Дима
Я не самовлюбленный петух, не павлин, но я часто смотрюсь в зеркало. Смотрю на себя в нем, чтобы дать понять себе, что я не зверь, не волк, я родился человеком и должен оставаться им несмотря ни на что. А в последнее время я больше веду себя как животное, нежели как человек. Я не узнаю себя, поэтому снова и снова подхожу к зеркалу. Смотрю на гладко выбритое лицо кретина, которое способно на невероятные вещи. Я же уголовник… теперь. Трясу головой, как бы выбрасывая из нее все эти мысли, и возвращаюсь к Арине. Она лежит лицом к окну и спиной ко мне. Пустая посуда стоит на прикроватном столике рядом со светильником. — Что ты знаешь о моих родителях? — вдруг спрашивает она дрожащим голосом. Я сажусь рядом с ней, тяжело вздыхаю, в голове возникает сразу рой вопросов, типа: «зачем ей это?», «что за вопрос?», «ей стало лучше?», «она плачет?», «что происходит вообще?!» — Ты, правда, ничего не знаешь? — Правда. — У них бизнес, связанный с киллерами и прочими наемными убийцами. В общем — они устраняют ненужных чьему-либо делу людей, работают с крупными компаниями, с различными мафиози. Я это всё узнал, когда пытался понять за что убили моего брата. Мне заплатили несколько сотен тысяч за молчание, чтобы я не подавал в суд, — я делаю глубокий вдох, потому что мне очень тяжело вспоминать всю историю заново, к тому же не впуская в сердце ту ненависть, с которой я появился в жизни Арины, — у меня уже тогда появился план мести, но он был очень мутный, непродуманный. Я легкомысленно и по-детски тогда поступил, как трус, взял деньги и закрылся в этой квартире, думая о плане. Деньги так и лежат, месть почти осуществилась. Но свободы я не чувствую, не чувствую ничего, кроме полнейшего отвращения к себе. Я теперь не тебя ненавижу, не кого-то другого, я себя ненавижу. За всё то, что я сделал или не сделал. Как только я замолкаю, как только выговариваю всё то, что копилось во мне около года одиночества и затворничества, опустошения и ненависти ко всему живому, чувствую как упал камень, просто глыба с моих плеч, с сердца ушла тонна непонятного груза, душа будто очистилась. И это именно то, что мне было нужно. Всё, что было необходимо. Я встаю с кровати, забираю посуду и ухожу. Телефон вибрирует в кармане от нового сообщения. «Сколько денег тебе нужно? 500 $ в месяц? 1000 $? Только верни Арину домой» Они оценили так свою дочь или лишение меня брата? Как они вообще могут оценивать чью-то жизнь? Поэтому пусть и мучаются дальше. Я возвращаюсь с кухни, Арина лежит уже на спине и смотрит в потолок своими стеклянными голубыми глазами. Я снова сажусь рядом, рассматривая ее. Ссадину на подбородке, синяки на шее, царапины на лице, размазанную тушь под глазами, плавно мой взгляд движется к рукам, а точнее к четырем полумесяцам на запястье. И я не знаю, что со мной происходит в этот самый момент, я склоняюсь и прижимаюсь губами к ними, закрывая глаза. Ком подкатывает к горлу. Как бы по-скотски это не звучало, но моя душа от чего-то ликует, когда губы чувствуют эту нежную женскую кожу. Она ликует и одновременно плачет. Мне больно. Ей больнее. И я не понимаю этого чувства, мое тело не хочет его принимать. Мои кулаки сжимаются, и ладонь девушки сжимается тоже, она полностью напрягается от моего прикосновения, чего нельзя не заметить. — Мне нечего терять, мне некуда бежать, я даже не буду пытаться это сделать. Но, пожалуйста, не трогай меня, — всё тем же дрожащим от слез голосом говорит она тихо, размеренно и как-то умоляюще, что заставляет мое сердце сжаться. ПОЧЕМУ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, БЫЛО ЧЕРСТВО И ХОЛОДНО, КОГДА Я ЕЕ БИЛ?! ГРЁБАННОЕ СЕРДЦЕ! Я встаю, обхожу кровать и сажусь в кресло рядом с окном, чтобы дать расслабиться ей. Но, кажется, она этого делать сама не собирается. — Сколько было лет твоему брату? — внезапно спрашивает она. — Двенадцать. — Где твои родители? — без особого интереса продолжает допрос. — Их нет. — Ты совсем один? — холодно и безразлично. — Совершенно. — Больно от моих вопросов? — Да, — отвечаю я, не раздумывая, и понимаю, что проиграл в этой односторонней дуэли.Арина
Он продолжает сидеть в кресле, а я лежу в его кровати. Я боюсь его, одновременно с желанием обнять этого бедного одинокого ЧЕЛОВЕКА. Я не умею не сочувствовать даже таким, как он, но я не могу и отказать своему инстинкту самосохранения. Сворачиваюсь в клубочек и засыпаю, надеясь, что Дима меня больше не тронет.***
Просыпаюсь от звука закрывающейся входной двери и вскакиваю. Неприятное чувство неизвестности окутывает меня моментально, но тотчас же отпускает, когда в комнату заходит он, мой похититель. — Здорово, что ты проснулась, — равнодушно говорит он, но глаза горят. — Почему? — Я купил тебе одежду, потому что я сомневаюсь, что в платье тебе очень удобно, — говорит он, ставя пакет рядом с кроватью, — к тому же, у тебя оно вечно задирается. Я тут же смущаюсь и, вероятно, краснею. Чтобы расслабиться, сразу же залезаю в пакет. Боль в ребрах не дает мне свободно двигаться, и из меня вырывается небольшой стон. — Ты чего? — беспокоится мучитель. — Не важно, отмахиваюсь я, доставая из пакета поочередно: серую свободную футболку, розовый бомбер, очень похожий на тот, что когда-то давно у меня был, только голубой, джинсы «мом» и коробку Nike. — Вот еще, — Дима протягивает мне черные очки моей самой нелюбимой формы, полосатую кепку и светлый цветной рюкзак. — Зачем всё это? — недоумеваю я. — Во-первых, для твоего удобства, во вторых, потому что мы уезжаем через пару дней в Эстонию. — У меня даже документов нет, — закатываю я глаза, а в груди уже бешено бьется сердце. Куда и зачем мне нужно с ним ехать? — Артур уже всё сделал. К тому же, паспорт твой был у тебя в сумке, телефон тоже, а на нем Apple Pay, но и без него у тебя там был портмоне с картами. — Ты купил это на мои деньги? — Нет, иначе бы покупки быстро выследили, нашли бы меня, а потом тебя. Я потратил деньги, которые мне дал твой отец. — Ты либо умный, либо больной, — подытоживаю я. — И то, и другое. Иди в душ, переодевайся и отдыхай. Я больше не буду тебя мучить, — легко и непринужденно говорит он, словно вчера он не бил меня, не покрывал благим матом, а на мне нет следов его побоев. Что за ненормальный парень? Биполярный кретин! Я беру приготовленное им полотенце, его же футболку и тапочки, и иду в ванную. Мда, условия, конечно, не как у меня в доме, но и это сойдет, учитывая, что вчера меня избивали в заброшенном здании с ледяными грязными бетонными стенами, а сейчас заботятся, как о подружке. У него точно биполярность, либо просто начальная стадия раздвоения личности, хотя первое больше вероятно. В голове, ну, просто не укладывается! Кошмар превращается в несмешную американскую комедию или дебильный русский сериал. Самое обидное, что я в центре всей этой херни! Мне и страшно, и истерически смешно, я не знаю что делать, но и делать ничего не хочу. Пожалуй, я просто встану под теплые и такие приятные струи воды, которые способны загладить все раны: душевные и физические, смягчить боль и ту, и другую, забрать ее себе. Вода всегда мне помогала, всегда была верным другом. Я захожу под струи воды и забываюсь…