Три шага до вечности

Вывернувшись из воронки аппарации, Гарри судорожно и жадно глотает свежий, чистый, преддождевой горный воздух. Отдышавшись, он всматривается в возвышающийся перед ним величественный замок, который непоколебимо стоит подле озера в глубине шотландских гор, у границ Запретного леса и ему на мгновение кажется, что война никогда не касалась этих незыблемых стен. Но именно здесь было её окончание. Он идёт к замку узкими тропками, огибая чёрную гладь озера, сторонясь тёмного леса, и проходя мимо могилы, где покоится Дамблдор, резко останавливается, различая меж деревьев серый мрамор раскинувшего свои крылья огромного феникса. И прячет взгляд за ресницами. Сердце сжимается от обрушившихся на него по своей силе эмоций после затяжного отчуждения ко всему — то, с чем он не хотел сталкиваться, чего не хотел более видеть, настигает его в самый неподходящий момент, наваливается всей неотвратимой неизбежностью, показав себя во всём своём неприглядном и скорбном образе. Оно бьёт под дых, и он со всей яростной ясностью наблюдает за проносящимися перед веками тяжёлыми воспоминаниями. Медленно, преодолевая самого себя, он вскидывает ресницы и неспешно подходит к памятнику, наперёд зная, что именно увидит и от этого холодная пустота внутри звенит разбившимся стеклом, и горчит от охватившем его вихрем терпкого, вязкого сожаления, и хочется сбежать, и не видеть, и не знать. Но он и шага назад не пытается совершить, оставаясь на месте, перед холодом мрамора, омываемого первыми каплями хмурых туч. Филигранно вычерченные каменные пёрышки крыльев, и на каждом имя и две даты, и цветы, так много цветов у подножья. И память, и укор, и назидание. Феникс плачет слезами распростёртого над ним неба, подняв с извечной печалью к нему голову. Взмах палочкой, едва уловимый, как и шёпот дрогнувших губ. Неувядающий букет полевых цветов, он смотрится просто и чуть неуместно среди всевозможной цветочной россыпи. Он не ощущает ледяных капель, не замечает налетевшего из ниоткуда промозглого ветра, и не чувствует тёплых слёз, что теряются в холоде непогоды, мешая ему прочесть имена тех, кто погиб. Кто бы что ни говорил — он действительно повинен в их смерти, не смотря на то, что это был их выбор или стечение обстоятельств. И даже не представлял, какое количество людей погибло за него, вместо него — так много, нескончаемо много. Почему выжил именно он? За что должны были погибнуть студенты? И самые лучшие люди, которых он знал? И все остальные? Лучше бы он. Он. Он сам. Но только не суждено, правда? Ни жить, как хочется, ни умереть, как полагается. Метаморфозы его магии ли, жизни ли, судьбы ли — не знает никто. И тянущая боль, внутри, снаружи, она сковывает, окутывает своим холодом. И голову ведёт, и дыхание перехватывает, и он вновь прикрывает глаза. От правды не уйти, не сбежать, не спрятаться — вот она, стоит серым перед ним изваянием, и он пронесёт её тяжесть всю оставшуюся жизнь. Он не замечает тихих шагов, не слышит чуть хрипловатого, но глубокого голоса, он слишком погружён в себя, в свою ничем неуёмную глухую боль, оседающую терпкой пылью на сознание вину, отупляющую безысходность, но вздрагивает от прикосновения ладони, опустившейся на его плечо, и только тогда понимает, что рядом с ним кто-то стоит. Гарри вскидывает голову и встречается с внимательным и чуть напряжённым взглядом чёрных глаз. — Здравствуйте, Директор, — тихо приветствует он Снейпа, над головой которого распахнут большой чёрный зонт. — Сэр. — Мистер Поттер, — едва склоняет голову в ответ Северус, всё так же напряжённо всматриваясь в его лицо и не убирая руку с плеча. От его взгляда ничего не ускользает — ни покрасневшие уголки глаз, ни взгляд, полный сожаления и боли, ни ссутуленные плечи, ни мокрые, растрёпанные волосы. — Я… — Гарри чуть слышно всхлипывает, и сам не понимает, отчего ему хочется не то оправдаться, не то просто сказать, хоть что-нибудь, только бы… приглушить свои разбушевавшиеся эмоции, взять себя в руки, унять вездесущие хаотичные мысли. — Я… просто… — Знаю, — Северус лишь на мгновение бросает взгляд на тёмный памятник и мраморную гробницу, и вновь чуть встревоженно всматривается в лицо Гарри. Он знает, конечно же, знает, что сейчас чувствует юноша, пройдя через всё, что пришлось пройти. Он знает, каково это — осознавать, что именно из-за тебя погибли люди, важные, близкие или не очень. Он знает, как больно и невыносимо — самому стать причиной гибели и друга, и учителя и расплачиваться за сии действия собственной душой. Он понимает, что чувствует Поттер, и что, как бы и сколько ни были рядом другие, пройти через осознание и принятие суровой действительности ему придётся самому. Гарри опускает голову, чувствуя, как бессильные слёзы вновь скапливаются в уголках глаз, и вздрагивает всем телом, когда неожиданно сильные руки обхватывают в объятии и притягивают к чёрной мантии, пахнущей горькими травами и почему-то едва заметной ноткой табака. И Гарри хочется оттолкнуть этот успокаивающий запах, эти аккуратные, бережные руки, что он и пытается сделать, да только пальцы против его воли с каким-то отчаянием вцепляются в чёрное сукно мантии на спине мужчины, а голова прижимается к неожиданно тёплой ткани на его плече. Он замирает, едва различив мерный, убаюкивающий стук чужого сердца по своей ладонью, и постепенно напряжение, сковавшее его, отступает, равно как и боль, затопившая сознание, и терпкая горечь, и его окутывает лёгкой вуалью опустошённость, мнимое безразличие ко всему и всеобъемлющее тёплое спокойствие обволакивает его собой. Северус понимает и не понимает, что подвигло его на это неожиданный и необдуманный шаг — утешить в объятиях потерянного в своём болезненном отчаянии Поттера. И сам же с горечью отвечает на свои промелькнувшие нерадостные мысли. Он видит в Гарри самого себя. Тем, каким он был, когда погибли Лили и Джеймс. На тот момент никто не протянул ему руку, чтобы утешить и облегчить боль. Чтобы осушить отчаяние и вину за содеянное. Чтобы простить его за совершённый им по глупости и зависти грех. Только долг и обязательства, которые взвалили на него, не дали ему свободы выбора поступить так, как он того желал. А сейчас… сейчас он будто возвратился в то время, вдруг с ужасающей силой вновь почувствовал всё, что он запретил себе чувствовать, и эти, пусть и неловкие объятия, молчаливо подаренные Поттеру, облегчают застарелую боль, помогают зарубцеваться давно не заживающей ране, словно не потерянного в своём горе мальчишку он утешает, а себя, того себя, кем он был восемнадцать лет назад. И всё становится на свои места, и то тёмное и зловещее, хранившееся и мучающее его в душе долгие годы унимается, успокаивается, и, наконец, освобождает его от своего присутствия. Мужчина коротко вздыхает, медленно ослабляет объятия, по какой-то странной причине вдруг не желает их размыкать, ощущая, что эти объятия правильны и необходимы, но всё же разводит в стороны руки, невзначай скользит рукой по влажным растрёпанным волосам и тихо говорит: — Идёмте в замок, Поттер. Гарри отступает на шаг, выпуская из рук тёмную ткань и не находит в себе сил поднять голову и ответить тому, кто за внешней суровостью оказался способным на молчаливую и странную в своих нежности и теплоте поддержку. И только щекотной волной пробежавшие по нему чары и разлившееся по телу покалывающее тепло заставляют его вскинуть непонимающий и удивлённый взгляд на Снейпа, который магией удерживает над ними обоими раскрытый зонт. — Можете простудиться, мистер Поттер. Гарри кивает и молчаливо следует шаг в шаг за директором. Замок встречает их гулкой тишиной, убаюкивающим спокойствием и умиротворением. Гарри даже останавливается в коридоре, заставляя остановиться и Снейпа, подходит к каменным плитам, прикасается к ним ладонью, чувствуя тёплое покалывание магии и улыбается уголком губ, немного восторженно смотрит на древние своды, будто вновь переживает своё первое знакомство с магией не только замка, но и своей собственной. А магия тёплой волной легче ветра проноситься по коридору, под известный только ей ритм неслышимой, но ощущаемой всем телом мелодии. Северус с едва заметной улыбкой наблюдает за Гарри, за его восторженным удивлением, за яркой улыбкой, когда поток магии окружил его собой, ластясь и играясь. Ведь он сам испытал радость замка, когда вернулся под его своды, ведь ему больше некуда было по сути идти, Хогвартс был и остаётся его единственным истинным домом, и потому он был несказанно удивлён, что необходим замку не меньше, чем тот ему самому. Гарри заливисто смеётся, а потом, резко прекратив, и повернувшись к директору с робостью глядит из-под чёлки на него. Снейп ласково улыбается и только качает головой, чем ошарашивает и без того смущённого парня. — Вот теперь состоялось ваше полное знакомство с Хогвартсом, — тихо, с небольшой хрипотцой вдруг заговаривает Северус. — Вы понравились замку. Вы защищали его. И теперь вы равно как и он вам принадлежите ему. — Что? — Гарри непонимающе смотрит на директора, облачённого как и всегда во всё чёрное. — Что вы хотите сказать этим, Директор Снейп? — Только то, что всего десяток человек наберётся, которым замок оказывал подобную честь, — медленно, словно читает лекцию, говорит Северус. — Он принял вас, стал для вас истинным домом, если вас устроит такая формулировка. Но на самом деле он становится для вас большим, чем дом, и вы для него так же становитесь истинным волшебником-повелителем, волшебником-другом, которому он станет помогать во всём. — А если... Ну вдруг я попрошу сделать что-то плохое, то он и это выполнит? — выслушав всё пояснения Северуса, Гарри хочет выяснить всё до конца, узнать все альтернативы, знать всю правду, ибо он устал от того, сколько времени и сколько правды в своё время от него скрывали. — Несмотря на то, что замок — архитектурно сложное строение само по себе, — Северус двинулся в сторону кабинета, продолжая рассказывать о том, с чем столкнулся Гарри. — Он также ещё и наделён разумом, но не тем, к которому мы, его обыватели привыкли, но тем не менее он сможет сделать выбор в пользу того, чтобы никому не навредить, каким бы сильным не было ваше желание. — Но тогда как же он допустил, чтобы Пожиратели проникли через Выручай-комнату? — не сдержавшись, выпаливает Гарри, сам ужасаясь своего вопроса, и останавливается около знакомой горгульи. — О, это, — Северус плавно взмахивает рукой с палочкой перед статуей, и тихо, на грани слышимости говорит, при этом закрывая лицо непроницаемой маской безразличия. — Это был прямой приказ Дамблдора. Горгулья отъезжает в сторону, давая доступ к лестнице и Северус приглашающим жестом пропускает Гарри вперёд. Кабинет директора изменился. Это первым бросается в глаза Гарри. Хотя портреты всё также висят на стенах и тяжёлые портьеры прикрывают стрельчатые окна, но не мешают свету вольно пребывать здесь. Всё также на подиуме стоит широкий резной директорский стол и удобное, массивное кресло за ним. Только нет теперь различных вещиц, что бытовали во времена Альбуса, остались только книжные шкафы, да и слева от стола, где стояла непонятная конфигурация, ныне разместился чёрный рояль. И Гарри кажется это настолько сюрреалистичным, мистическим, совсем не подходящим, но он ничего не произносит, только рассматривает музыкальный инструмент и, кажется, что мелодия, грустная, печальная, наполняет комнату. — Проходите, мистер Поттер, нечего стоять в пороге, — Снейп проходит вглубь кабинета, кивая в приветствии портретам, и садится за стол. — Прошу, присаживайтесь. Голос Северуса разбивает иллюзорность нот, заставляя вернуться в реальность и Гарри, подойдя к столу директора, опускается в предложенное кресло. — Итак, — он не мог не заметить пристального внимания Гарри к роялю и его отсутствующее выражение лица, будто он прислушивается к чему-то, заставило его слегка повысить голос, отчего напряжение сковало горло. — Мистер Поттер, нам необходимо сейчас решить ряд вопросов, касающихся непосредственно вас. Вы готовы приступить к их обсуждению? Гарри молчаливо кивает под внимательным взглядом чёрных глаз, соглашаясь, ведь ради этого он сюда и пришёл, в конце концов. — Первое, о чём я хотел бы с вами поговорить, Поттер... — Северус на секунду замолкает, словно собирается с мыслями и продолжает, но голос его становится более тихим, проникновенным с толикой горечи, если не сожаления. — Ваше состояние на данный момент заставляет желать лучшего. И причиной тому, как вы, думаю, догадываетесь, стал Тёмный Лорд. — Значит то, что со мной происходит из-за того, что я был хоркруксом? — Гарри не юлит, не пытается прикрыть правду чем-то мягким, он говорит об этом настолько просто, будто они погоду обсуждают. И Северусу отчего-то вдруг хочется хорошенько встряхнуть мальчишку, только бы не видеть столь отрешённого и безразличного выражения на его лице. Но он только на мгновение прикрывает глаза, и медленно произносит: — Да, вы верны в своих выводах, но не до конца. Гарри переплетает пальцы и задумчиво смотрит на них. В нём поселяется какой-то безотчётный страх, что его не примут обратно в школу, что его вообще не примут, ведь после того, как он исполнил это чёртово пророчество, что-то надломилось в нём самом, или же мир всегда был таким, просто он сам не замечал ничего? — Вы... — Северус вздыхает, чего Гарри никогда не замечал за ним. — Вас с детства опаивали одним малоизвестным зельем, которое блокировало влияние хоркрукса на вас, но при этом подавляло и ваш магический потенциал. Оттого и были всплески — эмоциональные и магические, вплоть до седьмого курса, который вы пропустили. — Зелье? — Гарри хочется сказать так много, но он упрямо сдерживает в себе этот порыв. — Им и сейчас меня поят? Или..? — Нет, сейчас на вас влияет его остаточное действие и синдром отмены, — Северус ведь разговаривал со Сметвиком, узнавая всё необходимое, после того, как портрет Дамблдора поведал ему об одном секрете, непосредственно касаемо Мальчика-который-выжил-вопреки-всему. В тот момент он готов был возненавидеть Альбуса за его скрытность, манипулирование и решения, что касались их жизней. Гарри со всей ясностью осознаёт, о чём только что поведал ему Снейп, и насколько давно Дамблдор вмешался в его жизнь и судьбу. Хотя и так знал из-за чего произошло всё, что произошло. И что не только он один попал под раздачу игр великих могущественных магов. — И теперь... — Гарри резко вскидывает голову и открыто, но с толикой промелькнувшей печали в глазах, смотрит на Северуса, и словно за мгновение собрав всю свою храбрость, твёрдо спрашивает: — Теперь моя просьба получит отказ, Директор Снейп? Северус смотрит в его глаза столь же открыто, как и сам парень смотрит на него, и слегка подавшись вперёд, кладёт переплетённые пальцы на тёмное дерево стола. Как бы ему не хотелось сейчас иронично пройтись по заданному вопросу, он только молчаливо рассматривает чуть исхудалое и повзрослевшее лицо парня. — А сами вы, Поттер, как считаете? — отвечает он, наблюдая за реакцией на свои слова. Гарри растерянно смотрит на Снейпа, понимая, что тот хочет услышать от его. И отчего-то становится больно дышать, словно они вновь вернулись к тем временам, когда они спорили и он всегда делал всё ему наперекор. Он собирается с мыслями, складывает руки на груди, отводит взгляд в сторону окна, по которому струится дождь, и медленно, с трудом признаёт свой самый потаённый страх: — Думаю, что такому как я нечего делать в школе, полном учеников. Что... мне нет места в вашем обществе, да и в самом магическом мире. Но и к магглам возвращаться у меня тоже нет причин. Мужчина, глядя по попытку Гарри закрыться, неосознанно защитить самого себя, чуть слоняет голову набок, всматривается в лист пергамента перед собою, осторожным движение разглаживает несуществующие складки и вмятины. Сколько раз он сам так же задумывался об этом — уже и не вспомнить. — Значит, вы выбираете такой для себя путь? — вдумчиво говорит он. — Считаете себя недостойным занимать место в этой школе, хотя и спасли эту самую школу? Я когда-то считал, что вы слишком заносчивы, упрямы и охочи до славы, но теперь вижу, что вы не только не желаете этой славы, но и открещиваетесь от неё, словно от чёрной чумы. И ваше сомнение насчёт вашего места в мире... — Меня слава никогда не интересовала. И сколько бы раз я не говорил об этом, никто не слышал меня, не хотел хоть на минуту поверить, что я говорю искренне, считая меня лжецом, — вскинувшись, перебивает его Гарри и тут же тихо произносит: — Простите, сэр. — Ничего страшного в этом нет, — тихим, глубоким голосом отвечает на выпад юноши Северус. — Вы в своём праве высказать то, что так долго мучает вас из-за халатности всех, кто был причастен ко всему происходящему долгие годы. И вы не лжец. К сожалению, я сам отчасти имею отношение ко всем вашим претензиям и готов признать свою неправоту на этот счёт. Гарри молчит в ответ, склонив голову и обхватив свои плечи руками. Он не знает, что сказать Северусу, не знает, что вообще делать. Этот человек, невозможный, невыносимый им когда-то издавна, но ещё совсем недавно перевернувший его мнение о себе самом, о своей роли в его жизни и о том, каким может быть относительным всё, что касается жизни в целом, что вообще нет чего-то определённого и абсолютного. Этот человек, признавший свою неправоту в отношении него уже дважды, он задевает какие-то ценное в невидимых струнах его души, и Гарри хочется и плакать и смеяться одновременно, и при этом он испытывает как облегчение затапливает его всего, накрывая тёплой утешительной волной. И понимает, как, оказывается, ему всё это время, которое он был Мальчиком-который-должен-победить, было необходимо знать, что его слышат, что его понимают, принимают, что ставят на одну ступень с собою. Что он не просто герой, мишень для маньяка, боец и убийца, а что он человек и что в нём видят именно человека, его самого — просто Гарри. И что все, по сути те, кого он знал и знает тоже люди с такими же слабостями, страхами и надеждами, как и у него. Северус молчит. Он сказал больше, чем намеревался сказать, но он чувствует, что ни о чём из сказанного не жалеет. Он делает вид, что пишет, но краем глаз наблюдает за Гарри, за его опустившимися на колени расслабленными руками, на задумчивый, печальный взгляд, направленный в сторону, на лёгкую грустную полуулыбку в уголке губ, в которой сквозит облегчение, понимание и толика тепла. — Спасибо, Директор Снейп, — немного сипло, севшим от невыплаканных слёз голосом и едва слышной улыбкой в нём. Гарри глядит прямо на Снейпа и тот, отложив в сторону перо, выразительно смотрит на него в ответ и где-то в глубине его тёмных глаз мелькает нечто, чего Гарри никогда не видел в них и Северус медленно и неуверенно улыбается ему, от чего парень теряется от неожиданности, но тут же несмело улыбается мужчине. — Я даю вам время хорошо обдумать, чего именно хотите на данный момент, пока я завариваю для нас чай. Какой вы предпочитаете? — Прерывает затянувшуюся тишину Северус, поднимаясь из-за стола. — Пусть будет на ваше усмотрение. Я не привередлив, — Гарри наблюдает за тем, как Северус скрывается за стеллажом, который по-видимому отделял небольшую кухню от кабинета. Гарри задумчив и отстранённо смотрит перед собой, когда Северус ставит перед ним чашку ароматного чая, блюдце с овсяным печеньем и усаживается напротив, беря свою чашку с чаем в руки. — Итак, — пригубив горячий напиток, говорит мужчина, отставляя чашку на стол. — К какому решению вы пришли? Гарри вздрагивает и Северус видит, как в зелёных глазах исчезает отрешённость и возникает осмысленное выражение. — Я не хочу скрывать того, что хочу закончить Хогвартс, но и быть обузой для вас в моём нынешнем состоянии я также не желаю. — Поттер... — Северус чуть слышно фыркает и тут же со всей серьёзностью говорит: — Гарри, это твоя жизнь и ты волен поступать так, как считаешь необходимым тебе. Но не забывай о возможностях. И их упущении. Молчаливая тишина вновь обрушивается на них, звеня от сдерживаемых эмоций и магии молодого волшебника, он слишком ошеломлён тем, что впервые за все годы их знакомства профессор, а теперь директор назвал его по имени. Слишком много всего за одно непогожее утро, и они оба чувствуют, что этот непростой разговор изменил не только их отношение друг к другу, но и затронул что-то в глубине их душ. — Тогда, Директор, прошу принять меня на обучение в Хогвартс на седьмой курс, — произносит Гарри, уверенно глядя на Снейпа. Директор кивает, едва заметно улыбнувшись и достав из ящика стола свиток, скреплённый печатью герба школы, протягивает его парню и тот принимает его из рук Северуса. — Вы приняты, мистер Гарри Поттер. Занятия начнутся первого сентября. Так как вы совершеннолетний, то можете аппарировать к воротам школы, замок пропустит вас. Торжественная часть состоится в пять пополудни. Так что настоятельная просьба — не опаздывать. А теперь можете быть свободны. Гарри поспешно поднимается с кресла и, попрощавшись, уже покидает кабинет, когда его останавливает голос мужчины: — Завтра я пришлю вам пару зелий, которые помогут вам восстановиться до начала занятий, поэтому не смейте считать себя обузой или угрозой школе.