Лучезарный

Коробки только на первый взгляд казались лёгкими. На самом же деле Виктор думал, что легче было бы затащить какой-нибудь рояль на восьмой этаж, чем все эти картонки. Они разгружались уже полтора часа, и Никифорову начало казаться, что вот-вот у него откажут руки. Подходя в очередной раз к открытой газели, он убедился, что вещей не уменьшилось нисколечки, наоборот, вроде даже прибавилось. Грузчиков они с Юрой принципиально не стали нанимать, решив сэкономить, потому что и так уже вгрохали кругленькую сумму на перевозку шкафа, дивана, кровати и прочего предмета быта. И это если не учитывать, что квартира была приобретена меньше, чем две недели назад. Вообще, Виктор долго отпирался, совершенно не находя смысла в покупке миленькой двушки, когда у него имелась обжитая и обустроенная трёшка в центре Питера. Юра шутил: – Вот поженимся, притрёмся друг к другу, я тебе надоем, а мне и пойти некуда. А так хотя бы большой шанс отсудить часть квартиры себе, - и светло улыбался, но Виктору такие шуточки в корне не нравились. Во-первых, ни через пару лет, ни через какое-либо ещё время он не собирался отпускать мальчишку, а во-вторых, когда цена на присмотренную «миленькую двушку» стала известна, его чуть инфаркт не хватил. Нет, у него бы хватило денег и осталось бы ещё на одну квартирку где-нибудь на окраине, но маленький еврей, который жил в нём лет с пяти-шести, когда отец серьёзно занялся его воспитанием, нудно орал, что на такую сумму ему легче приобрести домик на берегу моря и отдыхать там вместе со своим парнем чуть ли не круглогодно. А лучше просто забрать Юру в охапку и насильно, если понадобиться, заставить его жить у себя. Кстати, Юрка сам об этом говорил, когда предложение делал, а на следующий день уже и слышать ничего не хотел, задирал аккуратненький носик и гордо утыкался в телефон. На самом деле, Никифоров подозревал, в чём причина такого поведения. Как-то, в один из уютных вечеров, у них состоялся весьма откровенный разговор, в котором он, забывшись на секунду, посмел упомянуть о своих бывших пассиях. А когда прикусил язык, было поздно: Юрка улыбался той самой холодной улыбкой, от которой хотелось забиться под кровать и уже оттуда молить о прощении. – Ну что ты, Вить, – всё так же улыбаясь, протянул блондин на тихий вопрос о том, злится ли он, - ни в коем случае. Ты же мальчик уже взрослый, я никогда не думал, что буду у тебя первым, - и стало понятно, что да, Юрка не злится. Он в ярости. И с того самого момента Плисецкий был убеждён, что в его трёшке побывал каждый его потенциальный и официальный партнёр и что на каждой поверхности, будь она горизонтальной, вертикальной, под наклоном в сорок пять градусов, совершался «акт непотребства и разврата». С формулировки Виктор ржал долго, но про себя, вслух же пытаясь объяснить Юрке, что в квартиру он приводил только его. Об этом он, кстати, не врал, потому что, как это ни странно, отношения с блондином были самыми серьёзными и продолжительными на его память. Несмотря на мнения Юры о том, что в его святая святых побывал чуть ли не весь город, до его спальни не добрался никто, ибо проверки, что он устраивал своим пассиям, провалили все. Кроме его жениха, естественно. Но Юрка слушать отказывался, поэтому сейчас Виктор тащил на пятый этаж чёрт знает какую коробку. На пороге их совместного жилища стоял Юра в чёрной боксёрке и лосинах. – Всё-таки зря мы отказались от помощи Отабека, – покачал головой блондин, принимая из рук мужчины запакованные вещи. – Управились бы раза в два быстрее. У Виктора на миг потемнело в глазах. Этот казах, чтоб ему не ладно было, непонятным образом умудрился прилететь в Питер именно в тот момент времени, когда вопрос покупки был утверждён и дата переезда определилась. – Я тебе уже сказал, котёнок, – развернувшись в сторону лестницы (о да, именно в этот день лифту приспичило сломаться, а мастеру взять выходной), как можно спокойнее проговорил Виктор, – твой друг пересечёт порог этой квартиры не раньше, чем все остальные приглашённые на новоселье. Сзади насмешливо фыркнули, и руки легонько обвили его за талию. – Ты слишком преувеличиваешь мои с Отабеком отношения. – О, так у вас есть отношения? – Мать твою, Виктор, не придирайся к словам. Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду, - Юрка вздохнул так, будто объяснял это в тысячный раз. В принципе, это не особо ушло от правды, но Виктора очень возмутил этот вздох. Он дёрнулся, на что получил ещё более тяжёлый вздох, чем прежде. – Виктор Никифоров, - Юра стиснул его ещё сильнее и прошипел ему на ухо, – Вы ведёте себя как истеричка. Не заставляйте меня сомневаться в том, кто в нашем доме муж, а кто – жена. И, пожалуйста, запомните уже разницу между понятиями «дружба» и «секс по дружбе». Совершенно разные вещи, – Юрка лизнул его за ухом, пошло чмокнув, и прежде, чем до Никифорова дошло сказанное, упорхнул за дверь. – Надеюсь, там немного осталось. Хочу побыстрее закончить. – Надежда умирает последней, - перестав пытаться открыть дверь, буркнул Виктор и, раскрасневшийся то ли от гнева, то ли от внезапной духоты, направился на встречу с очередной коробкой.

***

Когда с последней коробкой было покончено, Юра с облегчением закрыл входную дверь на три оборота и щеколду. Что, в прочем, никак не помешало ему быть прижатым к двери. – Так что я должен там различать, дорогой мой? – глухо спросил Виктор, залезая одной рукой под обтягивающую торс ткань. – Или, точнее, как мне объяснить тебе, что сомневаться в нашем семейном положении не следует? – Лучше не объяснять, а доказать, – хмыкнул Юра и первым полез целоваться.