***
Её обидело, что весь год я плевался ядом в её сторону, потому что она была согласна на Люпина в качестве преподавателя ЗоТИ, позволила Грейнджер использовать маховик времени, закрыла глаза на тайные походы Поттера в Хогсмид… Я был недоволен, зол, расстроен поведением Дамблдора, а МакГонагалл лишь подливала масла в огонь. Нравоучениями в больничном крыле, когда Поппи обрабатывала раны от оборотня, укорезненным взглядом, когда обвинил Грейнджер в том, что Блэк снова сбежал, пощёчиной в учительской при всех, когда стало известно, что я рассказал слизеринцам, кто Люпин на самом деле… Та пощёчина стала последней каплей — я сорвался. Мои крики, наверное, слышали в Азкабане или того дальше, я говорил все, что накопилось за все годы жизни, всё, чтобы сделать так больно, как было мне тогда… Я кричал, что она старая интриганка, как и Дамблдор, что ей пора на пенсию, если она не может отвечать за своих учеников, что она вообще не имеет права ко мне прикасаться, что она больная извращенка… Лишь незаметное Силенцио* от Флитвика остановило меня. Лишенный возможности говорить, я взглядом прожигал её бледное лицо и тёмные от боли глаза. Да, я своего добился… Она ничего тогда не сказала: просто развернулась и вышла. И я уверен, что заметил в её глазах слёзы… Я извинился сразу на следующий день при преподавателях и директоре. Инициатива была, естественно, Дамблдора: любимые коллеги ему первому доложили о скандале. Минерва выслушала спокойно, даже равнодушно. После окончания моей сухой речи она только кивнула и отвернулась. Наши глаза так и не встретились до сегодняшнего дня.***
Я стою здесь уже полчаса. За дверью Большого Зала продолжается праздничный пир. Где-то там сверкает доброй улыбкой Дамблдор, весело галдят гриффиндорцы, уныло ковыряют тарелки слизеринцы… А я стою, как провинившийся школьник, и не знаю, что делать. Я пытался забыть этот случай, сделать вид, что мне всё равно. А в душе было гадко. Каждый раз, видя её прямую спину и острые плечи, я хотел убежать. Но всё равно через силу сидел за одним столом на трапезе, находился в одном помещении при собраниях… А сейчас я пришёл сюда, к ней, чтобы поговорить. А ещё извиниться. Только уже по-настоящему. Но пока я ещё стою, как последний трус, и смотрю на неё. А ещё я догадываюсь, что она знает о моём присутствии. — Вы ещё долго будете прятаться, профессор Снейп? Она знала. И ждала первого шага от меня. А я струсил. Медленно выхожу из тени гобелена и направляюсь к ней. Она так и не сдвинулась с места. Только плечи теперь расправлены, а пальцы сжимают края парадной мантии. — Я не прятался, профессор МакГонагалл. Я просто наблюдал. Я говорю очень тихо, но она слышит. А её пальцы ещё сильнее впиваются в одежду, когда я подхожу очень близко, почти впритык. Она высокая, к тому же на каблуках, но я всё-таки выше. Именно поэтому мои губы находятся прямо напротив её уха, а руки, еле касаясь талии, притягивают вплотную. Она не вырывается и не возмущается, но её неестественно прямая спина и судорожно сжатые пальцы показывают её напряжение. — Простите, — шепчу я, чувствуя запах сирени, исходящий от волос, и дрожь, пробежавшую по её телу от неожиданности, — пожалуйста… — Мне не за что вас прощать, — тоже шёпотом отвечает Минерва. Она оставляет в покое свою мантию и кладет руки на подоконник. Я вижу, как дрожат её пальцы. — Простите, прошу… Пожалуйста… Простите, Минерва… — бессвязно шепчу, утыкаясь лбом ей в макушку. Не думал, что мне будет так важно её прощение, что не смогу нормально спать и есть, каждое мгновение перед глазами видя её глаза, полные боли и обиды. — Перестаньте, — говорит она, и я не вижу, но чувствую её слёзы, — вы не виноваты, Северус. Вы всё сказали правильно, вы полностью правы… К концу речи её голос сошёл на нет. Только тяжёлое, от скрытых слёз, дыхание нарушало тишину. — Я не хотел… Простите… Я дурак… Прошу… Я не мог остановиться. Мне жизненно важно, чтобы она меня простила. Я не смогу нормально жить… Как в бреду, я опускаюсь на колени. Пол в коридорах всегда холодный и грязный, но меня это в тот момент совсем не волновало. Минерва резко развернулась, правильно поняв мои махинации. — Северус, немедленно встаньте… Что же вы? Глупенький… А мне плевать. Я просто обнимаю её колени и шепчу: — Простите, простите, простите, простите… И я чувствую её руки на моей голове, нежные пальцы в моих волосах и слышу тихий голос: — Прощаю, прощаю, прощаю… — Спасибо, Минерва, спасибо… Мы замираем с Минервой в этой, странной для обоих, позе. Мне стало легче, ей — тоже. Она уже не плачет — просто гладит меня по голове, как маленького мальчика. — Зря вы извинялись, — она начинает так резко, что я вздрагиваю. — Вы правы: я не имела права давать вам пощёчину и прикасаться вообще. Я, действительно, не могу уследить за Поттером и его друзьями — наверное, пора мне на отдых. И… я, правда, старая против вас. Тут вы попали в яблочко. Только вот с извращенкой я не согласна: у меня и в мыслях не было вас… принуждать к чему-либо. Я не знаю, что сказать. Всё, чем я обидел эту женщину, неправда. Я не считаю её старой извращенкой… Я просто… Она, не дожидаясь моего ответа, отстраняется. Берёт меня за плечи и легонько тянет вверх. Я поддаюсь. Впервые за несколько месяцев я вижу её глаза — тёмные, почти чёрные при тусклом свете факела. Там нет обиды, презрения или ненависти, которых я ожидал увидеть. В глубине глаз плескается растерянность, удивление и… Боль. — Минерва, вы… Я хочу спросить, почему ей больно, она ведь простила, но… Её ладонь аккуратно прикрыла мои губы, не давая произнести ни звука. — Тихо… Вы ещё очень молоды, Северус… Вам нужно жить, а не понимать мои чувства. Меня, старую ведьму, видавшую и слышавшую многое в этом мире, обидела правда. Так бывает. Я расстроилась не из-за ваших слов, нет. Мне стало больно от того, что это правда, которую я не хотела замечать. — Минерва… — Я не договорила. Мне уже почти шестьдесят и… Я не могла подумать, что мои прикосновения могут быть вам неприятны. Я больше не позволю себе таких вольностей. — Минерва, о чём вы? Я озадачен и удивлён. Она почему-то переживает о том, что мне было неприятно. — Довольно… Я, думаю, разговор можно считать закрытым. Мне пора. До свидания… Пробормотав себе под нос целую тираду слов, Минерва развернулась и быстро пошла в сторону Гриффиндорской башни. На подоконнике осталась лежать её парадная мантия. Я тупо смотрел на часть её гардероба: в голове было пусто и непонятно. — Что же вы со мной делаете, профессор МакГонагалл? — прошептал я в пустоту. Я невесомо прикоснулся к зелёной ткани, чувствуя прохладу и нежность шёлка. — Дура вы, Минерва, а не старуха… И, прихватив её мантию, пошёл к себе. — Захотите вернуть одежку — знаете, где меня искать, — громко сказал в темноту коридора. Я почему-то уверен, что она меня услышала. *Силенцио - заклятие немоты.