Спасибо

      Глаза, налитые свинцовой тяжестью, не смотря ни на что, распахнулись, как по приказу. Затуманенный от боли и, чёрт бы их побрал, слёз взор упёрся в расстегнутую ширинку Амикуса. Только не это! Только не опять! За что?!       — Что, язык проглотила, сучка? — шипит откуда-то сверху пожиратель, а я, как зачарованная, не могу оторваться взглядом от движений его тонких рук. — Тебе это не поможет, тварь! На славу поработаешь им, и не только им!       Серые брюки медленно сползают по худым волосатым ногам к полу, а моё сердце так же падает вниз. Тело бьёт мелкая дрожь, по шее стекает кровь, рёбра болят невыносимо… И я понимаю, что это только верхушка айсберга моих сегодняшних мучений.       — И правда затихла! Да ты посмотри на её глаза, Амикус! Затравленные, как у жалкого зверька, полные ужаса и страха! Ха-ха-ха! Гордая львица боится?! Ха-ха! Даже зубы стучат! Мразь!       Алекто обошла брата и, подойдя поближе ко мне, сильным ударом зацедила в лицо. Раз, второй, третий… Мне почти не больно. Почти. Я даже не кричу. То, что издаёт мой рот, не можно назвать криком. Визг, поскуливание, писк… Все, что угодно, но не крик. Крик, оказывается, — слишком большая для меня честь!       — Алекто, стоп! — рычит Амикус, прекращая моё избиение. — Она пока моя! Моя сука, моя шлюха, моя рабыня! Ты за всё ответишь! Ненавижу!       Он подошёл ко мне, смешно путаясь в приспущенных штанах и трусах, и, схватив за волосы, рывком поднял на колени и прижал мою голову к паху. Запах мочи и немытого тела ударил мне в нос, а курчавые лобовые волосы, попав в рот, заставили скрутиться в рвотном спазме.       — Ты куда, тварь? — проревел пожиратель, когда я извергала остатки ужина на пол темницы. — Я тебе не разрешал!       Снова чувствую сильный захват — Амикус, небрежно намотав мои волосы, снова притянул к себе. Моя влажная от крови щека упёрлась во что-то маленькое и подрагивающее. Ни за что не открою глаза! Ни за что!       — Соси, тварь! — рычит мужчина, пытаясь, вероятно, одной рукой направить свой член мне в рот. — Зубы разожми! Сука!       Мои челюсти сжаты до скрипа, но я понимаю, что это ненадолго: ему проще выбить мне зубы, чем уйти ни с чем. И тогда…       — Да что ты с ней возишься?! — тонко вскрикнула Алекто, на мою попытку вырваться из рук её брата. — Получай, тварь! Круцио! Круцио!       Моё избитое тело, мне кажется, поднялось вверх аж до потолка, выгибаясь от поступившей невозможной боли. Было чувство, как будто кости крошатся, рассыпаясь прахом во мне, как будто внутри все лопнуло, разорвалось, и вся кровь, ищя выхода, скопилась в горле, не давая свободно вдохнуть. Или это мой крик не давал воздуху проникнуть в горящие огнём лёгкие, поднявшись ещё выше тела, прямо к потолку, ударившись об него и вернувшись назад в мои уши.       — Круцио! Круцио! Ори, сука, ори, проси пощады!       — Хватит, Алекто, а то она ещё подохнет раньше, чем мы запланировали!       — Нет! Пусть мучается! Или просит пощады! Слышишь, Макгонагалл?! Одно твоё «пожалуйста» — и я прекращу тебя пытать! Скажешь? Говори, тварь! Круцио!       Мозг плавился от чудовищной боли, а рот открывался уже в беззвучном крике. Слова пожирателей доходили, словно сквозь вату — долго и совсем не понятно. Вместо их слов, я слышала слова кого-то другого, кого-то, кто был, кажется, ещё в прошлой жизни, был со мной другой… Для тебя главное гордость… Ученики… Ты тоже ему обещала… Ты виновата… Все из-за тебя…       Обрывочные воспоминания вместе с Круцио причиняли невыносимую боль. Так хотелось умереть (который раз за последние годы?) и не видеть, не чувствовать НИЧЕГО. А ещё не знать, что мои дети в опасности, что их тоже так будут пытать, что те, кто мне дорог, могут погибнуть в один момент… Воспалённый разум почему-то считает, что всё это исправить могу я. Если буду с ними рядом, биться плечом к плечу, то спасу их всех, прикрою собой, умру, но не дам в обиду.       Но для этого выжить нужно сейчас. Для этого нужно просить пощады сейчас. Пережить всевозможные унижения сейчас, чтобы потом за всё отомстить и попробовать спасти.       — Круцио! Говори, тварь, говори! Круцио!       Новая волна боли, но для меня она далека. Будто и не меня пытают, а кого-то рядом, больно кому-то, а мне лишь отголоски. Такое ощущение, что я уже не здесь. Мне кажется (или всё же хочется?!), что я умираю, ухожу в небытие, там, где спокойно и тихо, где нет войны и боли, где тепло и солнце…       Возможно, смерть — это не так плохо? Не только для меня, а и для всех их? Для маленьких мальчиков и девочек, что судорожно сжимают родительскую руку 1 сентября на вокзале? Для нежных юношей и девушек, что только-только попробовали жизнь на вкус? Для молодых людей, у которых сердца бьются в два раза чаще, потому что Амур попал туда золотой стрелой?       Кого ты хочешь утешить, Минерва? Всё это ты уже пережила: и беззаботное детство, и пылкую юность, и любовь… Что ждёт тебя впереди? Одинокая старость и смерть в старческих муках? А для них все только начинается, они хотят жить, им нужно жить! А ты, трусишь, Минерва, боишься показать свою слабость…       Жизни дорогих мне людей — цена моей слабости и гордости. И она слишком велика, слишком…       — Пожалуйста!       Это слово громко прозвучало, очень громко, не сомневаюсь, Амикус и Алекто его услышали… Но намного громче был звук ломающихся внутри меня стен. Все то, что я строила годами ещё со смерти мужа, падало, крошилось, ломалось под гнётом моей слабости.       Бам! Бам! Бам! Мерлин, неужели это моя ничтожность бьёт в бубон от радости, что я сдалась на милость врагу?! Тук! Бам! Тук! Я, наверное, сошла с ума, раз кроме злорадного хихиканья пожирателей слышу эти звуки! Или не только одна я слышу?       — Какого черта?! Кто там ломится? Я же говорила, что эти маленькие ублюдки приведут кого-то!       — Керроу! Немедленно откройте! Я знаю, что вы там! Открывайте!       Внутри все сжалось от голоса, который я уже не в силе не узнать. Северус… Нет, я сошла с ума, его не может здесь быть! Нет!       Приоткрываю глаза, чтобы убедиться, что его здесь нет, но вижу, как Амикус испуганно надевает брюки, а Алекто мечется у двери. Нет, только не он… Только не здесь… Не в таком виде…       Амикус, видимо, привел себя в порядок, потому что его сестра поспешила открыть дверь и впустить… Снейпа…       — Какого черта вы делаете?! Кто вам позволил калечить преподавателей?! Я приказал их не трогать! Тёмный Лорд с этим согласен! Вы нарушили приказ нашего Господина! И он об этом узнает! Быстро ко мне в кабинет!       Я видела, как расширились красивые (что?) глаза Северуса при моем виде. Да, зрелище, наверное, не для слабонервных… Его яростный крик и меня мог бы напугать, если бы… мне было не всё равно.       — Минерва! Минерва, что с тобой? — Северус опустился на колени передо мной и тревожно вглядывался в моё лицо. — Что они успели сделать? Что? Минерва, не молчи!       Но что я могла ему сказать. Смотрела в его бледное лицо и понимала: Не успел!       — Зачем ты пришел?       Какой противный у меня голос. Сорванный и сиплый.       — Что? Зачем? Я Лонгботтома встретил… Он мне всё сказал… как мог. Я пришел, как только смог…       — Зачем ты пришел? Поздно, ты пришёл поздно…       И правда, если б он пришел на пять минут раньше! На три минуты раньше! Мне бы не пришлось умолять!       Северус бледнеет, хотя, мне кажется, дальше некуда. Я знаю о чём он подумал. И это злит меня ещё сильнее.       — Ты думаешь, меня изнасиловали? Действительно, что ещё ты можешь подумать! Только то, что совершил со мной сам! Приятные воспоминания не дают покоя, да?       Что я несу? Бред какой-то. Но остановиться не могу. Именно сейчас хочу сделать больно, очень больно! У меня получилось. Его глаза (красивые, я говорила?) темнеют, а губы сжимаются. Ему больно. Мне больно. Чудесно.       — Я хочу уйти, помоги мне.       Ха-ха-ха, я снова прошу… К плохому привыкаешь! Слабачка…       Северус молча подымается с колен и подаёт мне руку. Я с трудом, с большим трудом, встаю на дрожащие ноги, опираясь на мужчину. Он тёплый и сильный. Появляется желание поплакать у него на груди. И снова показать свою слабость. Нет!       — Пусти, я пойду, — говорю как можно холоднее.       — Я проведу Вас, профессор, Вы…       — Нет! Я дойду сама. У Вас есть дела, я думаю…       Осторожно отстраняюсь он него и медленно иду к выходу. Машинально хочу нащупать палочку в кармане, но понимаю, что она у Невилла. Сегодня я ее не заберу, сил нет.       Уже поворачиваю в коридор, когда слышу:       — Мне очень жаль…       Я ему верю. Меня можно только пожалеть, не более… Только вот я хочу немного другого… Не судьба.       — Какая знакомая фраза…