Рейв на двоих

Шопинг в Денвере оказался делом нервным и неблагодарным. Юре не только постоянно казалось, что на него все смотрят, оборачиваются, чуть не показывают пальцем, но и время от времени это оказывалось правдой. Он то и дело озирался и дёргался, ему всё время мерещились злые усмешки, презрительные взгляды и шёпотки за спиной. А главное, не мог понять, было ли дело в нервах или это давило общество потребления. Отабек, как и обещал, с самого утра отвёз его на почту. А сразу после потащил в торговый центр на другом конце города, потому что там, видите ли, есть нестандартные размеры и много креативных моделей, а «Зажигалка» в такую рань всё равно не работает. По совести сказать, Юра ещё не привык к полученной от Мэтта сумме, да и вообще не особо задумывался о том, сколько там сотен баксов он носил за плечами. И всё же, после того как львиную долю внезапного гонорара он отправил деду в Россию, глаз сам по себе выхватывал среди белого клейкого месива яркие жёлтые и розовые ценники акций, скидок, распродаж и прочей символики экономии. Отабек Юриных метаний не осуждал и не комментировал. Просто подходил и накидывал ему на руку кучу других вешалок со шмотками, на ценники которых Юре было страшно даже смотреть. А потом отправлял его со всем этим ворохом пёстрых стрейчевых футболок, маек, леггинсов и бриджей в примерочную, пока сам стоял снаружи и сосредоточенно листал сообщения на пейджере. Когда Юра в очередной раз отдёрнул занавеску и вышел в новом образе, стоявшие неподалёку трое парней недвусмысленно присвистнули, поигрывая бровями. Юра тормозил. Осознанно и умышленно, потому что глюки глюками, но если уж собрался бить кому-то морду, то надо быть уверенным, что за дело. И только он в этом убедился, только было двинулся на них с кулаками, как тут же оказался пойман под локоть твёрдой рукой. — Не нарывайся, — спокойно и холодно сказал Отабек, оглядывая его с ног до головы. — Хорошо сидит. Но лучше поискать шорты покороче. И майку свободнее, чтобы не давила, не мешала двигаться. И они продолжали бродить вдоль длинных рядов полок и вешалок в поисках подходящего прикида — в меру развратного, чтобы сойти за своего в гей-клубе, и в меру тянучего, чтобы крутить всевозможные финты на сцене. Вот теперь достаточно по-гейски, подумал Юра, рассматривая в зеркале практически профессиональную эскортницу: рваная мешковатая футболка цвета спелой сливы, съехавшая вбок и оголившая ключицы, светлые джинсовые шорты, едва прикрывавшие ягодицы, и ярко-чёрная крупная сетка колготок на бледной коже. — Ещё волосы в хвост забрать, и все папики в зале мои будут, — скривился он и сжал кулаки. Ничего не поделаешь, с этим надо было смириться как можно скорее: вряд ли в «Зажигалке» его старый ангельский образ приняли бы более адекватно. Ну и ладно, всё к лучшему. От костюма избавился, от набившей оскомину музыки тоже. Ещё программу перекроит — и все в осадок выпадут. Юра выглянул из примерочной и, старательно игнорируя то ли реальные, то ли показавшиеся шёпотки в свою сторону, сунулся за соседнюю занавеску: — Ну как? — Непривычно, — глухо отозвался Отабек, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком. А верхнюю пуговицу опять не застегнул... Рубашка, которую Юра почти силой сунул ему в руки, сидела охренительно, хотя была всё-таки слегка маловата: слишком уж ревностно она обнимала тёмной тканью каждую линию подтянутого тела. Когда Отабек стал расстёгивать пуговицы по одной, Юра, засмотревшись, снова невольно отметил слишком уж спортивные линии мышц для обычного музыканта и водилы. Пусть бы даже и мотоциклиста. — А у тебя что? — глянул на него Отабек через зеркало. — У меня отлично, берём. *** Из торгового центра они вывалились ближе к обеду, увешанные разноцветными фирменными и безликими серыми сумками и пакетами. Новый сценический образ подобрали, но кроме него Юра решил ещё заиметь комплект домашнего. Надо было во что-то переодеваться с дороги или между репетициями, давно хотел. Отабек справедливо рассудил, что теперь, без мотоцикла, он может не впихивать всё честно нажитое в один-единственный портфель и вполне вправе позволить себе то же самое: выбрал самые мягкие трикотажные штаны, какие только смог найти, и даже всерьёз подумывал выйти из магазина прямо в них. Второй его сбывшейся мечтой стала пара новых ботинок вместо ненавистных концертных туфель. — Старые предлагаю ритуально сжечь по прибытии в отель! — выдал Юра. — Вряд ли нам простят пожар в номере, — заметил Отабек с сожалением. — Но если ты их выбросишь в окно с двенадцатого этажа, то я не буду возражать. Поверх новой коробки с обувью Отабек снова накидал несколько однотонных ширпотребных футболок, которые Юра презрительно окрестил «недельками». А рядом, в простом, ничем не примечательном белом пакете мирно лежал килограмм зелёных яблок, которые так понравились Юре по дороге из Портленда. На обратном пути в клуб Отабек давил на газ и никак не мог расслабиться под изучающим Юриным взглядом. Тот смотрел тайком, искоса, как будто хотел что-то сказать, но не решался и только продолжал сверлить в нём всё новые дыры. За три квартала до «Зажигалки» Отабек не выдержал: — Что? — Ничего, — уже открыто поднял глаза Юра. — Я молчал. — Ты очень громко молчал. Что не так? Юра пожевал губу, постучал кедом по полу и наконец спросил: — Ты правда играл на кахоне? Вот так новости. Отабек никак не ожидал от наставника такой подлянки, тот ведь в курсе, что Отабек не любит об этом говорить. Впрочем, он же сам представил Юру своим другом, так что, наверное, ничего страшного. Но сама тема от этого не становилась приятнее. — Было пару раз. — Гонишь. — Юра скрестил на груди руки. — Если уж Зи, как он сказал, «глазам не поверил», то ты не мог обойтись парой раз. — Он не уточнял, что именно его так поразило? — Отабек облизнул губы, старательно всматриваясь в дорогу. — Может, он в жизни не видел ничего хуже. — Ты прикалываешься? — сказал Юра так спокойно, будто уже наперёд знал правду и просто хотел сравнить, сойдутся ли две чужие версии. — Диджей Элтон — и вдруг «ничего хуже»? Отабек нервно усмехнулся и взмахом руки свернул с широкой дороги в неприметный переулок между домами. — С Макумарой трудно тягаться в мастерстве. — С кем? — не понял Юра и тут же протянул, потирая лоб. — А-а, ну да. — Про таких, как он, говорят «музыкант от бога», — продолжал Отабек, лавируя в узком проезде. — Да даже если и от людей, со стороны это похоже на магию. Я покажу, когда вернёмся. Мне тоже трудно забыть тот рейв. Он настоящий гений. Не то что я. Справа выразительно фыркнули. Думает, прибедняюсь, понял Отабек, но переубеждать не стал. Лучше один раз увидеть, чем сто раз попытаться представить. Тем более что посмотреть действительно есть на что. То, что в «Зажигалке» Отабек не был уже очень давно, он до конца ощутил, только когда совершенно не узнал главный вход клуба. С парковки отеля до ярко-синей двухэтажной шайбы он дошёл исключительно по памяти, и если бы не серая, выключенная на день неоновая вывеска с названием, то решил бы, что заблудился. Внутри клуб тоже изменился до неузнаваемости, явно перенёс капитальный ремонт и полный ребрендинг. Вместо прежней деревянной авансцены, больше похожей на кабаре 30-х годов, теперь красовалась высокая металлоконструкция с россыпью ламп и звёзд по краям. Устеленный богатым ламинатом танцпол занимал всё свободное место в круглом даже изнутри зале, выставляя напоказ целых три таких же круглых «стакана» с пилонами и высокими парапетами. Даже с выключенным клубным освещением новая сцена играла и переливалась всеми оттенками белого, синего и графитового. А вдоль выгнутых стен полукругом тянулись расставленные диванчики и столики чилаута таких же таинственных фиолетово-чёрных цветов. Юра как раз застрял у одного из них, стена над которым была увешана фотографиями. Отабек, конечно, знал, что дела у Криса идут хорошо, но чтобы настолько... Всё-таки он очень давно не был в Денвере. — Отабек, мой мальчик! — раздалось вдруг на весь пустой зал, стукнулось о купол-потолок и, усиленное отражением в несколько раз, скатилось обратно. — Нет, этого не может быть. Кто-нибудь, скажите мне, что я сплю! А вот сам Кристофф ничуть не изменился: всё те же блестящие рубашки, зауженные до невозможности брюки, сияющая улыбка и крашеные светлые кудри. Интересно, он всё ещё утверждает, что это его природный цвет? По своему обыкновению, Кристофф кинулся обниматься. Отабека обдало густым шлейфом дорогого одеколона и немного приторным — геля для волос. Но вырываться он не стал: знал, что бесполезно, проще перетерпеть. Скучные и равнодушные рукопожатия Кристофф вообще никогда не принимал за знак приветствия и открыто презирал. — Привет, — отозвался Отабек, когда смог наконец вдохнуть полной грудью. — Неужели эти канадские ублюдки тебя наконец отпустили?! — Кристофф неверяще хлопнул его по плечу. — Мы почти начали делать ставки на то, что тебя там держат в плену и скоро потребуют выкуп. — Не мели чушь, — поморщился Отабек, одёргивая полы съехавшей куртки. — Макумара упоминал, что тебе тут скучать не приходится. — О, старый пират ещё жив? — Старый пират всего вдвое старше меня. — Да ладно тебе, у нас была такая классная банда, зачем ты уехал? — то ли совершенно искренне, то ли очень правдоподобно досадовал Кристофф. — Работать. И к слову о работе... — Отабек покосился на Юру, который старательно делал вид, что всё ещё рассматривает фото на стене, а вовсе не оглядывается на них двоих каждые десять секунд. — У меня к тебе дело. *** То, что этот придурковатый крикун — кажется, Отабек называл его Крисом, — и есть владелец клуба, понять было нетрудно. Куда сложнее оказалось решиться подойти к ним, особенно после того, как Юра увидел, каким тактильным тот оказался. От одной только мысли чужого прикосновения бросало в дрожь, поэтому Юра продолжал топтаться на месте, тупо пялясь на стену с фотографиями. В этой подборке Отабека он так и не нашёл. Была пара кадров, куда влез угол диджейского пульта, краешек мужской руки и тёмный силуэт без лица на фоне танцующей толпы, но распознать в них Отабека не получилось. Значит, больше можно было не тратить время на бесполезные картинки и осторожно поглядывать на него самого. Юра рискнул сдвинуться с места, только когда Отабек перехватил его взгляд и кивнул. Не уверенный, как себя вести, он решил начать с нейтрального: — Здрасьте. — А-а, — протянул крикун, улыбаясь, кажется, во все тридцать два. — Значит, это и есть тот самый юный гений, которого так расхваливал Скотт. Юра отчётливо проскрежетал зубами. Однажды его терпение всё-таки даст трещину, и он сорвётся обратно в Техас. В гости. — Так что там завтра за тема намечается? — спросил Отабек, как бы невзначай загораживая Юру плечом. Герой, посмотрите-ка. — Да я и сам не особо в курсе, — сознался Кристофф, растерянно переводя взгляд. — Слышал, что эти ребята какие-то очень блатные, не нашего круга точно. Подобные тусовки уже устраивались и у нас, и в других клубах, и за городом, но заказ на них всегда делал один и тот же «большой дядя». С таким лучше не спорить. — Странный день они выбрали для вечеринки, тебе не кажется? — озвучил Отабек Юрину мысль. И правда, какой нормальный клаббер пойдёт тусить посреди рабочей или учебной недели? Обычно вся клубная движуха приходится на уикенд. — Может, затем и выбрали, чтобы вокруг было поменьше народу, и им бы точно никто не помешал. Не представляю, что за компашка явится и чего от них ожидать. Юра завис на вдохе. Только этого не хватало. Воображение моментально активизировалось, выстроив перед глазами всех извращенцев планеты в ряд. Молчаливые и текучие, совершенно безликие, как те страшные манекены в молле Портленда, но определённо живые, они хватали Юру за руки и ноги, дёргали за волосы, срывали с него одежду и кожу, растаскивали в стороны по частям... — Приходи завтра к одиннадцати, — услышал он, словно через слой ваты в ушах. — Охрану я предупрежу, музыку тебе поставим. И тут Юра завис повторно, прирос кедами к глянцевому дереву танцпола, потому что Отабек подошёл близко- близко, приобнял его за плечо, посмотрел в глаза и сказал негромко, доверительно: — Хочешь, пойдём вместе? Музыкой я займусь, а если Крис не против, то и целый сет могу тебе сыграть. Да, Крис? Наверное, именно в этот момент Юра окончательно отключился от реальности. Казалось, на теле не осталось ни дюйма кожи, не покрытой мурашками. Плечо стремительно нагревалось даже сквозь плотную ткань толстовки, как будто Отабек приложил не ладонь, а по меньшей мере раскалённый утюг. Чернота его глаз утаскивала на самое дно, безжалостно топя в своём тепле и спокойствии. А Кристофф смотрел на них и почти рыдал: — Дети мои, как это прекрасно! Боже, диджей Алтын наконец нашёл своё счастье — это же сенсация, новый взрывной заголовок для Mixmag!* — Кристофф поочерёдно хватался за рот, за сердце и за парней. — Отабек, мальчик мой, оставайся! Я в эту пятницу даю здесь такую вечеринку, что весь Денвер ещё месяц помнить будет! Никаких блатных чужаков, только все свои, как в старые добрые времена. А? Ты ведь придёшь? Явно озадаченный внезапным поворотом, Отабек переглянулся с Юрой, и этого ему хватило, чтобы подобрать правильный ответ. — Спасибо, но решение, остаться или нет, от нас не зависит. Если будет возможность, то мы, конечно, придём. — Смуглые пальцы на плече сжались чуть сильнее. — Пойдём посмотрим аппаратуру. Чем похвастаешься? Я вижу, ты тут устроил большую стирку... Юра шагал с ними на полном автомате. Во-первых, Отабек так и не отпустил его плечо. Во-вторых, он не был уверен, что способен сейчас самостоятельно себя контролировать, потому что связь мозга с частями тела явно давала сбой. А в-третьих, не очень-то ему и хотелось выворачиваться из-под крепкой руки и оставлять Отабека одного с этим странным крикуном в блестящей рубашке. Чёрт побери, идея прикинуться гей-парочкой оказалась лучшей за всю его идиотскую жизнь! Поднявшись на сцену, они подошли к длинному, явно рассчитанному на двоих диджейскому пульту с двойным набором вертушек и микшеров. Кристофф с Отабеком говорили о каких-то марках, фирмах, комбиках, уровнях, частотах — Юре было откровенно наплевать до тех пор, пока Отабек не разжал пальцы и не принялся с восторгом щупать один из пультов, словно увидел чудо природы. Вернее, чудо техники. Ревновать к железке, конечно, было бы верхом маразма, но Юра на полном серьёзе намеревался подойти и оттащить Отабека за руку, когда тот вдруг застыл над очередным тумблером и нахмурился. — Крис, у нас проблема. — Что не так? Смуглое лицо Отабека потемнело, он смотрел на микшер перед собой так пристально и озадаченно, как будто внезапно разучился диджеить и забыл все до одной ноты. — У тебя здесь какие-то новые, не тюльпановые разъёмы. Даже переходников таких не встречал. Я просто не подключу ноут. Юра переводил взгляд с Отабека на Кристоффа и обратно, пытаясь понять, о чём они так молчаливо сейчас между собой перетирают. Наконец Кристофф развёл руками: — Ты сам просил похвастаться новым аппаратом. — Так что, мы не сможем поставить мой... то есть твой плейлист? — подал голос Юра, ещё не догоняя, что именно он не догоняет. — Ну почему, сможем. — Отабек потёр подбородок с пробившейся тёмной щетиной. — Мы же купили болванок. CD-вертушки тут есть, запишем твою программу и просто выведем с пульта. А вот как быть с сетом... — У меня много пластинок, все в твоём распоряжении, — торопливо добавил Кристофф. — Чужие пластинки для непонятной тусовки блатных чужаков... — с сомнением протянул Отабек, и это стало последней каплей. — Эй, мажор, стоп, — вскинул руку Юра, даже не подумав, что одним словом резко выпал из заявленной роли парочки. — Кто мне недавно про импровизации заливал? Искусство создавать новое на ходу, а, диджей? А кто в «Сниффере» целый сет врасплох отработал? Отабек смотрел в ответ мягко, согласно, как будто даже пристыженно. Кристофф сделал шаг, встал рядом с ним и заговорил вполголоса, тоже не сводя с Юры глаз: — Береги его, Отабек, мой мальчик. Ты нашёл настоящий дикий изумруд. А следующие два часа они провели в комнате без окон, от пола до потолка уставленной стеллажами, коробками и ящиками, до отказа набитыми виниловыми пластинками. Что удивительно, каждый раздел был подписан и рассортирован по жанрам, исполнителям и годам выпуска. Адская работа, кто бы этим ни занимался. Ковырялись в них в шесть рук, думали, шутили, смеялись, и понемногу Юру отпустило это дурацкое оцепенение перед подозрительной публикой в гей-клубе. Подумаешь, вечер. Станцует так, что танцпол задымится. Он ведь будет не один. И в десятый раз ловил на себе долгий тёмный взгляд из противоположного угла комнаты, недоумевая: это Отабек всё ещё всерьёз или просто так переигрывает? Зачем, ведь Кристофф уже давно не смотрит. К отелю возвращались в тишине. Мимо неторопливо плыли деревья, дома, витрины, ступеньки, окна, столбы. Встречным прохожим приходилось самим обходить парней, как два камня посреди реки, потому что ни один из них не обращал ровным счётом никакого внимания на мир вокруг. Отабек шёл рядом, в двух шагах, но плечо пятнистой толстовки, казалось, ещё хранило тепло его руки. В голове у Юры бессвязным роем металось множество мыслей, не зная, с какой начать, он ухватился за одну наугад: — Спасибо, что поддержал сегодня. — Отабек только молча кивнул в ответ, даже головы не повернул. — Знаешь, может, я тоже тебя поддержу? Ну, в смысле, хрен с ней, с программой, попробуем импровизировать вместе? Я ж вроде обещал, это... освоить. Отабек всего на секунду поднял глаза и, подумав, сказал: — Давай попробуем, но это непросто. — Слушай... А если мы всё-таки останемся тут до пятницы и будем выступать в «Зажигалке» ещё раз, — взъерошивая и без того растрепавшуюся светлую гриву, протянул Юра и быстро глянул из-под чёлки. — Могу я тебя попросить об одолжении? — Конечно. — Будешь моей парой на это время? Отабек вдруг замер посреди оживлённого тротуара, как будто врезался в стену на полном ходу, почти придавил этим своим непонятным тяжёлым взглядом. — Ну, я тебе хотя бы доверяю, — разведя руками, оправдывался Юра. — Ладно, если не хочешь. Просто с Джакометти вроде сработало, могло бы и... — Хорошо. Юра моргнул и уставился на Отабека: послышалось или нет? — А? — Хорошо, давай, если тебе так будет спокойнее. И снова ни единой эмоции на лице, просто эталон гранитной кирпичности в крутом флаконе. Музыку ему, что ли, врубить надо, чтобы он хоть на минуту человеком стал? — Вот уж не надо, спасибо, — встал в позу Юра. А, нет, этот гранит, похоже, трескается и от удивления тоже. Соболиные брови едва приподнялись, внезапно и неуловимо смягчив выражение лица. — Я не вижу, чтобы ты был сильно в восторге от этой идеи, и заставлять не собираюсь, — объяснил Юра. — Так что забыли, всё. Он сделал было шаг в сторону, но Отабек вцепился в его запястье так, будто решил вывернуть с корнем. Опять нахмурился, не понимая: — В каком смысле? Это изначально была моя идея. Я сам предложил. Что значит «заставлять»? Юра промолчал, чувствуя, как щёки снова обжигает поднявшейся горячей волной обиды, а слов подобрать не получалось. Вот именно, сам. Сам предложил, сам обнял, сам смотрел. А теперь на тот же вопрос сходу не ответил — задумался, как будто пожалел, что вообще это всё затеял. Отабек ведь прав. Тогда что не так? — Тебе нужна моя помощь или нет? — сказал Отабек медленно, гулко, осторожно. — Нет! — Юра выдернул руку и, от греха, засунул покалывающие ладони в карманы. — Не хочу быть в тягость. — Мне не в тягость, — возразил Отабек, не двигаясь с места. — Просто совсем недавно ты сам не был уверен. — Я и сейчас не уверен, раз ты теперь сомневаешься. Сказал же, всё, замяли. Хватит с меня этих одолжений с барского плеча! — вспылил Юра, окончательно потеряв контроль, и почти бегом бросился к первой попавшейся двери магазина под зелёной вывеской. Мельком глянул на большой мигающий крест над головой — аптека. — Ты куда? — раздалось сзади. — За пластырями! Отвали. Юра дёрнул на себя тяжёлую стеклянную дверь и вздрогнул, когда сквозь натужный скрип старых петель ему послышалось негромкое: «Не задерживайся, пожалуйста». Спустя пять минут и три человека в очереди Юра, сжимая в кулаке длинную ленту бумажных полосок, глубоко вдохнул и рявкнул по-русски: — Да блядь, что ж такое! Очень хотелось разбить лбом либо стеклянное окошко, за которым прятался перепуганный фармацевт, либо стеклянную дверь, которая безжалостно показывала безоблачное синее небо и спешащих мимо людей снаружи. Ничто больше не мешало прохожим двигаться по тротуару ровным потоком: Отабек ушёл. Юра плёлся по улице к отелю и костерил себя последними словами. В самом деле, ну что за идиот! Кому до сих пор было плохо от того, что Отабек думал? Да он единственный из них двоих, кто включает голову, вернее, никогда её не выключает. В конце концов, в няньки он тоже не нанимался и всё равно согласился в итоге, пошёл навстречу. Но уязвлённая гордость, похоже, не стерпела такого подлого тычка в чувствительное место. И как с ним теперь объясняться? В животе вдруг требовательно пророкотало, как в тучах перед грозой. Время близилось к вечеру, а они оба так с утра ничего и не ели. Пресловутой лампочкой идея вспыхнула в мозгу сама собой, и Юра свернул к первой же забегаловке всего в квартале от отеля. Но оказавшись у двери чужого номера с полным пакетом фастфуда, Юра отчаянно пытался заставить себя постучать... и не мог. Ещё не улеглось внутри, ещё крутило и царапалось. Он отчётливо понимал, что если сейчас Отабек откроет, то он просто не выдавит из себя ни слова в оправдание. Под струями душа он яростно натирал лицо пенкой для умывания и через слово обзывал себя идиотом. Поразительно, что такая здравая мысль всё чаще стала приходить к нему именно с момента знакомства с Отабеком. Избавиться от неё не помогал ни контрастный душ, ни быстрая разминка с растяжкой, ни тщательная ревизия содержимого рюкзака. Юра успел уговорить две сигареты, прикуривая одну от другой, прежде чем вспомнил, что с сегодняшнего дня он вроде как больше не курит. Плюнул, достал третью, но не стал лезть на подоконник и высовываться из окна, а просто стряхивал пепел в приоткрытую щель. Через каких-то полчаса Юра не выдержал боя с собственной совестью и размашистым шагом направился в коридор, к двери напротив лифта. То, что Отабек у себя, было слышно, наверное, за километр. Стучавшие изнутри басы пускали вибрации даже по полу, казалось, что саму дверь тоже потряхивало звуковой волной. Это было не то чтобы громко, но так раздельно и основательно, что Юра подвис: до сих пор Отабек работал над треками исключительно в наушниках. Или это он такой антиобщественной акцией протестует против внезапных визитёров? Юра поймал себя на том, что внимательно вслушивается в трек и даже покачивается с ним в такт. Басы, конечно, стоили отдельного внимания: мелодичные, густые и разнообразные, они совсем не походили на фоновый ритм-элемент, скорее служили витиеватым фундаментом для остальных эффектов, которые накладывались поверх. Похожие друг на друга части, сливаясь вместе, рождали нечто такое величественное и простое, как природный водопад — что может быть проще? Но, засмотревшись, можно залипнуть надолго. Жгучее желание постучаться и войти прямо сейчас боролось с не менее настойчивым желанием дослушать до конца. Их спор разрешился в тот момент, когда Юра понял, что стоит на пороге с пустыми руками, оставив пакет с извинительным обедом в номере. Метнуться туда-обратно заняло меньше минуты, но когда он вернулся, то не сдержал разочарованного вздоха: трек закончился и всё стихло. Юра постучал. Отабек открыл сразу, как будто караулил за дверью. Или проходил мимо по пути в ванную. Раскрасневшийся, взмокший, с полотенцем на шее и снова одетый только по пояс, он выглядел уставшим и... растерянным. — Юра? Ты за вещами? Чёрт, вещи! Он совсем забыл про утренние покупки, которые Отабек, похоже, сам перетаскал из машины в номер. Опустив глаза, Юра только сейчас заметил, что на Отабеке те самые новые штаны из груды обновок. — Да. То есть нет, — сказал Юра и вытянул на руке пакет. — Я поесть принёс, вот. — А... Заходи. А вот это уже интересно. Такого мечущегося взгляда Юра у него ещё не видел, раньше Отабек всегда смотрел прямо и открыто. И на вопросы отвечал так же. Тот взялся за край полотенца и утёр им лоб и нос. Юра одними глазами проводил качнувшийся туда-сюда шнурок с амулетом на тяжело вздымающейся груди. — Ну, как позанимался? — от балды спросил Юра, бегло осматривая комнату. Гитара, комбик у стола, включённый ноут, блокнот рядом, раскиданные на кресле в углу вещи — вроде ничего необычного. — Хорошо. Спасибо, — механически выдал Отабек и замер, явно осознав, что ляпнул лишнего. — Какой вес? — Что? — переспросил Отабек на вдохе. По выбритому виску вниз к челюсти соскользнула набухшая капля пота. — Ну, ты ведь штанги-гантели тягал? Нет? — Юра так старательно строил дурачка, что почти сам себе поверил. — Я думал, ты веса таскаешь, такой качок. Отабек словно не знал, что ответить и куда деть руки: тронул ухо, потёр шею, отёр ладонь о штаны. — Да, конечно. То есть... Сейчас нет, но вообще, бывает, хожу. — М-м, а чем тогда занимался? Отабек смотрел на него так, словно тот заговорил на незнакомом языке. — Отжимался, — выдавил он наконец. — Круто, сколько раз? — Д... двадцать... восемь. — Э, чё-т маловато. Как-нибудь устроим баттл, кто кого! Спорим, я тебя сделаю? — Да. Я сбился пару раз, — сказал Отабек, моргая чаще необходимого, и стянул полотенце с плеч. — Извини, мне надо в душ. Подождёшь? Я быстро. Юра оскалился ему в спину и забрался с ногами на кровать, устроился поудобнее. Что он там говорил про «Отабек честный», «не станет юлить»? Оказывается, всё не так просто? Зато новое открытие почему-то грело душу тайной запретного плода: Отабек совершенно точно не умеет врать. Как будто никогда в жизни этого не делал, не научился и теперь палится, как вор в горящей шапке. А в лице-то как изменился! Пожалуй, рановато им выменивать двухместный номер. Ведь ни в чём таком подозрительном Отабек не был замечен, пока они жили бок о бок. Значит, хорошо шифруется, а вот если его поймать на горячем... Юра ещё раз ухмыльнулся, довольный, как кот перед миской сметаны — это будет о-очень интересно! Отабек действительно вернулся быстро. Шлёпая босыми ступнями по голому полу и на ходу вытирая волосы, он наступил на пушистый ковёр и остановился ровно в шаге от кровати: — Твои сумки стоят у кресла, всё своё я вытащил. Или ты хотел что-то ещё? — Во-первых, — бодро начал Юра заготовленную за прошедшие несколько минут речь, подхватываясь с покрывала, — мы хотели ритуально сжечь или выбросить из окна твои старые туфли. Во-вторых, я принёс пожрать и извиниться: был дурак, исправлюсь. А в-третьих, ты обещал мне видяхи Зи, которые бы убедили меня в том, что ты полный лох в музыке. Нет, всё-таки это недоумённое лицо просто бесценно! Как тут удержаться от нового фортеля, когда он даже офигевает круто? Это было даже ещё круче, чем его взгляд там, в комнате с пластинками. — Ну, иди, — дёрнул краем рта Отабек и словно бы даже расслабился. Он кивнул Юре на стул у рабочего стола, сделал круг по комнате, что-то щёлкнул на комбике, подхватил первую попавшуюся футболку с кресла, оделся и остановился у Юры за плечом, облокотившись на столешницу. Открыл несколько папок на ноуте и, пока шерстил их содержимое, комментировал вслух: — Макумаре никогда не нужны были инструменты, чтобы делать музыку. Он сам человек-оркестр. Может заставить звучать что и кого угодно вокруг, и сам вытворяет что-то потрясающее своим голосом. — А почему ты зовёшь его по имени? Он вроде говорил, что друзья называют его Зи. — Так он мне представился впервые, — отозвался Отабек, глядя куда-то сквозь монитор. На высокий лоб падали влажные неуложенные чёрные пряди, словно тени воспоминаний, в которые тот погрузился. — И я не считаю его другом. — Как так?! — опешил Юра. — Почему? Вы же с ним... ладите. — Он, скорее, наставник и учитель. Он очень помог мне... однажды. А потом ещё больше. Я многому у него научился, с ним освоил операторскую работу и звукотехнику. И дворовый сленг. Отабек щёлкнул по файлу, развернул окно на весь экран, выкрутил громкость на максимум, и Юре открылась ещё одна истина: Отабек не склонен преувеличивать. Если уж назвал кого-то гением, значит, так и есть, и сомневаться в этом — всё равно что утверждать, будто солнце вращается вокруг плоской земли. Зи пел и говорил одновременно, выдавая что-то похожее на вчерашний речитатив Отабека, но совсем по-другому. На большой сцене, окружённый целым хором, он ходил из стороны в сторону и, казалось, шевелил звуки, разделял их, смешивал между собой своими розовыми ладонями. Его беспрекословно слушались все — певцы, зрители, песня, которую он творил на лету, воздух, который эту песню держал и транслировал всё дальше от эпицентра этно-взрыва. Он словно выпрыгнул в наш мир из шаманского круга древнего африканского племени, где они только что в коллективном трансе призывали дождь. Или удачу на охоте. Юра смотрел во все глаза, боясь пропустить малейший звук или кадр. И не заметил, как сам поддался харизме Зи, его власти, его древней магии и начал стучать ровный и гениальный в своей простоте ритм. Правая нога — каждая четверть, левая нога — слабая доля, а все десять пальцев на руках живо отбивали по столешнице пунктирный рисунок самой мелодии. Такт, второй, третий. Юра ни слова не понимал из того, что говорил Зи, но совершенно завороженно отзеркаливал широкую улыбку странного дирижёра и колдуна. Наверное, вот в чём таился секрет — это была слишком первобытная память, заложенные в ДНК глубинные инстинкты, сопротивляться которым не способен никто. Наставник, значит... Тогда понятно, у кого Отабек нахватался вот этого всего, и теперь с каждым выходом на публику гипнотизирует зал целиком и каждого слушателя в отдельности. Умышленно или подсознательно — сути дела не меняет. Вон, он и сам сейчас барабанил пальцами по столу, совсем рядом с Юриной рукой, покачивал головой в такт. Юра требовал ещё и ещё. Отабек послушно открывал все старые записи выступлений, какие только смог откопать на винте, а чтобы было лучше слышно, подключил ноутбук к комбику и вывел звук через него. Нон-стопом они смотрели один живой концерт за другим, обсуждали музыкантов с их множеством стилей и жевали окончательно остывшие бургеры и картошку вперемешку со свежими яблоками, запивая всё это водянистой из-за растаявшего льда содовой. И на каждый вопрос Отабека: «А тебе это вообще можно есть?» Юра неизменно отвечал: «А кто мне тут запретит?». Вечер пролетел незаметно, разошлись они далеко за полночь, но напрасно Юра надеялся на такой же приятный и безмятежный сон. Кошмары вернулись, чуть только он коснулся подушки, закрыл глаза и опять начал падать в бездонный чёрный колодец. Вернулись с прежней безжалостной реалистичностью и срывающими горло криками. Он особенно сильно прочувствовал это, когда в очередной раз с трудом распахнул глаза и даже не застонал — захрипел сухо и больно от придавившего липкого ужаса. Юра заставил свинцовое тело перевалиться с бока на бок, подкатиться к краю кровати, чтобы хотя бы так ощутить реальность, согнать остатки этих мерзких ледяных щупалец страха, которые никак не хотели отпускать, тянули обратно, поджидали его за закрытыми веками. Он лежал, закутавшись в одеяло до самого носа, и искал спасения в огромных зелёных цифрах электронного будильника — настолько страшно было снова закрыть глаза. На часах уверенно светилось «03:34 am». Юра глянул на незашторенное окно, но коварное небо бледнело неохотно и медленно, даже с ракурса двенадцатого этажа не торопилось отпускать мутные краски ночи. Юра тяжело поднялся, доковылял до ванной, несколько раз умылся ледяной водой и вернулся обратно в кровать, завернувшись в ватное тепло. Понял, что больше не уснёт, как бы сильно ему сейчас это ни было нужно. Поэтому просто перевернулся на спину, уставился в потолок и стал вспоминать прошедший день. Вспоминался почему-то только Отабек. Как будто всё остальное потеряло значение, стало мелким и глупым: и вся эта подготовка, и студия Зи, и клуб Кристоффа, и пластинки, и их недоссора, и непонятная публика, перед которой он сегодня выйдет танцевать. Один только Отабек Алтын смуглой звездой висел в пространстве и заставлял всё вокруг вращаться вокруг себя, щедро посылая в мир лучи своей грёбаной крутости. Юра всё вертелся и ворочался в одеяле, стараясь выбросить из головы блестящие раскосые глаза, мажорную стрижку и музыкальные пальцы, хотя бы переключиться на что-то другое, но чем дальше, тем больше новых деталей пририсовывалось к навязчивому образу, вытеснившему собой даже противное эхо ночного кошмара. Сотня накопившихся и всплывших в мозгу вопросов вдруг потребовала разрешения именно сейчас. Будильник долистал цифрами до «04:13 am», но вдруг он тоже не спит? Строил же он из себя киборга в Портленде. Справедливо рассудив, что вчерашняя схема «Если спит — не услышит» сработает и сегодня, Юра влез в новые купленные шорты до колен, яркую полосатую футболку и, не обуваясь, почему-то на цыпочках выскользнул из номера в коридор. На стук ожидаемо никто не ответил. Ни на второй, ни на третий. Юра постоял, потирая одну босую ногу о вторую, как цапля, погрел ладонью дверную ручку. Решил, что надо бы и совесть иногда иметь, Отабек и так из-за него недосыпал. Поэтому неохотно развернулся на одной пятке и вдруг совершенно не по-балетному неуклюже потерял баланс, всем весом навалившись на бедную ручку, которую не успел отпустить. Та с тихим щелчком опустилась до упора. Дверь беззвучно качнулась на петлях, прочертив по тёмному полу номера полосу тусклого света из коридора. Юра сначала отпрянул, вскинув руки, но спустя несколько секунд, когда не дождался никакой реакции на этот акт случайного мародёрства, сунул нос внутрь. В номере было тихо и темно. Предрассветное туманное зарево осталось где-то по ту сторону окна, аккуратно задёрнутого плотными шторами, одно только резкое белое пятно выхватывало из полумрака комнаты кусок стены, изголовье кровати и рубленое острыми тенями лицо Отабека. Юра прикрыл за собой дверь, проморгался, привыкая к темноте, и пригляделся: включённый ноутбук лежал на кровати, подцепленный проводом к розетке над тумбочкой; Отабек спал, уронив голову к плечу, рядом с ноутбуком поверх покрывала без футболки, но в тех самых трикотажных штанах и в наушниках с тихо шуршащей из-под амбушюров музыкой. По макушке стукнуло таким мощным дежавю, что Юра чуть не сел посреди номера. Как на свет в конце тоннеля, он зачарованно прокрался от двери до кровати, присел на корточки и перестал дышать. Точь-в-точь такого Отабека он видел каких-то несколько дней назад спящим в подсобке «Флэша»: в этих же наушниках с едва слышным битом, с вот так же сложенными на животе руками и с таким же счастливым, мать его, лицом. Юре даже показалось, что у него на губах дрожит блаженная улыбка, трогает самые уголки и никак не проступит целиком. Он привстал, склонив голову, подобрался поближе. Светотень шевельнулась следом, бросив на лицо Отабека новый чёрно-белый рубленый узор. Отабек выдохнул тихо, но резко, будто бы засмеялся где-то там, во сне, снова задрожал губами. Наверное, это музыка виновата — единственное, что способно выдавить из него хоть что-то живое. Ну, где же твои эмоции, лихорадочно думал Юра, хоть во сне дай посмотреть... Он осторожно наступил на постель сначала одним коленом, тут же подтянул второе, сел на пятки, не в силах оторвать глаз от причудливо расцвеченных контуров бровей, прикрытых век, носа и челюсти. Как в бреду он протянул руку и легко, почти невесомо коснулся тёмных губ большим пальцем. И ещё раз. Тихонько провёл по верхней, мазнул подушечкой нижнюю. Мягкие. И как он такими губами так прямолинейно и жёстко говорит, что даже спорить трудно? Потому что не о чем. Потому что не хочется. А как он их складывает в линию, когда сосредоточенно смотрит в ноут. Как кривит в ухмылке, когда стоит за пультом и удачно проворачивает новый эксперимент... Юра так глубоко залип на тёмные фигурные трещинки, что очнулся, только когда чуть было не ткнулся в чужие губы носом. Вскинул взгляд — спит. Хотел дёрнуться назад, но в последний момент передумал: дурная мысль «а на вкус они такие же?» мелькнула в голове и ушла, махнув хвостом, но оставила такой яркий след отпечатком в мозгу, что Юра не удержался. Потянул носом воздух — пресно. Не может Отабек быть таким безвкусным, просто скорлупа у него толстая и гулко гремит, если пытаться пробить в лоб. А вот если добраться через трещину и попробовать, что там внутри... Юра даже глаза забыл закрыть. Просто расфокусировал зрение и дотронулся губами. Тепло. Он коротко вдохнул носом и прижался крепче к упрямой линии рта. Так и знал! Сладко. Терпко. Как будто приправлено кардамоном. Внизу живота ёкнуло, подняло любопытную голову что-то гибкое и плотное. Он скользнул языком по тонкой нежной коже, огладил прохладную гладкую эмаль зубов и вдруг провалился глубже, столкнувшись с чужим языком, контрастно горячим и влажным. Оп-па. Не смея пошевелиться и продолжая прижиматься губами, Юра поднял глаза и столкнулся с тёмным тяжёлым взглядом проснувшегося Отабека. Так медленно, как только мог, Юра, не разрывая зрительного контакта, сначала отлепился от его лица, затем отполз по кровати спиной вперёд, слез и остановился, лишь усевшись на коленях на полу. Если бы он мог прижать уши, как его собственный кот после очередной проказы, он бы это сделал. Отабек был в ярости. Или в недоумении. Или в шоке. Или нет... По его закаменевшему лицу Юра снова ничего не мог прочитать. Несмотря на трясущиеся поджилки и взмокшие ладони, в голову вдруг пришла отвлечённая мысль, что спящий Отабек ему нравится больше. — Дай угадаю, — сурово, но совсем негромко сказал Отабек. — Это не то, что я думаю? Юра быстро кивнул. — И вообще, мне всё это приснилось, да? Юра закивал ещё быстрее и чаще. — Прекрасно. Тогда разбуди за час до сета. Отабек стащил и бросил наушники рядом с ноутбуком, перевернулся на бок и закрыл глаза. Охреневший Юра — и что, это всё?! — вскочил на ноги и стал тормошить равнодушную спину: — В смысле? Эй, стоп, а ну вернись! — Я лучше просплю целый день и увижу ещё что-нибудь подобное, — пробормотал Отабек в подушку. Юра застыл. Сбитый с толку мозг вдруг ошпарило осознанием: это и правда всё было всерьёз, всё это время. Юра опустил взгляд, отошёл на шаг. И что теперь? Делать вид, что ничего не сделал? Отабек поймёт. По-любому поддержит, подыграет. А с собой-то как быть? В груди противно и больно друг с другом царапались стыд и вина. Губы всё ещё покалывало фантомным прикосновением. — Извини, — сказал Юра тихо. — Я не должен был, сам ведь просил... Отабек шевельнулся на кровати, но остался лежать, как лежал, только глянул через плечо: — Жалеешь? — Нет! — вскинулся Юра и смутился ещё больше, по щекам запоздало растёкся неуютный жар. — Нет, просто... У тебя лицо такое было... Не знаю, не как обычно, а как будто ты живой. Отабек отвернулся обратно, сгорбился, словно ощетинился голыми лопатками. Смуглые бока застыли восковой фигурой, как будто он и дышать вдобавок перестал. — Ты сначала разберись: проверить меня хочешь или раздеть, — глухо донеслось сквозь подушку. — Вот! Вот видишь! — вспыхнул Юра. — Опять ты за своё. А как тут разберёшься, когда каждый раз с ебучим киборгом разговариваешь? В глухую стенку головой стучишься. Отабек промолчал, закаменев, кажется, и лопатками, и плечами, и всей спиной. А Юра стоял и думал: остаться или уйти? Наверное, на сегодня он достаточно накосячил. Но что-то не пускало, тянуло обратно к теплу и тёмным трещинкам на чужих губах. К человеку, который одним жестом умеет перевернуть целый мир, одним словом поднять упавшего или, наоборот, выбить землю из-под ног. Ещё раз коснуться, ещё раз увидеть. И плевать даже на то, что о нём подумают, в конце концов, это же всё было всерьёз. Не могло не быть. Это ведь Отабек — он не умеет врать. — Твоё предложение всё ещё в силе? — спросил Юра, подняв твёрдый взгляд. Отабек высунул нос из-за плеча, как из укрытия: — Которое? — Насчёт тебя. Ну... нас. Всё правильно, всё так и должно быть, понял Юра, когда Отабека чуть не подкинуло на кровати. Когда он обернулся с таким лицом, будто увидел призрака или ангела. Или обоих вместе. Болезненное, почти безумное предвкушение прокатилось у Юры по позвоночнику, пустив по коже миллиард тончайших иголок во всех направлениях сразу. Одна только мысль настойчиво стучалась в висках: зря он, дурак, не сделал этого раньше.