***
— Я пойду один, — строго отвечает юноша, накидывая на голову капюшон. — Я должен пойти один. — Вы точно сбрендили, — Чонгук расправляет кровать принца, думая, что тот действительно не серьёзно. Но стоит слуге обернуться и взглянуть, как Чимин плотно перевязывает кафтан, как все сомнения улетучиваются. — Вы серьёзно? — А похоже, что я шучу? — нервно усмехается сероволосый, связывая тесёмку. — Ты не понимаешь, Чонгук. — Чего я не понимаю? — голос парня звучит так, будто он готов разрыдаться в любую секунду от своего бессилия перед прихотями принца. — Что-то зовёт меня, — Чимин поднимает голову, убедительно вглядываясь в глаза своего слуги. — Я должен выяснить, что это. Или кто. — Почему я не могу пойти с Вами? — недоумевает брюнет, аккуратно присаживаясь на край постели, поскольку таким, как он, запрещены подобные вольности. Но если он продолжит стоять, то наверняка мешком упадёт на пол и начнёт молить принца не совершать подобные глупости. — Потому что я подвергну тебя куда большей опасности, — качает головой Пак, натягивая сапоги. — То, что я видел, не причинило мне вреда в прошлый раз. — А с чего Вы решили, что и на этот раз не причинит? — возмущённо вскрикивает слуга. — Что с Вами не так? Заданный вопрос ставит принца в тупик, поэтому он хмурится и как-то угнетающе молчит, замерев лишь на пару секунд. Чонгук и правда искренне не может понять принца, как бы не пытался. Потому что для него любопытство — это яд, так же, как стремление к плотским наслаждениям. Что возбуждает людей больше, чем нарушение запретов, смелость зайти туда, куда никто не ходил? Чонгуку и так неплохо живётся в услужении, а единственное, что у него есть — это собственная жизнь. Из-за принца он и того лишиться может, поэтому совсем не понимает его. Чимин же соткан из любопытства. Он готов забыть, что его обокрали, лишь бы понять, каким образом воры совершили кражу. Когда Чимин покидает дворец всё тем же путём, Чонгук сгребает подушки, укрывая их толстым одеялом, и один за другим тушит настенные факелы. Брюнет ещё какое-то время топчется на балконе, пытаясь разглядеть в темноте силуэт принца, а потом осторожно прикрывает двери, отчаянно вздыхая. Он покидает покои под привычно безразличный взгляд стражников, сообщая им, что принц, как и всегда, отправился спать и лучше бы им не беспокоить его, поскольку он слишком устал. Стражники так и так не станут заглядывать в покои принца, но Чонгук решает подстраховаться на всякий случай. Он отправляется на кухню, чтобы закончить свои дела в виде перетаскивания продуктов и уборки. Пока слуга вычищает полы, его не покидает смутное чувство беспокойства. Но ещё через какое-то время это чувство глушится усталостью и, закончив работу, парень отправляется в свою каморку, дабы улечься спать без задних ног. Но, стоит голове коснуться жёсткой тонкой подушки, как сон тут же отступает, а разум занимают мысли. Чонгукова каморка ничем не отличается от комнат остальных слуг, даже несмотря на то, что он прислуживает младшему принцу. Небольшая деревянная кровать, на которой особо не развалиться. Тонкая перина, от которой иногда болит спина. Маленькое окошко под потолком, сундук для вещей и деревянная лавка. Но парню большего и не надо. Чонгука совсем не страшат условия, в которых он живёт, потому что ничего роскошного и богатого он и не имел никогда, родившись в семье прислуги. Его больше страшит будущее, потому что в нём нет ничего надёжного, ничего конкретного. Для него стала обыденностью жизнь без друзей и родных, без своего дома. Жизнь, в которой он ничего не значит, не имеет ни имени, ни положения. Чонгук не хочет зависеть от чужой жалости и доброй воли, но в то же время понимает, что ему вовсе ничего и не остаётся. В его жизни уже было время, когда всё существование висело на волоске, когда он не знал, кто друг, а кто враг. И он знает, что это такое — вставать ранним утром, не представляя, что уготовано тебе судьбой на сегодня: добро или зло. Ударят тебя или похвалят. Убьют или помилуют. Опуская ноги с кровати, Чонгук понимает, что не сможет уснуть, как бы сильно он не устал. Беспокойство за принца окутывает его разум, не давая сомкнуть глаз, а плохое предчувствие крадётся из самого тёмного угла и пускает по мыслям свои ядовитые корни. Парень быстро надевает портки и свои потёртые сапоги, натягивает на крепкое тело рубаху. Кутается в серую накидку, прихватив свою пострадавшую от прошлого «приключения» лампу. Он совсем не знает, куда отправился принц, но тот рассказывал, что обнаружил яму, в которую они упали, заваленной, а потом какой-то непонятный светлячок указал ему путь. Чонгук очень надеется, что этот самый светлячок не поскупится и ему на помощь, если вообще не является плодом богатого воображения принца. Чонгук плюётся от собственного безрассудства, когда натыкается на стражников, но вовремя прячется за углом, оставшись незамеченным. Он давно отыскал небольшую лазейку в коридорах замка, когда рыскал туда-сюда без дела. Есть один проход, которым пользуется не только он, а ещё некоторые девушки из прислуги, что по ночам бегают на свидания с местными. Чонгук никогда не сбегал на свидания. Что уж тут говорить, если он целовался-то всего два раза с одной из служанок, заперевшись в кладовой, где жутко воняло тухлым мясом и крысиным ядом. Совсем не романтично получилось. Девушка оттолкнула Чонгука в тот момент, когда он попытался хоть немного потрогать её за грудь. А то, что они лобызаются в какой-то затхлой кладовой, её совсем не смущало. — Как порядочный парень, между твоей худой задницей и пышной грудью я выбрал последнее, — без чувства смущения заявил Чонгук. — Как порядочный кретин, — схватила свою косынку и убежала. Не довелось парню ещё понять, что такое романтика и свидания, поскольку не влюблялся он ни разу. Чонгук уверен, что романтика — это такие бредни, которые интересуют его, как махаканский снег. Но если в сердце свою когтистую лапу запустит штука, называемая «любовью», будет, наверное, ещё хуже. Он понимает, что «люблю» — куда сильнее, чем «хочу». Это тройное «хочу» — не только тело, а ещё и разум, и душу. И да, ещё одно «хочу» — это чтобы второй человек так же сильно желал обладать тобою и всеми твоими составляющими. Чонгук в силу возраста или же своего положения ещё не встречал никого, кому можно было сказать хотя бы одно «хочу», не то что «люблю». Девчонка из прислуги совсем не в счёт.Connor Youngblood — Monsters
Покинув замок, слуга отправился по накатанной дороге, вспоминая путь, дабы не очутиться на болотах, где его сожрут, не успеет он глазом моргнуть или обделать свои портки. Чонгук подсвечивает путь слабым огнём лампы, сворачивая с тропинки на дорогу, и идёт, отодвигая жёсткие ветки от лица. Он смотрит на тёмное небо и не видит ни звёзд, ни луны; всё стянуто чёрными тучами, а где-то глубоко в небе раздаются раскаты грома. — Ну, отлично, — фыркает Чонгук, от досады шлёпнув по ветке. Вдруг за спиной он слышит звуки, похожие на шелест листьев, но ветки деревьев голые. Вздрогнув, слуга оборачивается и замирает. Он чуть размыкает от удивления губы и распахивает широко глаза, в которых отражается голубой свет огонька, парящего в воздухе. Кадык на шее парня шевелится, когда он сглатывает вязкую слюну и рассматривает нечто, парящее в воздухе зигзагами. Принц назвал это светлячком, но Чонгук тут же понимает, что это совсем не насекомое, потому что за огоньком тянется шлейф блёсток, которые растворяются в воздухе. — Ничего себе, — одними губами произносит брюнет, заворожённо, но аккуратно поднимает руку, пытаясь прикоснуться к свету. Но огонёк, видимо, совсем не желает, чтобы к нему приставали с прикосновениями, поэтому начинает возмущённо летать кругами. — Понял, — резко отвечает Чон, опустив руку. — И что ты пытаешься мне сказать? Огонёк, покружив на месте, начинает лететь вдоль тропинки, но с такой скоростью, чтобы парень за ним поспевал. Чонгуку ничего не остаётся, как пожать плечами и направиться следом за шелестящим сгустком энергии. Мысленно он ударяет себя по лбу пару раз, потому что решает довериться какой-то непонятной штуке, даже не зная, одушевлённая она или нет. Вскоре, когда перед парнем простирается большая поляна, он окончательно впадает в ступор. Голубая искра перестаёт двигаться дальше и начинает парить над белыми цветами. Чонгук хмурится и, вышагивая по жухлой траве, освещает поляну. Нет никаких признаков того, что принц находится здесь или хотя бы проходил по этой поляне. Ни следов, ни звуков — ничего, кроме поляны с покачивающимися на ветру красочными цветами разных форм и размеров. — Ну и куда ты меня привёл? — возмущённо зыркнув на огонёк, буркнул Чонгук. Сгусток энергии не спешил отвечать, а лишь с ещё большим энтузиазмом начал наяривать круги прямо над белыми цветами. Чонгук совсем перестал что-либо понимать, но, слыша возмущённый шелест, чуть присел и надломил стебель. Огонёк тут же расслабленно воспарил и полетел дальше. Чтобы проверить, брюнет опустил цветок на траву и выпрямился. Искра тут же вернулась и снова начала летать над белыми цветами. — Ну, допустим, — пробормотал слуга и поднял цветок, направившись за голубым светом. Было непонятно, чего этот светлячок (или чем бы оно ни было) хочет от него, но, если не следовать за ним, Чонгуку ничего не останется, кроме как бродить по тёмному лесу с угрозой наткнуться на стаю гулей или утопцев. Поэтому он продолжает идти, пробираясь через колючие кустарники и, задыхаясь, просит огонёк лететь чуть помедленнее. — У тебя там что, пожар? — ворчит Чонгук себе под нос, когда огонёк улетает вверх, а ему самому приходится залезать на крутой пригорок, цепляясь пальцами за мох и торчащие из-под земли корни, при этом пытаясь не раздавить белый цветок. Когда брюнет, запыхавшись, забирается наверх и переваливается на спину, чтобы отдышаться, то не сразу замечает дом, ничем не отличающийся от изб простых крестьян, живущих в типичных уотердипских деревнях. Чонгук поднимается на ноги и отряхивает одежду, пытаясь заглушить волнение и некое подобие испуга. Он теряется в догадках, почему этот небольшой домик находится так далеко от поселений и деревень, в глухом тёмном лесу. А потом замечает, что огонёк бездумно бьётся в дощатую дверь, будто пытаясь пройти сквозь неё. Слуга хмурится, пытаясь заглянуть в окна, из которых исходит слабый жёлтый свет. Но ничего, кроме заставленных подоконников, разглядеть не получается, будто стёкла запотели. Ещё раз вздохнув, Чонгук отодвигает трусливость подальше и с нажимом толкает дверь. Огонёк, обрадовавшись, что препятствия больше нет, будто бы с радостью залетает вовнутрь. Чонгук же, внимательно озираясь по сторонам, осторожно ступает, перешагивая порог. В лицо тут же ударяет жар, и брюнет ощущает тепло, которое окутывает с ног до головы. Он осматривает комнату, в которой оказался, и понимает, что вторгся на чью-то территорию без разрешения. И отмазка в виде «меня привёл огонёк» вряд ли сможет оградить его от неприятностей. Парень осматривает деревянные стены, отмечая, что повсюду висят какие-то амулеты из камней, костей и зубов. На полках составлены сухие пучки трав и баночки с разноцветной пылью, Чонгук счёл бы это какими-то специями или приправами, если бы рядом грудой не лежали засохшие черепа птиц или ещё чёрт знает кого. По коже прошли мурашки, когда ветхие доски под ногами скрипнули. Комната освещалась расставленными повсюду свечами, а в камине потрескивал слабый огонь. Чонгук обратил внимание на то, что пахло здесь будто всем и сразу, не чем-то одним. Запах был похож на аромат той самой цветочной поляны, но подтравленный чем-то гнилым и горьким. Переминаясь с ноги на ногу, Чонгук поставил лампу на край стола, сжимая во второй руке стебель белого цветка. Он осмотрел столы, на которых царил полный беспорядок. Были разбросаны какие-то деревянные приборы, сухая трава, небольшие весы с двумя чашами, клочки бумаги с какими-то записями, ножи, колбы, медный черпак, разного размера миски и… ступа? Чонгук едва не вскрикнул в испуге, когда за его спиной что-то очень громко зашипело. Он вздрогнул и обернулся, увидев, что из котла, висящего над огнём камина, начала выкипать синеватого цвета вода. Котёл буквально грозил взорваться, а вода кипела и выплёскивалась на горящие поленья, образуя громкое шипение, которое в тишине дома казалось просто оглушительно громким. До брюнета вдруг дошло, что хозяйка или хозяин дома объявится прямо сейчас, поскольку его синий суп издаёт шум на весь Уотердип, продолжая выкипать. Слуга краем глаза замечает парящий огонёк, что привёл его сюда, а когда слышит из соседней комнаты скрип, то медленно стягивает со стола лампу и пятится назад до тех пор, пока не упирается спиной в стену. Амулеты, висящие на ней, слегка дребезжат и звенят, а у Чонгука душа уходит в пятки, когда он слышит: — Агрх, вот, чёрт… Низкий мужской голос режет его слух, а затем следует какой-то хлопок, будто кто-то уронил крышку погреба, и она захлопнулась. Резкие шаги в голове отдаются эхом, а амулеты впиваются в чонгукову спину, поскольку он максимально вжимается в стену. В комнату из тёмного проёма входит парень. Точнее, он не входит, а влетает, направляясь к кипящему котлу. Но, спотыкаясь о валяющиеся на полу плетёные корзины, незнакомец в белой рубахе на худом теле и с бранным словом на губах грудой валится на пол, и Чонгук аж сам морщится от глухого болезненного стука. Чонгук понимает, что остался незамеченным, и хорошо бы ему сделать пару шагов в сторону и выскользнуть через дверь. Но он врастает сапогами в доски, когда незнакомец поднимается на ноги и, всё ещё ругаясь, начинает собирать вещи, которые он при падении случайно смёл со стола. Чонгук буквально немеет, когда разглядывает светловолосого юношу. Он недостаточно близко для того, чтобы разглядеть лицо, но даже на расстоянии может заметить тёмные узоры на подбородке и щеках, будто какие-то метки или родимые пятна. Его светлые вьющиеся волосы с лёгким медным оттенком будто находятся в невесомости и буквально парят при каждом движении. Они в целом не длинные, но некоторые пряди свисают до скул, завиваясь в воздушные локоны. Чонгук внимательно наблюдает за действиями незнакомца, замечая грацию в каждом его движении. Этот парень даже взвизгнул и упал настолько грациозно, что слуга аж проморгался, пытаясь понять, настоящее ли это всё. В один миг Чонгук снова вздрагивает, когда в запотевших окнах видит вспышку молнии, а затем оглушающий удар грома. Одновременно с этим незнакомец, сняв котёл с огня, обернулся. Тогда Чону показалось, что он снова готов обделать свои многострадальческие портки, но нет… Парень лишь взглянул на него, вжавшегося в стену до такой степени, что там, скорее всего, уже появилась вмятина. За окном на землю стеной обрушился дождь. — Ну наконец-то, — жестикулируя руками, вскрикнул маг. — Я уж думал, ты подвернул ногу или умер, потому что хватило ума понюхать. — Чего? — не понимает Чонгук, опуская одну бровь и просто утопая в замешательстве. Шелестящий огонёк, воспаривший над незнакомцем, вмиг растворяется в воздухе голубоватым блеском, когда светловолосый поднимает руку с тонким изящным запястьем и щёлкает длинными пальцами. У Чонгука отпадает челюсть, гулко ударяется о дощатый пол и катится куда-то к столу, ударяясь об его ножку. — Как ты… — Мне очень сильно не хотелось выходить под дождь только из-за лунарии, поэтому я благодарен тебе и всё такое, — тараторит незнакомец, встав над столом и будто выискивая из обилия ингредиентов нужный. — Ты кто вообще такой? — чуть ли не визжит Чонгук, чувствуя, как подступает истерика. — Как ты… Огонёк… Он исчез! Как ты… — Ой, это всего лишь путеводитель, — возвёл очи горе парень. — А я Тэхён, которому всё ещё нужна лунария. — Что… — Чонгук не понимает вообще ни черта, а когда смотрит в чужие глаза, то земля уходит из-под ног, потому что они тёмно-сиреневые и вообще, кажется, не человеческие. — Чёрт возьми, мама родная… — Не чёрт и, слава порткам, не мама, — усмехается светловолосый, а Чонгук следит за его взглядом, понимая, что Тэхён смотрит на цветок в его руке. — Ты ещё как следует не поздоровался, а уже плетёшь против меня заговор в своей чернявой башке, верно? До Чонгука, наконец, доходит, о чём говорит этот… человек? Ему нужен этот белый цветок, а точнее, какая-то «лунария», из-за которой Чонгук вообще оказался здесь. И он осторожно делает шаг, оставляя цветок на краю стола и снова попятившись назад, будто бы его могли укусить или вообще отцапать половину головы. — Чего ты такой перепуганный? Я тебя не съем, пока сам не попросишь, — хихикнул светловолосый, потянувшись и взяв в руки цветок. — Я надеюсь, что ты его не нюхал? — Что? — Чонгук вздрагивает и не перестаёт хмуриться. — Не нюхал цветок. А то пыльца лунарии вызывает паралич дыхательных путей, — с лёгкостью пожимает он худыми плечами. — Хорошо, что ты сорвал почти под корень, а то пришлось бы самому идти под дождь. Чонгук не находит слов, чтобы что-то ответить, поэтому лишь молча наблюдает, припав к стене. Выходя в город, он много раз слышал о знахарках, живущих близ деревень. О якобы колдуньях, что варят для горожан всякие зелья и эликсиры, но мало верил во всю эту брехню. Если и были какие-то старухи, дерущие с отчаянных девушек и женщин кучи серебряных, то это совсем не значило, что они обладали какой-то «магией». Магов и чародеек истребили много лет назад, запрещая даже говорить о них, поэтому Чон ни на секунду не сомневается в том, что этот незнакомец какой-то обманщик. Но в то же время брюнет понятия не имеет, как объяснить родимые пятна в виде аккуратных узоров на его лице и сиреневые, будто слегка подсвеченные глаза. Он наблюдает за действиями парня, который очищает лунарию от лишних листиков и отрезает сам бутон. Разрезает стебель на кусочки и скидывает в котёл, стоящий на кирпичах у камина. Тот издаёт странные звуки, похожие на лопающиеся пузыри. В воздухе повисает странный горьковатый запах жжённого сахара. — Ты можешь уйти под дождь, если так уж меня боишься, — ухмыляется светловолосый. — А можешь присесть на лавку и переждать грозу. Чонгук мнётся, глядя на деревянную лавку неподалёку от себя, потом смотрит в окно. По стеклу громко барабанит дождь и время от времени мерцает молния. Вздохнув, слуга осторожно проходит и присаживается на лавку. Он всё ещё не понимает, какого чёрта именно он должен был принести этот цветок. Откуда этот парень знал о том, что пойдёт дождь? Каким образом он создал огонёк? Каким образом избавился от него? Что с его лицом и глазами? — Что ты делаешь? — вдруг произносит Чонгук, только через пару секунд понимая, что он действительно произнёс это вслух. Тэхён поднимает глаза, встретившись с парнем взглядом, и будто читает его мысли, потому что следом снова опускает взгляд и чуть улыбается. Он был так красив, что Чонгук время от времени вздрагивал: не снится ли ему всё это? — Это совсем не то, что ты хочешь знать, — его губ касается настолько мягкая улыбка, что у Чонгука по рукам бегут мурашки. — Я готовлю кое-что для кое-кого за кое-какую сумму. — Ты травник? — хмыкает Чонгук с надменностью. — Или как там… «Чародей»? «Колдун»? — Ты всё равно не поверишь мне, если я скажу, — качает головой Тэхён, отчего пряди его светлых волос слегка колышутся. — Поэтому пусть будет «чародей». У него самое приятное звучание из всего. — И что ты… Эмн… — брюнет мнётся и складывает руки на груди, потом видит, как чародей выуживает из бумажного свёртка прядь каштановых волос. — Варишь? — Если не вдаваться в детали, то это что-то наподобие любовного эликсира, но не совсем, — на полном серьёзе ответил парень, взгромоздив горячий котёл на стол. Над чаном начал виться чуть синеватый пар. — Выпив это, человек ощутит благодать тела и души. У него будут еда и питьё в изобилии, а его движения будут ловкими, как никогда. Мысли — быстрее молнии, а страсть очарует любую женщину. Но это всё временно. — И не стыдно тебе? — сощурился брюнет. — С чего это? — вскинул брови чародей, отбирая ингредиенты. — Я даю людям то, что они просят. Можно сказать, что я исполняю желания. — И заставляешь людей верить в иллюзию, да ещё и деньги за это берёшь, — осуждающе пробормотал слуга, отведя глаза. — Это не я, а всего лишь их собственные желания во всей красе. Я честен, — отбивается светловолосый от нападок в свою сторону. — Я даю людям только то, что они хотят. Если они желают вещей недостойных, так лишь потому, что такова их гнилая натура. А тебе хватит гузно просиживать, подай мне кошачью роговицу. — Чего? — морщится Чонгук. — Кошачью роговицу глаза, она у тебя над головой, — чародей указывает жестом на полку, что висит над головой у слуги. — Ох, пёсья кровь, — выдыхает парень, поднимаясь и, сморщившись от отвращения, берёт с полки кошачий глаз, плавающий в стеклянной баночке и каких-то ошмётках. — Ну и гадость… — Он настоян в родниковой воде и сушёных измельчённых листьях крыжовника, аниса и очанки, поэтому никакая это не гадость, а довольно мощный ингредиент, — заверяет светловолосый с важным видом. — Один этот раствор даёт возможность видеть в темноте на протяжении двух часов. — Брехня, — парень возводит очи горе, подавляя рвотные позывы и плюхаясь на лавку. Дождь за окном немного стихает. — Чонгук, — вдруг сдержанным мягким голосом произносит чародей, поднимая глаза. — Даже если ты и прав на счёт иллюзий, ты когда-нибудь задумывался? — О чём? — морщится брюнет, вдруг резко вспоминая, что он вообще-то не называл своего имени. — О том, что людям, которым просто хочется жить, плевать на твоё мнение, на твои доводы и на тебя? — возвращаясь к варке, произнёс светловолосый, а Чонгук напыжился, пытаясь понять, что до него пытается донести этот чудак. — Жить в потоке чудес куда интереснее, чем плеваться, искать всему опровержение и коллекционировать разочарования. Брюнет прижимает язык к щеке и задумчиво хмурится, слабо понимая, к чему ведёт эта странная беседа. Поэтому в ответ он лишь хмыкает и пожимает плечами, как какой-то туповатый деревенский оболтус. Чародей не обращает на это никакого внимания, втянутый в процесс. Чонгук тем временем улавливает странный солоновато-терпкий запах и морщится. — Плавники келпи, горное масло, — начинает бормотать чародей себе под нос, погружаясь в своё занятие и будто вспоминая рецепт. — Мускатный орех, пижма, багульник, махаканская пиявка… С каждым добавленным ингредиентом котёл будто бы издавал разные звуки: то урчал, то булькал; а пар становился то зеленоватым, то красноватым. Вдруг над ним поднялась слегка поблёскивающая дымка, заставив Чона приоткрыть от удивления рот. — Ах, чёрт, чего-то я забыл, — уставившись в котёл, чародей потёр длинным пальцем висок, вспоминая. — Точно, слюна утопца и тмин на кончике ножа… Чонгук, приоткрыв рот, продолжал наблюдать, всё ещё скептически морщась, а когда засмотрелся на вьющийся блестящий пар, то вовсе не заметил, что дождь за окном стих. Он вдруг вспомнил, зачем вообще покинул замок, и подскочил на ноги. — Погоди, — привлекая внимание чародея, он насупился. — Я ведь принёс цветок и таким образом тебе помог. Теперь и ты мне помоги. — Ты что, хочешь превратить прекрасный акт альтруизма в дурацкий обмен услугами? — возмутился светловолосый, выпрямляясь и наблюдая за озадаченной реакцией своего нового знакомого. — Да шучу я, шучу. Чего ты хочешь? — Постой-ка, — вдруг осенило Чонгука. — Получается, что тот огонёк, который привёл принца к пещерам, тоже ты создал? — Ага, — покачал головой чародей, возвращая внимание котлу. — Это просто путеводитель. Все маг… — Тэхён запнулся, но быстро продолжил: — то есть все чародеи умеют его делать. — Но зачем ты отвёл его высочество к пещерам, тогда как мог указать путь куда угодно? — недоумевал слуга, натягивая на голову капюшон. — Ну, у меня есть, скажем так, дар, — Тэхён задумчиво уставился в котёл, наблюдая за цветными переливами в нём. Брюнет попытался заглянуть в чан, но лишь фыркнул, ничего, кроме вязкой жижи, там не увидев. Он совсем не понимал, к чему клонит чародей. — Я просто знаю, когда кто-то кому-то предназначен самой судьбой.