лицо, не торопясь подходит к Чонгуку и просит у него бутылку воды.       — Не хочешь с нами в клуб сходить? — после длительного обсуждения игры и его навыков интересуется Мин и руками упирается в лавочку.       — В клуб? Я ни разу там не был, если честно. А меня пустят? — Чонгук, насторожившись, выпрямляется и наблюдает за тем, как в правом ухе Юнги блестит серьга.       — Ну а чего не пустят? Ты выглядишь старше своих лет, главное – не одевайся как школьник.       — Окей, тогда договорились! Только учти – напиваюсь я долго!       Подросток хрипло смеётся, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и с прищуром глядит на Чонгука, взглядом проходя по его лицу и задаваясь вопросом, почему он прежде никогда не наблюдал эту привлекательную личность. Моментами тот любит издавать яркий свет, когда ощущает зону комфорта, но чаще проявляет наивность и непосредственность.       Они расстаются на рукопожатии, у Чонгука хватка крепкая, и он явно не торопится разорвать этот мимолётный контакт. Чон наблюдает за расслабленной походкой постепенно удаляющегося Юнги и думает, что со спины, благодаря широко расправленным плечам, тот не выглядит таким слабым и немощным. Гордый, с поднятым подбородком и чувством самоудовлетворённости.       Этой ночью Чонгук сбегает из дома через окно комнаты, перед уходом он баррикадирует дверь на тот случай, если пьяный отчим по случайному стечению обстоятельств в очередной раз решит заявиться к нему с целью проконтролировать его сон. В последнее время тот становится безумно подозрительным. Одежду Чонгук прихватывает из шкафа своего старшего брата, которая покорно ждёт на вешалках своего часа – только иногда её достают, чтобы избавить ткань от скопившейся в ней пыли.       Всевозможные браслеты, которые только удалось нацепить на запястье, гремят, когда Чонгук жмёт руки незнакомым парням, пытаясь запомнить их имена или хотя бы лица. Юнги делает комплимент сегодняшнему образу, поправляет глубокий вырез рубашки Чона и показывает два больших пальца, советуя ему ни о чём сегодня не беспокоиться.       Скрепя сердце Чонгук раз за разом выкладывает на стойку аккуратно сложенные купюры, для убедительности пересчитывает их по четыре раза и взамен получает высокий стакан, наполненный едкой для глаза по цвету жидкостью. Сначала он с недоверием смотрит на алкоголь, высматривая что-то на дне, а после – опустошает сразу до половины. Такой высокий градус для него в новинку, этот поступок станет для него героическим, потому что его организм никогда не испытывал спиртное выше двадцати градусов, и сорок – это уже запредельная отметка. Ему становится настолько хорошо, что он даже пристраивается к Юнги и танцует вместе с ним, иногда соприкасаясь телами или намеренно неторопливо произнося что-то бессмысленное на ухо, пользуясь высокой громкостью музыки в помещении.       Разочарование настигает его в тот момент, когда Чонгук обнаруживает, шатаясь возле барной стойки, что его личные деньги оказываются полностью потрачены. Кажется, он в течение нескольких месяцев копил на приставку и какую-то настольную РПГ-игру, но... он колеблется и касается второго кармана брюк, там, где хранятся вынутые из материнского кошелька купюры. Неизвестно откуда появившийся Юнги громко интересуется, сжимая плечо Чонгука, есть ли какие-то проблемы, того прошибает ток, это движение пробуждает в нём какую-то новую страсть, ему не хватает немного, совсем чуть-чуть для того, чтобы полностью наполнить тело лёгкостью. Из общего потока мыслей он ловит одну единственную, что твердит ему: «Достигнуть алкогольной нирваны поможет ещё парочка шотов». Рука продолжает массировать его мышцы, подросток оглядывается, между их лицами буквально несколько сантиметров, похоже, Юнги пьян чуть больше, тот раскрывает свои губы, что-то говорит, а Чонгук, параллельно выкладывая деньги, любуется этим ртом, принимает стопку и выливает в себя, снова утягивая Юнги на танцпол и в сотый юбилейный раз касаясь его пальцев своими.       — Слышьте, сейчас сюда полиция прикатит из-за драки возле клубешника! — парень, лица которого Чонгук не особо помнит, одёргивает Юнги, тот, встрепенувшись, начинает вертеться на месте.       — Валим тогда отсюда!       Чонгук не особо понимает, каким путём они добираются до выхода, мелькают резкие картинки окружающего пространства, ощущаются чужие тела, ладонь на его запястье, а затем идёт резкий вдох прохладного воздуха. Кажется, можно прочувствовать каждую влажную волосинку, накрывающую лицо подростка. Где-то недалеко раздаётся вой сирен, и низкая температура на улице вызывает тошноту, от бессилия Чон хватается за шершавые стены клуба, а второй зажимает рот, сдерживая рвотные позывы. Его сильно трясёт, вот-вот вывернет наизнанку, непроизвольно подросток припоминает каждый вкус и запах потреблённого алкоголя, и тогда его рвёт.       — Юнги, чё на месте встал?! Валим отсюда, пока пизды не получили!       Спустя мгновение до этого громко раздающиеся шаги постепенно начинают стихать, их заменяет громкая полицейская сирена, а сильная хватка исчезает, из-за испуга Чонгука снова рвёт, он трёт лицо, стирая слёзы под глазами, и всхлипывает от неприятных ощущений во всём теле. В этот раз извержение желудка становится безумно болезненным, над головой беспросветная бездна, впереди только маячат в виде точек фонари, вокруг себя невозможно что-то разглядеть, и вся беспомощность повышает отметку испуга до небесной. Чонгук шатается, оглядываясь по сторонам, заходит за угол клуба и мгновенно заваливается на влажную землю, покрытую мусором из опрокинутого бака. Сил хватает совершить только один единственный звонок, потому что он уверен – в беде не оставит.       — Намджун, блять, просыпайся, Намджун!       Чимин со всей силой трясёт парня, который наконец-то смог уснуть буквально пол часа назад, тот мгновенно подскакивает на месте, возмущённый таким действием. Он, дико оскорблённый, протирает лицо ладонями, а после упирается руками в поверхность дивана, пытаясь разглядеть в темноте очертания мебели. Мимо него проскакивает Чимин, пытающийся надеть одновременно и свитер, и джинсы, он бросает в Намджуна что-то непонятное, какую-то ткань.       — Что случилось?       — У меня друг, дебил, набухался в каком-то клубе, теперь ноет в трубку и просит забрать его.       — Какой ещё друг? — спросонья голос Намджуна звучит хрипло, ему до сих пор кажется, что он пребывает во сне, ужасном и отвратительном сне, где его пытаются куда-то выманить из постели.       — Чонгук, мы с ним в одном классе учимся, — торопливо отвечает Пак, пробегая через всю комнату, и зажигает свет, настолько яркий для намджуновской сетчатки глаз, что парень громко шипит, укрываясь подушкой.       Чимин подбегает к Киму, подаёт рубашку, требовательно смотрит на него, не поинтересовавшись его мнением и как бы укоряя того в медлительности. Только после, когда Намджун, немного пошатываясь и завязывая шнурки конверсов, обращает взгляд на Чимина, приказывая ему выйти из гаража, тот испытывает стыд, замечая покрасневшие белки глаз, что с усталостью глядят как будто сквозь него.       Вместо долгожданного сна Намджуна ожидает приятный сюрприз: валяющееся в неясной позе тело напившегося подростка, который весит достаточно прилично, а в бессознательном состоянии он воспринимается как мощная скала. Чимин взволнованно кружит вокруг парня, поглядывая на его попытки справиться со всеми конечностями Чонгука, хочет как-то помочь, но Намджун только злится и говорит не мешать, он собирается с силами и резко дёргает Чона на себя. Его руки неестественно вытягиваются, словно они вот-вот слетят с шарниров, в ответ раздаются хмельные звуки недовольства.       — Этот парниша настоящая свинья, — бурчит Ким и неосторожно бросает подростка в кресло, устало выдыхает, тянется и щупает спину, думая, что у него поломался позвоночник от такой тяжести. — Сколько он весит, мать твою? — он разглядывает Чонгука на наличие царапин или ран, оценивает ситуацию. — И ему столько же, сколько и тебе, да? — парень подпинывает тело, когда оно постепенно начинается скатывать вниз.       — Ну... да. Только не рассказывай никому, ладно? Он настоящий придурок, нахрена вообще в этот клуб попёрся? Во-первых, цены в клубах просто занебесные, во-вторых, несовершеннолетних туда не пускают, в-третьих, он не умеет пить крепкое, а в-четвёртых, кое-кто кому-кому по возвращении домой даст пизды. Да, Чонгук? — Чимин хлопает ладонью лицо друга.       — Попасть несовершеннолетнему в клуб не так уж и сложно. Если клуб крышуют полицейские, то, считай, на твой возраст никто обращать внимания и не станет. Вы, подростки, всегда любите строить из себя взрослых, но в итоге всё превращается в настоящий пиздец, который разгребать приходится нам, взрослым, — неутешительно вздыхает Намджун, упираясь руками в бока. — Вот именно поэтому я предпочитаю напиваться у себя дома, а неизвестно где. Киданут тебя, пьяного, твои дружки, и всем будет похрен, где ты, с кем ты, что с тобой вообще происходит. А не задохнулся ли ты в собственной блевотне? Никому нет до тебя дела.       — Ну знаешь ли, тебя пьяного и в собственном доме обоссать могу. А насчёт себя я не переживаю, ты всегда прикроешь мою задницу.       Неожиданно оживает Чонгук: он судорожно дёргается всем телом, зажимает рот ладонями, всё ещё не раскрывая глаз, и вовремя поспевает Чимин, быстро среагировавший и поставивший тазик прямо на колени. Он придерживает голову друга, не позволяя тому упасть лицом вниз, и слышит тысячи клятв никогда не прикасаться к алкоголю. Пак с долей сожалений смотрит на Чонгука, на его нос, покрытый потом, скатывающимся со лба, на его ледяные щёки и покрасневшие губы. Душой тот чист, наивен, мягок, он не тот человек, в истории жизни которого должны значиться такого рода события. Но возникает вопрос: какая причина привела Чонгука к такому исходу. Хочется верить, что такой период он переживёт единожды, через пару лет он станет взрослее и отречётся от такого образа жизни. На этой мысли Чимин вздыхает, понимая, что собственное будущее он больше никак не представляет, утеряно какое-то его подобие, выстраиваемое на протяжение длительного времени.       — Ты чего?       — Оставим его у нас на ночь, Намджун? — Чимин помогает другу удобнее усесться в кресле и подкладывает собственную подушку, возвращается в положении на корточках и, уложив голову на колени, наблюдает за парнем, что прислоняется спиной к холодильнику и размешивает сахар в чае, громко ударяя ложкой и стенки посудины.       — Без проблем, только следи за ним, — он за раз выпивает всё содержимое, будто у него сильнейшая жажда. — Смотри, чтобы это недоразумение мне ничего здесь не заблевало, иначе сам оттирать всё будешь.       Намджун заглядывает на дно кружки, белые кристаллы превратились в непонятного цвета массу, он ставит её в раковину и, шаркая тапками, следует к брюкам, чтобы прикурить, но пошарив какое-то время по карманам, он понимает, что сонливость снова накатывает на него и что нет сил поджигать даже сигарету. Как только его лицо соприкасается с подушкой, парень тут же засыпает, а Чимин, едва не поддаваясь сну, продолжает размышлять в тишине.