глупости всякого рода

Столько ошибок за день. Надо ведь так влипнуть… У меня был всего час-два на перерыв, а осталось времени, как на — всего-то — перекур. Моя недокуренная вишневая цигарка прячется под столом и тихо ждет, пока я открою входную дверь, в которую кто-то настойчиво трезвонит вот уже целую ве-е-ечность. Я убираю детские башмачки, рюкзак и куртку в ванную — не заметят же присутствие? Заглядываю на кухню проверить, точно ли не видно за чертовой клеенкой ножек. После возвращаюсь в коридор, смотрю в глазок. Нет-нет-нет, да что ж это?! Почему так не вовремя? Спасибо, конечно, что не полиция. Но, похоже, это хуже полиции, во много-много раз. «Чего так долго?» «Да так…» Марк совершенно бессовестный, беспардонный! Кто вообще приходит без приглашения в чужой дом? Я чувствую что-то неладное в его настроении. Боже…он направляется на кухню. Он злой, весь растрепанный и будто бы взмокший. Да ведь, ну, не лето же — странно. Я проскальзываю вперед, быстро сориентировавшись, и плюхаюсь на то же место. Ловлю испуганный взгляд под столом. Лужи от чая похожи на коричневые солнышки — Марк презрительно окидывает взглядом скатерть, мол, совсем не изменился, усаживается на табурет. «Вот, значит, как…» — качает головой. Он, видно, устал, запыхался, хочет расслабиться, но даже не кладет локти на стол — боится, что запачкается, что круги настигнут рукавов его свеженького пиджачка. Красивого цвета — не серого. У меня трясутся руки. Неуправляемый процесс. Я знаю, что все это не к добру, знаю определенно, верно. Да, Марк, кажется, частенько заглядывал ко мне раньше… Ну, мы спали вместе иногда. Да что там? Было пару раз, и забыли. Не вспомнит же он об этом? Не пришел ли он именно для этого?.. «Поможешь мне? В качестве юриста», — уточняет. Я прикрываю глаза ненадолго, мысленно благодаря его за такую малость. Успокаиваюсь, хотя тело мое еще бушует от перенапряжения. «Что там у тебя?» — опомнившись, тянусь за салфетками, чтобы исправить ситуацию. Придвигая стул, вдруг задеваю коленкой, кажется, лоб… Раздается вскрик. Джебом, как бы тебе полегче сказать… ты точно неудачник. К счастью, Марк не воспринимает этот скрипучий звук за живой человеческий голос. Просто следит за моими руками, пытающимися сейчас вытереть клеенку. Тщетно — здесь у меня также получается плохо. Да еще и организм выдает фокусы. Коленки трясутся, серьезно? Стол пошатывается… Я боюсь, что малышу там, под ним, очень неудобно и закусываю губу, не решаясь смотреть на парня напротив. А надо было бы — Марк начинает недоумевать. Вот-вот и раскроет тайну, приподняв свисающую ткань, заглянув за нашу импровизированную ширму. Получается устранить потоп нескольким стопками салфеток. Я, право, весь на нервах, поэтому перебарщиваю. «Что с тобой?» — я поднимаю голову и… Тут же хватаю его за руку, препятствуя случиться необратимым последствиям. Глаза в глаза. Чего ты делаешь, черт возьми? Марк вмиг вспыхивает, как будто… Как будто что-то было раньше у него внутри ко мне, только усопло из-за… Да что ты говоришь, Им? Он просто, наверное, испачкал все-таки манжет, он просто, наверное, злится за то, что я так резок, груб, нетактичен. Так глуп…и за то, что упускаю многое из-за дурацкого страха сблизиться. Что со мной? Да я в полном порядке, как видишь… Есть одна неполадка, конечно же, но она вроде еще молчит, не показывается, так что, кажется, я настолько в порядке, что даже если ты меня сейчас поцелуешь, я… Да кто вам сказал, что я непробиваемый?! Мой мальчик глядит все так же испуганно, у самых моих ног. У моих ног, поверьте только… Закрой глаза, пожалуйста, закрой их. Я не должен решать за тебя, но я так не хочу, чтобы ты чувствовал вот это вот из-за меня. Товарищ майор… Ан, нет! К кому же нужно обратиться? Бог, прости мою душу грешную, грязную-грязную душу. Прости за все, что происходит в эту секунду. И ты, мальчик мой, милый мой — Пак Джинен, прости. Хотя…разве можно? Я проиграл, проиграл, проиграл. Десятки — нет! Сотни раз, тысячи-тысячи. Я снова не сопротивляюсь… Марк слишком близко — родные огромные глаза видят все. Какая драма! Ты смешной, Джебом… Ты шут. Ха-ха-ха. Больно. «Говорил же тебе, что я плохой», — кидаю последний взгляд в почерневшие еще пуще зрачки прежде, чем рушу все, собранное по кусочкам, собственноручно. Знакомые губы, побывавшие когда-то и на моих губах, и на моих ключицах, и на каждом из позвонков… Да, но это неважно! Все изношено, выброшено, позабыто. Когда-то, должно быть, имело значение. Хотя в любом случае — не замечал. И не замечаю. Дарю пару касаний, мол, прощай навсегда-навсегда, ведь меня ждет мое «серьезно-серьезно». Мое «поцелуев немножко». Мое «случится только хорошее». Но мое ли уже?.. Марк не отступает, Марк отчаянный и напористый. Так не вовремя, так не вовремя, боже… Пальцы в замок. Но только руки Марка сейчас держат мое лицо, не позволяя отстраниться и закончить горький поцелуй. А во что мы играем? Во что мы играем? Никто не отвечает, так что я пропускаю ходы. Отстаю, как обычно. … Марк жалеет, видя, наверное, как метаются мои глаза, как ищут за что зацепиться — только бы не за…только бы не за его, прищуренные в усмешке. Да разве ты, Им Джебом, когда-нибудь был взрослым? Мальчишка-то понимает больше тебя, раз не отпускает твою ледяную руку даже сейчас. «Должно быть, пока». «Должно быть, прощай. Должно быть, уже обойдемся в дальнейшем и без привет», — сухо подмечает Марк. «Так, а помощь моя?» «Ни к черту», — Ты тоже, Джебом.