Спасибо

       Рождество… Должно быть, это весёлый и радостный праздник, раз улыбка не сходит с лица детей.        Рождество… Наверное, мне тоже нужно улыбнуться, выпить пунша или шампанского, а не очередной бокал сухого вина, и принять девятое приглашение Горация потанцевать.        Рождество… Перед глазами, вероятно, пляшут разноцветные снежинки, огненные бабочки, самодельные снитчи.        Тогда почему я вижу перед собой только почерневшую от проклятия руку Дамблдора? Зачем ко мне присосался, словно вампир, этот ужасный образ иссохшей старческой кисти? По какой причине я вижу в голубых глазах Альбуса зелёный отблеск Непростительного заклинания?       Зачем он сегодня мне сказал? Чтобы я знала и ничего не могла сделать?! Чтобы каждый последующий день видела его лицо и эту чёртову почерневшую руку и знала, что он умирает?!        «Позволь Северусу облегчить мои страдания…»        А кто мне облегчит боль от твоей потери, Альбус? Кто вытрет слёзы с моих глаз, когда я буду стоять над твоей могилой?! Кто облегчит мои страдания?        Встаю изо стола и направляюсь к двери, стараясь незаметно покинуть Большой зал. Движения какие-то медленные и скованные, словно я во сне, страшном кошмарном сне. Пошаливает сердце. То стучит о грудную клетку, как сумасшедшее, то, кажется, с секунды на секунду остановится. И все болит, болит…        Здоровье и правда с недавних пор хилое. Сказался прошлогодний стресс. Несколько раз уже ночевала в Больничном крыле, а все бестолку… А ещё эта война… И без Дамблдора?!        Школьный коридор встречает прохладой и спокойствием. Но тугой корсет старомодного платья не даёт свободно вздохнуть… Или это страх? Страх, что человек, который заставил меня надеть это платье, завтра погибнет?!        Дрожащей рукой опираюсь на стену: как же тяжело идти… Грудь сжимает, словно под прессом, а ноги ватные и чужие. Это такой мне подарок от тебя на Рождество, Альбус? Это то, что я заслужила?!        Стенка шатается… И пол тоже. И потолок. Закрываю глаза, чтобы побороть тошноту. Зачем ты мне все рассказал Альбус?!        Хочу кричать. Хочу выплеснуть всю боль, которая собралась противным комком в горле. Хочу колотить руками стены. До крови, сдирая кожу до костей, как в конце прошлого учебного года… Хочу приставить палочку к виску и наконец покончить со всем этим, а не струсить, как год назад… Хочу…        Открываю глаза и иду дальше. Туда, где никто не найдёт, туда, где смогу выпустить чувства на волю.        Поворот, ещё поворот, ещё… Как же медленно! Лестницей вверх, потом поворот, вверх на два этажа… Как же тяжело! Длинный коридор, дверь… Астрономическая башня.        Дежавю… Я уже была здесь однажды. Небо также было усеяно тучами, дул ветер, только тогда по-летнему тёплый, а сейчас холодный-холодный… Я тогда кричала, кричала, кричала… И выдохлась. Не смогла произнести вслух два слова, которые избавили бы меня от чувства стыда и унижения…        — Профессор Макгонагалл?!        Я даже не оборачиваюсь: этот голос я узнаю, наверное, из миллиона. Как я могла подумать, что он оставит меня одну? Он и тогда, вероятно, следил за мной и наблюдал… Смотрел, как я бьюсь в истерике, как дикий зверь вою и рыдаю… Северус Снейп…        — Профессор Макгонагалл, вы меня слышите?        Я так хотела тогда умереть, так хотела… И сейчас хочу… А умрет Альбус! Его, а не мое тело изогнется дугой от проклятия! Его, а не мои глаза застынут, подергнутые дымкой зелёного сияния! Его, а не меня, положат в гроб и сожгут! А виноват только один человек… Северус Снейп!        — Профессор, ответьте, с Вами все нормально?!        Я резко поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Увидеть эти бесстыжие очи, которые будут равнодушно смотреть, как погибает наставник и друг. От его же руки.        — Нормально? Нормально?! — мой голос срывается на крик.       Как он смеет спрашивать, нормально ли все у меня?! Когда я должна ждать пока Он убьет Дамблдора!        Рука непроизвольно тянется к палочке. Одно мгновение — и древко нацелено Снейпу в грудь.        Его глаза показывают удивление, но застать в расплох не удалось: бледные пальцы тоже сжимают волшебную палочку.        — Профессор, я не знаю, что у вас случилось, но если я могу помочь…        Я прерываю его речь молниеносным невербальным проклятием, которое он успевает отбить.        — Помочь? Ты хочешь помочь? Помощником себя возомнил? И Альбусу избавиться от мук захотел? Что, не терпится стать директором? Пертификус Тоталус!        Он уворачивается, а проклятие с грохотом взрывает факел на стене.        — Или ты по-настоящему на стороне Волдеморта? Убьешь Альбуса и всё, война почти выиграна, да? Замашки пожирательские у тебя ведь ещё остались! Причинять другим боль, унижать, стыдить… Сровнять с землёй и вытереть ноги! Это ведь ты, Снейп! Бомбардо!        Заклинания отрикошетило от его щита и полетело в меня. Я едва успела уклониться — проклятие красной точкой исчезло за окном.        — Как ты мог согласиться его убить?! Как ты посмел?! Ненавижу!        Мной двигала злость. Я посылала заклятия одно за другим даже не прицеливаясь, не обороняясь. Я пускала в ход самое тёмное, на что была способна. Я была готова убить.        Снейп не сказал ни слова в свою защиту — значит, всё правда! Это злило ещё больше. Хотелось сделать ему больно, так, как делал мне, так, как мне сейчас было больно!        — Ступефай! — Снейп в последний миг уклоняется. — Инкарцеро!        В этот раз он не успел. Десятки крепких верёвок туго обплетают мужчину, до крови сжимая руки и ноги. Его палочка покатилась по полу.        — Минерва… Дай мне объяснить… Пойми…        — Мне не нужны объяснения, не нужны!        Резкий взмах палочкой — и невидимый хлыст оставляет красный след на бледном лице зельевара. Сам мужчина издает тихий полукрик-полустон.        — Минерва… Пойми, я не хотел, но так нужно…        — Довольно!        Ещё один хлыст невидимой силой оставляет на второй щеке красный след. Он не хотел… А кто его заставил бы это сделать, кто?! Сам сдался — вот и получай!        Я рассекала воздух палочкой, словно дирижер, приказывающий играть ужасную мелодию, кровавую музыку… Снейп изгибался от боли, но не произносил ни звука. Сильный. Но не смог противостоять слову Дамблдора! Мы бы что-то придумали, мы исправили бы, попытались…        На периферии сознания я понимала, что нет — Альбуса не спасти. Но сердце признавать поражение не хотело, а сдерживаемая целый год злость рвалась наружу. Снейп сумел доломать ту стену, которую разрушил своим ужасным поступком ещё год назад. Он меня сломал!        Внезапно накатывает усталость. Волшебная палочка дрожит, как и посиневшие от холода руки. Снейп лежит неподвижно. Кровь стекает с его лица, туго перевязанных рук, ног…        «Что я наделала? — осознание происходившего ранее пришло так внезапно, что мое колотившееся сердце в мгновение замерло. — Господи, что я натворила?»        На негнущихся ногах подхожу к неподвижному телу. Неужели убила? Господи, дура! Падаю на колени и пытаюсь нащупать на шее пульс… Не чувствую… Не чувствую! Господи, какая же дура!        Стоп! Есть… Слабый, но есть… Живой, слава Богу, живой!        — Энервейт!        Тело Снейпа выгнулось в дугу и снова упало на пол.        — Энервейт! Чёрт возьми, Энервейт!        Резкий вдох мужчины и кашель в захлеб — я почти потеряла сознание от облегчения.        — Северус…        — Я рад… что Вы… наконец успокоились…       Я чувствовала, как тяжело даётся ему каждое слово. И стыдилась посмотреть ему в глаза. Что на меня нашло? Как с ума сошла…        — Простите… Я…        — Все правильно… Я заслужил… Мне и этого… мало… Жаль, что не убили… Так было бы лучше… Мне не искупить свою вину перед Вами…        Он помнит. Его гложет чувство вины за содеянное со мной. Он тогда сорвался, как и я сегодня…        — Простите меня, Северус… Я не имела право… Господи, простите…        Голос сорвался на нет. Господи, что я натворила?! Как изверг… Слёзы. Эти глупые слёзы! Почему я себя жалею?! Почему? Ему в стократ тяжелее: он должен убить друга. А я… Он и себя вместе с Альбуса убьёт… А я…        — Тихо, Минерва, тихо… Не плачь… Все будет хорошо… Вот увидишь… Не плачь, не плачь…        Сильные руки прижали к груди. Когда он успел встать? Запах крови… Мерлин, он весь в ранах ему больно!        Резко вырываюсь с его объятий и поднимаюсь на ноги. Встречаюсь с его растерянным взглядом.        — Извините, Минерва, — сухо говорит он, пытаясь подняться. — Я не подумал, что Вам может быть противно. Извините, такого больше не повторится…        Я не сразу понимаю о чём он. Просто машинально наблюдаю, как он морщится, когда поднимается на ноги, как трясется рука, опираясь на стенку, как он с гордо выпрямленной спиной медленно идёт к двери… Только когда он, завернувшись с носом в мантию, закрыл за собой дверь, я поняла: он подумал, что я вспомнила его поступок… А я не вспомнила.        Где-то далеко ученики покинули Большой Зал.