Рейв на двоих

Недовольный Юрий Плисецкий молчал, только непонятно сверкал зелёными глазами и нервно переступал с ноги на ногу. Странно, с тем бугаём он не церемонился, заставил звенеть яростью весь клуб. Но сейчас у него был такой вид, что Отабеку захотелось извиниться, просто так, авансом. За то, что задержался на сцене. За то, что чуть не задел стулом. За то, что пообещал поставить музыку и теперь заставлял ждать. За то, что вообще попался на пути. Отабек оставил стул в коридоре за «кулисой», бережно уложил на него гитару и поторопился обратно. Вторым заходом он спустил со сцены журавль и забрал с комбика ноутбук. Миди-клавиатура осталась лежать на колонке, печально потухнув лампочками. — Я сейчас, — сказал Отабек Юре, который по-прежнему стоял столбом, и протиснулся мимо него в гудящий оживлёнными разговорами зал. По сравнению с фигурой того бугая из подсобки Юра показался ему невысоким. На деле же тот оказался даже немного выше самого Отабека. Сейчас, когда они встали нос к носу, эта разница в шесть-семь сантиметров стала очевидной. Юра, кажется, так ни слова и не ответил, молча хмурился и раздражённо зыркал на сцену и в зал. Ожил он, только когда Отабек плавно прибавил громкости первому треку с Юриного CD-диска. Подключить ноутбук к микшеру и вывести звук в мониторы не заняло больше минуты, и теперь из колонок по залу рассыпа́лось что-то жутковато-экспериментальное — рубленый микс из классики со стандартными семплами, приправленный кем-то из любимчиков клубной попсы. Что за криворукий это клеил?.. Отабек поморщился. Странное сочетание резало слух неровностями и смазанными стыками, перед глазами поплыла психоделичная геометрия. Монохромная, как чёрно-белое кино, и острая, как грани фрактальных треугольников. Он с трудом удержался, чтобы не попытаться вставить в сомнительное звучание свои пять копеек. Похоже, стоявший рядом звукарь не возражал, хотя это вроде бы его работа. Но он вообще никак не отреагировал на то, как по-хозяйски Отабек встал за пульт, только забрал у него из-под руки своё пиво. И всё же это был чужой трек, и разрешения на его модификации Отабеку не давали. На всякий случай, он спрятал руки в карманы джинсов, подальше от микшерного эквалайзера. А чтобы лишний раз не соблазняться, оторвался от экрана монитора, поднял взгляд на сцену. И из головы тут же вылетели и звукарь, и его микшер, и даже мерзкая музыка. Странный Юрин костюм, всё ещё подозрительно напоминающий мозаичную поверхность диско-шара, серебрился искрами падающих комет даже в красно-зелёных лучах стареньких прожекторов. Юра почти летал по сцене, юлой вращался на полупальцах и раскидывал руки в стороны, словно расправляя крылья. Так не похоже на то, что Отабек привык наблюдать в клубах. И так похоже на то, что он сам сознательно оставил где-то очень далеко... Нет, это не балет в его классическом понимании — слишком много модерна, рывков и адаптации к широкой публике. Но небалетный так вряд ли бы сумел. Каким бы старательным и упёртым ни был, как бы ни загонял себя тренировками, не достиг бы такого уровня. Есть что-то, чему нельзя научиться, чем редкие счастливчики обладают с самого рождения. За годы путешествий Отабек повидал множество танцоров. Среди них были и профессионалы, и самоучки, и свободные энтузиасты, и просто нанюхавшиеся дури подростки. Но такого самородка он встретил впервые. Хотя, нет, не впервые, но это было так давно, что уже не считается. В прошлой жизни. Светлый и гибкий, лёгкий и грозный, Юра взметался в воздух снопом ледяных брызг и разбивался вдребезги, падая обратно и стелясь по полу, — красиво и завораживающе. Но при этом выглядел таким напряжённым, как будто дрова рубит. Или гвозди заколачивает. Работает в самом пролетарском смысле этого слова, не получая никакого удовольствия от процесса. А жаль, потому что, если бы да, он мог бы натурально порвать зал. Хотя, надо признать, его и так принимали неплохо, какой-то особо резвый — и не очень трезвый — парень на танцполе даже пытался взлететь следом. Со всеми вытекающими последствиями. Поверх других голов Отабек заметил уже знакомый мясистый затылок бугая из подсобки. Любовно обхватив мелодично позвякивающий стеклянными бутылками ящик, он остановился на полпути к бару и, вывернув шею, засмотрелся на танец. Отабек тихо усмехнулся: однако, ценитель прекрасного, кто бы мог подумать. Три с половиной минуты истекли, странные классико-синтетические мотивы стихли. И непонятный осадок в груди не давал Отабеку разобрать, понравилось ему выступление или нет. С одной стороны, он видел неприкрытый талант, настоящее мастерство, а с другой... Что-то в нём было не так, неправильно. Настолько не так, что даже совершенно постороннему человеку бросилось в глаза. Отабек убрал громкость в ноль, чтобы группа панков могла спокойно подключиться, не распугав народ электрическим грохотом, вытащил диск из ноута, отдал флегматичному звукарю и передал Юрины инструкции, что когда ставить. Пустой взгляд звукаря не внушал никакого доверия, но о большем его не просили. Так зачем навязываться? Он вышел из-за пульта одновременно с тем, как Юра сошёл со сцены. Хотел протолкаться сквозь толпу к лестнице в подсобку, но на полпути задумался, развернулся обратно и, лавируя в ровно гудящей толпе мирных тусовщиков — бывает же такое, — направился к выходу из клуба. Если он планирует поспать перед дорогой, то наушники не помешают: по словам Юры, до двух часов ночи клуб будет зажигать. Выпав в кромешную тьму ночной улицы, Отабек передёрнул плечами и пожалел, что не додумался захватить куртку — контраст душного зала с пронизывающим до костей ветром даже для конца августа оказался на удивление резким. Видимо, к зиме надо ехать ещё южнее, вглубь страны. Спать хотелось сильнее, чем он предполагал. Отабек особенно отчётливо это понял, когда с гудящей головой не смог с первого раза вспомнить, в какой части парковки он оставил байк. Любимые рабочие наушники остались в седельной сумке, он трижды вчера перетасовывал вещи, чтобы всё влезло и не выпало по пути. Два ночных сета у Лорана, потом двенадцать часов дороги из Калгари, два часа на Канадской границе, так и норовящий сдуть с трассы вместе с мотоциклом ветер с залива, удлинённый плейлист тут, во «Флэше»... Ему определённо нужен выходной. Свет редких фонарей с дороги едва доставал до разметки клубной стоянки, поэтому в темноте Отабек разыскивал мотоцикл почти на ощупь, а в седельной сумке ковырялся наугад. Доставая потёртые накладные наушники, он случайно задел рукой маленькую чёрную коробочку. Пейджер тут же проснулся, обиженно мигнул экраном и пиликнул новым входящим сообщением. Отабек, подумав, вытащил его тоже. Нажал пару кнопок, пробежал глазами по чёрным строчкам на мутно-зелёном фоне. Как всегда, его ждали везде и сразу: Сент-Луис, Денвер, Нампа, Солт-Лейк, Детройт, Юджин, Вегас... Два десятка приглашений из Канады он удалил сразу, не читая — в ближайшее время возвращаться туда он не планировал. Нет, совершенно точно нужен отдых. Хотя бы пару дней выспаться по-человечески, восстановить режим, может, до спортзала сгонять или в бассейн. На катке сто лет не был, Леруа только однажды смог вытащить в его последний приезд. Надо будет утром разузнать, есть ли неподалёку хорошие спорткомплексы. Отабек повесил наушники на шею, прицепил пейджер прищепкой к поясу джинсов и побрёл обратно, старательно обходя смутные силуэты едва различимых машин и урн. Неподалёку от входа в клуб, укутанный тенью худой сгорбленной фигуры, тлел огонёк. Вокруг тени художественным рефлексом тускло светился белый ореол от гирлянды в разбитой витрине. И пришлось подойти совсем вплотную, чтобы странный морок рассеялся: Юрий Плисецкий в том же облегающем костюме, набросив на плечи толстовку и натянув капюшон на самые глаза, стоял у дверей «Флэша» и курил. Отабек понял, что остановился и завис, только когда услышал из тени недовольное: — Ну, чё уставился? Летающий в темноте огонёк сигареты казался нереальным. Отабек подавил желание мотнуть головой, чтобы убедиться, что не уснул на ходу. Слишком уж сильно он залип. В голове всё ещё гудело, мешая собраться с мыслями и ответить что-то осознанное. Уже открывая дверь в клуб, Отабек неожиданно для себя вдруг обернулся и сказал: — Ты молодец. Это было красиво. Ответа не последовало, только показалось, что фигура сгорбилась ещё сильнее. Огонёк заалел ярче на длинной затяжке, выхватывая из густой темноты острый профиль носа и пронзительные глаза. Юра нахмурившись смотрел куда-то мимо. «Флэш» продолжал сходить с ума. Стоило Отабеку зайти внутрь, как он тут же проникся уважением к звукоизоляции здания — картонные стены внутри дрожали от перегруза децибел, зато снаружи этого безумства почти совсем не было слышно. Панки с волынками на сцене отрывались по полной, сбоку от сцены пританцовывали две раскрашенные под радугу девицы с дарбукой и хангом в руках — похоже, готовились выступать следующими. Народ из-за столиков перебрался ближе к сцене, многие пытались танцевать, хотя под животный рёв и вой, рвущийся из динамиков, можно было разве что трястись в такт с панком-солистом. Отабек с трудом протиснулся сквозь кишащую чужими конечностями толпу к пульту, забрал ноутбук, нырнул за «кулису» и, подхватив со стула гитару, закрыл за собой дверь подсобки. Рассовал вещи по местам: инструмент — в кейс, ноут — в чехол, и опустил взгляд на свою футболку. Конечно, взмок, но переодеваться уже было не во что. На всякий случай порылся в бездонном портфеле — ну вдруг? Провода, ноут, плеер, рабочий блокнот, россыпь медиаторов, ещё провода, запасные наушники-вкладыши, набор отвёрток, тюнер... Нет, чуда не случилось. Значит, завтра надо будет по дороге найти ещё и молл. Вытащив кассетник, Отабек упал в ближайшее кресло и с наслаждением вытянул ноги. Усталость последних двух суток навалилась так внезапно, словно только и ждала подходящего момента. Глаза сами собой начали закрываться. Ещё цепляясь за хвост уплывающего сознания, Отабек скинул и упинал в сторону ненавистные туфли и не сдержал блаженного вздоха. Вот теперь всё, теперь можно отключаться. В наушниках взорвались первые электронные басы и трескучие синтетические барабаны, когда дверь подсобки приоткрылась. В щель показалась сначала Юрина голова, затем появился он весь, целиком. Кивнул на соседнее кресло, что-то проговорил одними губами. Отабек не услышал, но всё равно одобрительно пожал плечами. Что угодно, только не шевелите ближайшие два-три часа. Почему-то от осознания того, что Юра будет сидеть рядом, стало немного приятнее и спокойнее. И даже завывавшие за стеной волынки уже не казались такими озверевшими. Проснулся Отабек от того, что замёрз. Наверное, засыпать без куртки, в промокшей футболке и босиком было не очень-то умно. Он поёжился, растирая ладонями гусиную кожу на локтях, и огляделся. Юра куда-то исчез, но в кресле осталась валяться его толстовка. В свете единственной лампочки Отабек увидел, что чёрная она только рукавами, а по груди и спине ей будто рассыпали пятен, получив яркий леопардовый принт. Пейджер показывал начало четвёртого. Отлично, как раз скоро восход. Интересно, а Юра сидел здесь всё время между выходами или просто один раз кофту забыл и ушёл? Отабек подтащил к себе холодные берцы, туго затянул шнурки до самого голенища, влез в рукава кожанки, нащупал под футболкой на груди кругляш монетки и вышел в опустевший зал клуба. Будто и не было ничего вчера. Тишина и пыль в воздухе. Всё тот же скрипучий пол, те же тусклые лампы и паутина по углам, тот же нервный щуплый бармен возится за стойкой. Проходя мимо сцены, Отабек вспомнил, что оставил на комбике миди-клавиатуру. И нашёл её ровно на том же месте. Даже брови поднял от удивления: надо же, не увели и, кажется, не одалживали «побаловаться». Сиэтл до основания рушил все его представления о мире в целом и легальных клубах в частности. Апогеем его изумления стало то, что расплатился промоутер честно и сполна. Вывалившись из кухни, он увёл его под локоть за один из дальних пустующих столиков, ещё раз предложил выпить кофе. Отабек не стал отказываться, но до последнего ждал подвоха. Как так? Это же «Флэш», второсортная пародия на клуб, за неимением конкуренции оказавшаяся элитой и собравшая сегодня ночью целый зал тусовщиков и артистов. Н-да... И всё же, к чести промоутера, выплатил он всё до цента, даже автограф попросил. Отабек отчаянно боролся с желанием подписаться на подсунутом клочке бумаги чужой фамилией, лишь бы не пришлось сюда возвращаться. Но какой в этом смысл, если тебя уже узнали и запомнили? — Это было классно! — восклицал промоутер. — А слухи не врут, ты и правда золотая жила. Народ толпами слетается на одно твоё имя, диджей Алтын! Отабек сцепил на столе пальцы в замок. Как и множество других американцев, промоутер неумело перекатывал на языке чужеземную «ы», коверкая его фамилию почти до «Элтон». Давно пора было уже привыкнуть, но каждый раз казалось, что это звучит по меньшей мере глупо. — Может, поговорим о контракте? — Я с радостью выступлю ещё, когда приеду в следующий раз, — ровно сказал Отабек. — Прекрасно! Когда именно? — Промоутер, словно фокусник, достал из ниоткуда записную книжку. — Представления не имею, — так же спокойно ответил Отабек и встал из-за столика. — Всего доброго. Забрал пока ещё нетронутую чашку с кофе и ушёл с ней к барной стойке. Щуплый бармен вздрогнул, когда встретился с ним взглядом, и поспешно отвернулся, продолжая натирать посуду. Кофе оказался переслащённым, но жаловаться зашуганному бармену на халявный поздний ужин — или ранний завтрак — Отабеку даже в голову не пришло. За спиной вдруг грохнула входная дверь, и по залу раскатилась уже ставшая знакомой звонкая ругань: — Да ты издеваешься! Как я, по-твоему, должен всё это успеть? Отабек коротко глянул через плечо: Юра метался по залу туда-сюда, как тигр в клетке, и рычал в трубку примерно похожим образом. — Ты обещал обеспечить транспорт, я обещал выступление. Нет машины — нет программы. Чего ещё?! Щуплый бармен опасливо косился на шумного гостя, как бы невзначай отступая всё дальше к двери в кухню. Отабек сделал ещё глоток, подавив желание поморщиться. Всё-то у этого мальца не слава богу, опять каких-то проблем нажил. — Ах, неустойку тебе ещё? А иди-ка ты на хуй, Скотт! Где я тебе среди ночи достану автобус? А заказной трансфер ты, что ли, оплачивать будешь? Алло, эй! Вот же, тварь... Судя по свежей порции матов, разговор был окончен. Через минуту на соседний стул с шумным рыком упал разъярённый Юра, ощутимо задев Отабека локтем по плечу, так что тот чуть не разлил недопитый кофе. — Дай коньяка, — всё так же рыча, потребовал он у застывшего бармена. Тот побледнел, перекрестился слева направо и промямлил: — В-в-ваш айди, будьте добры... Юриным взглядом можно было бы прожечь дыру не только в щуплом парнишке за стойкой, но и в штабеле бронированных бетонных плит с несгораемым сейфом в придачу. Он больше ничего не сказал, только зажмурился и потер переносицу двумя пальцами. Длинно выдохнув, Юра сник, ссутулился и стал похож уже не на тигра, а на бездомного котёнка, который не ел с неделю. И не спал примерно столько же. — Проблемы? — спросил Отабек, отставляя кофе в сторону. Пить расхотелось окончательно. — А что, разве похоже? — глухо съязвил Юра, скосив на него один глаз. — Какая поразительная проницательность, просто пиздец. — Могу подвезти, если надо. В воздухе повисла такая плотная, почти осязаемая пауза, что стало душно. Готовый искрить и воспламеняться по малейшему поводу Юра вдруг затих и подозрительно уставился на Отабека. Наверное, у него самого было такое же лицо, когда рассчитывался с промоутером. — Правда, я на мотоцикле, придётся потесниться с вещами, — зачем-то добавил Отабек. Зелёные глаза расширились ещё больше. Помолчав, Юра заговорил медленно, тщательно подбирая слова: — Чувак, не в обиду, но я тебя вижу второй раз в жизни... — А с таксистами ты знакомишься подряд или выбираешь тех, что помоложе? Юра открыл рот и забыл его закрыть. Отабек даже подумал, что по старой привычке перешёл на родной казахский, и его просто не поняли — он иногда ловил себя на этом в неформальных разговорах с приятелями. Но тут Юра снова отмер: — При чём тут это?! Они же, типа, деньги зарабатывают. А ты что? — Ну... будешь должен пиво, когда приедем, — пожал плечами Отабек. — Считай, рассрочку получил. Юра задумался, нахмурив светлые брови и стиснув зубы, даже мышца дёрнулась на виске. Слишком заманчивое предложение, которое очень уж своевременно вдруг само свалилось на голову — так не бывает. Правильно, всегда есть подвох. Но как объяснить, что меньше всего стоит ожидать подвоха от человека, который знает, что это такое? — Я сейчас уезжаю, — сказал Отабек, слез со стула и бросил рядом с недопитым кофе купюру чаевых. — Мне всё равно, куда. Но у тебя есть возможность назвать адрес. Так ты едешь или нет? Вот так, главное — задать правильный вопрос. Решившись, Юра махнул рукой и снова хлопнул Отабека по плечу, теперь уже намеренно. — Чёрт с тобой, поехали! Дашь сигаретку? — Не курю. — Да ты гонишь... — протянул Юра, как будто не поверил. Потом взглянул на Отабека и не поверил ещё раз. — Да ладно, байкер, музыкант, бомж — и не курит? — Я не бомж. И да, не курю. Что в этом странного? Юра долго сверлил его взглядом, словно ждал, что Отабек сейчас рассмеётся, скажет, что пошутил, и протянет пачку. А когда не дождался, снова фыркнул и пробормотал: — А казался умным. Ладно, дай мне пять минут, вещи соберу. Пропуская Юру вперёд себя к лестнице в подсобку, Отабек краем глаза заметил, как щуплый бармен за стойкой облегчённо выдохнул и осел прямо на пол. *** — Ни хрена у тебя велосипед! — выдал Юра, едва только увидел, на чём они собирались ехать. И хотя солнце ещё не взошло, небо над Сиэтлом просветлело достаточно, чтобы в полной мере восхититься чёрным стальным конём, к которому его подвёл Отабек. В мотоциклах Юра не смыслил ровным счётом ничего, но даже самый законченный идиот был бы в состоянии прочитать на пузатом боку блестящего бензобака «Harley Davidson». — Я бы обиделся, если бы это был мой байк, — как всегда бесстрастно ответил Отабек и принялся приматывать гитарный кейс ремнями и кордом к боковому багажнику. — Хм... Юра не припоминал за собой проблем с воображением, но представить, как этот нелюдимый гитарист на кого-то обижается, куксится и дует губы, не получалось при всём желании. Он смотрел на каменное лицо Отабека и сомневался: неужели ему показалось? Несколько часов он вот так же смотрел на него спящего, там, в подсобке, и видел... человека. А не киборга, как сейчас. Или он, как в сказках, превращается в самого себя только по ночам, когда поёт чарующие песни или спит, слушая музыку? Кажется, в таких случаях героев расколдовывали поцелуем... Юра дёрнулся, услышав своё имя. Возвращение в реальность оказалось внезапным. — А? — Говорю, давай свой, неудобно будет с рюкзаком за плечами. Отабек уже упаковал здоровенный портфель в чёрный продолговатый кофр за пассажирским сиденьем и теперь протягивал руку к Юре. — Да не, норм, — отмахнулся Юра. — Тут же недалеко. То, что это «недалеко» всего час назад для него было непреодолимой пропастью между ним и следующим выступлением, он старался не думать. Вообще, чем больше он размышлял, тем бо́льшую неловкость испытывал: как-то это всё странно и неожиданно удачно складывалось. Случайный чел, которого он встретил в подобной обрыгаловке, зовущейся ночным клубом по чьей-то пьяной ошибке, вдруг вызвался помочь такому же проходимцу с улицы. Просто так и по доброй воле. Что-то не верилось. Ладно бы ещё оказался земляком, загадочная русская душа, и всё такое — можно понять. Но этот ведь явно каких-то восточных кровей. Татаро-монгол, кыргыз, узбек, фиг знает. Говорит, что не бомж, а сам походу уже давно кочует по стране. Видал он таких бескорыстных, в Остине хватило, еле по рукам успевал отбивать, чтоб не совали, куда не просят. За прошедшие три с лишним года для Юры окончательно стёрлась грань между понятием «промоутер» и «сутенёр», а слово «помощь» оказалось в списке запрещённых, потому что шансы нарваться на очередного спонсора-извращенца резко возросли с достижением совершеннолетия. Глядя на спокойное лицо Отабека, на его скупые и точные движения, на его длинные музыкальные пальцы, Юре очень хотелось верить, что он ошибается. Становилось даже немного стыдно за то, что огрызался и крысился на ровном месте. Обычно это распугивало народ, и его оставляли в покое. Ну, не могут же все вокруг быть козлами и уродами. Да, до сих пор были... Но ведь у любой навозной ямы где-то должен найтись край? Юре снова пришлось вынырнуть из собственных мыслей, когда Отабек вручил ему закрытый шлем. — Садись, — сказал он, и мотоцикл зарычал двигателем. — А ты? — спросил Юра, вертя гладкий, почти скользкий шлем в руках. — У меня только один. Потом что-нибудь придумаем. А пока доберёмся так, здесь же недалеко. Если бы Юра не видел сейчас его фирменного кирпичного лица, то решил бы, что Отабек над ним посмеивается. Шутит, посмотрите-ка. Юра неуклюже забрался на сиденье позади и замер, не зная, что делать. Куда поставить ноги? За что держаться? Как тут вообще сидят, вплотную? Он возился, пытаясь для начала пристроиться с портфелем между чужой спиной и багажником. Потом зашарил ладонями по коже сиденья в поисках хоть какой-нибудь ручки. — Неудобно? — спросил Отабек, обернувшись. — М-м, — неопределённо промычал Юра. — По моей части обычно автобусы и поезда, там сразу понятно, куда девать руки-ноги. — Держись за меня. Старайся не раскачиваться в стороны на поворотах. Подножка сзади, чуть выше глушителя. И толстовку лучше застегни. — Раскомандовался... — вполголоса проворчал Юра, но послушно выполнил все инструкции. До Портленда хотелось бы добраться в полном комплекте. — Поехали? Мотор взревел громче, и ощущение земного притяжения резко ослабло. Уже после двух поворотов, на выезде с клубной стоянки Юра радовался, что не успел позавтракать. Возможно, это не так уж «недалеко», как он сначала думал...