***
— Эдит, тебе точно не жарко? — Нет, папа, все хорошо! — ответила девочка, не отрывая взгляда от пейзажа за окном. Один за другим проносились леса, поля, водохранилища. Ничего особенного в этом не было совсем, но для четвероклассницы, которая впервые ехала в местность, максимально приближенную к деревне, в этом находилось что-то особенное и волшебное. Параллельно девчушка пыталась что-то рисовать в альбоме, периодически отрываясь от окружающих пейзажей. Выходило, конечно, не слишком похоже на реальный лес или луг, но главным ведь было именно само воспоминание, трепет от какого-то мало-мальского выезда в новое место. — Генерал, вы спрашиваете об этом уже в седьмой раз за полчаса, — тихо и невзначай произнесла Лиза, оторвав взгляд от книги. Транспорт и поездка оказались вполне комфортными — спасибо Рою, который выкупил всё купе поезда. Майор поправила ворот льняной блузки и чуть одернула юбку, положив на колени книгу и предварительно вложив закладку между страниц. — Не многовато ли? — Быть может. — Мужчина присел на нижнюю полку рядом с адъютантом и откинулся назад к стене, при этом опасно двинув лбом в паре сантиметров от верхней койки. — Мы ведь впервые так далеко едем, до этого были только в пределах Централа. — Мысль о том, что вывоз из Ишвара не учитывался, повисла в воздухе. Собеседники поняли друг друга без слов. Рой усмехнулся. — Да, ты права, больше похоже на паранойю, ну, а что же поделать? Хоукай оставила вопрос без ответа, ведь он и не нужен был. Нрав начальства был известен ей почти всю жизнь, поэтому все было предельно ясно — за все, что ему дорого, Рой будет сражаться до последнего. Уже немолодой Хаяте положил голову на коленку рассматривающей маковое поле Эдит. Девочка оторвалась от своего зрелища и с нежностью потрепала пса за ухом. Четвероногий друг что-то довольно заурчал и повернул голову набок, чтобы лучше видеть свою почти-что-хозяйку. Лизе бы впору было приревновать любимца — так уж он ластился к маленькой мисс Мустанг, как не общался с самой Хоукай. Но в такие моменты майор лишь как-то умиротворенно улыбалась, а на сердце на мгновение воцарялось спокойствие. Именно тогда она еще сильнее ощущала вокруг себя настоящую и искреннюю семью. И чувствовала себя ее частью.***
Эд никогда не любил ни встречи, ни расставания на железнодорожном вокзале, и сколько бы лет не проходило, предпочитал сам возвращаться и в одиночестве уезжать. Какой-то пережиток прошлого, бесполезный рудимент оставался в душе, напоминая, скольких людей он больше никогда не увидит, а со сколькими встреча будет особо чувственна. И несмотря на то, что его всегда ждали и будут ждать, Эдвард как-то недолюбливал все эти процедуры встреч и провожаний. Одному было легче, одному было проще. Приехал, уехал, примчался, отчалил и забыл. Ровно до того момента, как встречающим стал он сам. Рядом на платформе стоял Рен, периодически переминаясь с ноги на ногу и смотря в ту сторону, откуда должен был прийти поезд. Эд вспомнил себя в детстве, как ездил к Уинри и, хоть никому и не говорил, даже брату, очень по ней скучал. И пусть тогда он был года на три-четыре старше собственного сына. В голове даже промелькнула мысль, что, быть может, Ренсом когда-нибудь точно так же будет ездить к Эдит сам, также привозить ей какие-то задабривающие подарки, чтобы та не сильно лупила его за долгое отсутствие… Не то, чтобы Эдвард настаивал на подобном, но если бы вдруг что-то в этом роде произошло и с Реном, против бы он не был, хотя еще лет семь назад завозмущался бы, мол «до сих пор жизнь сводит с этой сволочью управленческой». Бывший Стальной алхимик улыбнулся — как быстро, однако, пролетело юношество, а старые подколки все еще не выходили из головы. Напротив — они стали какой-то теплой вещью из не самого теплого прошлого. «А давно же мы с ним не виделись, — рассудил Эд. — Больше пяти лет минимум. Постарел, небось, отец-одиночка…» — Папа, поезд! — воскликнул Ренсом, потянув отца за рукав и показав куда-то вдаль, где уже виднелся свет от идущего поезда. — Вот и вовремя приехали, — улыбнулся сыну Эдвард и взглянул на карманные часы — не те, что являются отличительным знаком алхимиков, а уже современно новые, купленные случайным образом в каком-то уездном городке. — А ты боялся. Ну что, готов подругу встречать? — Ага! — весело закивал Рен. — Столько всего интересного ей расскажу, а еще новые книги покажу! Чуть потрепав блондинистые шевелюры обоих Элриков, поезд остановился, издав при этом оповещающий гудок. Эд с сыном уже подошли к нужному вагону — шестому — и ожидали открытия дверей. Ризенбург не был той станцией, на которой выходила основная масса пассажиров, совсем наоборот — сюда возвращались разве что «погостить у бабушки» те, кто какое-то время назад переехал в более населенное место. Поэтому гости из Централа оказались единственными вышедшими на станции. Первым из вагона ловко вышел Рой, сначала приняв большую сумку от Лизы, а после подав той руку. Несмотря на военную выправку и привычки, Хоукай отчего-то не стала игнорировать жест вежливости и спустилась с оказанной помощью, а после Мустанг уже протянул обе руки и спустил вниз маленькую девчушку с рюкзаком в форме котенка. — Эдит! — воскликнул Элрик-младший и буквально полетел навстречу подруге. — Привет, Рен! — замахала руками девочка, еще находясь на руках отца. Эд же с Роем пока только переглянулись и синхронно закатили глаза — еще не все банально вышли из поезда, а дети уже не могут ждать. Теперь у этих мужчин появился еще один общий интерес — дети-погодки. А еще несколько лет назад связывала их разве что алхимия. Как только Эдит оказалась на земле, то сразу понеслась к лучшему другу, а как добежала, сразу же начала что-то увлеченно рассказывать, ведь за столь долгое время разлуки дети не могли обсудить какие-то свои интересы, а рядом с ними тут же разыгрался Хаяте — пес Рена помнил. Эдвард сразу заприметил на девочке ту самую кепку, которую какое-то время назад привез сыну и подарил с большой и проникновенной речью. Когда Уинри и Рен приехали после того, как Эдит установили протез, сын гордо выдал отцу: — Я подарил ту кепку Эдит… Ей она и правда нужна! Эдит смелая, но пусть станет еще смелее! Отцы молодых семейств поздоровались несколько скромнее — понимающе улыбнулись, рассмеялись и приветственно пожали друг другу руки. — До последнего Уинри не верил. Теперь, похоже, придется капитулировать, — усмехнулся Эд, теперь уже почти что находясь наравне с бывшим начальником. Годы шли, а звание «фасолины» Элрику-старшему стало подходить все меньше и меньше. — А все равно ты меня обскакал, Стальной. Как оно, с двумя-то наследниками? — не остался в долгу Рой, по-дружески стукнув Эдварда по плечу. — А, — отмахнулся Эд. — Сейчас увидишь. Не дом, а сплошная детская… Даже в мастерской Уинри. Здравствуйте, мисс… — Просто Лиза, — легко ответила подошедшая Хоукай. — Здравствуй, Эдвард. — Ну что, давайте уже до дома ехать что ли. — Эд кивнул в сторону выхода с маленькой станции. — Неужто ты теперь за рулем? — удивился Рой, подхватывая чемоданы. — Ну, время идет, заработок растет… Пойдемте. Уинри уже наверняка стол накрыла и извелась нас ждать. Рен, зови Эдит, мы едем домой.***
После насыщенного дня, полного веселых разговоров, игр и вкусной еды, весь дом семейства Элриков, в том числе и гости, улеглись спать. День приезда оказался полон ярких моментов, в числе которых было знакомство семейства Мустангов и Лизы с дочерью Элриков, появившейся всего около года назад. Маленькая Киара с любопытством рассматривала гостей, сидя на руках Уинри, а после и вообще уснула, отчего всему дому пришлось вести себя тише — малышка оказалась той еще капризой с чутким сном и врожденным любопытством. Рою она во многом напомнила Эдит. Остальное время прошло легко и быстро — дети резвились на улице вместе с собакой Элриков, отцы семейств о чем-то общались на веранде и периодически смеялись, вспоминая молодость, Лиза и Уинри оставались в гостиной, чтобы, если младшая вдруг изволит проснуться, оказаться тут как тут. Была бы жива бабуля Пинако, она бы точно спровадила девушек на улицу и взяла бы заботу о девочке на себя, но Рокбелл-старшая скончалась около трех лет назад, так и не увидев правнучку и даже не узнав того, что у нее она вообще будет. Правка протеза была назначена на следующий день — этот перекраивать совершенно не хотелось. Отдых был необходим всем и каждому. К полуночи, когда на Ризенбург окончательно опустилась ночь, жители дома и приезжие все же коллективно решили идти на боковую. Хозяева разошлись по своим комнатам, а гостей пришлось разместить в гостевой, разложив для них достаточно большой диван и приготовив подушки и одеяла. Уснул весь дом с самым настоящим умиротворением.***
Ночь, песок и огонь — все, чем тогда казался Ишвар юному майору Мустангу. Крики, кровь и смерть, смех сошедших с ума людей и звенящая тишина, стоящая в ушах после собственных же взрывов. Зачем? Зачем он это делает? Зачем вновь заставляет искру слетать с руки? Один дом, другой, еще пара убежищ — и людей больше нет. А что эти самые люди сделали? Защищались, черт возьми, просто защищались. Щелчок — еще несколько семей больше никогда не будут обедать за одним столом, общаться, смеяться и просто жить. Теперь на месте дома остались только обломки да обгорелые тела, а еще этот мерзкий запах горелой кожи и плоти, который, казалось, въелся не то, что в одежду — в само нутро. Но сейчас ночь. Ночью никто не нападает, ночью можно вспомнить о хорошем и попытаться вновь не сойти с ума. Рой оглядывается. Рядом Лиза и Маэс — верные сослуживцы, коллеги просто близкие люди. Девушка сидит на песке, ее короткие волос слиплись от пота, — жара не спадала даже ночью — а белый плащ, который теоретически должен хоть как-то спасать от прямого попадания солнечных лучей на темную форму, был изморан копотью, кровью и какой-то грязью, а видно это было даже в темноте. Хоукай с абсолютно нечитаемым выражением лица чистит винтовку — то единственное, что хоть как-то сейчас близко ей, хоть и это что-то — оружие, влекущее за собой сплошные смерти. Хьюз же щебечет о своей прекрасной девушке, о том, как хочет сделать ей предложение, а после завести большую семью и переехать куда-то поближе к берегу, на природу. Война? Убийство? Казалось, что Маэс просто случайно встретил друга, с которым не виделся давно, а теперь выкладывает ему все, что произошло за последние несколько лет. У всех свое спасение от сумасшествия: у кого кропотливое дело, за которым можно выглядеть совершенно отстранено, у кого смех и шутки. Но скрыть морщины, трясущиеся руки и покрытые порезами и мозолями пальцы трудно было всем. Особенно Рою, чертовому идеалисту, который за все время, проведенное в Ишваре, так и не нашел свой щит, ту эмоцию, которая скроет его приближающееся помешательство от всех этих пустынных кошмаров. Зато он нашел друзей — отягощающее, потому, что смерти от шальной пути не отменял никто, но такое спасительное обстоятельство, служащее глотком воздуха. Тем самым, что так легко разносит огонь от одного места к другому. Вспышка и мгновенная контузия. Все становится ясно за секунду — нападение на полк, в ходе которого произошел взрыв. Рой даже встать не может — кажется, ногам сильно досталось. Как выяснятся в тысячный раз — нельзя расслабляться даже ночью. Но волнуют не поврежденные конечности, а друзья, которых теперь не видно из-за дымовой завесы. Майор вспоминает, как и с какой стороны сидели военные товарищи и начинает ползти сначала в одну сторону, где еще недавно находилась Лиза. Сначала руки нащупывают винтовку, а после и саму девушку, руку которой теперь нельзя было отличить от какого-то месива — взрыв прогремел совсем рядом. Сердце начинает биться еще быстрее, предчувствуя нечто кошмарное. И это самое нечто подтверждается — из шеи торчат несколько осколков, а невидящие глаза устремлены куда-то в сторону. Кричать нельзя, а реветь тем более, но что делать, если сердце готово разорваться от полученной информации? Близкий человек мертв. Умер. Погиб. Но Хьюз еще может быть жив, он мог отпрыгнуть за стоящий рядом валун! Рой спешно, насколько позволяют трясущиеся и окровавленные руки, перемещается в диаметрально противоположную сторону. Кричит, хотя голосовые связки упорно не хотят издавать и звука, зовет друга, но не слышит ни себя, ни его. Товарищ находится через пару мгновений — лежащий на боку, с пробитой грудной клеткой. С пустыми неживыми глазами. Алхимика прорывает. Он кричит и зовет ушедших друзей, проклинает тысячи раз армию и всю ишварскую кампанию. А больше всего клянет он себя — за то, что не смог никого спасти и так поздно понял, что приказы не всегда бывают верными. И что огонь вызывает только встречный поток пламени. Искра за искрой. Стреляешь ты — стреляют в тебя. Проклятый неравноценный «равноценный обмен». Все не так. По крайней мере на войне. Огненные стены обступают со всех сторон, зажимая в своем кольце совершенно сломленного и убитого горем молодого алхимика, который никогда не хотел воевать — он хотел мира и справедливости, а в итоге оказался самым настоящим палачом. Хреновая выходит идеология. Решать конфликт убийствами ради становления мира? Абсурд и сумасшествие. Бежать от неизбежного просто глупо, поэтому Рой лишь вдыхает дым в надежде, что он убьет его быстрее огня. Гореть-то все-таки чертовски страшно.***
Глоток холодного ночного воздуха отрезвил спящего мужчину буквально за секунду. Рой рывком сел на разложенном диване, закрыв лицо ладонями и стараясь восстановить дыхание, постепенно вспоминая события минувшего дня — это всегда помогало освободиться от пут кошмаров. Они с Эдит приехали в Ризенбург на несколько дней, чтобы подтянуть дочери протез, вчера оба семейства хорошо провели время на свежем воздухе, коллективно пожарив мясо и сыграв в импровизированные игры… Все было спокойно. Война прошла. — Папа, все хорошо? — тихо раздалось с боку. После резкого пробуждения мужчина даже не понял, что каким-то образом стянул одеяло с дочери, которая, что удивительно, не спала, а следила за отцом, сообразив, что ему снится кошмар. От голоса Эдит в темной комнате Рой даже вздрогнул. — Извини, тигренок, — произнес он, возвращая дочке нагло украденное одеяло и все еще пытаясь остановить бешеное сердцебиение. — Тебе снился страшный сон? — Эдит тоже уселась на кровати и теперь внимательно изучала отца взглядом карих глаз. — Вроде того… — вздохнул генерал и решил задать встречный вопрос: — А ты почему не спишь? — Мне странный сон приснился. — Девочка накинула на себя одеяло аки плащ, укуталась и села поближе к Рою. Тот даже удивился — девчушка делилась с ним абсолютно всем, что происходило с ней, самым сокровенным, и ничего никогда не скрывала. Про кошмары дочь не говорила еще не разу — значит, подобное с ней произошло впервые. И — какое совпадение — тогда же, когда и самому Мустангу приснился жуткий сон. — А про что он был? — поинтересовался мужчина. — Про пустыню.***
— Жаль, что вы ненадолго приехали, — вздохнул Рен, опустив голову, но на его плечо тут же легла ладонь Мустанга. Эдит стояла рядом с отцом, держа его за руку, и тоже выглядела немного грустной — расставаться с другом не хотелось совершенно. — Ничего, скоро уже увидитесь. Даже не заметишь, как время пролетит, — улыбнулся Рой, одобрительно улыбаясь Ренсому. — Хорошо, дядя Рой, — кивнул мальчишка, натянул улыбку и стукнулся с генералом кулачком, ощущая себя при этом взрослым и очень важным. — Это когда я дядей стал? Как по мне, так я еще хоть куда! — артистично возмутился алхимик, еще сильнее выпрямив спину и сразу важно оглядев всех вокруг. У Эдит и Рена этот жест вызвал бурный смех, ровно как и у Эдварда, а Уинри, державшая на руках дочку, и Лиза лишь коротко переглянулись, а последняя наигранно закатила глаза, при этом признавая точку зрения начальства — привлекательности у генерала Мустанга, разменявшего четвертый десяток, было хоть отбавляй. — Ага, разве что песок с тебя не сыпется, вояка, — сквозь смех выдавил Эд, получив за это угрожающий взгляд от жены. — Смейся, смейся, а я вот как фюрером стану, наряд военный к тебе пришлю. Так, в гости, — не упустил шанса пошутить и Рой. — Как я и говорил — про свою идею фикс ты еще не забыл, — по-доброму усмехнулся Эд, вспоминая вчерашний разговор на веранде, во время которого бывший начальник подтвердил мысли Элрика о том, что фюрерское кресло манит его по-прежнему, но после сказал такую фразу, от которой Эд даже соком поперхнулся — бывший Стальной, конечно же, прекрасно понимал, что жизнь генерала кардинально поменялась, но после следующих слов он осознал всю серьезность намерений Роя: «Первым делом я должен помочь Эдит, а после уже и Аместрису. Эгоистично, но как есть. Время и приоритеты меняет, и дурь из головы подвыбивает. Думаю, Стальной, ты и сам это прекрасно понимаешь.» О да, время летело чертовски быстро. Эдвард буквально физически чувствовал это на себе. Эдит буквально прилипла к окну, когда поезд начал отходить от станции. Девочка махала рукой другу, сидя на руках у отца. Всем было немного грустно, а особенно детям — была бы их воля, они бы хоть каждый день виделись. Да чего греха таить, и главы семейства тоже душевно пообщались, вспомнив былое. Еще недавно Эд, будучи покалеченным подростком-алхимиком оказался буквально спасен Роем, получив шанс найти то, что они с братом так долго искали. Теперь Альфонс колесит по Сине в компании Мэй, а когда-то казавшийся противным начальник обрел семью и воспитывает дочь, при этом выглядит он настоящим и любящим отцом. Парадоксы времени казались как никогда реальными. Рен еще долго старательно махал руками вслед удаляющемуся от перрона поезду. «Когда-нибудь я обязательно перееду в Централ, стану там учиться и буду видеть Эдит каждый день, — думал мальчик. — Я стану отличным алхимиком и буду помогать людям!» Как хорошо, что родители еще не знали об этом намерении.***
Три года спустя. «Привет, Рен! Фотография из прошлого письма очень красивая! Обязательно расскажешь о школе при встрече. А нас вот заставляют носить форму… Такая скукота! Одна жилетка и брюки… Бррр! Мои дела отлично, сижу и делаю уроки. Скоро контрольная по истории, сложная, от нее зависит годовая оценка! Когда к тебе придет письмо, я ее уже напишу, а узнаешь, сдала я ее или нет, ты только через… Да я уже новую контрольную напишу за это время! Так неудобно жить далеко друг от друга. Как у вас дела? Как сестренка? Она на фотографии очень хорошо получилась, да и выросла за эти четыре… да больше, чем четыре года; я, кстати, в детстве похожие косички носила, не знаю только, помнишь ли ты или нет. Но я их любила. В школе все по-старому, на физ-ру все так же не хожу. А еще с физикой и химией проблемы. Формулы, элементы… Не понимаю я их вообще! Зато папа помогает с историей и правом — оказывается, когда он учился в Военной Академии, это были его профильные предметы! Вот уж не думала, что военные хорошо знают социальные науки. Зато на уроки готовая хожу — папа у меня и правда очень умный. Он, кстати, тебе привет передает, говорит, что ты на фотографии как настоящий спортсмен получился. Все еще продолжаешь заниматься баскетболом? Кстати, как дела с алхимией? Покажешь в следующий раз еще несколько преобразований? Так сложно поверить, что алхимия выходит в основном из химии! Да, поэтому мне алхимиком точно не быть… Хотя было бы очень круто! Короче, с тебя новые преобразования! Ну или рассказ о них. Ладно, пойду дальше делать уроки. Осталась география и английский*. Заполняю карту и смотрю на расстояние от Централа до Ризенбурга. Не так уж много сантиметров на бумаге между ними. Но видеться все равно выходит редко… А эта наша с папой последняя фотография. Здесь мы с ним были на полигоне у него на работе. Лиза показала мне несколько интересных упражнений на ловкость, так что теперь помимо обычных я буду и особенно развивать автоброню. На физ-ру же не хожу, а тренироваться как-то надо. Приедешь — покажу. Может быть, даже напрошусь к папе в Штаб. Там и правда очень круто! Удачи в школе и хорошо написать сочинение по литературе! Хотя ты его уже написал, пока письмо отправлял, так что я уверена, что ты все сдал на отлично! P.S: А разве телефон нельзя починить алхимией? P.S.S: Ладно, не алхимией, но хоть как-нибудь… Очень жду, когда смогу позвонить! По телефону фотографий и почерк не увидишь, но хоть голос услышишь — это тоже круто. Очень жду вашего приезда! А еще готовлю сюрприз к твоему дню рождения. Так что приезжайте скорее! Я очень жду вас. Всегда твоя Эдит.» Девочка положила письмо в конверт, запечатала его и одернула домашнюю футболку, после встала, размяла плечи, присела несколько раз, услышав еле слышное скрипение протеза, и пошла на кухню. Отец должен был вернуться совсем скоро, а на сегодня она планировала устроить ему сюрприз — приготовить вкусный ужин и испечь яблочный пирог по совету мисс Уинри. Девочка заплела косичку и состроила рожицу зеркалу, висящему над комодом, и, довольная собой и всей жизнью в целом, направилась на кухню, на которой уже весело скворчало мясо. Папа точно должен был остаться доволен, тем более ему предстоял небольшой отпуск, чему Эдит была несказанно рада — наконец-то они смогут провести еще несколько дней вместе. Такое событие нужно было отметить. А будущая восьмиклассница Эдит Мустанг и не могла иначе, ведь она пошла в отца — действовать любила по крупному и делала все наверняка.