Катализатор

      «…разве больше нет людей в поместье, которые непричастны к замыслам Бруно Корелли?» — Беатрикс тогда пропустила слова Мерлина мимо ушей, однако сейчас они почему-то всплыли в памяти.       «Есть, конечно есть».       Девушка почти никогда не думала о матери. Алисия не сделала дочери ничего плохого. Но и ничего хорошего — тоже. Об отце Беата вспоминала со страхом, о брате — с презрением, а о матери…       Возможно, ей стоило ненавидеть Алисию? Всё-таки она позволила мужу использовать родную дочь не самым пристойным образом ради достижения целей вовсе не благородных. С другой стороны, миссис Корелли — такая же жертва Бруно, как и Беатрикс. Кто знает, когда этот властный тиран сломил волю своей жены? Сразу после свадьбы? Или чуть позже? Как давно она — всего лишь кукла в его руках? И разве можно винить её за это?       Хотела ли Беатрикс спасти свою мать? Пожалуй, да. Вот только сможет ли Алисия жить полной жизнью, будучи сломанной? Сможет ли обходиться без Корелли-старшего, чья воля заменила её собственную? Нет. Уже нет.       И как бы больно ни было девушке признавать это, но такова реальность. Опоздала она со спасением.       Тем не менее, был человек, которого можно спасти. И даже нужно. За ним-то Беатрикс и пришла. Появление матери, правда, спутало ей все карты.       «Что же, блин, делать? — девушка просто стояла на месте и в ступоре пялилась на Алисию, лихорадочно соображая. — Что я могу?»       Можно оглушить мать и смыться. Но, во-первых, какой от этого толк? Возложенную на неё миссию Беата не выполнит, а мать, очнувшись, донесёт отцу на дочь. Во-вторых, у девушки не было опыта в оглушении людей. Или не добьёт, или перебьёт. Можно оглушить мать и попытаться найти Гарри Харта. Почему попытаться? Потому что — раньше девушка этого почему-то не замечала — подземелье оказалось настоящим лабиринтом, и где искать пленника без посторонней помощи Беатрикс представляла себе довольно смутно. Вряд ли она успеет сделать это до того, как сюда сбегутся вооруженные люди Корелли. Не драться же ей с ними, в самом деле! Беатрикс ведь не секретный агент.       Неужели ничего не остаётся, кроме как сдаться? Сдаться… Ну конечно! Она же выглядит как полная идиотка, которая, понадеявшись на свои силы, отправилась спасать любимого человека! Так ведь считает отец? Вовремя же ей пришла в голову эта светлая мысль: разыграть небольшой спектакль и уверить всех, что испытывает сильные чувства к «Джонатану Деверу»! Она босиком и в халате — кому придёт в голову обыскивать её, кто догадается о её связи с секретными агентами? Да никто. Беата перебрала в памяти всё, что говорила матери несколько минут назад: не обмолвилась ли ненароком, что так называемый мистер Девер — агент? Вроде нет.       Её, скорее всего, бросят в одну из камер как предательницу. Мерлин к этому времени заполучит в свои руки систему управления поместьем и сумеет открыть любую дверь. Замечательно.       А вот и люди.       В ужасе уставиться на них. Притворится, будто ищешь пути отхода. Увидеть, что бежать бесполезно. Заплакать. Обессиленно упасть на колени. Бессмысленно глядеть в пол.       — Что здесь происходит? — а вот и горячо любимый папочка пожаловал. Он окинул взглядом всех присутствующих: свою жену, жалко сгорбившуюся у стены, дочь, с потерянным видом сидящую на полу, своих людей, окруживших её. И сразу всё без слов понял.       С Бруно Корелли прибыла его «свита», то есть Бартоломео и Уильям. Брат торжествующе улыбнулся и, растолкав людей, уверенно подошёл к Беатрикс.       — Так и знал, что ты предашь нас, тварь, — он ухватил сестру за лацканы халата и одним резко вздёрнул. И откуда в нём такая сила? Он же выглядит хилым! Девушка заплаканными, круглыми от страха глазами посмотрела на него. Подумать только, доволен, словно кот, обожравшийся сметаны! Беатрикс еле удержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо.       «Помни: ты его боишься, — повторяла про себя девушка. — Он должен поверить, что ты сдалась. Держи себя в руках. Соберись, а то потом не соберут».       — И зачем же ты сюда пришла? — брат сделал вид, что не понимает. — Ах, точно, тут же у нас сидит Девер! — «вспомнил» он. — Возлюбленного своего решила спасти, да?! — Барти встряхнул её. Девушка заскулила, не в силах ничего ему ответить.       — Отпусти её, — ледяное спокойствие отца пугало не меньше, чем если бы он был в ярости. — Она рвалась к Деверу? Так пусть получит.       — Ч-что? — Бартоломео в глубочайшем шоке повернулся к отцу. На лице младшего Корелли была написана уверенность, что глава семьи повредился в рассудке. Однако всё равно беспрекословно повиновался, разжав пальцы. Девушка шлёпнулась на пол — если бы не мягкий халат, она бы разбила себе колени. Беатрикс тоже недоверчиво уставилась на Бруно. Это он так шутит, что ли?       Но отец, оказывается, просто не договорил:       — Бросьте её в ту же камеру, что и Девера. Мы же не садисты какие: разлучать влюблённых. Пусть голубки поворкуют, — Корелли-старший сделал небольшую паузу, глаза его сузились, — перед своей казнью.       Вот теперь, пожалуй, Беатрикс испугалась по-настоящему. Нет, не смерти, хотя умирать не особо хотелось. Её страшил факт, что отец решился на подобное: убить свою дочь в назидание другим. Он действительно бесчеловечный монстр, давно потерявший свою душу. От приговора вздрогнули все.       Заступился за девушку, как ни странно, Билл.       — Бруно, а ты уверен?.. Она же всё-таки твоя дочь. Малышка просто запуталась, неправильно расставила приоритеты… — мужчина повернулся ко всеми забытой Алисии. — А ты чего молчишь? Ты ведь её мать, в конце концов!       — Уильям, — голос Корелли-старшего был холоден, как зимняя стужа. Пожалуй, пол в подземелье был и то теплее. — Я смотрю, ты тоже захотел к ней присоединиться?       Баркли вздрогнул и опустил голову.       — Да, она моя дочь. Но это не значит, что у неё есть привилегии. Предательство есть предательство. И его ничем нельзя оправдать.       Кто-то схватил её за локоть и рывком поднял на ноги, едва не выдернув руку из сустава. Беатрикс пошатнулась и упала бы обратно, если бы «доброжелатель» не продолжал удерживать её. Отец кивнул и некто, скорее всего, мужского пола, потащил её по коридору, особо не интересуясь, идёт ли девушка сама или её тащат. Из вредности Беата не хотела передвигать ногами, чтобы не упрощать жизнь её провожатому, но пол подземелья больно обдирал босые ноги. Пришлось от этой идеи отказаться и нехотя волочиться за мужиком, при этом пятясь задом, ибо человек держал её так крепко, что развернуться можно было, только оставив у него свою руку. Девушку провожали различные взгляды: радостно-торжествующий — у брата, холодно-разочарованный — у отца и печальный — почему-то у Билла. Мать на дочь не смотрела вообще.       Толпа людей всё уменьшалась и уменьшалась, а вскоре и вовсе скрылась за поворотом.       — Долго ещё? — поинтересовалась Беатрикс, мало надеясь на ответ. Провожатый ожидаемо промолчал, шагая вдоль ряда одинаковых камер.       Идти задом наперёд оказалось неудобно. Шея затекала, постоянно находясь в повёрнутом положении, ибо передвигаться, не видя дороги, было непросто. Девушка то и дело наступала мужику на пятки, чем вызывала у него раздражение. Поняв это, Беатрикс стала специально наступать ему на ноги. Он шипел какие-то ругательства и проклятия, но развернуть девушку лицом вперёд так и не додумался.       — Пришли, — так неласково буркнул мужик, что сразу было понятно, насколько за этот не очень длинный путь Беата успела его достать. Он отворил камеру, буквально зашвырнул пленницу внутрь и ушёл, толкнув дверь. Та быстро вернулась на место с лёгким щелчком. Воцарилась полная темнота. Беатрикс недовольно потирала ушибленный копчик, которым приложилась, шлёпнувшись на пол. Тишина давила на сознание, пока её не прорезал удивлённый возглас:       — Беата?!       — Здрасте, — глупо ответила она, по-дурацки улыбаясь. Привыкнув к отсутствию света, она смогла разглядеть у противоположной стены секретного агента.       — Что ты здесь делаешь?! — вся обычная бесстрастность Гарри Харта куда-то подевалась, и теперь Беатрикс наслаждалась его замешательством.       — Сижу, как видишь, — девушка попыталась развести руками, но ударилась тыльной стороной ладони о стену и решила больше не шевелиться.       — Какого?.. — насколько было известно Беате, джентльмены такой лексикой обычно не пользовались. Сейчас, видимо, случай был исключительный. — Зачем ты вообще вернулась?       — А как ты думаешь? Чтобы спасти тебя!       — Что? Нет, ты явно ненормальная! Я сказал тебе бежать, бежать в агентство, а ты вернулась, чтобы предпринять совершенно бесполезную, глупую и заранее обречённую на провал попытку спасения!       Девушка начала злиться. Ладно, спасение и Мерлин подождут немного, а она сейчас выскажет много хорошего Гарри, чтобы затем торжественно выдать ему очки и с оскорблённым видом отвернуться. Пусть дальше сами разбираются, чёртовы агенты.       — Ты могла… да что там могла! Должна была держаться как можно дальше от этого места! А ты делаешь всё в точности наоборот, — Гарри тем временем продолжал отчитывать Беатрикс. — Мерлин и так знает, что я здесь сижу, он и без тебя разберётся. Так почему ты полезла, объясни мне, пожалуйста?       — Да потому что я действительно люблю тебя, дурак! — не вытерпев потока несправедливых упрёков, выкрикнула Беата и тут же, сообразив, что она только что сморозила, испугалась и сжалась в комочек. Нет, она явно не так хотела начать свою ответную речь.       Гарри озадаченно молчал. Беатрикс судорожно искала нужные слова.       — То есть… я не это хотела сказать, вовсе не это! Я имела в виду, что…       — Беата… — только и сказал он. Повисло неловкое молчание.       Беатрикс не хотела признаваться в своих чувствах даже самой себе. Старательно отвергала мысли о том, что она может испытывать любовь к человеку. Сама не верила в то, что это возможно. А что теперь?..       Она полюбила его тогда, на третьем вечере, когда перед ней он сорвал свою маску обычного человека из числа «сильных мира сего». Полюбила, едва его зная.       — Беата, ты же понимаешь, что это… — «невозможно» . Он не произнёс этого слова, но Беатрикс и без того поняла Гарри.        «Я никогда никого не любил и не собираюсь обзаводиться лишними привязанностями. Нам не быть вместе, и твои чувства обречены остаться невзаимными», — этого он тоже не сказал, но имел это в виду. И это девушка поняла тоже. Слишком уж очевидно это было.       — Да-да, конечно, я ничего такого… — «не хотела, просто вырвалось само что-то, не суди строго, у нас, женщин, такое бывает».       — Ну вот… как бы… — «и разобрались, рад, что ты всё осознаёшь».       — Ага… — «ну и хорошо».       И вновь стало тихо.       Беатрикс чувствовала себя неловко. Ей было стыдно за свои чувства. Стыдно за то, что она проявила слабость и глупо призналась, причинив Гарри беспокойство.       Девушке всегда раньше казалось, что любовь — это высокое, прекрасное состояние души. Восхитительное, благородное, захватывающее. Но теперь оно ощущалось болезнью, ядом, поразившим всё её существо, бездонной пропастью, в которую Беатрикс по своей же неосторожности падала, неслась вниз, набирая скорость. И из этой бездны уже никогда не выбраться.       Беатрикс чувствовала себя опустошённой и слабой. Словно что-то выпило без остатка её силы. Силы, но не чувства. Уж они-то в тот момент разбушевались, будто море в шторм. И девушка захлёбывалась и тонула, не имея ни сил, ни желания бороться, выныривать на поверхность.       «Что же, иначе и быть не могло», — горько подумалось ей. И от осознания этого легче не становилось. Горло перехватило. Девушка почувствовала подступающие слёзы.       «Только этого не хватало».       Она закрыла глаза и про себя посчитала до десяти. Немного отпустило. Рыдать, по крайней мере, больше не тянуло. Что ж, ей всё равно было бы больно. Не сейчас, так потом, когда, освободившись, Гарри ушёл бы, оставив её в одиночестве на волю судьбы. У всей этой ситуации изначально не могло быть положительного исхода, так зачем изводить себя?       Девушка поднялась с пола и, сбросив с себя халат, подошла к Гарри поближе, опустилась перед ним на колени. Из правого кармана достала четыре золотых зажигалки, которые, как ей объяснили, являлись ничем иным, как взрывным устройством. Из левого — небольшой пистолет. В Kingsman ей ещё пытались всучить какой-то зонт-трость, но в карман его не запихнёшь, а тащить в руках девушке тогда не очень-то хотелось. Всё это она молча отдала Гарри Харту. Затем Беатрикс расстегнула пуговицы верха комбинезона, потом несколько пуговиц нижней рубашки. Гарри Харт удивлённо наблюдал за ней, но ничего не говорил и не спрашивал. Девушка тем временем просунула руку под рубашку и извлекла ещё одно огнестрельное оружие, копию первого, коробочку с патронами и футляр с очками. Сразу дышать стало легче, а на грудную клетку больше ничего не давило.       — Думаю, пора заканчивать с бессмысленными разговорами и выбираться отсюда… Галахад, — слегка улыбнувшись, сказала она и надела вынутые из кармана халата очки.