to fuck smoke and to thump

***

      Он знает их секрет.       Хотя можно ли в этом случае назвать подобное секретом? Тайной? Таинственностью? Как? Это нечто настолько сокровенное, что при вскрытии кем-то посторонним жизнь мгновенно делится на «до» и «после». Это настолько мощное явление, что оно может глобально повлиять на исход дальнейших событий, на окружающих, на самого человека в первую очередь.       Чонгук, прижимаясь к чиминовскому плечу, меняет свою позу на турецкую, ощущая слабую боль в мышцах бёдер при этом движении. Ещё только раннее утро, стрелки часов указывают на половину восьмого, а Намджун уже варит себе кофе, моментами зависая и замирая в одной позиции, как бы позволяя своему мозгу окончательно начать функционировать. Вторая кружка с характерным звоном фарфора оказывается на дне раковины, спустя несколько минут из ванной раздаётся жужжание бритвы, Чимин, поглощённый показом утренних мультфильмов, приковывает свой взгляд к телевизору и гремит ложкой о стенки тарелки, быстро поедая хлопья и иногда подливая молоко. Этот гараж буквально наполнен самыми обыденными звуками, такими, которые должны присутствовать в каждом доме при пробуждении семьи. Всё напряжение, всё чувство тревоги, не позволяющие Чонгуку чувствовать себя свободным и ничем не обременённым, испаряются, он забывает об отрицательных эмоциях, которые одолевают его ежедневно. Подросток ощущает давно забытое ощущение тепла, когда ему желают доброго утра и сразу же пускают дружескую шутку о его ночном состоянии. Это отношение незамедлительно вызывает улыбку горести, потому что такого жутко не хватает.       Чимин так по-глупому смеётся, пихая друга в бок, и прибавляет громкость, ему нравится тот забавный мультфильм о говорящей собаке и его бестолковом друге Шэгги.       Насколько комфортно находиться между двух людей, испытывающих влечение друг к другу и вынужденных покрывать его завесой страшной тайны?       Комфортно настолько, что Чонгук готов расплакаться. Он отвечает искренней улыбкой Чимину, когда тот снова заходится в хохоте, и смотрит на него с прищуром, затем берёт тарелку в руки – такой досуг ему по душе. Пожалуй, жить в собственном мире гораздо проще, чем подстраиваться под чей-то чужой, одолевает чувство зависти, стоит только осознать количество изменений, преобразивших жизнь Чимина в целом. Чонгук собственными глазами видит, сколько положительных результатов оба выносят из этой любви. Если бы Тэхён в этот момент слышал его мысли, он бы обязательно прокомментировал это, сказав: «Слишком по-бабски». С особой лёгкостью Чонгук разделяет счастье Чимина, перелавливая его беззаботный настрой и искренне смеясь от мультфильма.       Внезапно на смену радости приходит тоска, она оседает где-то внутри, где-то скапливается в таком месте, до которого невозможно добраться вручную – вот буквально не хватает длины пальцев, тянущихся в пустоте наугад. Подобное случается с неопределённой периодичностью, такой резкий перепад походит на раскачивающийся маятник, потревоженный чьей-то чужой рукой. Улыбка всё ещё задерживается на чонгуковском лице, и постепенно она начинает отдавать отчаянием, безнадёгой и... чьим-то осознанием собственной никчёмности. Чонгук понимает, что настолько счастливым ему не удастся быть. Просто так случается, что вся его жизнь складывается из череды несчастья, жизненные невзгоды накладываются друг на друга пластами. Вскоре ему придётся вернуться домой... Чон отставляет тарелку, упирается локтем в колено, голову отворачивает, прикусывая губу. Чимин мгновенно реагирует на эту метаморфозу.       — Что случилось, Чонгук? Опять тошнит?       — Да нет... я так, просто, — отмахивается тот, — не бери в голову.       Из ванной выходит Намджун, похлопывающими движениями покрывая бритые щёки лосьоном. Он подмигивает Паку и принимается одеваться.       — Что значит «Не бери в голову»? — не понимает Чимин и, понижая громкость на телевизоре, обращает всё внимание на друга, вмиг становясь серьёзным. — Рассказывай давай. Ты так из-за своего дружка расстроился? Как ты вообще умудрился скорешиться с ним? У него же компашка ебанутая. Они буквально на днях разгромили какой-то продуктовый круглосуточный магазин.       — А ты откуда знаешь?       — Ну бля, Намджун сказал. Они с этим твоим Юнги и его шестёрками как-то зимой до нового года пересеклись.       — Драка, что ли?       — Типа того.       — Я бы не назвал это какой-то стычкой, — вмешивается Намджун, подслушавший диалог краем уха, — обычные припизданутые школьники, которые на старших порычать хотят. Им только пинка под зад дай – заскулят и поджав хвост убегут.       — Всё нормально, Чимин, честно, — спустя недолгое молчание оправдывается Чонгук, кидает на друга мимолётный взгляд. — Ну... в общем, я у матери вчера деньги взял... я просто был уверен, что моих не хватит. Клуб ведь место не дешёвое.       Чимин вздыхает и прикрывает глаза, мотая головой и поднимая брови.       — Ну вот и на кой хуй тебе потребовалось тащить туда свою задницу? Чтобы со старшиками бухнуть?       — А я что? Ты точно такой же! — возмущается Чон. — Вот что мне прикажешь делать? Вы оба с Тэхёном игнорируете меня, как какого-то простачка, который хвостиком за вами носится. Ты со своим Намджуном... э-э-э... — он заглядывает на потолок, пытаясь подобраться правильные слова, потому что фраза звучит двузначно, — пьёшь тут целыми днями подряд! А Тэхён вообще ни на какой контакт не идёт! Тэмин в танцы ударился, Тэиля мать под домашний арест посадила после его татуировки. Я один остался, вы меня бросили! У меня складывается ощущение, будто я в какой-то случайный день перестал для вас существовать!       — Никто тебя не бросал и... никто про тебя не забывал... — Чимин тушуется из-за выраженной обиды. Но он ведь совершенно точно прав: про него забыли, насколько же отвратительно он ощущал себя в моменты дикого одиночества? — Просто... у каждого появились какие-то свои проблемы и... мы не забыли про тебя.       — Чё вы там разорались-то? — интересуется с другого конца комнаты Намджун. Он поправляет мятую на плече футболку и подходит к подросткам, с подозрением заглядывая на макушку Чонгука. Тот не вызывает доверия или какой-либо симпатии.       — У Чонгука опять проблемы. Он у матери деньги взял. Вот зачем ты такую херню выбрасываешь раз за разом? Знаешь ведь, что отчим тебя за такое на британский флаг порвёт.       — Я ничего не мог поделать с собой, честно.       — И что, часто ты у своей матери деньги воруешь? Не стыдно?       На этом колком замечании Чон оборачивается, ощущая прожигающий взгляд на себе, глядит на Намджуна снизу-вверх и наблюдает его бесстрастное выражение лица. Тот в ответ смотрит укоризненно, быть может, даже с толикой презрений, тем самым даёт понять: лично он бы так никогда не поступил.       — Да впервые такое! — экспрессивно лжёт Чонгук, всплёскивая руками. — Ну очень, — он с надеждой смотрит на Пака, — очень деньги потребовались. Думаете, меня каждый день с собой старшики пить зовут?       — Всё вам на жопе ровно не сидится, ищете на неё какие-то приключения.       — Пф, ты сам-то хуже был, тупица.       Намджун уже хочет ударить Чимина по затылку, тот вовремя реагирует и перехватывает намджуновскую ладонь, но буквально мгновение спустя его запястья оказываются сжаты длинными пальцами.       — Может поможем, Намджун?       — Ну и сколько ты у матери стырил?       — Ну... где-то шестьдесят пять тысяч...       — И ты их все пропил?! — Чимин разрывает замок из пальцев. — Это же сколько, мать твою, надо было алкашки за одну ночь выпить в одну харю! Уму не постижимо!       Чонгук, поникнув, издаёт тяжкий вздох, взывающий к помощи, при которой его никто не стал бы осуждать, потому что за всю ночь, в те моменты, когда он пробуждался от дикой нехватки жидкости, корил, унижал и называл себя ничтожеством, способным только на отвратительные поступки. С неутихающим чувством вины накатывает волнами страх, Чонгук молчаливо принимается крутить пальцем верёвку на капюшоне, то стягивая его, то расправляя. Чимин и Намджун обмениваются взглядами, будто обладая телепатической связью и продолжая диалог друг с другом. Намджун отлично понимает, что деньги ему вряд ли кто-то вернёт, а если Чонгук однажды и избавится от этого долга, то станет ясно, что покроет он его из другого кошелька.       — Блять. Ладно. Дам я этому уроду деньги, — Ким наклоняется к Чимину и шепчет так, чтобы его слова слышал только он. — Но долг за него будешь отдавать ты.       Пак, расслабленно улыбаясь, кивает головой Чонгуку, давая понять, что ему здесь доверяют.       Чонгук натягивает кроссовки, присаживается на корточки, чтобы завязать шнурки, а там, позади него, начинается какое-то копошение. Ему становится интересно действие за его спиной, поэтому он незаметно подглядывает за ними двумя. Чимин торопливо прижимается к Намджуну, видимо, не сумев совладать с порывом восхищения и благодарности, и дарит ему быстрые поцелуи, пытаясь сделать это как можно тише. Странно, они действительно убеждены, что их никто не слышит. Раздаётся хихиканье – это Намджун обнимает подростка за талию, а второй рукой щиплет за ягодицу. Эта неясная и непоследовательная игра вмиг прерывается.       — Чонгук, да оставайся ты здесь, зачем тебе так рано домой валить? — Чимин провожает парня взглядом, затем подходит к другу, наблюдая за тем, как тот перед уходом поправляет воротник.       — Мать прибьёт, если пропажу заметит. Ей похрен, где я по ночам шляюсь, — без всякой обиды в голосе произносит Чон, он пожимает руку Чимину и, прижимая того к себе, хлопает его по спине, — спасибо за помощь, дружище.       Чонгук тихо завидует тому, к какому результату привело случайное стечение обстоятельств, неизвестным образом произошедших в судьбе Чимина. В эту самую секунду, когда покидает гараж. На него тут же нападает утренний ветер, пробирающий до костей, мгновенно улетучивается ощущение уюта и принадлежности к чужой жизни, он – всего лишь короткий кадр из их совместной истории, и кажется, если бы не этот случай, Чонгук бы начал сомневаться, а существует ли он вообще.