Гребень Берегини

      – Ты всё принёс?       Софья и Мам стояли на площадке у лестницы Большой башни, что серпантином поднимается до самой крыши.       – Конечно, – заверил подругу Ягун. – Мы пойдём по тайному проходу?       – Нет, лучше по обычному. С пылесосами легко свернуть себе шею на слишком высоких или покатых ступеньках.       – Зато меньше шансов нарваться на защитные заклинания.       – У нас есть Путинник: он должен дать сигнал, если впереди есть магическая преграда, – Софья покрутила в руке тонкую V-образно согнутую палку подобную той, что используется лопухоидами для поиска воды.       – Тогда идём, – Мам поудобнее перехватил пылесос, и они стали пробираться по лестнице вверх.       Тибидохс, как и многие средневековые замки, имел множество тайных проходов. Если смотреть на магическую карту с его изображением, то замок напоминал пронизанный ходами термитник. Запутаться и потеряться в таком месте легче лёгкого. Софья вообще считала, что строившие и перестраивающие Тибидохс архитекторы (при наличии оных) были ребята с большими причудами, учитывая, какие порой узкие или наоборот – слишком широкие встречаются коридоры, часть из которых просто упирается в стену, и лестницы с несоразмерно высокими ступенями, и огромные, но совершенно пустые залы и тесные клетушки два на два метра. Всё это было словно часть чьего-то сюрреалистичного сна. Будто эта школа и не школа вовсе, а сам замок предназначен не столько для людей, сколько для иных существ.       Пока они поднимались, Путинник то и дело дергался у Софьи в руках, давая знать, что впереди их ждёт защитное или оповещательное заклинание. Учителя хорошо постарались, в основном чары накладывали Медузия и Зубодериха, но встречались «подарки» от Поклёпа и Сарданапала. Валялкина почти не сомневалась, что им удастся добраться до крыши Большой башни, а оттуда и до Лысой горы незамеченными, в конце концов это далеко не первое их с Мамом совместное путешествие. Что плохого может случится, если рядом с тобой верный друг – человек, которого ты знаешь большую часть своей жизни? Их дружба началась, когда Софье исполнилось четыре, и родительский таёжный домик навестила семья Ягунов в составе тогда ещё трёх человек. Школьные друзья были ужасно рады видеть друг друга, а Софья и Мам оказались предоставлены сами себе. Стоит сказать, что знакомство произошло не очень гладко: Мам-Ягун зачем-то решил напугать именинницу, а та со всей своей детской непосредственностью врезала по оттопыренному уху агрессора. Скандала тем не менее удалось избежать, сам Мам-Ягун решил помириться с бойкой девчонкой, которая, по его мнению, повела себя как настоящий пацан, а, значит, заслуживает уважения. И с тех пор они стали «не разбей котлета».       – Почти дошли, – известил Ягун. – Метров десять осталось, не больше.       – Вижу, – ответила ему Софья. – Впереди защитное заклинание, кажется, от Зубодерихи. Путинник дергает вверх-вниз, значит, сглаз.       Валялкина выставила вперёд руку с кольцом и произнесла:       – Определикулис, Офф васпертильё.       На каждое заклинание вылетело по две зелёные искры и обезвредило сглаз – можно было двигаться дальше.       – Полезная, однако, штука – этот Путинник, – резюмировал правнук Ягге.       – Согласна, но видит он только заклинания простой структуры, как раз такие, какие в школе применяются. А те, что используется для защиты банков, тюрем и правительственных объектов, ему не доступны.       – Жаль, я-то как раз собрался банк ограбить: дырок от бублика на новую пылесосную насадку не хватает.       – Ничего не поделаешь – придётся со старой летать, – «утешила» друга Валялкина. – У меня вот что-то в последнее время вихревой сепаратор барахлит, как бы пылесос манёвренность не потерял.       За очередным поворотом показался металлический люк, отделяющий площадку Большой башни от лестничного пролёта. Софья направила на него Путинник, но палка осталась неподвижной.       – Похоже, люк без защиты. – Валялкина повернулась к Маму, давая понять, что подъём окончен и впереди их ждёт только прохладный августовский воздух.       – Отлично. Дай-ка я его открою, – Мам поставил пылесос и, оттеснив подругу плечом, схватился за вентиль – тот не подался. Тогда юноша со всей силы налёг на запор. По люку пробежали красные вспышки, и в следующее мгновение он исторг из себя огненную волну. Словно взрыв, она отбросила Ягуна назад, через весь лестничный марш, и тот, ударившись о стену, сполз вниз. Софье повезло больше: её зацепило по касательной и, скатившись по ступенькам, она потеряла сознание.       Последнее, что помнила Валялкина, был сильный толчок в плечо и обжигающая боль, а потом наступила темнота.       ***       – … не говоря уже о Попечительском совете! Магщество нам всю плешь проест, школу закроют, а учеников разгонят по домам! Я сделал всё, что мог, чтобы этого не случилось, но разве кто-то ценит?! Я предлагал зомбировать всех студентов, но разве кто-то слушал?!       – Ты чуть правнука моего не угробил, зомбирователь доморощенный! Зачем боевое заклинание использовал?! Это надо было додуматься «Дыхание огня» на люк наложить! Душегуб! Так бы метлой по лбу и треснула!       – Произвол! Никчёмные дети шастают ночью по Тибидохсу, нарушают правила, а я виноват?! Да пусть бы угробил – всё наука!       – АХ ТЫ…       – Прекратите немедленно! Устроили тут чёрт-те что! Вам обоим нужно остыть!       – В могилке остывают.       – Ягге!       – Медузия права: криками делу не поможешь. Мы сами решили, что после пропажи ученика необходимо установить защитные заклинания и патрулировать школу. Мы не можем допустить, чтобы ещё кто-то исчез. Но ты, Поклёп, и вправду перегнул палку: договорённость была применять только стандартные заклинания.       – Как вы могли заметить, ваши «стандартные» заклинания они обошли, раз оказались у люка. Если бы защита не сработала, то, вполне возможно, бестолковые детишки уже летели бы на Лысую гору, и уж оттуда не вернулись никогда.       – Мы до сих пор не знаем, что случилось с Шапкиным: полетел ли он на Лысую гору или нет, но, в любом случае, это не оправдывает применение боевых заклинаний, пусть даже с благими намерениями. Для детей здесь школа, а не тюрьма.       Валялкина сквозь мутную пелену полусна-полуяви слышала разговор преподавателей и понимала, что он касается их с Мамом. Софья чувствовала себя как погружённый под воду человек, пытающийся выплыть на поверхность к знакомым с детства голосам, но собственное тело казалось ей слишком тяжёлым и медленным. Несмотря на то, что подъём давался Софье с большим трудом: мир забытья не отпускал, стремясь утянуть на дно, туда, где её вновь ждёт темнота, она не сдавалась. И вот наконец собрав последние силы, Софья очнулась.       – Каков прогноз по лечению, Ягге? – спросил Сарданапал. Голос его доносился из каморки магсестры, которая находилось всего в паре метров от кровати Софьи.       Хозяйка магпункта тяжело вздохнула.       – Оба сейчас без сознания. Я наложила на них целебные чары. У Софьи сотрясение и ушибы, а Мам пострадал сильнее, – она недобро покосилась на Поклёпа. – Ожоги будут заживать небыстро, пришлось запустить костеросток: перелом плеча, руки, три ребра сломаны и тоже сотрясение. Выпишу их не раньше, чем через две недели.       Валялкина слушала слова Ягге с тревогой: неужели они так влипли? И Мам-Ягун сильно пострадал. Софья повернула голову, пытаясь разглядеть своего друга в темноте, но её тут же затошнило, так что пришлось лежать неподвижно.       «Бедный Ягун»,– пронеслось у неё в голове.       – Какая неприятность, и начало занятий пропустят, – посетовал академик, – но вы понимаете, что мы всё равно должны их как-то наказать: нарушение правил недопустимо, особенно когда в замке такое творится.       – Что Вы предлагаете, директор? – поинтересовалась Горгонова.       Сарданапал задумчиво постучал пальцами по столику с травами.       – Возможно, следует поставить вопрос о временном переводе на Тёмное отделение, – ответил он, – на родителей Мама и Софьи это произвело положительное влияние.       – Только не на Тёмное! Ягунчик тогда ужасно настрадался – сам не свой ходил! – взмолилась Ягге. – Пусть лучше котлы драят и слизней собирают!       – Хватит миндальничать – зомбировать их! – внёс свою лепту Поклёп.       – Нет! Никто никого зомбировать не будет! – пресёк вновь разгорающийся спор Сарданапал. – Слизни и котлы – тоже слишком легко. Они уже не раз нарушали правила, так что тщательная уборка классных комнат без магии и помощь профессору Худому в подготовке ингредиентов для зелий станет более подходящим наказанием.       – Я сообщу профессорам…       – Но! – прервал Медузию академик. – Это последнее предупреждение. Если они ещё раз нарушат правила, я без разговоров переведу их на Тёмное отделение.       – Спасибо, Сарданапал! Вы не пожалеете: я начищу уши этой парочке и лично прослежу за их поведением! – сердечно поблагодарила Ягге.       Всё то время, пока решалась их с Мамом дальнейшая судьба, Софья слушала с замиранием сердца. Для неё перевод к тёмным был катастрофой вселенского масштаба, концом света в её жизни, и даже, пожалуй, хуже, чем исключение из школы. Так что, когда угроза перевода миновала, Софью затопила волна облегчения и благодарности к Ягге, выторговавший им помилование.       – Жаль, что вообще приходится подобное обсуждать, – с грустью в голосе посетовал Черноморов. – Я всегда надеялся, что дети будут разумнее своих родителей.       – Так и есть. Помню, Баб-Ягун в его возрасте больше пылесосами и девушками интересовался, а Мамчик – парень умный, усидчивый. Ему Зелья и Практическая магия нравятся. Если дальше пойдёт учиться, то может магомедиком стать, – с гордостью поведала Ягге. – Только вот беда, что он с Софьей в неприятности влипает. Я ничего плохого не хочу сказать: у Мама должна быть своя голова на плечах, но, похоже, Валялкиной он ни в чём не может отказать.       – Софья хорошая девушка. – вступилась за Валялкину Медузия.       – А я и не говорю, что плохая! – спохватилась старушка. – Она хорошая, добрая, слово поперёк не скажет, но уж очень любит влипать в неприятности, а Мамчик за ней, как щенок маленький, только и бегает. Чует моё сердце, не доведёт это до добра.       Слова пронзили сознание Валялкиной арбалетной стрелой. Вот, значит, как?! Она во всём виновата?! Из-за неё Мам пострадал, из-за неё их чуть на Тёмное не перевели. Слёзы текли по вискам Софьи, попадая ей в уши, но она лежала неподвижно: беззвучно рыдая и кусая губы. Она чувствовала ужасную несправедливость к себе и между тем глубоко в душе знала, что в словах Ягге есть истина, и оттого ей становилось только хуже. Софья решила: раз все беды от неё, раз она погубит Мама, тогда им лучше больше ни дружить, ни даже разговаривать.       ***       С того самого дня, когда Софья подслушала не предназначенный для её ушей разговор, прошло уже около месяца. И этот месяц был самый тяжёлый в жизни Валялкиной: она не разговаривала с Мамом, сторонилась одноклассников, да и в целом стала тихой и подавленной. Лопухоидные врачеватели душ сказали бы, что Софья впала в депрессию и прописали бы ей «капсулы счастья» и положительный настрой. Но таковых в Тибидохсе не нашлось, а прочим лечением людей занималась Ягге, которую девушка тоже избегала.       Учёба ещё больше нагоняла на неё тоску, тренировки не приносили былой радости, а про поиски кольца Софья и думать не хотела. Всё стало серым и тусклым.       Выждав, пока другие ученики уйдут на обед, Валялкина, забравшись с ногами в кресло, пыталась читать книгу: ей удавалось это с переменным успехом, так как через какое-то время она ловила себя на мысли, что вновь отвлеклась от текста и думает о чём-то постороннем. Думала она о доме, о том, как соскучилась по родителям и как хорошо бы вернуться в Тайгу, а ещё о Маме, до сих пор стремившимся с ней заговорить – узнать, что случилось. Только тщетно – Софья для себя уже приняла решение.       – Эй, Валялка, что киснешь? – раздалось у неё над ухом. – Неужели со своим Мамонтом поссорилась? Трагедия в Раю: застала его целующимся с пылесосом… или это был кто посимпатичнее?       Насмешливый голос принадлежал Лолите Гломовой, по какой-то причине оказавшейся в Общей гостиной, а не Зале двух стихий.       – Иди куда шла, Гломова, и без тебя тошно, – раздражённо ответила ей Софья.       – А я никуда не шла, я пришла: мы с Верой здесь хотели позаниматься, представляешь, какое совпадение?       Ухмыльнувшись, Лолита плюхнулась на рядом стоящий диванчик. И только сейчас Софья обернулась и увидела вторую девушку – Веру Купцову, пятикурсницу с Тёмного отделения. По опыту общения, та была куда спокойнее Гломовой, но находиться в гостиной наедине с двумя тёмными ведьмами Софье всё равно было неприятно.       – Я думала, тёмные предпочитают заниматься в гостиной для тёмных, – как можно нейтральней бросила она.       – Ты не думай, Валялкина, мы не такие ханжи, как некоторые, – с явным намёком на здесь присутствующих парировала Гломова. – К тому же, нельзя лишать людей удовольствия видеть наши прекрасные лица, а то они, бедненькие, совсем одичают.       – Поверь, я не расстроилась бы, немного одичав, – ровным голосом поведала Софья.       Гломова рассмеялась на её реплику, будто Софья рассказала той свежий анекдот.       – Так в чём дело, дорогуша, ты жмёшься по углам, словно побитая собака? – вернулась к прежней теме Лолита. – Не то чтобы мне была интересна твоя унылая жизнь, но в нашем колхозе полное затишье в плане сплетен.       – Я не собираюсь обсуждать с тобой свои дела! – Валялкина была крайне возмущена наглым поведением Лолиты и еле сдерживалась, чтобы не использовать грубую лексику.       – И почему же: наша компания недостаточно хороша для тебя?       – Недостаточно хороша?! – не выдержала Софья. – Да вы же злые как мегеры! Прицепитесь и нервы мотаете, пока энергии не насосётесь! И вам плевать, что человек при этом чувствует, главное своё самолюбие потешить! – высказалась она и добавила: – Впрочем, тёмные вообще добротой не отличаются.       После вспышки негодования Валялкиной стало даже легче, как будто она выплеснула обиду не только на присутствующих, а и на тех, кого не было в гостиной, но кто больно задел её чувства.       – Не отличаемся – мы злые буки-бяки, – саркастично просюсюкала Гломова. – А вы, светлые – сущая доброта.       – Светлые маги действительно куда добрее, – без тени иронии заверила Софья.       – Знаешь, ты ужасная моралистка, Валялкина, – подала голос доселе молчавшая Купцова. – Говоришь, что светлые маги добрые, а сама делишь людей годных и негодных. Мы, тёмные, для тебя люди второго сорта.       – Это не правда! – возмутилась она. – Просто вы эгоисты – тёмные маги, особенно некромаги. Тот же Бейбарсов на Боевой магии унизил на глазах у всех одноклассника, хотя тот нечаянно перепутал заклинания, а сам Бейбарсов почти не пострадал. И после этого он даже не извинился.       Софья и не заметила, как демонически полыхнули глаза Гломовой при упоминании некромага. Будь она более чуткой, то вообще не стала бы поднимать данную тему.       – О! Вот он корень зла – Бейбарсов! Я слышала, что все беды от мужчин, но ты, Валялкина, конкретизировала: все беды от мужчин с фамилией «Бейбарсов». Что, не выдержало нежное девичье сердечко, затрепетало внутри при виде тёмного и рокового?       – Иди к чёрту, Гломова! – вспылила Софья, не ожидавшая такого поворота событий.       – Может и схожу: давно у него в гостях не была!       – Да с тобой говорить невозможно! – она уже жалела, что решила сегодня поголодать.       – А о чём нам с тобой говорить, светлая? – Гломова издевательски выделила «с тобой» и «светлая». – О том, что у тебя чувство юмора как у табуретки? Или о том, как ты ненавидишь всех подряд? Запомни раз и до склероза: Бейбарсов тебе не по зубам! На чужой каравай хлебалушку не разевай!       – Ты совсем рехнулась!       Софья выбежала из гостиной, бросив на кресле учебник. Она больше не могла выслушивать едкие замечания Гломовой.       «Что за идиотство: пришли в Общую гостиную, докопались до меня, а теперь ещё я виновата!».       Перейдя на шаг, Софья направилась к боковому выходу из замка – ей хотелось проветрить голову и остыть после стычки с тёмными.       «Чтобы я в Бейбарсова влюбилась?! Совсем крыша у Гломовой поехала!»