Как я связалась с этим придурком

POV Автор       Саша убила почти полдня на то, чтобы уговорить упрямого демона выйти на улицу. Он всё талдычил, что это опасно, а она отвечала, что ему обязательно нужно мир людской повидать. Убедившись в том, что Капралова так и дальше собирается стоять на своем и ни за какие коврижки не отцепится, Хекатос сдался. — Нутром чую, нам это аукнется, — ворчал он. — От одной прогулки ничего катастрофического не произойдет, — улыбнулась девушка, начав собираться. Для себя она уже всё решила: по достопримечательностям особо таскаться с брюнетом не собирается. Всего пару-тройку мест посетят. Музеи сразу отпадают, ибо он, скорее всего, уже видел когда-то большинство экспонатов. Пусть даже не во Львове. Церкви тоже исключаются из списка по весьма известным причинам. Саша не очень любила религиозные достопримечательности, но даже она считала, что в городе есть несколько красивых костелов, построенных в её излюбленном готическом стиле. Сейчас главная задача — показать демону, чем сейчас человечество живет. Капраловой жутко хотелось впечатлить его, что являлось практически невыполнимой миссией. Не дожидаясь Алисы и Веры Дмитриевны — она же Квятковская старшая, Саша и Хекатос вышли из дому.       Первым пунктом в списке была, конечно же, сердце Львова — Площадь Рынок. Она, как обычно, была оживлённой. Людей было много и повсюду. Самых разных: пожилые люди, которые спокойно и неспешно прогуливались; взрослые в такое время обычно куда-то спешили, обеденный перерыв ведь; туристы ожидали экскурсию и жадно фотографировали всё вокруг; подростки сидели у фонтана, слушали в колонках музыку, громко смеялись и весело о чём-то переговаривались.        Были среди них интересные кадры — одни с необычно ярко выкрашенными волосами, некоторые с дредами, кто-то уже с татуировками, а были и непривычно разодетые в интересные костюмы, те, которых называли косплеерами. Молодёжь в этом городе была интересная. Панки, хиппи, анимешники, Саша даже как-то видела парочку стиляг. Все здесь любили самовыражаться и не стеснялись. Старшие поколения поначалу недовольно ворчали и не принимали этого, но со временем как-то успокоились и даже начали тепло относиться к такому.       Хекатос с интересом глядел по сторонам. Его внимание привлекала каждая деталь. Сейчас он изучал окружающий Мир Живых. Не сказать, что в данный момент он восхищался или был поражен, но ему импонировала атмосфера этого места.       На площади было много уличных музыкантов и располагались они достаточно отдаленно друг от друга, чтобы музыка не превратилась в какофонию звуков, режущих ухо. У здания ратуши было несколько живых скульптур. Мимы являлись крайне дружелюбным народом и вели себя комично. Один из них даже помахал паре, а затем сделал из пальцев эдакую рамку-сердце, заставив Александру немного смутиться.       Следующая остановка — блошиный рынок «Вернисаж». Это самая крупная барахолка во Львове. Чего тут только нельзя было найти: старые потёртые пластинки, различная мебель, одежда на любой вкус и цвет, различные мелочи и море антиквариата.       Хекатос с удивлением наблюдал, как Саша подошла к дедушке, торговавшему своими медалями, когда-то им самим тяжело заслуженными, но сейчас продающимися за копейки. — Держите, — протянула она купюру в пятьсот гривен. Старик непонимающе посмотрел на девушку. — Возьмите, пожалуйста. И не продавайте больше медали. — Эх, внучка, а чем торговать тогда? Больше у меня ничего ценного нет, — спокойно спросил старик, не принимая купюру. — В том то и дело, что эти ордена бесценны, — горько усмехнулась шатенка и положила деньги на порванное грязно-жёлтое покрывало, на котором были разложены в ряд медали. Совсем как новенькие. Она знала, что дедушка бережно хранил их и аккуратно ухаживал за ними. По взгляду видно.       Девушка развернулась и собралась уйти, как он сказал ей в спину: — Стой, внучка. Не могу я тебя просто так отпустить, — вздохнул ветеран, подняв что-то с покрывала и протянув ей. — Хоть не медаль, так это возьми.       Она кивнула и посмотрела на руку. Два маленьких пионерских значка. Один был похож на огранённую серую перевёрнутую каплю, с миниатюрной красной звёздочкой сверху. Другой был в виде щита с крыльями, на котором выгравированы два факела. Сверху находился точно такой миниатюрный атрибут Советского Союза. Казалось, что сердце её сжалось от грусти. — Не торгуйте больше своими медалями, пожалуйста, — вновь попросила девушка и, поблагодарив за значки, ушла. Хекатос последовал за ней, ничего не говоря. — Держи, — внезапно остановилась она посреди площади и отдала один значок демону, не поднимая взгляда от земли. — Зачем? — спросил брюнет. — На память, — еле слышно прошептала девушка. Он забрал значок, а затем аккуратно поднял её лицо, коснувшись подбородка указательным пальцем, тем самым заставив Сашу взглянуть на него. По покрасневшим от мороза щекам стекали слёзы, оставляя после себя мокрые дорожки. Нос был тоже красным. Хекатос отметил про себя, что смертная выглядела крайне нелепо и забавно, хоть и плакала.       Он знал, что она сильно расстроилась из-за дедушки. Наверное, это был единственный случай, когда барон смог понять причину женских слёз. Но даже так, у него не получилось не растеряться при виде плачущей девушки. Поэтому ему оставалось только вытирать её слёзы. — Не реви. Ты страшная, когда плачешь, — предпринял попытку успокоить Капралову, нагло соврав. Та только кивнула и зажмурилась. Через несколько секунд смертная открыла глаза и улыбнулась, вытирая щёки от влаги. — Я замёрзла. Пошли куда-нибудь. Согреемся, — схватила она демона за рукав плаща и потянула за собой. — Девушка! — крикнул какой-то мужчина. — Девушка в голубой куртке, постойте!       Саша поняла, что обращаются к ней, обернулась и заметила толстенького низкорослого мужчину, бежавшего за ними. — Фух, еле успел, — запыхавшись, он вытирал пот со лба. — Держите, девушка.       Мужчинчик отдал листок бумаги, размером А4 и, с чувством выполненного долга, ушёл. На листочке был нарисован ручкой набросок, на котором такими небрежными с виду, но столь идеальными линиями были изображены в профиль парень с девушкой. Он, обнимающий её лицо, нежно глядел на неё и она, ниже его на голову, заплаканная и со взглядом, полным надежды. Несложно догадаться, кто изображен на наброске.       Кажется, она снова смутилась. Хекатос не проявлял никаких эмоций, как обычно. — Опа, — проходя мимо афиши, воскликнула Капралова. — Сегодня вечером Океан Эльзы выступает на Арене. Блин, билеты уже точно давно распроданы. — А работа? — спросил демон. — Выходная сегодня.

***

POV Алиса       На вокзале было людно. Наблюдая за тем, как люди, со слезами на глазах, прощаются друг с другом, другие радостно встречают друзей, близких, родных, я со страхом ожидала прибытие поезда Киев-Львов. Вокруг меня крутилась какая-то цыганка, явно позарилась на мою сумку, которую я сильнее прижала к себе. Поезд опаздывал вот уже на двадцать минут. Приходилось одновременно наблюдать за перроном, вслушиваться в голос женщины, объявляющей прибытие и отбытие поездов и держать ухо востро из-за цыганки. — Девушка, а, девушка, позолоти ручку. Погадаю тебе, красавица, — подошла женщина, хитро состраивая глазки. — Иди куда шла, — угрюмо ответила я. — Да не прокляну я тебя, красавица, — не отставала настырная. — Если сейчас же не свалишь в неизвестном направлении, я тебе не то, что ручку позолочу, лицо разукрашу. Синяя ходить будешь, — пригрозила я. — Фингал же тоже считается?       Цыганка рассматривала меня, что действительно подбешивало. — Я не ясно выразилась? — рявкнула я на неё. — Ухожу-ухожу. А подруге передай, что беда её ждёт. И судьба у неё страшная. Боли много и страданий, — сказала женщина. — Пошла прочь! — наорала на неё я. Та, в свою очередь зашипела и, бормоча себе что-то под нос, проклиная, видимо, всё-таки поспешила удалиться с глаз моих долой.       Объявили прибытие поезда Киев-Львов на третью колею. Я, натянув улыбку, поспешила к пятому вагону — матушку встречать. Вскоре показалась женщина, плотного телосложения, невысокая. Короткостриженная брюнетка выглядела почти точь в точь, как я. Только постарше и пополнее. Все знакомые говорили, что в семье Квятковских женщины были как матрёшки: все на одно лицо, только уменьшенные копии друг друга.        Приветствие получилось немного холодным. Мама всё еще злилась на мои ратные университетские подвиги. Не обратив на это внимания, я взяла у неё сумку и, поцеловав в щеку, повела к выходу.       Всю дорогу домой она молчала. И это пугало. Закрыв за собой дверь, я обнаружила, что Саша и её демон куда-то ретировались. Предатели.       Маман разулась и занесла сумки в комнату. Спустя минуту вернулась на кухню. — Ну и почему это мы прогуливаем? — с вызовом в голосе спросила мама. Да, сейчас начнётся казнь.

***

      После долгой лекции, вагона обидных слов и маленькой тележки криков, которые я выдержала молча, так как она не дала мне сказать ни слова, но с достоинством, мама отпустила меня на все четыре стороны. Было неприятно и стыдно. Маман мне не верила. Её право. Ладно мать, как теперь куратору в глаза в понедельник смотреть буду? Я отправилась в комнату и только после того, как закрыла дверь на ключ, включила музыку и упала на кровать — дала волю эмоциям. Я полностью осознавала свою вину за этот поступок.       Проблема заключалась в том, что я всегда была послушным ребёнком. Просили учиться — я училась, просили на отлично — выходила в ряды отличников, просили быть дома в восемь вечера — я была. Только вот в переходном возрасте до меня дошло, что это были не просьбы, а требования, не подлежащие обсуждению и непослушанию.       Учёбу я никогда толком не прогуливала, хотя мать так не считает и до сих пор вспоминает мне те несчастных три дня в конце десятого класса. Поступила я во львовский университет, а не в киевский по одной простой причине: хотелось свалить из-под надзора куда подальше. Как оказалось, зря старалась. Нужно было за пределы страны сваливать.       Хотелось побыть плохим ребёнком, которого никто не отчитывает за прогулы и опоздания по вечерам, просто потому, что для него это нормально. Но если он хоть раз сделает какую-то незначительную мелочь, то вся родня сразу начнёт восхищаться им. Хорошим, послушным детям живётся не так сладко: стоит ребёнку прийти домой с концерта на полчаса позже или получить плохую оценку, то всё, пиши пропало хорошее настроение и весёлый день. На нём сразу же ставят крест, несчастное дитя осуждает вся родня и родственники с недовольными взглядами, покачивают головами. Почему у плохих детей есть право на ошибку, а у хороших его нет?       Плач потихоньку перерастал в истерику. Убедившись, что мама не на кухне, я тихонько вышла из квартиры. Саша трубку не брала. Витя немного успокоил меня, но спустя пятнадцать минут сдался и сказал, что я реву из-за мелочи. Я, в свою очередь, обиделась, поблагодарила за столь радушную поддержку и сбросила вызов. Ну и куда мне теперь идти?       Песня I See Stars — Murder Mitten свидетельствовала о том, что мне кто-то звонит. На дисплее высветился незнакомый номер. Я подняла трубку. — Слушаю, — коротко проговорила. — Здравствуйте, это Алиса? — робко спросил мужчина по ту сторону трубки. — Да. А кто это? — ответила я. — Меня зовут Геннадий. Мне ваш номер Александра дала, — затараторил он. Я хлопнула себя по лбу. Вот, для полного веселья мне сейчас только тебя, Геннадий, не хватало. — Точно. Меня Саша предупреждала, — сказала я, решив, что нужно абстрагироваться и чем-нибудь занять себя. — Простите, а не могли бы мы сейчас встретиться? Через сорок минут, скажем, у Львовской мастерской шоколада? — Хорошо, почему бы и нет, — прохрипела я осипшим после истерики голосом. — Тогда до встречи, — нервно пропищал мне напоследок Геннадий фразу, после которой послышались гудки.

***

      Геннадий этот, тот ещё баклажан. Ну и на что я подписалась? Парень сильно не уверен в себе, от вида девушки теряется, а в присутствии красивой девушки, вместо речи, начинает издавать пыхтение и нервничает так сильно, что доводит себя до полуобморочного состояния. — Ладно, Гена, успокойся, — обеспокоенно сказала я. — Ты смотрел когда-нибудь телешоу «Виталька»? — Нет, — честно признался рыжий. — А надо бы, — тяжело вздохнула я. — Просто, чтобы ты смог убедиться, что у тебя с внешностью всё намного лучше, чем могло бы быть. Харизмы бы тебе немного, да капельку раскованности и дело в шляпе.       Перво-наперво, я решила помочь парню с обновлением гардероба. Дело нехитрое, Гена настолько сильно влюблен в свою сотрудницу, что готов был приобрести всё, что я скажу. Фигура у него неплохая, тело подтянутое, без каких-либо бросающихся в глаза изъянов. Подобрав ему две кофты разных фасонов, несколько футболок, две пары зауженных штанов и одну рубашку, мы отправились в оптику — менять оправу его доисторическим очкам, которые, похоже, носил ещё прадед рыжего. Вот где-то в те времена это и считалось модным или, как минимум, приемлемым. А если серьезно, то я понятия не имею, откуда они у него. Сейчас такие очки не выпускают. Производители, наверное, тоже считают это убожество преступлением против человека.       После оптики, я, не обращая внимания на нытье парня о том, что он чувствует себя так, словно был уже трижды несвежевыжатым лимоном, потащила Генку в парикмахерскую. Сильно пожалела, что не сфотографировала его заранее, ибо разница между «до» и «после» была огромная. Теперь, вместо огромных и густых огненных кудряшек, которые смахивали до этого на прическу афро, отчего сходство парня с клоуном становилось очевидным, были аккуратно уложенные, короткие волнистые волосы.       Геннадий стеснительно смотрел себе под ноги. — А ну-ка голову поднял, рыжий, — пребывая в шоке, приказным тоном отрезала. Парень, стоявший передо мной сейчас выглядел совершенно по-другому. Прическа теперь была стильной и солидной, очки придавали Гене некий шарм и, несомненно, прибавляли баллов к сексуальности. Если бы не Витя, то я бы точно повелась на этого парня. — Кто ты, завидный мужчина, и что ты сделал с Геннадием? — Да вот он я, — улыбнулся парень. Я уже гордилась собой. Хотя, это было только начало и нам предстояло ещё много всего. — Вот так теперь и ходи, — потихоньку приходя в себя, я наставляла рыжего. — Отныне не смей даже мельком смотреть в сторону той девушки. Разговаривать только по рабочим делам и то, старайся отвечать односложно. Так, словно она тебе нисколечко не интересна. Знаю, это тяжело, но потерпи, так надо. Скорее всего, девушка просто-напросто захочет переспать с тобой. Если заинтересуется — не ведись на провокации и поиздевайся над ней, игнорируя. Потому что только так она увидит в тебе мужчину, а не парня на одну ночь.       Гена кивал, как болванчик, на каждое моё слово. — Не забудь, что отныне у тебя есть девушка, — продолжала я. — Хоть это и понарошку, если будешь плохо притворяться — быстро раскусит и поймёт что к чему. И не переигрывай. Помни, что я всё-таки девушка не одинокая, посему руки сильно не распускать, взасос не целовать. Только чмоки в щеку, на крайний случай можно и в губы. — А разве она не поймёт таким образом? — робко спросил Гена. — Зная тебя, мой юный друг, не поймёт. Так даже реалистичнее будет. А если спросит — ответишь, что на публике играют актеры, а я у тебя стеснительная. Либо скажешь, что подробности твоей личной жизни её никоим боком не касаются, — ответила я, раскладывая всё по полочкам. — Всё ясно? — Да. — Тогда увидимся в среду. Домашнее задание: смотреть в зеркало по двадцать минут в день. Десять по утрам, десять по вечерам. А теперь свободен, — скомандовала я.

***

POV Автор       Как только Геннадий распрощался с Алисой, требовательно зазвонил его телефон. Он прекрасно знал, кому понадобился в девять вечера. — Слушаю, Валерий Анатольевич, — устало протянул парень, подняв трубку. — Гена, тут с прибором какая-то хрень творится. Похоже, что наш высокопочтенный демон наконец-таки объявился, — сказал шеф. — Сейчас же приезжай в штаб. — Будет сделано, — отключился рыжеволосый. — Я же предупреждал тебя, Саша.

***

      После того как Саша и её демон попили кофе и согрелись, девушка потянула брюнета гулять по городским улицам. Они прошлись по аллее зонтиков, которая просто поражала своей яркостью и оригинальностью. Потом посетили уличную галерею граффити на улице Богдана Хмельницкого. Рисунки на стенах пестрили разнообразием тематик и палитрами цветов. И современные выставки картин в музеях, этой улице в подмётки не годятся.       Поскольку начинало темнеть, Капралова потащила Хекатоса к последнему пункту на сегодня — Ратуша. Поднимались они по лестничным пролетам долго, тяжело и нудно. Точнее Саша так поднималась. А брюнету, кажись, всё было ни по чем. — Японский городовой, сколько ж ещё надрываться? — Перебарывая тяжелую одышку, прохрипела девушка. — По моим подсчётам ещё три пролёта осталось. — Ответил демон. — Охренеть не встать. Ещё три, — подыхала шатенка.       Спустя десять минут у них с горем пополам получилось, под отборнейшие маты девушки, добраться до смотровой площадки. Саша светилась от счастья, потому что она пережила этот подъем с немереным количеством ступенек. На спутника своего смотреть не хотела, потому что знала, что обязательно впадёт в пучину вселенской тоски, если увидит, что эта бесконечная лестница была для него сущим пустяком, хоть она и осознавала, что Хекатос — демон и он гораздо крепче, сильнее, быстрее и выносливее её.       Перед контрактором и смертной открывался волшебный вид на вечерний Львов, заставляющий забыть все мучения подъема и сказать себе: «Оно того стоило». Панорама была необычайно красивой. Такое нужно видеть воочию. Сотни маленьких огоньков светились вдалеке. Капралова с замиранием сердца созерцала эту картину. Демон тоже не остался равнодушен к сему зрелищу.       Саша поёжилась от холода. На улице конец марта, а температура была минус двадцать. Да и находились они на немаленькой высоте, где было ветрено. Хекатос обнял Капралову и прижал к себе, согревая. Было тихо и уютно. Девушке хотелось, чтобы этот момент длился вечно. — Закрой глаза, — нарушил тишину брюнет. Александра послушалась. Миг спустя, она испугалась от внезапного оглушающего шума. Открыв глаза, она изумилась. — Доброго вечора, львів’яни! — поприветствовал Вакарчук фанатов. — Отже, ми розпочинаємо сьогоднішній виступ піснею «Вставай»*, — объявил музыкант, вызвав дикий рёв у публики. — Спасибо, — сказала девушка своему демону, взяв того за руку. И в этот момент заиграла песня.