Рейв на двоих

По подозрительно схожим тёмным мешкам под глазами можно было смело утверждать, что эту ночь они делили на двоих. Юра сидел, обняв колени, массировал натёртое ремнём безопасности плечо и пытался заставить себя не дрожать. Отабек молчал и смотрел на дорогу, вцепившись в руль так, словно сейчас оторвёт его к чёрту и выбросит в окно. Над серым полотном трассы поднимался невесомый сизый предрассветный туман. А воздух в салоне красного «Опеля», насквозь пропитанный чувством вины, тяжелел с каждой минутой. Это из-за него они вчера чуть не съехали в кювет. Слова «разбились» Юра старательно избегал даже мысленно: думать о том, что могло бы случиться, было невыносимо. Из-за него Отабек много часов не спал, из-за него вместо отдыха встал за пульт и отработал целый сет в «Сниффере», из-за него на следующий день мотался по городу, решая кучу вопросов. Из-за него Отабек, скорее всего, и этой ночью глаз не сомкнул. Юра был почти уверен: орал он истошно и с чувством — слишком уж ярким и реалистичным оказался сегодняшний кошмар. В ушах до сих пор звенели до боли знакомые вопли, перед глазами полыхало, а всё тело потряхивало ознобом, он даже одолженную Отабекову толстовку не снял. А тот ни словом, ни взглядом не напоминал, не спрашивал, не корил. И на душе от этого зло и больно драли когти кошки всех возможных мастей. — Слушай, Бек, я... — Юр, можно тебя... — сказали они одновременно и впервые за полчаса дороги переглянулись. — Говори, — отвернулся Отабек. — Нет, ты первый, — смутился Юра. — Ладно. — Отабек сжал челюсть так, что под скулами проступили желваки. — Я хотел попросить... Расскажи что-нибудь. Юра даже забыл, с чего вообще начал разговор. Отабек вдруг решил поболтать за жизнь? Кажется, где-то в ближайшем лесу мучительной смертью сдохла целая стая волков вместе с вожаком. — С чего это ты вдруг? — вырвалось против воли. Если бы сейчас Юра не таращился на него во все глаза, то, наверное, не заметил бы, как Отабек дёрнулся взглядом в его сторону, но словно осадил себя на полпути и снова уставился перед собой. — Не хочешь со мной говорить? Да чтоб тебя, как ты делаешь эти выводы? Микросхемы с недосыпа шалят, входящую инфу криво обрабатывают? — Нет, просто не ожидал, — пробормотал Юра и откинулся на спинку. — Что ты хочешь, чтобы я рассказал? Отабек помолчал, пристально вглядываясь в дымку на дороге, но перед ними, как и позади, никого больше не было. — Что угодно, — сказал он наконец, — лишь бы отвлечься. Мне больше нельзя засыпать. По позвоночнику вверх поползла мелкая жуть, дохнула холодом в затылок, пощекотала мурашками лопатки. И правда ведь не спал, замученный вон весь, краше в гроб кладут. Юра отпустил колени и обхватил себя поперёк груди. Чёрная толстовка натянулась рукавами, обнажив бледные запястья. Коротковаты. Зато в плечах утонуть можно. — От пустого трёпа тебя только ещё больше укачает. Давай так, задаём друг другу вопросы и так же по очереди на них отвечаем. Идёт? — Идёт, — сказал Отабек, подумав. — Кто первый? — Ну давай ты, раз уж сам просил рассказать. Спрашивай. — Ладно. Когда ты начал танцевать? Вот так. Не колеблясь даже, как будто давно вынашивал. Ладно, чего уж, обещал рассказать. Это ещё не самое страшное, что можно было бы спросить. — Лет с пяти, точнее не скажу. Я танцую, сколько себя помню, словно и не было никогда иначе. Постоянно в разных кружках, секциях, куда только ни водили. Мне было всё равно, где, главное, чтобы был зал и ритм. Если зеркала ещё, то вообще отлично. Породнился, можно сказать, с хореографией и балетом, а однажды так увлёкся, что... Юра сам не заметил, как оттаял, расслабился, спустил ноги с кресла и уселся вполоборота к водителю. Взахлёб рассказывал о том, какие номера ставил, какие наставники попадались, с какой неприязнью другие дети смотрели на него и в перерывах шептались за спиной. Как однажды его привели в огромный светлый зал с высокими потолками и сдали на руки такой же высокой и светлой даме, которая оказалась настоящей прима-балериной с железной хваткой. В буквальном смысле — синяки неделями не сходили. Отабек сначала слушал в профиль, закаменев строгим лицом. Потом начал изредка поглядывать, мельком, почти украдкой, но отрывался от дороги. Затем стал задавать наводящие вопросы. Значит, и правда было интересно. — Ладно, хорош, — опомнился Юра, когда от переизбытка слов в горле начало першить. Приоткрыл окно на щёлку, достал из пластикового кармана на двери белую пачку с чёрными цифрами, выковырял сигарету, два раза щёлкнул зажигалкой. — Моя очередь! Отабек опять напрягся, глянул остро, настороженно. — Ты где мотак свой пропил? — Это был не мой мотак, — как будто с облегчением выдохнул Отабек и приподнял голову. — Просто вернул его туда, откуда брал. — А где брал? — В Канаде. Юра моргнул. В мозгу настойчиво скреблось подозрение, что он ни фига не врал про деньги. Да Мэтт ему, наверное, в три раза больше пачку отпилил, как и любой другой нормальный промоутер, который принимал в своём клубе самого DJ ALTN. А может, Отабек вообще так старательно обходил эту тему, потому что уже давно миллионер, но не хочет палиться — мало ли что. — Фигасе! — всё-таки не сдержался Юра. — Ценной бандеролью, что ли, отослал? — Зачем? Транспортной компанией. — И часто ты так транспортом... разбрасываешься? — Не очень, но иногда приходится. Обычно когда резко меняются планы, и ты понимаешь, что назад вернёшься ещё не скоро. — Как сейчас? — Как сейчас. Юра втянул горький дым в рот, заглотил целым клубом, чуть не закашлялся. Попытался выдохнуть в щёлку, но серые струи завитками сползли по стеклу вниз и растеклись по салону. Ну вот, теперь и внутри у них туман. — Ладно, допустим, принято, — сказал он, выбрасывая окурок в окно. — Давай теперь ты. — Хорошо. М-м, когда ты последний раз... Отабек вдруг замолчал, уставившись куда-то в воздух справа. Сощурился, пытаясь рассмотреть, сбросил скорость. А когда из утренней дымки вылез и показался во всей красе тёмно-зелёный щит с указателем, Отабек резко дал по тормозам, свернул к обочине, остановился прямо перед ним. — Что случилось? — заозирался Юра. Вместо ответа Отабек развернул карту, разложил между сиденьями и всмотрелся в линии. Потёр подбородок, сказал: — Я думал, мы это место проехали ещё вчера. Юра наклонился к лобовому стеклу, взглянул на щит. Разглядел полустёртую белую надпись на зелёном фоне: «Нампа 98 миль». — А в километрах это сколько? — спросил он на автомате. — Где-то... около ста пятидесяти, — прикинул Отабек и заводил пальцем по спутанной схеме линий дорог. — Я ожидал, что мы остановились где-то здесь, а, оказывается, были намного дальше. Вот тут. Юра бегал глазами от точки к точке, от линии к линии и медленно, но верно сознавал степень своего разностороннего кретинизма. Топограф, блин, маркшейдер. — Теперь надо внимательно следить за поворотами. — Отабек как ни в чём не бывало показывал что-то на карте. — Особенно учитывая, что в Америке целых три Денвера. Фантазии у них, что ли, не хватило города по-разному назвать, думал Юра, мысленно пытаясь спихнуть стыд и злость с самого себя на гипотетических «кого-то». На хрен им три Денвера? — Смотри, — сказал Отабек, — на этой развилке надо будет направо, на следующей — тоже. А вот Солт-Лейк нужно будет обогнуть по объездной слева. В город нас не должно завести, но пропустить съезд и свернуть не там проще простого. Запомнил? Моя внимательность сейчас немного хромает... — Серьёзно? — Юра уставился на него, как на идиота. Потому что так оно и есть! Либо идиот, либо издевается. — Ты отдашь мне карту после того, как я вчера чуть не отправил нас к чёрту на рога? — Ты чего? — Отабек поднял удивлённый взгляд. — Наоборот, если бы ночью продолжили ехать, могли бы свернуть где-нибудь на левом перекрёстке и заблудиться окончательно. А так даже удачно сложилось. Да уж, удачнее некуда, подумал Юра и потянулся за второй сигаретой. Помял её в пальцах, помолчал, сглотнул, затолкал обратно в пачку. Посмотрел ещё раз на щит, на Отабека, на карту и сказал: — Пойдём сожрём чего-нибудь, что ли, раз уж всё равно стоим. Я голодный. Выбравшись из машины, Юра сладко потянулся, прогнулся спиной. Солнце понемногу выкатывалось на серое небо, медленно и лениво. Туманная дымка так же лениво рассеивалась под его лучами, хотя от влажности Юрины светлые волосы всё равно стали виться и липнуть к лицу. С недовольным цыком он попытался собрать их в хвост, подбирая нижние пряди, проехался пальцами по шее и вдруг замер с чётким ощущением: чего-то не хватает. Снова потрогал шею и горло, хлопнул ладонью по груди и, не нащупав знакомого рельефа, вспомнил: крестик же! Отабек уже ковырялся в багажнике, выуживая придавленные вещами пакеты с едой. Юра подлез ему под локоть, подтащил к себе рюкзак и, раздёрнув застёжку со шнуром, забрался внутрь по самый локоть. Где-то на самом дне валялся же, ну... — Всё в порядке? — спросил Отабек, с хрустом вскрывая бутылку воды. Юра в ответ прорычал что-то невнятное и высунул от усердия язык. Под руку попадалось всё не то: пакет с концертными чешками, новые диски, сменные футболки, тюбики с кремом, сигареты, рабочие пуанты, аптечка с пластырями и йодом. Не мог же он его посеять, это было бы... Нет, не было бы. Не мог и всё! Только он собрался отволочь рюкзак в салон и вытряхнуть содержимое на сиденье, как вдруг нащупал знакомую жёсткую ребристую ткань. Наконец-то, вот он! Подцепил пальцем, осторожно достал наружу и залюбовался. Краем глаза увидел, что Отабек тоже смотрит. Да и по фиг, уж ему-то секрет тайника доверить не страшно. Юра повертел в руках одинокий чёрный носок, пару к которому потерял ещё два года назад, но не выбросил, а решил перепрятать в него своё сокровище. Кому придёт в голову что-то искать в старом застиранном носке? Засунул руку внутрь и достал крохотную коробочку из-под кольца. А эту раздобыл, когда кто-то из клубных хвастался обручальной обновкой, а её оставил на столе. Такая маленькая, что её в носке и не заметишь, если не знать. Дрожащими пальцами Юра открыл коробочку, вынул крестик за цепочку, насилу расцепил замок, накинул на шею, а вот застегнуть уже не смог. Короткая, не видно ничего под носом... — Давай помогу, — сказал Отабек и забрал половинки застёжки, скользнув по Юриным холодным ладоням своими горячими. Дышал он тоже горячо, в самый подбородок. На каждом выдохе у него из носа вырывался целый клуб пара, как будто он кипящий чайник, обволакивал и грел целую секунду, прежде чем развеяться. Юра застыл, ловя кожей чужое тепло и пережидая новую волну мурашек, разбежавшихся от лопаток распуганной толпой тараканов. Не то от перепада температур, не то от совершенно недопустимой близости — этих соболиных нахмуренных бровей, раздувающихся ноздрей, опущенных глаз. Плотно сжатых губ. Ну что он там возится, у самого, что ли, руки дрожат? — Твоя очередь, — буркнул Юра, не выдержав. — Расскажи о нём, — негромко попросил Отабек, кивнув на светящийся в рассветных лучах серебряный крест, лежащий поверх контрастно чёрной толстовки. Юра помолчал, отвернулся к багажнику и зашуршал пакетом, отыскивая что-нибудь съедобное, но некрупное. Откопал пакет яблок, таких же зелёных, как вчера ему дал Отабек. Вытащил одно, обнял пальцами и стал греть. — Это дедов, — сказал Юра. — Я так-то не верю, хоть и крещёный в детстве — дедушка расстарался. Да и снимать его часто приходится, на выступлениях цепочка мешает сильно. Но это дедов крест, — с нажимом повторил он. — Его нельзя терять. — Ты ему отправлял деньги тогда, в Сиэтле? Когда звонил. Юра вскинул голову и наткнулся на такой тоскливый и понимающий взгляд, что даже забыл огрызнуться в своей обычной манере. Хренов телепат, ну конечно. Да и нетрудная это, наверное, была задачка: чувак зашёл на почту с деньгами, а вышел без них. Но чтобы догадаться, надо было, по крайней мере, об этом задуматься. — Да, — не стал отпираться он. — И поэтому не могу всё бросить. Мне самому-то немного надо, а у дедушки совсем со здоровьем плохо в последнее время. Хотя он бодрится в каждом разговоре, я всё равно слышу. И от денег он не отказывается, благодарит, значит, реально нужны. Такие дела. — Он остался в России? — Да. В Питере. — Доберёмся до города, сразу заедем на почту, — пообещал Отабек. Так и не убранные в хвост волосы мазнули по лицу поднявшимся из ниоткуда ветром. Наверное, это из-за него у Юры помутнело перед глазами и закололо в носу. Холодрыга же. — У тебя ведь тоже есть амулет, я видел, — сказал он, умело переводя стрелки. — Монета. Чернота в глазах напротив вдруг сверкнула протестом, но тут же успокоилась, словно усмирённая опытным укротителем. Отабек тоже не думал отнекиваться и увиливать — какой смысл, если Юра действительно видел? Тем более что настал его черёд задавать вопрос. — Кто тебе его подарил? — Сестра. — Кру-уто, — протянул Юра, не скрывая зависти. — У тебя сестра есть! — Да. Была. Ты вроде поесть хотел. Отабек отвёл взгляд и с непроницаемым лицом взялся потрошить пакет с провизией. Офигевший Юра впился зубами в яблоко и больно прикусил кончик языка. Поделом, нечего распускать. Будешь знать, как лезть, куда не просят. *** Вопреки своим же убеждениям, Юра оказался неплохим навигатором: вовремя подсказывал, где будет нужный поворот, следил за встречными щитами-указателями, не стесняясь, уточнял, в тот ли Денвер они всё ещё едут. В одиночку Отабек точно что-нибудь напутал бы. Но с другой стороны, был бы он один, не торопился бы вернуться на трассу, а спокойно проспал бы в отеле день-другой. До Денвера оставалось меньше сотни километров, целый день в пути пролетел почти незаметно. Пару раз они останавливались перекусить и ехали дальше. Отабек старался не думать о подушках, кроватях, диванах, гамаках, сиесте и прочих соблазнительных вещах, а Юра как мог старался ему в этом помочь. Начать хотя бы с того, что неловкую для обоих тему прошлого они довольно быстро смогли замять, будто и не поднимали. Зато за последние четырнадцать часов пути успели обсудить много забавного и серьёзного, рядового и местами неожиданного. Отабек перечислял, в каких городах и странах Северной Америки успел поработать, хотя, наверное, проще было бы назвать места, где он ещё не был. Рассказывал, что в Канаде полицейские рейды в клубах — обычное дело; что пейджер заимел из простой необходимости оставаться на связи с многочисленными работодателями; что в аварию попал всего однажды. Как-то ночью его приятель сильно перебрал и сел за руль мотоцикла. Столкнулись они на сравнительно низких скоростях, но этого хватило, чтобы Отабек вылетел из седла и заработал россыпь ушибов по телу. Юра рассказывал, что дома с дедом у него остался любимый кот, хотя любимыми он мог бы назвать всех кошек на свете. Вспоминал, как в Остине снимал квартиру в складчину с другими танцорами клуба. Поделился, что ведёт блог в живом журнале — его запустили совсем недавно, в девяносто девятом, а теперь тот начал набирать обороты и популярность. Правда, редко получалось зайти, только когда появлялось время и деньги на интернет-кафе. Зато это вроде как модно, а если у них ещё и фотку получится отсканить и прикрепить к записи, то вообще улёт! — Интернет-кафе тоже попробуем найти, — сказал Отабек. — Я пока не в курсе, но должны же где-то быть, раз это модно. Заодно и в торговый центр заглянем за новым костюмом тебе. Юра почему-то не ответил. Вообще как-то съёжился, скис и сморщился, как пожухлый лимон. Отабек покачал головой: стоило ли ввязываться, если приходится себе же на горло наступать? — Может, всё-таки откажешься? Раз ты так категорично против, — осторожно спросил он, косясь на соседнее кресло. — Не пойми неправильно, я ненавижу гей-клубы не за то, для кого они были созданы или что там иногда происходит внутри. Пусть творят, что хотят, только на хрен без моего непосредственного участия... «Опель» подбросило на попавшем под колесо камне, которого не заметил Отабек. Подпрыгнувший по инерции Юра от души ругнулся, потирая ушибленную макушку. — Прости, — буркнул Отабек и крепче сжал руль. — Вот меня примерно так же подкидывает, когда в подобных клубах эти... эти... люди... — Юра очень старался подобрать слово, но в итоге только скривился, недовольный результатом. — В общем, когда они начинают тянуть ко мне мерзкие руки, которые до этого неизвестно кого, но понятно за какие места щупали. Бр-р-р! Юру передёрнуло. Отабек промолчал. Он старался не отвлекаться от дороги, но мысли то и дело возвращались к их первой встрече. Вряд ли тот бугай во «Флэше» действительно спутал его с девчонкой — осознав, что так глупо ошибся, стушевался бы раньше, чем объявился Отабек. Значит, приставал как к парню. И потом ещё танцем любовался, восторженный фанат. Странное дело, но теперь при мысли, что кто-то ещё коснётся Юры под каким угодно предлогом, Отабека и самого передёргивало отвращением. — Есть один вариант, — сказал он наконец, снова бросив быстрый взгляд вправо. — Чего? — Чтобы не приставали. Юра посмотрел на него с таким обнадёженным лицом, что Отабек засомневался и замолчал. — Ну, блин, чего опять заткнулся-то? — возмутился Юра, ёрзая по сиденью. — Говори, раз начал. — Может и не сработать. — Да говори уже! Отабек вдохнул поглубже и выдавил: — Сделать вид, что ты уже пришёл с парой. Юра затих, откинулся плечом на спинку кресла, задумался. В зелёных глазах плескалось столько разных и противоречивых мыслей сразу, что разобрать их казалось невозможным. Оставалось только смиренно ждать. — Мне это даже в голову не приходило. Только с кем? С тобой? — Ты против? — Нет! — выпалил Юра, осёкся и прибавил тише: — Да нет, просто как-то... Тебе тогда тоже, типа, ну... соответствовать придётся. — Что-нибудь придумаем. Так ты согласен или нет? Отабек рисковал налететь ещё на какой-нибудь камень на дороге, вписаться в ограждение, выехать на встречку или задеть кого-то из уплотнившегося потока машин, но всё равно не мог отвернуться, пока не дождался Юриного неуверенного кивка. Когда добрались до места, солнце уже готовилось закатиться за горизонт, а Отабек с трудом заставлял глаза не закрываться. Юра тоже выглядел пришибленным, клевал носом, но не позволял себе спать, чтобы не дать заснуть Отабеку — настоящий боец. Больше не глядя в карту, Отабек по памяти свернул к одному отелю, в котором как-то останавливался, когда играл в «Зажигалке». Понтовая высотная свечка, несмотря на свои пятнадцать этажей и четыре звезды, всё же была небольшой. Элементарная геометрия подсказывала, что чем больше площадь отдельного номера, тем меньше их поместится в одну высотку. А уж тут номера были ого-го, Отабек помнил — танцевать можно. Хмыкнув про себя, он нагрузил себя и Юру вещами и повёл его к главному входу. У стойки ресепшен Отабек окончательно осознал, до какой степени Юра устал. Тот даже не возмутился, когда улыбчивая администратор сообщила, что на днях к ним заселилась большая молодёжная делегация, поэтому сейчас свободными остались лишь несколько одноместных номеров. — Можно подобрать два на одном этаже, но это всё, что я могу для вас сделать. — По фиг, берём, — обречённо бросил Юра, чуть не растекаясь по стойке. Отщёлкав что-то у себя на клавиатуре, администратор подозрительно покосилась на стоящие у ног ребят кейс с гитарой и комбик. — Я надеюсь, вы не намерены шуметь и мешать нашим уважаемым гостям? На неё уставились две пары таких красноречивых плывущих глаз, что больше вопросов она не задавала. Наверное, поняла, что если у них и был такой план, то воплотить его сегодня они точно не в состоянии. Поднявшись на двенадцатый этаж, они свернули к первой же от лифта двери. Юра прислонил гитару к стене коридора, поправил рюкзак на плече и поплёлся в самый конец крыла. Номер, как и помнил Отабек, был действительно на уровне: с высокими потолками, просторный и светлый, габаритами он больше походил на люксы в привычных гостиницах. Новенькие шкафы из белого дерева, огромный стол, мягкие стулья, притаившееся в углу под светильником кресло. И широченная, хоть и односпальная, кровать, которая почти вслух зазывала в свои объятия. Отабек скинул вещи в кучу на полу и задумался, держа в руках пакет с остатками еды. Юра наверняка тоже голодный, но шансы на то, что они ещё выберутся сегодня на ужин, стремительно таяли с каждой минутой. Так что он выставил на стол початую бутылку воды, батончик и упаковку галет и вышел в коридор. Горьковатым дымом тянуло даже из-за двери. Постучав и дождавшись приглушённого «Да!», Отабек вошёл и остолбенел, едва только увидел, чем занимался Юра. Юра курил, сидя на подоконнике распахнутого окна ногами наружу. — Смотри, какая красота... — только и успел сказать он, как Отабек сгрёб его поперёк живота и, чуть не опрокинув на спину, рывком затащил обратно в номер. — Эй, совсем, что ли?! Отабек со стуком закрывал створки окна, считал вдохи и старался ничем не выдать колотящегося в горле запоздалого страха. Даже сонливость на время отпустила: пронесшаяся перед глазами картинка того, как лёгкого Юру сбивает ветром с подоконника или как он, засыпая, соскальзывает сам и летит вниз, оказалась слишком живописной, чтобы сделать вид, что ничего не случилось. — Да чё ты, нормально же всё было, — послышалось за спиной растерянное. Проклятое окно не поддавалось, правая створка с трудом захлопнулась, левую пришлось оставить приоткрытой на щель. — Не делай так больше. — Отабек сам поразился тому, как холодно и ровно это произнёс. Он справедливо ожидал, что голос будет дрожать. — Почему? — Это тебе не второй этаж, и даже не восьмой. — Можно подумать, падая с восьмого, ты рискуешь меньше, — фыркнул Юра, но больше возражать не стал. Забрался на подоконник уже по эту сторону окна и протянул тлеющую сигарету: — Будешь? — Не курю. — Ты какой-то в край неправильный, — глубокомысленно заметил Юра, затягиваясь и выпуская тонкую сизую ниточку дыма сквозь сомкнутые губы. — Не верю, что ты никогда даже не пробовал. — Пробовал, — просто ответил Отабек. — Не зашло. — Не то пробовал, значит. Может, шнягу подсунули какую-то. — Пробовал достаточно и разного. Больше не хочу. — Нет, ну ты расскажи, почему? — Юра придвинулся по подоконнику ближе, чуть в рот не заглянул, пыхнув на выдохе в лицо Отабеку ещё одним облаком дыма. — Не торкнуло? Или подкосило? Плохо было, да? Или подсел, поэтому теперь шарахаешься? — Просто противно. На вкус и запах. Юра завис. Уставился на Отабека, будто впервые видит. А через минуту медленно отодвинулся обратно спиной вперёд, не сводя глаз с Отабека, и выдал ещё растеряннее, чем до этого: — Придурок. Отабек поднял бровь, но промолчал. — Чего сразу не сказал, что противно? Когда я в номере курил, в машине. И потом ещё... — Курить или нет — только твоё личное дело. И ни моё, ни чьё-либо ещё мнение здесь не играет никакой роли. Кроме того, тебе вроде и так никто не указ. — Говорю же, придурок, — припечатал Юра и выбросил оставшуюся треть сигареты в щель между створками. — Чего припёрся-то? — Еду принёс. Если вдруг проголодаешься. Они оба оглянулись на дверь в номер. Брошенный прямо на полу белый пакет сиротливо сложил мятые поникшие ручки друг на друга, словно прикрывая ими силуэты оставшихся внутри бутылок и пачек. — Спасибо, — буркнул Юра и слез с подоконника. *** Таких бешеных суток Юра припомнить не мог, как ни пытался. И, казалось бы, ничего особенного они не делали. Просто ночевали на трассе, просто ехали, просто говорили. И просто наконец-то добрались до полноценного привала. По отдельности, правда, жалко. Но этот вопрос он ещё поднимет, не навечно же сюда явилась эта «делегация», может, им удастся выбить двухместный номер. Потом. Например, завтра. Юра морской звездой валялся на кровати и поглядывал на электронные часы на тумбочке рядом. Огромные зелёные цифры упрямо застряли на «04:26 pm», как будто время вдруг остановилось. Мысли сменяли друг друга медленно и тягуче, ленивыми рукавами рек перетекали одна в другую, не задерживаясь на чём-то одном. Юра проснулся всего час назад, но вставать всё ещё не хотелось, как и думать о чём-либо. Голова гудела и всерьёз грозилась треснуть от передоза событий вокруг. Конечно, у него и раньше бывали неудачные, трудные или просто перенасыщенные движухой дни. Да, он часто уставал, но пара сигарет, контрабандный коктейль через старшего коллегу и десять часов сна реально творили чудеса. Жизнь переставала казаться серой чередой отстойных будней, и с новыми силами можно было продолжать бороться за место под небом дальше. Сейчас же он чувствовал себя не просто выжатым лимоном — его будто пропустили через блендер. Трижды. Пришёл такой Отабек, качнул его, как маятник метронома, и Юра теперь никак не может остановиться, пока сила трения и гравитация не вернут на место. Но они никогда не вернут, потому что Отабек подходит снова и снова, опять подталкивает, опять говорит что-то такое, от чего Юру качает всё сильнее, клонит всё дальше от точки равновесия, от привычного мира, занятий и даже восприятия мира. Однажды Юра в нём уже ошибся, повесив на него ярлык «как все». И до сих пор не понимал, почему. По нему же за километр видно, что он не просто не «как все», но эти «все» ему, похоже, и вовсе до лампочки. Сам себе герой и божество. А сколько ещё раз в нём придётся ошибиться? Много ли на свете такой фигни, из-за которой Отабек бесится где-то там, внутри, но молчит, как партизан? И как об этой фигне догадываться? Осваивать телепатию, лезть к нему в мозги? Или в лоб спрашивать каждый раз: эй, чувак, тебя это раздражает или норм? А это? А если вот так? А вот возьму и спрошу, решил Юра, приподнимаясь на локтях. Фигли он должен мучиться и гадать? По крайней мере, Отабек честный. Если прямо задать вопрос, не станет юлить, ответит. Перед глазами тут же возник утренний разговор про амулет. Да уж... Ответит, даже на то, с чем любой другой послал бы лесом. Юра встал с постели, наскоро упаковался в дорожное и выскользнул из номера. Пока шёл по коридору, разминал тянущие шею и руки. Залежался. Шутка ли, с непривычки проспать почти сутки. Остановился у двери номера Отабека и замер с занесенным кулаком: а вдруг ещё спит? Да вроде поздновато уже. Но сам ведь тоже не приходил. Так потому, наверное, и не приходил, что Юру не хотел будить. Герой, вот ещё тоже. Юра нахмурился и постучал три раза. Если спит — не услышит. А если нет... Додумать он не успел: по ту сторону послышался знакомый голос, с тихим щелчком провернулась ручка, и в дверях показался Отабек. Опять, чтоб его, раздетый по пояс, с той же монетой на груди. Но на этот раз с телефоном у правого уха. — Я понимаю, прости, что так внезапно... — Отабек кивком пригласил Юру внутрь и прикрыл за ним дверь, продолжая разговор. — Да, вчера вечером. Только если у тебя в графике найдётся окно, я бы не хотел напрягать. Но да, есть пара идей. Серьёзно? Ну, мне... Около часа. Нормально? Спасибо, с меня причитается. Жди. Отабек положил трубку, покачал головой и вдруг усмехнулся себе под нос так тепло и открыто, что Юра задохнулся: если всё, что тогда было — всерьёз, ей-богу, он бросит курить. Вопрос вырвался сам собой: — Ты куда? — В студию звукозаписи. — Лицо Отабека снова остыло, одни только глаза сверкали довольным блеском. — Тут один знакомый работает. Вернее, владеет ей и работает там же, по призванию. — Тоже музыкант? — Да. Естественно, других не держим, подумал Юра. Все у нас музыканты, диджеи, клубовладельцы, байкеры, знаменитости, просто крутые ребята. Один Юра среди них белой русской берёзой торчит на пустыре, голыми ветками на ветру качает. — Ты что-то хотел? — спросил Отабек, копошась в портфеле. Юра огляделся. Этот номер немного отличался: шторы были светлее, ковёр шире, мебель стояла по-другому, да и в целом комната казалась просторнее. А может, только казалась. Да пофиг, всё равно надо будет сменять на двухместный. — Нет, я просто... А можно с тобой? Отабек вытащил за рукав светло-серую футболку, одним слитным движением раскатал её по телу, в один миг будто сам даже посветлел, как его номер, и оглянулся. Посмотрел этим своим непонятным взглядом из-под чёрных ресниц, а Юра опять попытался угадать, о чём тот сейчас думает: недоволен или удивлён? Может, рад, а может, хотел побыть один, отдохнуть от навязчивой занозы, которая так любит совать нос в чужие дела. — Почему нет, — ответил наконец Отабек. — Только там обычно не очень увлекательно. Заскучаешь. — Шутишь? — вполне искренне возмутился Юра. — Крутая же тема! Все эти музыкальные примочки, пульты, огромные наушники на полголовы и микрофон такой с пятачком, да? Офигенно, я раньше никогда не был. — Ты много знаешь для того, кто «никогда не был», даже про антиплюйку, — белозубо усмехнулся Отабек ещё раз. Юра подумал, что точно бросит курить. Вот прямо завтра и бросит. — Переоденешься? — Не, так пойду. — Ну хорошо. Спустя сорок минут и дюжину урбан-достопримечательностей Денвера, увиденных в окно «Опеля», они стояли у лёгкой бамбуковой двери с низкой деревянной вывеской «re-Zi-store». Юре пришлось пригнуться, чтобы не впечататься в неё лбом. Дверь качнулась туда-сюда, над головой тонко и чисто прозвенел колокольчик, больше похожий на музыку ветра. Они оказались в таком же бамбуковом коридоре, залитом вечерними лучами солнца. Воздух здесь словно был пропитан самим августом и апельсиновым маслом. — С прибытием, Отабек! — раздалось с другого конца коридора. — Я рад тебе. К ним вышел чернокожий приземистый мужичок лет сорока пяти, ростом ещё ниже Отабека, но куда больше него похожий на настоящего бомжа: в затёртых до белой тканевой сетки джинсах, застиранной красной футболке с растянутым горлом и увешанный, наверное, килограммом разных ленточных фенек, деревянных бус и металлических браслетов. Его широкие губы до странного изящно выгибались в отеческой улыбке, а грустные полуприкрытые глаза чуть навыкате выдавали в нём человека с богатым и разносторонним жизненным опытом. Так и не скажешь, что он теперь владелец целой звуковой студии. — Здравствуй! — так же легко улыбнулся в ответ Отабек, подошёл к нему ближе и вдруг по очереди коснулся правой ладонью лба, губ и груди. — Не выпендривайся, тебе не идёт, — хрипловато рассмеялся хозяин и крепко обнял Отабека, похлопал по спине узловатыми пальцами. Глянул на топтавшегося в дверях Юру и уточнил: — Ты не один. Творческий партнёр? — Друг, — ответил Отабек, оглянувшись. — Ну проходи, друг, чего застрял на пороге. Юра, все эти несколько минут простоявший с открытым ртом, нерешительно двинулся вперёд. Каждый шаг в этом новом для него мире давался с трудом и сомнением, тогда как внутренности почти что отбивали по рёбрам квикстеп. — Моё имя Макумара Мунаш Гачи, — сказал хозяин и протянул неожиданно светлую розовую ладонь. — Но друзья зовут меня Зи. — Сам бы ни за что не догадался, — поднял брови и от души закивал Юра, пожимая ему руку. — Ты мне нравишься. — Зи снова засмеялся сухо и шероховато, словно камешки посыпались на песок. — Ну что ж, не будем терять времени. Они вместе прошли по коридору и свернули направо в гостевой зал. Он почти весь был уставлен мягкими диванчиками, цветастыми креслами-мешками и чайными столиками, вдоль стен высились открытые полки со всякой разномастной всячиной, на полу лежали красочные соломенные половики, а бордовые и зелёные занавески на окнах совсем не задерживали солнце, только подкрашивали его в свой оттенок. Как будто они не в самом сердце Северной Америки, а по меньшей мере где-то в Африке или на Багамах. Хотя кто знает, Юра же не был никогда. Пока Зи возился в углу с разрисованными гитарами и барабанами, Юра подошёл к Отабеку со спины и тихонько спросил: — Что, правда, друг? Отабек тут же напрягся, насторожился взглядом: — Ты не согласен? — Почему ты вечно отвечаешь вопросом на вопрос? — досадливо цыкнул Юра. — А почему ты всегда задаёшь столько вопросов? Юра беззлобно пихнул Отабека в плечо и отвернулся к полке, уставленной бронзовыми шаржевыми фигурками музыкантов, книгами, пластинками и прочей классной этно-мелочью. Подумал, может, не стоит прятать эту дурацкую улыбку, раз никак не получается? — Нашёл, — объявил Зи, доставая из груды инструментов одну из гитар. — Думаю, эта подойдёт. Они с Отабеком вышли, обсуждая аппарат и прочие музыкальные заморочки, а Юра продолжал залипать на кладезь истории в старом стеллаже. Пластинки оказались совсем разные, многие ещё тех годов, когда он даже не родился. Некоторые были подписаны самими музыкантами — раритетные. Рассыпанные по полке зёрна кофе добавляли загадки, хотя, возможно, тут просто случайно опрокинули банку. Но настоящий клад Юра откопал на соседней полке, полностью скрывшейся за пластиковыми и деревянными фоторамками. Большинство из них запечатлели случайные кадры музыкантов за работой или общением в этой студии. И только с некоторых смотрел сам Зи, в одиночку или с кем-нибудь из друзей. На одной фотографии с ним бок о бок стоял Отабек Алтын. Улыбался так же светло, как сегодня, показывал в камеру викторию своими музыкальными пальцами. С ума сойти, он когда-то ещё и рубашки носил... И верхнюю пуговицу не застёгивал, подлец! Юре вдруг подумалось, что при случае надо обязательно заиметь с Отабеком такую фотку. Можно даже не постановочную, а случайную, как другие снимки на полке. Только чтобы Отабек на ней обязательно улыбался. Подумал и хмыкнул своей же глупости: ну да, поди-ка поймай его улыбку. Всё равно что пытаться ловить молнию в грозу. В этот момент что-то коснулось его ноги, мягко, но неожиданно. Юра дёрнулся, опустил глаза и чуть не запищал от восторга — о его кеды тёрся настоящий дворовый рыжий кот. Всё как положено: рваное ухо, сломанный в двух местах и как попало сросшийся хвост, длинные лапы с массивными подушечками, а главное — цепкий желтоглазый взгляд. — Бра-ат, — протянул Юра, опускаясь на корточки и выставляя перед собой растопыренную ладонь. — Вот только тебя-то мне до полного счастья и не хватало! Кот внимательно обнюхал бледные пальцы, дважды ткнулся в них мокрым носом и наконец боднул рыжим лбом в белых разводах — то ли окрас такой, то ли боевые шрамы криво зажили. — Как тебя звать-то? — обратился к нему Юра, почесывая ногтем за загривком. — Базиль, — раздалось от двери. Зи стоял с охапкой микрофонов в руках и смотрел на них с котом со смесью удивления и научного интереса. — Не то чтобы он совсем не любил посторонних, но вообще-то давно сюда не захаживал. Гостей учуял, разбойник? Базиль проигнорировал вопрос и продолжил подставлять рваное ухо под почёсывания, настойчиво тычась Юре в ладонь и поторапливая. — Мы начинаем запись, — сказал напоследок Зи. — Пойдёшь смотреть? Оставлять кота было жалко, но отказаться Юра не смог — он же ради этого сюда и напросился. В звукооператорской было тесновато. Комнатка два на три метра вмещала только глубокое кожаное кресло, такое же потёртое, как джинсы его хозяина, невысокий закрытый комод, скромный микшерный пульт на столе рядом с широким монитором, тремя клавиатурами и огромными колонками, и окно напротив стола, совсем как в «Сниффере», только без шторы. Сквозь толстое стекло хорошо просматривалась другая комната, куда более просторная, целиком обитая странными треугольниками из чёрного картона. Там Отабек что-то прикручивал к стальному журавлю. Спустя минуту Юра с восторгом узнал в микрофонной примочке тот самый сетчатый пятачок*, который был для него едва ли не главным символом профессиональной звукозаписи. Он прислонился бёдрами к комоду и стал наблюдать, жадно впитывая всё, что творится вокруг. Как ни странно, первым в операторское кресло уселся Отабек и принялся что-то щёлкать на пульте, выводя разноцветные дорожки в монитор. А в чёрной комнате перед опущенным микрофоном сидел Зи верхом на каком-то фанерном скворечнике и выбивал из него ладонями, пальцами и костяшками такие божественные звуки, что Юра не мог удержаться, чтобы не начать постукивать и качать головой в такт. Что-то совсем простое, ровное и лёгкое. Казалось, Зи не просто не напрягается, но даже не задумывается о том, что делают его руки. После трёх записанных дублей Отабек подобрал раскрашенную красными черепами акустику, вышел в чёрную комнату и занял место Зи у микрофона, но уже на нормальном стуле. — Чтобы лишнего резонанса не было, — пояснил Зи, пряча «скворечник» под операторский стол. — А что это? — не удержался от вопроса Юра. — Это называется кахон. Однажды на рейве Отабек отжигал на таком, я глазам не поверил. Спроси потом его сам, когда будет время, — подмигнул ему Зи и сел за микшер. В огромных студийных наушниках Отабек смотрелся странно, наверное, потому что визуально они делали лицо шире. А может, в них он просто становился похож на мишку. Бурого, каких в России водится в избытке. И каких обычно рисуют на матрёшках с балалайками. Гитара Отабеку шла больше, и творил он с ней что-то удивительное: разгонял пальцы по грифу и тут же замедлялся, делал паузы и задевал все шесть струн сразу в одном аккорде, перебирал и оглаживал прозрачный нейлон нежно и мягко, чтобы в следующую секунду снова ударить наотмашь. И качался. Клонился из стороны в сторону под свою музыку, всем телом подталкивал её, направлял, запрещал стоять на месте. Юра забрался на комод, свесив ноги, и принялся отстукивать льющиеся из колонок ритмы кедами по дереву, руками по джинсам, невольно копируя плавную траекторию торса Отабека. Глаз было не оторвать от его вдохновенного лица со сведёнными на лбу бровями. Как будто он снова стал человеком, снова дорвался до чего-то желанного и недоступного и теперь кайфовал. Наверное, так и есть. Все они в своём роде зависимы, каждый от своего типа наркоты. На пятом дубле в щель между косяком и дверью втиснулся Базиль, по-хозяйски огляделся и направился прямиком к Юре. Сходу, почти не примериваясь, запрыгнул на комод, покрутился и уронил свой мохнатый зад у самого края, задрав нос и деловито прикрыв лапы переломанным хвостом, типа, он тут только мимо проходил. Юра осторожно протянул руку к рыжей голове и замер, ожидая разрешения. Базиль медленно моргнул раз, другой и снисходительно прикрыл жёлтые глазюки: так и быть, чеши. Итого Юра прикинул своё положение на сегодня: за два дня до назначенного выступления он сидит в Денвере в поразительной студии одного клёвого чернокожего музыканта, слушает офигенную игру Отабека и гладит нового четверолапого друга — этот день просто не мог стать лучше! И тут Отабек запел. Нет, не так — он заговорил. Когда Юра медленно поднял глаза на стекло между комнатами, детали стали размазываться и блёкнуть, теряться из зоны видимости и восприятия. Зи вывел в колонки вокал вместе с одним из дублей гитары, наложенным на дорожку стучащего кахона. И всё вокруг, кроме этого вокала, вдруг заглохло и ослепло, поплыло и заплясало, как акварельная картина, залитая водой. Отабек. Читал. Текст. Alright, I guess I'm feeling uptight Having trouble in my mind thinking what's right. But there's nothing I could do, Nothing I could do, I don't have a clue. Серьёзно? Этот вундеркинд ещё и в рэперы умеет? Ну ладно, даже если ритм такой неторопливый и размеренный, если мелодия простая и качающая. Но чтобы это всё не испортить, текст надо уметь прочитать. Пока Юра приходил в себя, Зи с Отабеком начали писать следующий дубль. Естественно, разве кто-то собирался его щадить? Сам к ним напросился — наслаждайся. Если бы он мог навострить уши, как Базиль, он бы непременно... Но сбитый с толку мозг начал понемногу включаться и анализировать, на третьем дубле — или это был повтор куска из второго? — Юра наконец расслышал строки и стал въезжать в смысл: Don't worry, things will get better, Sunshine comes after a bad weather. Hang on, you're in the right track, Believe in yourself, try not to look back. Отабек продолжал раскачиваться, стоя перед микрофоном, прижав один наушник к правому уху, а второй откинув назад, чтобы слышать себя. Качался и пел про... что? Светлое будущее? Что завтра будет лучше, чем вчера? Это он что, сам написал? Never let the negativity hold you, Follow your instincts, what you're told to, You aren't that weak as you seem to, Maybe someday, maybe someday... Юра отчаянно пытался понять: ему мерещится или всё происходит взаправду? Эти прикрытые от удовольствия раскосые глаза, приподнятые брови, шевелящиеся где-то там, за толстым микрофоном губы, которых сейчас не видно, но которые так ярко дорисовывает воображение. Эта склонённая набок, как для поцелуя, голова с падающей на лоб смольной чёлкой. Этот живой Отабек. Из колонок донёсся такой чувственный выдох, что Юра вспыхнул. Господи, да он там ментально оргазмирует! У Юры и самого внутри что-то сжалось, зашевелилось, развернулось и размякло. Ещё чуть-чуть, и начнёт твердеть. А Отабек всё читал и читал, наговаривал, нашёптывал, словно заклинание, как примитивный, но, зараза, действенный приворот. Сделал ещё вдох, пробормотал какие-то подводки и вдруг распахнул глаза, уставившись взглядом сидящему на комоде Юре в лицо. И заговорил с новой силой: Life can be struggling at times, But though, lovely at the same time. Going up going down, enjoy what's coming ahead Cause that's what makes you beautiful. Be true to who you are. Soon someday, you, a star. Catch the world, let it come to ya. Maybe someday, maybe someday... Последние строки Отабек читал совсем на грани слышимости, опустив голову, но не отводя глаз. А Юра сидел, застыв соляным столбом, и пытался заставить себя хотя бы вдохнуть, как положено. — Отлично, ещё дубль, — звонко скомандовал Зи, возвращая Юру в эту грёбаную реальность. — Контрольный. Был уже контрольный, подумал Юра, в висок навылет. Он спрыгнул с комода так резко, что тот качнулся, а сидящий на нём Базиль встрепенулся, расставив лапы, недовольно покосился. Но конкретно сейчас Юре просто надо было на свежий воздух. И закурить. Он вылетел за дверь под укоризненный звяк колокольчика и, сделав несколько размашистых шагов вдоль дороги, остановился у прогретой кирпичной стены, прижался к ней спиной. Поднял голову, засмотрелся на остывающие закатные разводы малинового шлейфа в голубом небе, на сиреневые росчерки перистых облаков. Вот и ещё один день прошёл. Юра достал из кармана белую пачку с чёрными цифрами на боку, вспомнил, что решил бросать. И бросит. С завтрашнего дня, как и хотел. А вообще-то вредно вот так резко завязывать, так что потихоньку будем привыкать. Перед глазами, словно в издёвку, вдруг мелькнуло лицо живого играющего и поющего Отабека. — Привыкать? — пробормотал Юра под нос, на каждый слог стучась затылком о кирпичную стену. — Да ты, блядь, издеваешься надо мной.