been hurting low from living high for so long
*****
Единственная хорошая новость — сегодня не надо идти на работу. Я понятия не имею, как бы я заставил себя с каменным еблом корчить вежливость с поставщиками и строителями, когда даже спину ровно разогнуть не могу. Не говорю уже о том, чтобы сесть. Хочется в горизонтальном положении провести вечность, окружить себя невидимыми, плотно непроницаемыми ширмами от всего окружающего мира и как черепаха спрятаться в свой панцирь, недоверчиво поджав лапки. Корю себя за то, что так рано проснулся из-за беспокойного сна накануне. Закрыть глаза, ничего не видеть и не замечать, захлопнуть дверь в безостановочный поток мыслей, которую ты сорвал вчера с петель. А ведь рано или поздно нужно будет встретиться с тобой, заставить себя смотреть тебе в глаза и не думать при этом, насколько бессмысленны те свежие синяки и укусы, каждый из которых при пометке ассоциировался с тобой. Удивительно вежливый парень попался. Особенно после того, что вчера с моего разрешения делал со мной. Спросил о моём самочувствии, сварил вполне сносный кофе, и даже как будто бы ненаплевательски следил глазами за моими потугами аккуратно встать с кровати и дойти до ванной комнаты, прихватив с собой мягкие спортивные штаны. Как бы он ни смотрел на меня, в любом случае второго раза не будет. Картина маслом разливается на моей спине. Светло-жёлтые синяки на лопатках, рёбрах и пояснице. На шее тут и там, как паутинки, тоненькие длинные царапины от ногтей. Я даже на секундочку засмотрелся на странный контраст светлой кожи и этих красных полосок, так ярко выделяющихся на голом теле. Слишком перестарался. Надо было сбавлять обороты и не заставлять Троя включать в себе дикое животное. И ни в коем случае, нельзя было надеяться, что эти манипуляции в постели хоть как-то помогут выкинуть из головы то, что упорно там застряло. Потому что не помогло. И из-за этого от злости хочется раскрошить себе зубы, крепко сжав челюсти. Доносятся голоса из прихожей, и я настороженно поворачиваю голову на звук. Только гостей мне сейчас не хватало. Хотелось бы быстро нацепить штаны, но сегодня скорость явно не мой конёк. Осторожно надеваю одежду, выдыхая сквозь зубы, и даже не знаю, кого мне проклинать больше — себя или того, кто припёрся в такую рань. Утро добрым не бывает. Но сегодняшнее утро просто бьёт все рекорды по паршивости. Ричи стоит у кухонной барной стойки и оборачивается, когда я выхожу из ванной. Первая мысль была накинуть что-нибудь наверх, чтобы не елозил своим внимательным взглядом, а вторая была более мудрая — просто похуй. Пусть пялится. Это уже моё дело, кто мне ставит синяки и засосы и в каких количествах. Пусть засунет своё осуждение куда поглубже. — И что ты здесь делаешь? — Это чудо впустило меня. Он немного тупой, знаешь? Спросил, не твой ли я парень. Он действительно считает, что, будь я твоим парнем, то просто прошёл бы в свою квартиру, спокойненько отреагировав на полуголого мужика? Двигаться нужно очень медленно, если не хочу издавать болезненных стонов при нём. Подхожу и становлюсь с другой стороны столешницы, наливаю кофе, даже не поднимая на него глаз. — Зато есть член, и он умеет им пользоваться. Этого достаточно. — Поверю на слово. Хотя по нему не скажешь. Убери свой взгляд. Не прожигай своими пронизывающими, холодными глазами каждую царапину и синяк. И не вздумай спрашивать. Молча ставлю перед ним вторую кружку и наливаю свежесваренный кофе. Плевать, сделаем вид, что я гостеприимный хозяин. — Даже не буду спрашивать, как ты узнал адрес. Наверняка, уже и телефон выведал и медицинскую карту. Наконец отрываешь взор от моей кожи, и с какой-то понятной только тебе улыбочкой берёшь в руки чашку. — За кого ты меня держишь? Карту не смотрел. Быстро кидаю ему безразличный взгляд и переступаю с ноги на ногу. С холоднокровным лицом сегодня я сесть не могу, поэтому приходится стоять, что ты, конечно же, замечаешь. Но молчишь. Или вежливый, или тебе похер. Хотя, скорее всего, и то, и то. После вчерашнего я даже не успел подумать, что тебе ответить. Стоило бы повести себя, как профессионал, и согласиться, но внутренним чутьём ощущаю опасность из-за всей этой ситуации. Ты не будешь просто клиентом, какой бы спектакль мы ни разыгрывали. — Ты действительно знаком с моим боссом? Он никогда раньше так не настаивал. — Эдди… Твой босс охуенный актёр, и мне это на руку. Но ты же понимаешь… Это было бы слишком удивительное совпадение. Удивительно, что сейчас не врёшь. Разве не милосердно было бы умолчать, как ты умеешь? Чувствую, что веду себя, как сука. После стольких лет не уметь отпускать обиду, казалось, глупо, но не могу ничего с собой поделать. — Ясно. Проверяешь время на своём мобильном и быстро бросаешь мне: — Так, когда мы сможем приступить к работе? — Я ещё не сказал, что возьмусь за это. Растерянно моргаешь глазами, едва не раскрывая рот от возмущения. — Что? Почему нет? — Ну, у меня ведь так много других заказов. Любой проект можно передать другому дизайнеру, тщательно проинформировав его. Не бывает незаменимых сотрудников. А ещё можно разрываться на несколько клиентов сразу, если дело действительно того стоит. Но теперь я не уверен, стоит ли твоё предложение того, чтобы полностью посвятить себя ему. Разработка и непосредственно строительство может тянуться месяцами. Могу ли я вытерпеть тебя столько? Облокачиваешься локтями и наклоняешься ближе, с улыбкой рассматривая меня. — Ты, наконец, стал взрослее и научился набивать себе цену? Хочешь, чтобы я платил тебе в три раза больше? Научился я только набивать шишки, причём бо́льшую часть опыта предоставил мне ты. — Зато ты такой же реалист, да? По-прежнему считаешь, что деньги решают всё. — Давай мы не будем брызгать ядом. И они решают не всё, но многое. Я обратился к тебе, как к профессионалу. Тем более, меня ты уже знаешь. Тебе будет даже проще. Ты получишь достойное вознаграждение за свои труды, других клиентов у тебя не будет, чтобы не нагружать. И если только у тебя нет ко мне каких-то претензий личного характера, с которыми даже такой профессионал, как ты, не справишься, я не понимаю, почему нет. — Личного характера? — Ну, может быть тебе неловко или ты боишься. Это очень мило. Два раза тебе стоило меня увидеть, чтобы уже сделать такой вывод? Значит, мне должно быть неловко и только мне? Для тебя, очевидно, никакой проблемы нет в этом. — А есть что-то, чего стоит бояться? — Ты мне скажи. Берёт на слабо, и я превосходно понимаю это. Мне осталось только понять, осилю ли я это «слабо», ведь мне придётся видеться с ним гораздо чаще, чем хотелось бы. Дело даже не в работе, мне плевать на то, сколько он мне заплатит. Даже если этот заказ один из самых высокооплачиваемых, которые у меня были. Мерзко от этих его слов, будто я всё тот же ребёнок, который развалится или ударится в слёзы, как только увидит предмет своего воздыхания. Ты хочешь мой положительный ответ, и я ведусь так просто, понимаю это, но не могу проявить слабость и отказаться, ведь ты сразу поймёшь почему. Кроме личной причины, действительно, у меня нет отмазки, предложение слишком выгодное. Либо согласиться, либо признать, что мне не безразлично. — В понедельник я позвоню тебе и назначу встречу. А сейчас, извини, у меня законный выходной, и меня ждёт незавершённое дело в спальне. Лимит моей безэмоциональности исчерпан, и чем скорее ты свалишь, тем проще я задышу. — Ты слишком много работаешь, Эдс. Не перетрудись. Режет по ушам давно забытое прозвище, и я вздрагиваю. Ты уже поставил чашку на мойку и хотел открыть кран, чтобы помыть за собой, но я мягко отталкиваю тебя рукой. — Если у тебя больше нет вопросов… — намекаю ему и одёргиваю пальцы. У двери ты на секунду задерживаешься, будто размышляешь, говорить что-то или нет. — Слушай… Лиотон два-три раза в день от синяков и не жалей смазки с анестетиком в следующий раз. Замираю и смотрю на него, расценивая это как шутку. Но ты бросаешь последний холодный взгляд на мою разукрашенную спину и выходишь, даже не попрощавшись. Мне предстоит тяжёлая, очень тяжёлая работа, которая никак не связана с интерьером квартиры.***
— Разве не мерзко? Чужой язык касается тебя и двигается внутри твоего рта, это же… Даже нет желания продолжить предложение. Ричи смеётся с моих слов, которые я против воли озвучиваю вслух. Пара на экране пытается буквально высосать лица друг друга, и когда тебе одиннадцать, это последнее, что ты хочешь видеть. Такой розовый, сопливый финал. Но ужасы я наотрез отказался включать. Правда, по-моему, именно их мы сейчас и посмотрели. Боже, сколько слюны. — Наверное, когда любишь человека, то полюбишь и его язык у себя во рту. Хотя согласен, выглядит отвратно. Хочешь проверить? Смеётся ещё громче, когда я испуганно вскакиваю и едва не падаю с дивана. — Ни твой язык, ни чей бы то ни было. Отвали, убери руку с моей ноги. Ричи прыскает и закатывает глаза. Он же шутит, естественно, он не собирался целовать меня, но безопасности ради не стоит сейчас касаться друг друга. Перед лицом всё ещё губы той парочки, и эти звуки. Кто же целуется так громко? — Вообще-то, это приятно. Ну, так говорят. — Много ты знаешь, Ричи. Я верю больше своим глазам, и они сейчас в шоке. Встаю, чтобы выбросить пакеты из-под чипсов и пустые бутылки колы. Наши вечерние сеансы всегда превращают мою комнату в настоящую свалку. Сразу же хочется убрать этот мусор с глаз долой. Слышу, как внизу на кухне мама раскладывает вымытую посуду. — Разве тебе никогда не было интересно? — всё не отстаёшь от меня. Опережаешь в коридоре и поворачиваешься лицом, идёшь спиной к лестнице, не отрывая от меня глаз. Чего ты только пристал… — Твои вопросы только мешают стереть из памяти эту картинку. Прекрати. — Брось, это не может быть так плохо. Мне вот всегда было любопытно, действительно ли появляется это ощущение в животе? Бабочки или какая-то другая фигня. — Про бабочек не знаю, а вот стрептококк какой-нибудь запросто. Знаешь, сколько в слюне инфекции? — Вот именно. Я и хочу понять, в чём прикол. Почему взрослые, зная всё это, всё равно постоянно хотят целоваться. Значит, что-то в этом есть, — убеждённо качаешь головой и с улыбкой смотришь, как кривится моё лицо. — Давай сменим тему. И сзади уже лестница, не навернись. Хватаю тебя пальцами за футболку и тяну на себя, чтобы не полетела эта любознательная башка вниз по ступенькам. — Не верю, что тебе так уж и неприятно. Говоришь и вдруг наклоняешься ко мне, легонько, аккуратно целуешь в щёку и тут же отклоняешься. Мягкие. Губы очень нежные, что почти ничего не почувствовал. — Мне просто было любопытно. Отходишь в сторону, освобождая путь к лестнице вниз, и мне кажется, что долбанные насекомые, о которых ты говорил, не только в животе, но и в каждой клеточке моего тела.