***
Корабль уже уплыл, и я иду домой. Может, завтра стоит съездить с сестрой на охоту? Если наловим ей кого-нибудь, матери будет, чем заняться. В последнее время она сильно ослабла: ей все сложнее становится смириться со своей инвалидностью, особенно когда рядом нет отца, но она может забыть об этом, когда занята делом. Было уже темно, когда я вернулась домой. Сестра готовила ужин, а Норико сидела в кресле, словно в забвении смотря в окно — не лучшее зрелище. Я поспешно отвела взгляд. Хорошо, что этого никто не видел, потому что такое мое поведение, я знаю, может ранить чувства матери, но что здесь можно сделать, если даже сама Норико до сих пор не может смириться со своим положением? Она любила гулять, ей нравилось после этого принести домой что-то интересное, полезное или просто красивое; Норико всегда провожала отца — для нее это было неотъемлемой традицией, а теперь она просто не может этого делать. Но Хотеру тоже не приятно видеть мать в таком положении, и что? Она держится, помогает ей — большего для матери не нужно: просто пересилить себя немного, показать, что нас не смущает ее положение. Но я так не могу. Возможно, это из-за собственной слабости, но я не могу видеть дорогого человека лишенным чего-то, что он так любил. Я никогда при матери не показываю этой грусти, наоборот, первая ее подбадриваю, пока Хотеру занята, но какое это испытание! — Черт! — выругалась сестра, ее крик приглушил упавший со стола нож. — Порезалась? — догадалась я, увидев, как Хотеру держится за руку. — Да, не сильно, — улыбнулась она, заметив буквально краем глаза, что Норико обратила на это внимание и, оторвавшись от окна, смотрела взволновано, но взгляд ее был как будто затуманен. — Стой смирно, я сейчас все принесу, — неожиданно для нас выкрикнула мать и на руках приподнялась с кресла, словно собралась бежать и помогать, чем сможет. Она рухнула. Я быстро подскочила к ней, вернула на кресло и увидела растерянность. Замечталась? — Простите, — тихо сказала она и прикрыла глаза рукой, буквально упав на спинку. — Все хорошо, — ответила я, подсев к ней на подлокотник и обняв. А что еще можно сейчас сделать? Она сама все прекрасно понимает, поэтому слова будут здесь неуместны, а обнять человека можно всегда, не зависимо от ситуации. — Я обработаю руку и сделаю нам чаю, идет? — с улыбкой глядя на нас, сказала Хотеру. — Было бы неплохо, спасибо, — ответила Норико, подарив сестре ласковый взгляд. — И будь аккуратнее в следующий раз, не заставляй меня волноваться. — Хорошо, мама, — с этими словами Хотеру скрылась в комнате. — Завтра я собираюсь взять ее с собой поохотиться, — сказала я, не отпуская матери. — Замечательная идея! Я давно не занималась шкурами, — Норико улыбнулась, хотя я все меньше надеюсь на это с каждым ее таким вот забвением. Да, это случается уже не в первый раз: она с самых первых дней своей инвалидности могла впасть в такое состояние, но тогда это случалось лишь из-за ее привычки не оставаться в стороне, когда что-то происходит, и действовать. Теперь же это происходит из-за того, что она начинает скучать по прошлому — Норико стала заходить слишком глубоко в мечты, и делает это часто. — Хотеру, ты слышала? — радостно говорила Норико. — Что я должна была услышать? — удивилась сестра. — Ты завтра едешь с Акуме на охоту! — Хорошая идея, мне давно пора проветриться от всех этих препаратов, — шатенка счастливо улыбнулась, направившись к печке. Мы любим охоту — отец привил нам это чувство. Я знаю, что это хорошая идея, но что-то меня тревожит: как бы с Норико чего не случилось, пока меня нет. На сколько еще хватит сестры до того, как она сорвется? Уверена, когда она осталась одна в комнате, пару слез все-таки пролила, хотя ничего во внешности ее не выдавало. Я это знаю, как знает и мать — по-другому и быть не может. Поэтому сестру надо вытаскивать из дома, да и мне проветриться не помешает. А мать потом сможет заняться одним из своих любимых дел.***
— Только будьте осторожны! — крикнула нам Норико из гостиной, когда мы покинули дом. Дом стоял недалеко от леса, где водилось много животных, как хищников, так и мелких пушных зверьков. С ружьями за спинами и веревками на поясах мы пошли по знакомой тропинке, к знакомому месту сбора — только я и Хотеру, больше никого. Иногда приятно провести время с сестрой наедине: это сильно сближает, а в нашем случае — помогает почерпнуть чуть больше сил из недолгого отдыха прежде, чем снова видеть печальную картину отчаявшейся матери. Примерно через полчаса мы уже были в лесу, где приготовили ружья на случай, если одна из нас заметит добычу, и пошли медленно, аккуратно, стараясь не делать практически никакого шума. Нам некуда было спешить, поэтому можно было позволить себе такую неторопливую и чересчур осторожную охоту. — Акуме, — шепнула Хотеру спустя некоторое время и указала куда-то вперед себя. Олень. Смирное животное тихо щипало траву недалеко от нас. Если не попадем с первого раза, нам придется туго. Хотеру прицелилась, а я отошла немного в сторону, готовая подстраховать сестру в случае промаха. Однако первый же выстрел заставил животное пасть замертво. — Слишком удачно, — усмехнулась я, подбежав к добыче. — Будем надеяться, ожидаемая неудача не примет облик прибежавших на запах крови волков, — осматриваясь по сторонам, Хотеру приблизилась ко мне. Осведомившись, что вокруг нет опасности, она убрала ружье за спину. Но я чуяла приближающуюся опасность. — Думаю, нам лучше быстрее вернуться — эту тушу мы еле дотянем до дома. — Я предпочту все-таки принести хотя бы парочку кроликов, — ответила Хотеру, осматриваясь уже в поисках следов, как она надеялась, будущей добычи. — Не хочешь возвращаться? Услышав этот вопрос, сестра изменилась в лице и ответила усталым голосом: — Мать найдет, чем заняться. И Хотеру ушла с ружьем за спиной, скрывшись за деревьями. И что мне прикажете делать? — Кто мне поможет оленя отнести? — крикнула я, хотя понимала, что не буду услышана. — Хорошо, — после минуты тишины тихо произнесла я, — сама дотащу его домой, мне не нужна помощь. Пусть сестра погуляет по лесу — ей полезно побыть вдали от гнетущей атмосферы дома. Однако на спине я оленя не унесу. Попробуем наломать и насобирать веток — я их потом сложу вместе и перевяжу веревкой, которую, однако, еще нужно перерезать. Ну хотя бы кинжал всегда с собой!***
Как здесь холодно, особенно в балахоне вместо обычной одежды. Я не знаю, как сюда попала, но очнулась уже в этой тряпке на теле. Что это за комната? Такая маленькая, как коморка. Единственный источник света здесь — керосиновая лампа под потолком, привязанная к металлическому кольцу, что небезопасно, учитывая пол, укрытый соломой. А стены каменные. Не лучшее мое положение! Голова раскалывается. Я попыталась коснуться разрывающегося затылка, но боль в основании кистей дала мне понять, что руки связаны. От этого ощущения тело инстинктивно дернулось, на что ноги отозвались болью в основании стоп и под левым коленом. Я вспомнила, как, сложив палки вместе, пыталась разделить длинную веревку пополам, чтобы связать концы «переноски», но, услышав шорох позади, подскочила, потянувшись за ружьем. Почему-то мне не казалось, что это могла быть Хотеру. Я заметила несколько силуэтов в белых балахонах с капюшонами на головах, маски закрывали им лица. Стрелять в каждого? Могла бы, но вовремя заметила револьверы в их руках. Пришлось бежать, но кто-то из этих странных людей прострелил мне ногу, и я рухнула на землю. Помню, пыталась встать, но…похоже, кто-то огрел меня чем-то тяжелым по голове, и теперь я сижу здесь. Интересно, сколько я здесь нахожусь? А что с раной на ноге? Я попыталась согнуться, чтобы хоть зубами приподнять балахон и осведомиться о ее состоянии, но, похоже, тело затекло. Да и не удивительно! Находиться в бессознательном состоянии в положении сидя и со связанными ногами и руками, причем не известно, сколько времени прошло с момента, как я отрубилась — все это представляет собой сомнительные удобство и веселье. Я услышала шаги, и дверь отворилась. В комнатку вошел человек в белом балахоне и маске. Не смотря на отсутствие капюшона, я не могла увидеть даже цвета волос вошедшего, чему способствовала особенно пышно украшенная маска: скрывая лицо, она в виде странного ободка с перьями еще на пару десятков сантиметров возвышалась над головой, как я предполагаю; отверстия для глаз обведены черными линиями, спускающимися к щекам в виде трещин; из-под своеобразного ободка «текла» золотая кровь, украшая собой всю маску — если, конечно, про этот рисунок можно так сказать. Учитывая, что у напавших на меня в лесу балахон был такой же, а маски обычные, белые, к тому же головы накрыты капюшоном, можно сделать вывод, что вошедший в комнату — глава, скорее всего, какого-то культа. Иначе зачем им прятать лица и носить одинаковую простую одежду, внешне выделяя одного из них, отмечая тем самым, что он (или она? не понятно из-за балахона) — предводитель? Когда дверь позади вошедшего захлопнулась, он заговорил: — Догадываешься ли ты, безродная, почему находишься здесь и почему я перед тобой? Я отрицательно покачала головой, не совсем понимая, зачем это все вообще происходит. Однако подсознание посылало мне тревожные догадки, но мне не хочется об этом думать, пока хотя бы что-нибудь, даже незначительное, не подтвердит этого. К слову, по голосу стало ясно, что это парень. А по манере речи понятно, что он моложе Куро, например. — Похоже, нам удалось скрыть свои намерения относительно тебя, иначе Куро уже предупредил бы свою дражайшую возлюбленную об угрозе с нашей стороны, — усмехнулся парень. Что ж, я ждала этого подтверждения. Родители Куро слишком радикальны, чтобы оставить просто так его отказ от женитьбы на состоятельной особе. — Дейяру, — усмехнувшись, тихо произнесла я. Он это услышал, и комната наполнилась надменным, едким смехом этого заносчивого мальчишки. — Быстро же ты догадалась, — отсмеявшись, говорил он. — Похоже, толку от нее теперь мало, — парень снял маску. Я увидела карие глаза, как у безумца, кривую улыбку тонких губ, взъерошенные темные волосы — это и был Дейяру. А почему не отец семейства? — Ты здесь долго пробудешь. — И зачем я вам? Будете шантажировать Куро? — произнесла я, стараясь предать надменности своему виду. Но мне было понятно мое и его положение, что толкало к отчаянию. — С чего бы? — парень усмехнулся, состроив еще более кривую улыбку — отвратительная гримаса, свойственная такому психу, как Дейяру. — Куро прекрасно знает это место, все его лазейки. К тому же, ему не трудно сделать свои собственные. Мы не хотим, чтобы вы сбежали под ручку, разрушив не только все наши планы, но и работу наших предков. Надежнее тебя убить — это его сломает и сделает послушной марионеткой. Мне это известно, ведь я его брат. — Куро? Марионетка? — невольно усмехнулась я. — Едва ли. Зная его… — Безродная, не зарекайся! — вскрикнул Дейяру, не дав мне договорить. — Твой ум не способен понять нашей натуры! — Смехотворно! — ответила, рассмеявшись так громко, как только могла. — Безродная, — прошипел было безумец, но вскоре совладал с гневом. — Я не сомневался, что до твоего слабого ума не дойдет суть нашего плана. Никто, кроме семьи, не знает тебя таким, какой ты есть. И никто, кроме семьи, не знает о твоих слабостях, ибо все остальные видят лишь иллюзию, сотканную из маски, которую ты перед ними надеваешь. Поэтому наш план идеален — мы лучше всех знаем характер Куро, а его слабость теперь в нашем распоряжении. Ты здесь надолго, — засмеялся он, надевая маску. — До казни еще чуть меньше месяца — к тому времени ты достаточно ослабнешь, чтобы не сопротивляться. Дейяру развернулся к двери и покинул комнату. Я услышала, как дверь заперли, но едва ли значение этого звука донеслось до моего сознания. Что мне делать? Они казнят меня немногим раньше возвращения отца с Куро. Я могла бы использовать зоан, но даже не знаю, где выход. Меня могут убить раньше, чем положено, что мне совершенно не нужно, и в этом буду виновата я и моя нерасторопность, вызванная отчаянием. Оно мне не нужно. Придется выжидать момент…***
Сколько прошло времени? В этой темнице не понятно, когда наступает день, а когда — ночь. Мне сложно находится в сознании, но спать уже не хочется, хотя в таком состоянии только спать и возможно. Я не чувствую, что хотя бы одна часть меня еще способна двигаться, но каждая из них горит — раны везде, и, как бы я не легла, все равно что-нибудь задеваю, а оно отвечает мне мучительной волной боли. Хотя сейчас я этого почти не чувствую — тело измучено настолько, что едва ли способно что-либо чувствовать, даже запаха крови, наполнившего комнату. Но я все равно знаю о присутствии боли. Было бы неплохо сейчас снова заснуть… Но едва ли это у меня получится. Дверь комнаты распахнулась, в глаза ударил свет. Не успела я что-либо понять, как прогремел выстрел — метким попаданием пришедшие порвали веревку, удерживающую керосиновую лампу под потолком. Пол, устеленный толстым слоем соломы, вспыхнул. Инстинкты сработали раньше, чем голова: я с трудом поднялась и быстрым шагом направилась к открытой двери, стараясь не упасть, что едва ли получалось. Одежда так же горела — пришлось упасть на пол, чтобы сбить пламя, что было весьма болезненным из-за связанных за спиной рук. Вскоре я осознала, что огонь на одежде потух, остались лишь ожоги, и, уткнувшись лицом в пол, позволила себе спокойно выдохнуть. И тут же меня потянуло вверх. Из-за некоторого шока я не сразу поняла, что кто-то, два человека, взял меня за локти и пытается поставить на ноги. — Никто тебя тащить на себе не собирается! — вскричал кто-то недалеко от меня, когда я, шагнув вперед, снова рухнула. Меня снова подняли. — Иди! Такое ощущение, что все мои силы просто испарились. Хотя их было немного, так что такая реакция измученного тела на все мои действия не удивительна. Но, не смотря на полу ватные ноги, я смогла идти. Медленно, но уверено, следуя указу пришедших членов культа, шла за Дейяру, не задумываясь, зачем меня куда-то ведут такой толпой. Казалось, что снова ведут на пытки, но обычно это делают всего два человека, а не семеро, выстроившись клином, возглавлял который, несомненно, Дейяру. Мы вышли из подвала, построенного как лабиринт. Я не знала, где здесь выход (или что-то еще), но запомнила дорогу до той комнаты за высокой железной дверью, где меня пытали. Поэтому теперь могу с уверенностью сказать, что идем мы не туда, так как прошли поворот на нее. Что происходит? Что они собираются…? Казнь! Я об этом почти забыла… Я даже представить себе этого не могу. Что делать? Я не смогу сбежать. Но ведь должен быть выход! Всегда есть! Хоть какой-нибудь… Не успела я что-нибудь придумать, как мы вышли в огромную залу, набитую людьми в белых балахонах и таких же масках. Потолок удерживают толстые колоны. А перед нами, нашим «клином», стояла красная лестница — только когда мои ноги коснулись маленьких теплых ворсинок, я, вздрогнув от неожиданности, поняла, что «красной» лестницу делает ковер, дорожка из него. Пока поднималась на сцену, заметила, что в ее центре стоит большой, с человеческий рост, мраморный стол, окруженный глубокими бороздами, выделанными тем же мрамором. В уме все сошлось, как дважды два: культ, этот стол, борозды, огромное скопление людей, балахоны и маски, Дейяру. Ритуал. Но разве существует бог, которому поклоняется «элита» Ламенто? Существует, но он имеет нестандартный вид. Жестокость, которую нельзя показать в обществе, если ты хоть чем-то выделяешься среди других. Выкажешь агрессию открыто — засмеют, выбросят из общества, возненавидят. И притащат сюда, чтобы, надев маски и балахоны, скрыв свою личность, с наслаждением казнить тебя, то есть показать еще большую жестокость, которая безвредна, если твоего лица не видно. Вот «Элита», к которой себя причисляет Дейяру, которая так надменно отстраняется от всех остальных, называя тех «безродными», и которую создали предки Куро и его брата. Сейчас я — жертва темной стороны Ламенто. — Дамы, господа, мы рады, что Вы явились на новую Казнь! — возгласил мужчина, уже находившийся на сцене, пока мы приближались к столу. На нем была такая же маска, как и на Дейяру. — Думаю, вы уже оценили вкус предложенного вам сегодня вина, — толпа одобрительно зашумела. — Что ж, теперь пришло время оценить сегодняшнюю жертву! Стоило прозвучать последним словам, как мы остановились и те три человека, что закрывали меня от публики, отступили. — Повернись, покажи публике всю свою красу! — скомандовал мужчина, и я повиновалась. — Почему вы молчите, господа? — наигранно недоумевая, произнес он, повернувшись в зал. Я знаю, кто он — это отец Куро. — Балахон ее портит! — крикнул кто-то в ответ, и толпа согласно заголосила: «Хотим видеть все!», «Нельзя оценить то, что сокрыто!». — Тогда уберем его! — произнес мужчина, и, повинуясь его воле, шесть человек, что сопровождали меня и Дейяру, разорвали на мне балахон. Вернее, разрезали по швам, оставив не теле свежие неглубокие порезы — я не издала ни звука и с огромным усилием устояла на ногах. Они остановились, когда последний кусок материи пал на деревянный пол. Я должна бежать, пока еще не слишком поздно. Зал сотрясли бурные аплодисменты. А я тем временем приметила лестницу, поднимающуюся к деревянной деревянной двери с чугунными узорами по ту сторону толпы. Не знаю, куда она ведет, но для меня это как шанс на спасение. — Освободите ей руки! — приказал мужчина. Не успела я опомниться, как почувствовал сначала жар в области лопаток, а затем жгучую боль и давление, будто меня пытаются вдавить в пол. Ноги подогнулись сами собой, но долго стоять на коленях мне не дали. Я почувствовала, как руки освободились, хотела бежать, но тут же меня снова пронзила та же боль. Поднятая насильно с пола, я, ведомая Дейяру, прошла к столу, все еще ощущая боль в спине. Не знаю, как я смогла стоять на ногах, но, оступившись, я чуть не упала в борозду — Дейяру вцепился мне в плечо, вызвав новую волну боли и не дав мне упасть. Мне помогли переступить через впадину и поставили спиной к столу. В следующее мгновение меня кто-то схватил за плечи сзади, грубо и быстро потянул на холодный мрамор, Дейяру же поднял мои ноги, так же уложив их на стол. Сознание окончательно проснулось только тогда, когда моих рук и ног коснулся холодный металл наручников. К слову, они чугунные, даже хрупковатые. Зоан, гибридная форма — это должно с ними справиться. Надо мной уже возвышался отец Куро, держа в руках обсидиановый кинжал. — Мы проводим этот ритуал, дабы отчиститься от гнева и злых помыслов, накопившихся в нас со времени последней Казни! — возгласил мужчина, занося над собой оружие. Крепись, девочка! Тело снова пронзила боль, но я почувствовала прилив сил. Раны останутся, но тело гибрида выносливее. И сильнее. Но что делать с тем сумасшествием, исходящем из звериных инстинктов? Звон разорванных цепей. Я вижу недоумение на лице того, кто собирался меня казнить, а до ушей доносится крики зрителей. Они так боятся мести за свои поступки! Я стану для них смертью — пришло время забрать их наслаждение от убийства себе. С этого мгновения все смешалось в единый момент: крики страха, проклятья, мольбы; слабый запах горящих свечей-то приглушался, то смешивался с запахом крови; нельзя было различить, где кровь, а где — красный ковер; слабый хруст костей не слышен за грохотом падающих колон, обваливающегося потолка — главное, чтобы я успела выскочить в дверь. Но культу больше не существовать.***
Наконец, я вернулся. В море, конечно, есть свои прелести, и Изао смог мне их раскрыть, но на суше, еще и рядом с любимой, лучше. Видимо, поэтому многие моряки рвутся домой. Хотя и не только поэтому: Рюу возвращается с нами на Ламенто, чтобы встретиться с семьей — и таких, как он, здесь гораздо больше, чем тех, кто разделил бы мой мотив вернуться. Тем не менее, это лишь маленькая часть команды — остальные с удовольствием, словно пираты, провели бы в море всю свою жизнь. Ночь, ущербная луна только что скрылась за небольшой тучей — одной из немногих на небе — и скоро опять покажется. Мы уже причалили, сейчас некоторые члены команды сносят груз на берег. А я не могу перестать удивляться одному факту: отца обычно встречает Акуме, пока ее сестра помогает матери-инвалиду, сейчас же у причала стоит Хотеру. Она с нетерпением и какой-то печалью в глазах ждет, когда причалит корабль отца. Что-то случилось? Я с Изао спустился к ней. — Я рад, что ты меня встретила, — начал Изао с легкой улыбкой, которая не продержалась и нескольких секунд. — Однако что могло заставить тебя покинуть мать? С ней сидит Акуме? Хотеру лишь потупила взгляд в пол. Печаль в глазах никак не вязалась с отрешенной позой, привычной для нее. Ее плечи затряслись и опустились, обнажая перед нами факт какого-то горя. — Что случилось? — послышалось позади. Было не сложно догадаться, кто решил подключиться к разговору. — Рюу! — вскрикнула Хотеру и подбежала к брату, уткнувшись в его широкую грудь. Мы же услышали лишь всхлипы. — Что произошло, Хотеру? — уже строже спросил Изао. Но девушка не ответила, продолжая плакать. Изао приблизился к ней, положил руку на дрожащее плечо, и только тогда она смогла успокоиться настолько, чтобы, наконец, сказать, что произошло. — Норико скончалась, — отрывисто произнесла она. — Как? — неожиданно даже для себя выкрикнул Изао, непроизвольно отдернув руку и подавшись назад. Для меня же кончина матери может объяснить отсутствие Акуме, но, к своему сожалению, я не верю, что это истинная причина. — Еще один инфаркт, она его не перенесла, — крепче вцепившись в брата, проговорила Хотеру. — Из-за чего у нее случился инфаркт? — поинтересовался я. Такое без причины не происходит. — Я не знаю, — ответила Хотеру, громко всхлипнув. — Вернее, я знаю, из-за чего умерла мама, но понятия не имею, куда пропала Акуме. — Пропала? — только и сумел произнести я. Ни к чему хорошему эта новость не ведет. А виноваты в ее пропаже могут быть только члены культа. — Мы с Акуме были на охоте, и я оставила ее ненадолго — хотела подстрелить несколько кроликов, — продолжила Хотеру, прерывая речь всхлипываниями. — Я не должна была этого делать! Ее уже не было на месте, где она осталась! Она предупреждала, она не хотела, чтобы мы не расходились, но я не послушала. Надо было ей помочь перенести оленя домой… — Норико не перенесла этой новости, да? — сказал Изао то, что уже не могла договорить Хотеру. В ответ девушка лишь что-то промычала, подтвердив тем самым слова отца. Родители зашли слишком далеко — это явно работа культа. Хотят мной управлять? Какая ирония — они нажили себе врага в моем лице! Если я получаю подобное за отказ от женитьбы на выбранной ими невесте, то они пожалеют о том, что забрали Акуме. Даже уничтожения культа за одну рану на ней будет мало, но, может, так они поймут, что на себя навлекли? Едва ли трупы могут что-то осознать. Однако есть один момент: культ больше месяца жертву не держит. Когда они собираются провести ритуал на ней? Или уже провели? — Когда это произошло? — выпалил я, все еще стараясь отогнать от себя картины худших поворотов событий. — Когда Акуме пропала? — На следующий день после того, как ты уплыл, — ответила Хотеру, озадачено посмотрев на меня сквозь заплаканные глаза. — Знаешь, где она может быть? — Вполне, — кинул я, удаляясь от их компании в сторону выхода. Это плохо закончится, но я должен вернуться в особняк, узнать, что случилось с Акуме. Есть ли шанс, что она до сих пор жива? В любом случае, культу больше не существовать, как и моей семье. Я мог бы и раньше их убить, но мне глубоко не важна моральная составляющая этого острова, да и людей в целом — все они в какой-то степени сволочи, готовые друг друга перебить по разным причинам. И разница только в том, какая именно причина кроется за этим желанием. И причина, которая присуща «элите», самая низменная. Но мне по прежнему нет дела до этих моралей. Все, что я хочу — отомстить за их попутку меня контролировать, собрать с них кровавую плату за то, что посмели приблизиться к Акуме. Я шел в этих мрачных раздумьях и даже не заметил, как ущербная луна выглянула из-за тучи, осветив обломки особняк. Вернее, то, что от него осталось. Та часть двора, под которой покоился подвал, где заседал культ, рухнула вместе с особняком. Обломки, клоки земли, снова обломки — вот, что мне открыл свет месяца. Можно было спокойно спуститься в образовавшуюся яму: все это лежало такой огромной и плотной кучей, что даже не внушало чувства ненадежности. И я спустился, тут же почувствовав странный едкий запах, как будто разлагающейся плоти, только слабый. Оно и не удивительно, потому что теперь я могу видеть заваленные тела. Вернее, их торчащие из-под обломков конечности. Интересно, что здесь произошло? Я прошелся дальше. Все-таки вся эта груда менее устойчива, чем я ожидал, но ходить все равно можно, если отвращение не пересилит. Но что все-таки произошло? И что с Акуме? Просто так колоны и стены, служащие опорой, не рухнули бы. Неужели ее завалило? Эта мысль удивила меня своим появлением и шокировала — содержанием. Но это самое вероятное, хотя даже здесь нужно искать подтверждения. Если это не так, то как Акуме сбежала и была ли вообще здесь? А если это так… Это будет означать, что ее убила даже не ненависть родителей, а такая случайность, как обвал стен. — Бред! — неожиданно для себя крикнул я. Это вернуло меня в реальность, я заслонился рукой от того слабого света, что сейчас делил со мной этот момент. Еще ничего не известно наверняка. Но ум хладнокровно складывает всю картину из доступных кусочков. Нет, одного не хватает. Какова вероятность, что никто не спасся? Я остановился у куска земли, под которым виднелся мрамор, по нему растеклась кровь — давно, конечно, но картина внушающая. Акуме должны были вывести сюда… Да, Казнь они проводили, иначе такого количества трупов просто не было бы. До ближайшего выхода ей далеко было бы бежать, к тому же до ритуала обычно пытают, ведут человека связанным, а к столу приковывают. Вероятность побега для обычного члена культа мала, а для Акуме — едва ли существует. Существовала. Едва ли существовала. А что теперь? Ее нет! Ни шанса, ни Акуме! Но мне до сих пор не известна причина обвала, а пока в этой картине не достает хотя бы мизерного кусочка, я буду верить, что она жива. Глупо. Она не могла стать причиной этому — она человек, даже не фруктовик. От родственников ее я такого не слышал, да и она мне сказала бы. Глупо верить, что она жива. Это просто… …невозможно. Даже если она фруктовик. Если она устроила обвал, то как успела бы выскочить? Ее просто задавило. Не верю! Не могу в это верить! Не позволю себе такого. — Куро! — крикнул кто-то позади. Я тут же обернулся, как будто на кто-то понадеялся. Но голос принадлежал не Акуме. Ко мне бежала мать. Спотыкаясь, но не падая, она, наконец, приблизилась. — Я так рада тебя видеть! — говорила она с натянутой улыбкой, наигранной радостью. Плохая из нее актриса. — Видишь, какое несчастье?! Как будто проклятье! Всегда чувствовала, что с твоей Акуме что-то не так! Я даже рада, что никто не выбрался! Иначе существовала бы вероятность, что среди выживших была она. Какое счастье, что меня в это время не было дома! «Никто не выбрался». Эти слова стали лишним подтверждением для худших опасений. Я не смог смотреть на мать и отвел взгляд. В глаза бросился длинный резной ящик, который обычно покоился на втором этаже, принадлежа главам нашей семьи с недавних пор. Я прошел к нему, достал, как смог, из-под обломков. — Ты теперь последний мужчина в нашей семье, — грустно проговорила мать. — Отныне никакого своеволия! — Последний, значит, — я открыл ящик. Перчатки с пятью лезвиями на каждой, применяемые только для особых видов пыток или Казни. — Похоже, теперь я — глава семьи. — Условно, — строго произнесла мать. Я лишь усмехнулся в ответ, надев на руки перчатки. — Что это ты делаешь? — вскрикнула мать, как будто поняв мои намеренья. Хоть что-то в этой жизни она поняла! — Я говорила: «Никакого своеволия!». — Я обещал себе, что уничтожу культ уже за то, что вы приблизились к Акуме. И ты осталась последней. Мать попятилась назад. Через мгновение она была пронзена сразу пятью лезвиями. Я не слишком помню, как она оказалась разодранной в клочья, но ощущение какой-то радости от ее убийства запомнилось навсегда. Я больше не останусь на этом острове. — Что это значит, Куро? — строго спросил кто-то. Я и не заметил, как передо мной оказалась Хотеру. — Вам предстоит похоронить еще одного члена своей семьи, если, конечно, вы найдете его под всем этим, — ответил я, махнув в сторону обломков, и направился в единственное место, что было недалеко от меня, откуда можно покинуть остров. Я убил всех, кто отказался добровольно отдать мне корабль. Первым умер капитан, Изао. Один из моряков, Джанго, после этого с широкой улыбкой согласился помочь захватить корабль, а так же собрал многих других отмороженных, чтобы было легче управлять трехпалубником. Конечно, некоторые пытались нас остановить, но в живых их теперь нет. Всех, кроме Рюу — он отделался глубокими ранами. Но это лишь по старой памяти и лишь из-за того, что они находятся в положении, схожем с моим. Нет теперь для меня причин возвращаться. Так появились пираты «Черного кота».