Рейв на двоих

План был прост до гениальности: Юре надо бежать. Куда угодно и как можно скорее. Потому что чем дольше он оставался рядом с Отабеком, тем больше ему казалось, что он должен этому человеку целый мир. И собственную душу в придачу. А самое ужасное — что Отабек до сих пор ничего не просил взамен. Час расплаты наступит неизбежно, это закон природы и общества, всё построено на нём — от работы в клубе до библейских сюжетов. Единственный же крохотный прокол в идеальном плане светился битым пикселем и дырявил его до бесполезной оболочки, как старый надувной матрас: Юре не хотелось бежать. Целый час, проведённый в ванной, принёс богатые всходы в виде кучки шокирующих осознаний. Например, того, как Юра незаметно для самого себя начал сокращать изящное восточное имя до почти собачьей клички. Или того, что Отабек на самом деле оказался не таким равнодушным кирпичом, каким выглядел сначала: ведь чуть дверь с петель не снёс. Реально, что ли, решил, что он утоп? Офигеть. Юра сидел в наушниках Отабека, слушал его наброски переделанных треков и курил, стряхивая пепел прямо на пыльный стол. Ничего, за такие деньги, которые им отвалил Отабек, он был бы вправе и костёр посреди комнаты разжечь. Надо будет вернуть половину. Пока непонятно, правда, из каких средств, но, может, он подождёт ещё немного? Скотт обещал, что в «Сниффере» заплатят больше. Юра слушал, машинально постукивая пальцами по столешнице и затаив дыхание. Ему казалось, что дышать он сейчас был способен, только глубоко затягиваясь горьким дымом и медленно выдыхая его тонкой струйкой, но не мог сделать ни вдоха лишнего между затяжками. Поэтому за прошедшие четверть часа докуривал уже третью сигарету. Ритмы Отабека завораживали. Почти так же, как тогда, во «Флэше», когда с первых тактов всё внутри замирает, когда ты забываешь кто ты и зачем ты здесь. Когда пущенная по залу волна не просто накрывает, но подхватывает и уносит с собой куда-то в глубины неизученных до сих пор уровней восприятия. Потрясающе. До этого Юра не знал и даже не задумывался, под чью музыку танцует — что дали, с тем и работал последние месяцы до посинения. А Отабек без оригиналов из уже миксованных треков смог сделать нечто такое, от чего с первых тактов захватывало дух. И ведь это только черновики. Хреновы золотые руки. Интересно, что ещё он этими руками... Юра вымученно выдохнул, зло ткнул окурком в столешницу и отвёл взгляд от пляшущих по экрану зелёных кардиограмм-аудиодорожек. Щёки вспыхнули, волна колючих мурашек докатилась от локтей до самых колен. Что за фигня, он ведь давно решил, что завязал, ещё ни одна подобная интрижка не кончилась добром. А от гомофобного сарказма Скотта, который магическим образом прознавал о каждой из них, теперь было не спастись даже по телефону, чтоб его. Хотя Отабек не был похож ни на одного из тех петухов, которых встречал Юра. Нормальный парень, крутой водила, охрененный музыкант. Как оказалось, даже живой. Если у него ещё и сердце есть, то наверняка тоже золотое. Тяжёлое такое, увесистое... Нет, именно поэтому и надо забить. Забить и забыть. Юра бездумно ползал взглядом по столу, клавиатуре и экрану ноутбука, продолжая отстукивать пальцами ритм нового бита и представляя, как заиграет его танец в новой оболочке, как вдруг зацепился за значок копирайта в нижнем левом углу окна программы. Ничего такого, даже логично, что Отабек подписывает свои треки, но... Сомневаясь, что прочитал правильно с первого раза, Юра склонился к самому экрану. Этого просто не могло быть — таких совпадений не бывает. Дверь в ванную скрипуче приоткрылась, и в комнату вошёл полуголый Отабек. Босой, в своих дорожных тёмных джинсах и с какой-то подвеской на груди, он сосредоточенно натирал волосы тем же влажным после Юры полотенцем и даже не смотрел по сторонам. Юра налетел карибским штормом, чуть не сбив Отабека с ног, вцепился в висящее у него на шее полотенце. Наверное, только это спасло того от падения затылком на мокрый кафель ванной. — Ты! — только и смог выпалить Юра. — Я, — моргнул в ответ Отабек. — Ты тот самый диджей Элтон?! Отабек поджал тёмные губы и педантично поправил: — Алтын, да. Так вот где Юра слышал эту фамилию. Всё-таки американский акцент — это нечто. Кто же знал, что намалёванный на каждой растяжке, обложке пластинки или заголовке музыкального журнала ник «DJ ALTN» читается именно так? — Ты обо мне слышал? — Слышал, — фыркнул Юра и разжал пальцы, сделав шаг назад. — Да тебя, по-моему, вся страна знает. Ночной Техас только и твердил о заграничном даровании, которое уехало в Канаду и никак не желало возвращаться в США. — Значит, ты жил в Техасе, — как бы между делом сказал Отабек, вешая насквозь мокрое полотенце на ступеньку лестницы между кроватями. — В Остине. Почти три года безвылазно сидел в одном клубе, света белого не видел, но всё равно наслышан, что с этого Элтона весь грёбаный континент ссытся кипятком. Знаешь, к нам каждые выходные приезжали диджеи, которые утверждали, что знакомы с тобой. Из рассказа в рассказ Элтон становился то лысым жирдяем-коротышкой, то длинным голубоглазым блондином, то бородатым мужиком за сорокет. А один металлист после бутылки абсента хвастал, что почти уложил в постель хорошенькую брюнетку-мексиканку, которая скрывалась под мужским псевдонимом. Упругими волнами басов по комнате вдруг раскатился тихий переливистый смех. Юра снова вытаращился, не веря глазам, вдруг это просто глюки с недосыпа. Отабек смеялся, склонив голову и сверкая гематитовой чернотой сквозь тонкий прищур. Оторвать взгляд от влажной смуглой кожи его сокращавшегося пресса стоило больших трудов. — Так, ты мне зубы тут не заговаривай! — вскинулся Юра. — Это правда ты? — Правда. — И я правда могу танцевать под твою музыку? Почему-то именно этот вопрос казался важным. Одно дело работать под миксы новичка-ноунейма, и совсем другое — заиметь в личные композиторы знаменитого диджея. Отабек посерьёзнел, долго смотрел в глаза и молчал, прежде чем ответить: — Почему нет? Тебе не понравились черновики? — Охуенные треки, — честно выдал Юра на выдохе. — Поэтому и спрашиваю. Давай, пока ты их заканчиваешь, я смотаюсь за болванками, запишем. — До ближайшей техники отсюда ехать минут двадцать, — покачал головой Отабек. — Но можно пустить звук напрямую с ноутбука, если пульт позволяет. Юра почувствовал, как реальность происходящего окончательно размывается и куда-то ускользает, и потому не смог сформулировать ничего глупее, чем: — Ты пойдёшь со мной в клуб? — А ты против? — снова ответил вопросом на вопрос Отабек. Юра энергично замотал головой, пряча лицо за взметнувшимися волосами, и поспешно отвернулся, чтобы Отабек, не дай бог, не заметил растянувшуюся дебильную улыбку — единственное, что у него до сих пор плохо получалось скрывать. Практики было мало, как и поводов для радости. — Я тогда загляну к ним, посмотрю аппаратуру, — сказал Отабек, роясь в своём бездонном портфеле, — а ты ложись спать. Ночью нужны будут силы. — А ты? — Я же не буду работать, просто поставлю тебе музыку. Без проблем. Он вытащил за рукав и натянул одну из новых купленных футболок, подхватил с покрывала свою старую, в которой приехал. Развернул, осмотрел, а потом быстро скомкал и бросил в пустую урну для бумаг у стола. — Ты чё делаешь? — офонарел Юра. — Выбрасываю мусор, — невозмутимо ответил Отабек. — Она порвалась? Испачкалась? Села? — Она пережила ночь в клубе и четыре часа дороги. После такого не живут. Проще выбросить, чем отстирать. Отабек убрал ноутбук в чехол, повесил наушники на шею, затянул берцы, набросил кожанку и развернулся в дверях: — Отдыхай, пока есть время. Я скоро. И ушёл. А Юра опустился на стул и уставился сначала на дверь, потом — на идеально круглую пасть урны. Наверное, она тоже немало удивилась. Да что с ними двоими не так? *** Отабек вернулся в номер спустя почти два часа. Портативный комбик на удивление привычно оттягивал руку, хотя Отабек совершенно не представлял, куда его теперь денет. Он не стал стучать, не желая будить Юру, только осторожно приоткрыл дверь, шагнул внутрь и остолбенел. Юра не спал. Сидел в одних трусах посреди комнаты, прямо на неметёном полу, в поперечном шпагате и тянулся. Будто в замедленной съёмке, он поднял голову и молча махнул рукой. Вид у него был какой-то ещё более помятый, чем когда они только приехали в Портленд, а залегшие тени под глазами как бы тонко намекали, что долго он так не протянет. — Ты отдыхал? — спросил Отабек, поспешно отводя взгляд. Сглотнул, вспомнил, что всё ещё держит комбик, и опустил его рядом со столом. — Пытался. — Юра снова улёгся грудью на пол так легко, словно у него в суставах провернулись шарниры. — У тебя в сумке что-то долго и, кажется, матерно пищало. Чёрт, пейджер. Как он мог забыть? Отабек принялся судорожно копаться в портфеле, грудой вываливая на кровать всё его разномастное содержимое. Видимо, пейджер упал куда-то ближе к дну, потерявшись среди прочего нужного хлама. — Прости. Он, по идее, всегда должен быть при мне. Наконец, чёрная коробочка выпала к нему в ладонь, и Отабек принялся читать пришедшие сообщения — нормальный такой предлог не оборачиваться, вроде даже неподозрительный. После случая с ванной он и так с трудом заставлял себя не думать о бледных выдающихся ключицах и острых плечах. — Да фигня, спать мне мешал не он. А это что за хреновина? Обернуться Отабеку всё-таки пришлось, чтобы увидеть, как Юра с интересом рассматривает оставленный у стола комбик. — Усилитель, — ответил он и снова уткнулся на чёрные строчки сообщений. — Знакомый диджей одолжил около года назад и, представь, с тех пор везде таскал его с собой. А сегодня мы столкнулись в «Сниффере». Мир тесен. Краем глаза Отабек заметил, как Юра приподнялся от пола на локтях. — У тебя что, по всей стране, что ли, связи? — Ну, вроде того. Теперь в Канаде тоже. — Блатнюк, — припечатал Юра, подпирая ладонью подбородок. — Да, — не стал отпираться Отабек. И тут его взгляд упал на перекладину лестницы, куда он недавно вешал сушиться полотенце. Теперь на этом месте висела его дорожная футболка. Та самая, которую Отабек собственными руками выбросил пару часов назад. Выстиранная и аккуратно выровненная по швам. Ещё влажная. — Что это? — вырвалось у него против воли. — Моя новая пижама. Нравится? — Судя по интонации, Юра улыбнулся. Или ухмыльнулся. — Руки прочь, я её первый нашёл. Отабек помолчал. Слова не шли, а вот мыслей в голове внезапно оказалось больше, чем он мог бы обработать за раз. На ум вдруг пришёл длиннолапый взрослый кот, который по-хозяйски расхаживает по краю самого большого бака на помойке. — С каких это пор ты побираешься по мусорным корзинам? — С тех самых, как задолжал одному диджею пиво. Это оказалось дороже, чем я предполагал, теперь, вот, экономлю. Но она же крутая, согласись. — Крутая, — задумчиво кивнул Отабек, всё ещё не в силах отвести от футболки глаз. Наверное, впервые в жизни ему стало совестно перед собственной вещью. Вернее, вещью, которая совсем недавно была его собственностью. — Ты по дороге какие-нибудь продуктовые видел? — Юра бодро поднялся на ноги и принялся отряхиваться от налипших с пола крошек и пыли. — Эм... Да, кажется, у дороги был магазинчик. — Отлично! Ты когда в последний раз пробовал блины? Отабек растерялся окончательно. Похоже, ему тоже не мешало бы выспаться, потому что улавливать логику Юриных рассуждений с каждой минутой становилось всё труднее. — Ну, в кафешке недавно... — Не пойдёт, — оборвал его Юра, нашаривая на верхней койке свои брюки. — Пошли, хоть заюзаем местную кухню, а то совсем оборзели такие деньги драть ни за что. Он босиком влез в чёрно-белые кеды, накинул толстовку на голые плечи и застегнул её до середины. И только сейчас Отабек рассмотрел у него на груди тусклую, давно не чищенную цепочку с нательным крестом. — Блины, — повторил Отабек. Он просто обязан был убедиться, что услышал правильно. — Ага, — кивнул Юра. — Пофиг, что жирные. Раз в целую вечность можно позволить, надо же себя радовать хотя бы иногда. А если нельзя, но очень хочется, то все идут лесом со своими правилами! В конце концов, Отабеку пришлось признать, что домашней кухни он действительно не пробовал целую вечность. И что никакие кафешки не сравнятся с тем, что ты готовишь для себя сам. А уж видеть улыбающегося Юру, который в кулинарном порыве извозил в муке не только руки, но и лоб с подбородком, а потом с по-настоящему звериным аппетитом уминал капающие джемом блинчики — и вовсе было бесценно. Он даже на время отвлёкся, забыл, что уже завтра это всё закончится, и они разъедутся каждый в свою сторону. Забыл, что он рейвер, диджей-одиночка, который нигде долго не задерживается, потому что нигде ему нет места. Будто впервые за много месяцев смог вдохнуть глубоко и свободно, так на душе стало спокойно и тепло. Движение — жизнь. Остановись — и тебя засосёт зыбучими песками серых будней, быта, прав и обязанностей, придуманных кем-то законов и запретов. Потому и тянет, и скулит в груди эта бесконечная пустота от того, что у него ничего больше нет — ни семьи, ни дома, ни стремлений. Живи себе от пятницы до пятницы, от сета до сета. Живи и радуйся, что всё ещё открываешь глаза по утрам. Все эти мысли вернулись и обрушились огромным снежным комом, когда, сытые и перепачканные мукой и маслом, ребята вернулись в номер. В ванной шумела вода — Юра отмывался, — а Отабеку очень хотелось упасть на нижнюю койку, завернуться в дырявое, пропахшее пылью и сигаретами покрывало и забыться. Просто забыться на какое-то время, чтобы из головы ушёл назойливый стук тикающих часов, чтобы перестало казаться, что с этим тиканьем посекундно сквозь пальцы утекает жизнь. Но он обещал доделать новый плейлист. Если это единственное, что от него сейчас зависит, что может помочь Юре раскрыть свой талант на сцене, да и, что таить, оставит хоть какую-то память о нём, то он просто не имеет права отвлекаться и расклеиваться. Даже несмотря на гнетущие мысли и предчувствие скорого личного Армагеддона, работа над треками шла легко. Отабек будто заранее знал, где что нужно исправить, добавить, убрать и переклеить, чтобы получилось именно то, что задумано. Минимум эффектов, вариации темпа и баланс частот — большего не требовалось. Отабек привычно поймал профессиональную волну и работал, не замечая времени, как вдруг... — Кру-у-уто! — донеслось, словно сквозь толщу воды или пуховую подушку. Отабек вздрогнул, стянул наушники и обернулся. За спиной стоял Юра и смотрел в экран с таким восторгом, какой можно увидеть только на лице ребёнка, когда фокусник достаёт из шляпы голубя и горсть леденцов. Чёрным безразмерным мешком на нём висела бывшая Отабекова футболка. — Я почти закончил, послушаешь? Зелёные глаза загорелись ещё ярче, хотя секунду назад Отабек сомневался, что это вообще возможно. Они поменялись местами, Юра нацепил наушники и впился в экран таким взглядом, что Отабек решил ближайшее время его не трогать. Пусть прослушает, прочувствует и сам поймёт: да или нет. Не разуваясь, он тяжело рухнул на нижний этаж кровати, поворочался в груде своих же раскиданных вещей и вдруг осознал, как сильно устал за последние трое суток. Перевернулся на спину, закинул руки за голову и одними губами зашептал строки всплывшей в памяти песни: Never told a lie Heart that will survive How’d he end up like this? Тихие аккорды пианино укутали с головой не хуже пыльного покрывала — с таким же въевшимся налётом горечи, они смогли перебить даже тикающие часы в голове и вызвать более приятные образы: вечернюю комнату, залитую последними лучами солнца, бурые лёгкие занавески и почему-то — прозрачный стакан воды на столе. Don’t you dare say goodbye It takes some breaking down To see what’s inside. Память и совесть подсовывали всё новые и новые поводы для самоуничижения: тот, кто однажды сбежал — трус. И никогда этого бегства не изменит, даже если решит вернуться и всё исправить. Он никогда этого не хотел, но что делать, если уже так случилось? Running from the love That only fear can open up. Turn yourself around Cuz nothing’s worse than giving up. — Бек. Эй, Бе-ек! Отабек открыл глаза и понял, что не помнит, как заснул. Просто провалился в темноту и забылся, как и хотел. Склонившийся над ним Юра выглядел встревоженным. — Который час? — Почти девять, но я бы пришёл пораньше, посмотреть сцену и вообще. В голове немного шумело, да и сил короткий отдых не прибавил, но в клуб действительно лучше было прийти заранее. Отабек сел на кровати и начал расшнуровывать берцы, когда Юра вдруг спросил: — Всё нормально? — Поймав вопросительный взгляд, Юра пояснил: — Ты говорил во сне. Отабек застыл, будто его окатили холодной водой. Не хватало ещё выболтать все эти глупости в бессознательном состоянии. — Я, правда, ни слова не понял, — добавил Юра. — Уверен, что не хочешь остаться? — Всё нормально. — Отабек отвёл глаза и снова занялся шнурками. — Отработаешь программу, там посмотрим. Двери всегда открыты, уйти можно в любой момент. Переобувшись в ненавистные туфли, Отабек собрался было встать, но тут Юра преградил ему дорогу, наклонился и заглянул в лицо. Из ворота футболки выскользнула и качнулась цепочка с крестиком. В ладони у него лежал уже знакомый светлый тюбик. — Зачем это? — отшатнулся Отабек, но чужие длинные пальцы цепко ухватили его за затылок и вернули на место. — А будешь знать, как раздавать свой шлем направо и налево, — проворчал Юра, ловко удерживая тюбик и выдавливая себе на пальцы крем одной рукой. — Ты себя в зеркало видел? Вон, морда вся шелушится теперь. Ты ж знаменитость, так фигли ты, как бомж? Отабек очень старался выдержать этот пристальный взгляд, но совсем скоро сдался и просто закрыл глаза. Невозможно, так близко, что видно даже тёмные разводы-искры на зелёной радужке. Потянул носом — лёгкие тут же наполнил приятный травяной аромат крема и чуть-чуть — самого Юры. А кончики пальцев, невесомо бегавшие по его лбу и скулам, приятно холодили кожу. — Ну вот, теперь хоть на человека будешь похож. Отабек открыл глаза, увидел Юрину улыбку и едва удержался, чтобы не зажмуриться обратно. Юра уже выпрямился и отошёл, запихивая тюбик в рюкзак, а щёки Отабека продолжали гореть, словно это был не питательный крем, а по меньшей мере перцовая мазь. Мощёная набережная Колумбии встретила их спасительным холодным ветром и рыжими отблесками воды от зажигавшихся придорожных фонарей. Солнце уже село, но небо ещё не до конца растеряло его прозрачный свет и краски. Редкие прохожие появлялись из ниоткуда и внезапно сворачивали с дороги, как будто растворялись в воздухе, не задерживаясь долго на свету. Юра не торопился, ему всё вокруг казалось интересным, он то и дело хватал Отабека за руку, показывая то на десятки домиков-скворечников на воде, выстроенных в ряд, то на растёкшееся в забавной форме закатное облако, то на разукрашенный под зубастую зебру катер. Непонятные кирпичные здания с заколоченными окнами слепой стеной высились вдоль набережной и постепенно покрывались тенями уходящего дня, отказываясь отражать свет и раскрывать свои секреты. А уж секретов в каждом из них должно быть предостаточно. Отабек ещё раз про себя отметил, что здесь слишком тихо и безлюдно для припортовой зоны. Идеальное место для хранения и передачи. Наверняка ещё и сходки устраивают. Но менеджер «Сниффера» яро открещивался от любых подозрений: «У нас серьёзное заведение!» Конечно. И деньги с него вы имеете серьёзные. Из очередной подворотни на серые камни мостовой вдруг плеснуло ядовито-синим, перетекло в кисло-розовый и затем свернулось приторно-зелёным. Отабек кивнул Юре на провал между домами: — Нам сюда. Тот послушно повернул налево, задрал голову и раскрыл рот. В сумраке узкого переулка с чёрными стенами, в котором и двое не разойдутся, между суровыми тенями жмущихся друг к другу зданий светился и переливался разноцветным неоном двухэтажный «Сниффер», зазывая клабберов на незабываемую тусовку.