***
О Московских пробках слагают легенды, мол, в одной из них можно родиться, прожить счастливую жизнь и умереть. Попов уже 40 минут упирается взглядом в билборд с рекламным слоганом магазина алкогольной продукции: "Мне сладкое нельзя, неси полусладкое". Пешком бы уже до работы дошел, ей богу. Клиентов и так осталось всего ничего, опаздывать нельзя. Он не любит ждать. Ожидание заставляет думать, погружаться с головой в омут мыслей, а ему это нахрен не нужно. Не в его правилах курить в салоне автомобиля, да и вообще руки стали всё чаще тянуться к пачке, но уже как-то пофиг. Арс подпаляет сигарету, пару раз затягивается, вдыхая призрачный дым слишком глубоко, до тяжёлого кашля. На глазах выступают слёзы. В этот момент машины впереди начинают активно рассасываться, освобождая дорогу. Попов перестраивается, вызывая в свой адрес раздраженный гул сигналов и парочку матерных. Внезапно окурок вылетает на ноги, прожигая дыру в светлых брюках, и, наверняка, оставляя небольшой ожог. Мимо проносится скорая, оглушая сиреной оживленную улицу. "Расчудесный, сука, день". Везёт ему сегодня как утопленнику. На последней лекции, как назло, устроили проверку посредством сдачи листочка с фамилией на выходе. Да еще и не старосте потока, а лично в руки преподавателю. Всё бы ничего, но прикрыть кого-то в такой ситуации почти нереально. Арс одним из первых покинул аудиторию, протянув лектору две бумажки, аккуратно прикрывающие одна другую. Лектор легким движением пальцев обнаружил обман и великодушно предоставил парню возможность всё-таки оставить свою отметку о присутствии. Попов не задумываясь вернул одну, скомкав и выбросив вторую. Ту, где заканчивающейся синей ручкой выведено собственное имя и номер группы. Арсений оставляет машину на обочине, хватает с заднего сиденья спортивную сумку и убегает в сторону зала. Дыхание быстро сбивается, начинает колоть в боку. "Спортсмен хуев, иди ещё покури". Успел. Забежал минута в минуту. Молодец.***
Время не лечит, оно лишь дает возможность принять. А уж воспользоваться ей или нет - твой выбор. Только ты решаешь, о чем думать и во что вникать. На чем заострить своё внимание, а что отпустить. Если ты застреваешь в собственных мыслях и не можешь выбраться из котлована чувств самостоятельно, значит, нужна помощь. Если позволишь всем проблемам запереться внутри себя, то легче от этого не станет. Не усугубляй всё немой жалостью к себе, иначе - свалка. Самокопание до добра уж точно никого не доводило. В конце концов, ты не можешь жаловаться на свои обожжённые руки, когда они находятся на плите. В университете Антон появился лишь в среду. Сдал первый промежуточный зачет по анатомии на хилую четверку и теперь ждет начала лекции по правоведению. Дико бесило, что Арс даже не поинтересовался причиной его отсутствия. Просто поздоровался и ушел в противоположный край аудитории. Он не писал и не звонил. Вот что происходит? Что за резкий переход от "я постелил тебе на диване" до игнора? Может, занят был? А может, ему просто нет до этого дела? Ход его мыслей прерывает Попов, резко приземлившийся на соседнем стуле. -Ну что? -Что? -Что поставили? Ты вроде норм отвечал, даже глазницу вспомнил всю, - Арсений пытается аккуратно сложить белый колпак, чтобы убрать его в сумку, но выходит откровенно дерьмово. -Четыре вроде. Ну, про тебя я не спрашиваю, зубрила, - Шастун шумно разворачивает шоколадку, не поднимая глаз на собеседника. -Да он так, по старой дружбе пять поставил. Я даже не готовился особо, вот с тобой в выходные, - парень осекся, припомнив подробности того дня, - А ты? Опохмелялся двое суток? Антон ждал этой встречи. Ждал разговора, хотя бы диалога в мессенджере. Но сейчас есть только одно желание: уйти. Шастун открытый человек - душа нараспашку. Слишком откровенный, слишком чистый для этого мира. Наивный, словно ребенок. В нем быстро вспыхивает пламя чувств, но так же мгновенно утихает и сходит на нет. Его отходчивостью часто бессовестно пользуются люди, порой вытирая о него ноги. Он понимает, что нельзя допускать такого, но самооценка не позволяет заступиться за себя. -Я расскажу, если хочешь, но не здесь. Можно после пар завалиться куда-нибудь. Арс судорожно подбирает в голове нужные фразы. Всё в организме готово вопить "Да, да!", но с языка срывается: - Нет. Извини, у меня работа. Так правильнее. Хотя бы на время отдалить его от себя, вдруг подостынет. Так нужно. Кому? А это уже другой вопрос. То, что Попов вчера "расслабился" в ванне с мыслями об Антоне, он унесет с собой в могилу. -Хорошо. Антон чувствует себя навязывающимся. Это так странно, будто просить человека общаться с тобой. "Успокойся, не накручивай".***
Неделя летит за неделей, каждый день похож на предыдущий. Небо светлеет по утрам всё позже, темнеет вечерами раньше, выгоняя перелетных птиц с родных мест. Студенты уныло преодолевают путь из уютной постели в холодный мир, встречающий пасмурной погодой и невесть откуда взявшейся лирической грустью. Мелкая морось покрывает улицы города, собственно, поэтому, физкультуру наконец проводят в зале. Арсений впервые присутствует на этой паре, потому что препод, благополучно забывший о собственном обещании, выставил в журнал каждый его пропуск и заставил отрабатывать. У Попова просто не хватит матерного словарного запаса, чтобы описать сложившуюся ситуацию. Обычная разминка, бег по кругу, пара упражнений на мышцы спины и, в конце концов, преподаватель сдается и позволяет группам поиграть в волейбол. В шортах ноги Шаста кажутся ещё тоньше. Арс вновь ловит себя на том, что пялится. Даже не скрываясь, в открытую смотрит. Спортсмен, конечно, из Антона некудышный, хотя с мячом он обращается довольно умело - уверенно подаёт и отбивает, при этом не загораживая остальных, а работая в команде. Он улыбается. Широкой, безумно красивой улыбкой. Луч солнца в осенний день. -Арс! Хлесткий удар и едва слышный хруст. Полосатый мяч впечатывается в сенино лицо. Парень рефлекторно хватается за нос, сдерживая струйку крови. Со всех сторон разносятся вопросы о его самочувствии, кто-то кричит о необходимости принести лёд. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем где-то над ним раздается голос друга. -Арс, пойдем, - парень принимает из рук Антона вату и чувствует на спине крепкую ладонь, заботливо направляющую в сторону скамеек. -Что ж такой неаккуратный? По сторонам-то смотреть надо. -Да я задумался наверное. Всё так плохо? - Попов отводит руку с пропитанным кровью некогда белым пушистым хлопком. Шастун спешно отрывает от рулона новый кусок и смачивает его в перекиси, а сам тайком поглядывает на парня. Тот, похоже, сломал нос, кровь не останавливается. Но черт возьми, как же Попов сейчас сексуален с этими красными подсыхающими разводами на лице и руках. -У тебя с собой целая аптека? -А? Да не то, чтобы аптека, так, всего понемножку. Просто у меня часто носом хлещет, вот и таскаю на всякий случай. -Да мне с тобой повезло. "Господи, что ты несешь, ты делаешь только хуже". Антон хоть и понимает, что друг обронил эту фразу случайно, но его теперь не покидает ощущение тепла, разливающегося по всему телу. Это нечто новое, чего он раньше никогда не чувствовал. Что-то, щемящее за грудиной, уютно свернувшееся там клубочком, жаждущее весны и долгожданного пробуждения от спячки. -Извини, - Попов резко подрывается и убегает из спортивного зала, оставив Антона наедине с недоумением.***
"Надо заканчивать с этим дерьмом. Попов, ты че, сука, совсем рехнулся? Какие чувства?" Руки быстро мёрзнут, приходится часто поочередно прятать их в карманы, пока сигарета не истлеет до фильтра. Сразу хочется вспомнить, что он вообще-то ещё живой: сердце качает кровь, лёгкие гоняют воздух вперемешку с пара́ми никотина. Голова ещё пытается переварить поток мыслей, но становится лишь хуже. Чертов октябрь, когда же он, наконец, кончится?! Воспаление лёгких - штука беспристрастная, она в его глазки голубые и добрые даже не посмотрит. А вот ему бы в зеркало давно пора. Парень промахивается бычком мимо урны. Набирает уже заученные наизусть цифры номера друга. Сережа не берёт. Гудки. Ещё и ещё. Попова охватывает непонятная злость, хочется швырнуть телефон об асфальт, но он сдерживается. Он себя знает. Слишком хорошо. До отвращения. И этот конгломерат чувств ему тоже знаком. И это то, что скорее хочется закрыть на десяток замко́в в чемоданчик и закинуть на самую верхнюю полку, чем выставлять напоказ. Однажды ему было настолько больно, что теперь сформировался страх: каждый человек, которому он хоть немного откроется и подпустит ближе, норовит обидеть, ранить. Каждый, кто ему нравится, непременно разобьёт ему сердце, вывернет душу наизнанку и оставит подыхать на помойке. Парень искренне уверен, что счастья в любви нет, оно обманчиво кратковременно и обязательно односторонне. Один стопроцентно любит больше, а второй стопроцентно предаст. Поэтому нужно забыть. Нельзя наступать вновь на эти пресловутые грабли, что так соблазнительно лежат прямо перед ногами.