Белое откровение

Чимин подставил кулак под подбородок, скучающим взглядом осматривая пышно накрытый стол в одной из самых больших беседок королевского сада. Приёмы с самого детства стали важной и практически основной частью жизни принца. Время, которое Чимин не коротал в тёмном углу библиотеки или за занятиями с Хосоком, он проводил, восседая по левую руку короля. С соседними государствами Уотердип поддерживал хорошие, а что ещё важнее, - деловые отношения. Из соседних королевств чуть ли не каждую неделю прибывали послы с поздравлениями и дарами от других правителей. Королю делать было нечего, портить отношения с соседями не хотелось, поэтому выслушивал он всех. Принцы же, восседая по обе стороны, вынуждены были присутствовать на каждом приёме, это и не обсуждалось вовсе, а входило в привычный порядок вещей. Держать ровно спину и приборы Чимина учили с сознательного возраста, сколько он себя вообще помнит. Король немного изменил закон, касающийся приёмов: в старом варианте послы и другие люди должны были всё время стоять на коленях при разговоре с королём. Чимина это несколько напрягало и доставляло неудобства в виде какой-то неловкости. Он не мог спокойно смотреть стоящему на коленях человеку в глаза. Совсем недавно его отец издал указ, гласящий, что отныне послы могут только стоять перед троном, без всякого коленопреклонения. Это весомо облегчило Чимину жизнь. Но в этот раз приём был какой-то особенный. Беседку в саду украсили сотнями белых роз, слуги были разодеты так, что их можно было легко спутать с представителями двора. Чимин мельком оглядел одного из слуг. На рукавах его одежды были широкие отвороты, декорированые петлями, пуговицами и вышивкой. Кафтан носился всегда расстегнутым, так что видна была передняя часть камзола. По какому случаю слугам вдруг выдали такие дорогие наряды? Повсюду были развешены светлые ткани, украшенные драгоценными камнями: жемчугом, рубинами, сапфирами, изумрудами. Чимину в голову закрадывались его кошмары с сотнями замков, но он отметал эти мысли, пытаясь разузнать, к чему весь этот королевский лоск. Это не было похоже на обычный приём в королевском саду, а больше походило на какой-то официальный визит. Но вот незадача: Чимина никто не предупредил. Кажется, даже принцесса Сончан, скучающе подпирающая подбородок кулачком, была в курсе происходящего. По левую руку от Чимина сидела одна из фавориток его отца, к которой он не испытывал ни ненависти, ни любви, скорее тотальное безразличие. Так уж было заведено. Чуть наклонившись к светловолосой женщине и приставив ладонь ко рту, принц тихо спросил: — Сегодня какой-то особенный приём? — и в эту же секунду заметил неподалёку у входа в сад группу людей, одетых в шёлковые чёрно-золотые костюмы. — А Вы забыли, милорд? — удивилась она, а её густые ровные брови поползли вверх. — Сегодня в Уотердип из Ферелдена прибыла королева Ли Руолан со своей дочерью. — Что? — слишком громко переспрашивает Чимин, так, что ловит на себе пару гневных взглядов королевской свиты, тут же тихо извиняясь. — П-почему меня не предупредили? — Об этом уже вторую неделю судачит всё королевство, — с удивлением поясняет женщина, переводя своё внимание на группу ферелденских солдат, что выстраиваются в ровную линию перед беседкой. — Ваша женитьба на принцессе Ферелдена обсуждалась на всех ужинах… Чимин резким жестом распахивает глаза и плотно сжимает губы, чтобы не вскрикнуть в ужасе, судорожно дёргается. Глашатай пугает его ещё сильнее, когда коротко дует в небольшой рог и, передавая его слугам, разворачивает свиток, чтобы представить королеву. У Пака на лбу выступает испарина, а разум бьётся в перманентном ужасе. Как он мог настолько сильно погружаться в свои мысли, что даже не слышал о том, что его хотят женить на какой-то там принцессе? Кошмары и мысли настолько сильно поедают его разум, что последняя неделя просто начисто выпала из памяти, оставив только настежь распахнутый балкон. Он плохо слышит, что объявляет глашатай, в отличие от ударов своего сердца в ушах. — …Её величество, королева Ферелдена и западных земель — Ли Руолан и её дочь, принцесса западных земель — Ли Сонг, — заканчивает мужчина басистым голосом, сворачивая свиток и кланяясь. Чимин, повторяя за окружающими словно сам не свой, приподнимается и кланяется, обводя взглядом пространство, невольно ищет какой-нибудь путь к отступлению, чтобы сбежать и по-детски, словно от кошмара, спрятаться в пыльном углу библиотеки до конца своей жизни. Но тут уотердипский глашатай начинает представлять королевскую семью сероволосых и единственное, чего Чимину хочется больше всего на свете — это провалиться сквозь землю. Или оказаться в сырой затхлой пещере. Одно из двух. — Его величество, король Уотердипа и северо-восточных земель — Пак Доджи, — громким глубоким голосом объявлял глашатай, пока чиминов разум продолжал биться в конвульсиях. Его корона в виде позолоченного обруча с зеленоватыми изумрудами чуть сползла набок, пока он в непонимании вертел головой по сторонам словно испуганный зверёк, загнанный в угол сворой кровожадных охотников, готовых сожрать его заживо. — Его высочество, старший принц — Пак Минвон. Чиминов брат, сидящий по правую руку короля, поклонился королеве, а затем, импозантно поцеловав ладонь принцессы, кинул неоднозначный взгляд в сторону Чимина. Сглотнув и едва почувствовав ментальный подзатыльник брата, Пак резко повернулся, чтобы, наконец, взглянуть на королеву Ферелдена и её дочь. Перед ним стояла невообразимой красоты женщина. На голове королевы сверкала золотая корона с сотнями драгоценных камней, волосы собраны в аккуратную причёску, из которой не выбивался ни один волосок. Её статная фигура была облачена в платье кровавого цвета, будто все оттенки войн на западных землях, о которых читал Чимин, сплелись между собой и были собраны на платье королевы. На её открытой белоснежной шее сияло массивное ожерелье, переливающееся в дневном свете. На пышную багряную юбку будто слетелись осенние листья: оранжевые, золотые, коричневые, словно всё ещё колышутся на ветру. Верх платья отделан рубинами и расшит золотыми узорами. Сетка, рюши, оборки из шёлковых лент, всё подобно лёгкой паутине. Как всем давно известно, красный — цвет королей, потому что символизирует огонь и, следовательно, власть, победу и защиту от болезней и злых духов. Взгляд королевы излучает уверенность, жёсткость, так, что у Чимина дрожь по спине проходит. А потом он мимолётно окидывает взглядом принцессу, и его сердце сжимается. Лёгкий стан, волнистые угольные волосы, собранные в причёску, украшенную драгоценными камнями и бриллиантовой диадемой. Тонкая фигура облачена в белоснежное платье, символ чистоты, невинности и сострадания. Она не поднимает глаз, кажется, даже слегка дрожит, а выглядит и вовсе лет на шестнадцать, не больше. Столь же невинна, как он сам, не менее перепугана происходящим. В конце концов, в основе любой великой легенды лежит история расставания с невинностью и наивностью. Кажется, в жизни Пака наступил этот переломный момент, но он даже не успел его заметить. — Его высочество, младший принц — Пак Чимин, — услышал он, подскочил на ноги и поклонился столь резко, что едва не въехал лбом в серебряный кувшин с вином. Чиминовы щёки вспыхнули огнём, когда он услышал откуда-то сбоку тихие смешки придворных. И правда, столь нелепый принц годится только для того, чтобы женить его на какой-то принцессе ради союза двух сильнейших династий, никак не для ведения войн и правления целым государством. На эту роль отлично подходит Пак Минвон, а Чимин… Он так, маленький нелепый принц, который всю жизнь проведёт в тени своего старшего брата. Но так уж устроен мир: страдают всегда невинные. Это отвратное чувство пробирало Чимина до костей на протяжении всего приёма. Он погрузился в себя, с лёгкостью отдаваясь волнам самобичевания, плывя по течению своих мыслей и совсем не обращая внимания на происходящее. Король и королева обсуждали условия брачного договора, где устанавливались сроки и порядок заключения брака, размер приданого невесты, порядок его выплаты и так далее. Всё выглядело слишком странно, слишком нереально. Чимин на протяжении долгого времени своего обучения изучал династические браки и прекрасно знал, что многие из них начинали планироваться сразу же после появления на свет ребёнка в королевской семье. Когда Чимин был маленьким, мать часто рассказывала ему о своей первой любви. Они были прекрасной парой, но совершенно не подходили друг другу. Она — особа королевских кровей, а он — простой учитель при дворе. Совершенно разные, ничуть не схожие во взглядах и ценностях, все осуждали эту любовь и были против их встреч. Но их совершенно не волновало чужое мнение, всё, что они видели — это глаза друг друга, они любили и были любимы. Разве этого не достаточно для того, чтобы быть счастливыми? Девушка, которую выдали за короля насильно ради союза северных и восточных королевств, после рождения принцессы Сончан жёстко настояла на том, чтобы её дети не были обречены повторять её судьбу. Несмотря на благо народа и долг перед королевством, его мать была сильной женщиной, она добилась того, чтобы её дети не были обязаны связывать себя брачными клятвами ради блага королевства. Даже Сончан, младшую принцессу король пообещал не выдавать замуж без её собственного на то согласия. После смерти матери всё совсем переменилось. Самого Чимина не обрекали на что-то подобное, никогда не заводилось об этом разговоров, его не готовили к этому, а тут вдруг вот, на тебе — королева Ферелдена уже сидит напротив него, попивая вино и распоряжаясь его судьбой так, как душе её королевской угодно. Гляди, едва исполнится Сончан пятнадцать, как и её очередь наступит. Об этом Чимину было страшно даже подумать, глядя на маленькую принцессу, что сидит на высоком стуле и покачивает короткими ножками. — Думаю, само бракосочетание лучше провести по началу осени, — слышит он властный тембр королевы. — Доселе я оставлю принцессу при Вашем дворе, милорд. «Бракосочетание». Одно слово сразило Чимина наповал, позволив чувству несправедливости, наполнявшему его до сего, забурлить в груди, создавая круговорот в океане его жизни и унося его в самый центр этого безумия. Он, кажется, упал на дно, больно уколов сердце об осколки воспоминаний о матери, хранившихся на приличной глубине его души. Будь она жива, то ни за что бы не позволила всему этому произойти. Но её нет. Чимин даже не заметил, как наступил вечер и небо потемнело. Как беседку начали освещать десятки свечей, как слуги подавали десерт. Он не заметил, что принцесса почти не поднимала глаз, созерцая свою тарелку. Как зарумянились щёки придворных дам, заиграли музыканты. Когда Паку позволили, он ещё раз поклонился королеве и принцессе, посмотрев в глаза лишь в самом начале, и поспешно удалился в свои покои. Оказавшись в холодном одиночестве, он сдёрнул с груди белые рюши, которые, кажется, начинали его душить. На принце было слишком много одежды: рубашка, камзол, а поверх кафтан. Чимин расстегнул первые две пуговицы белой рубашки и плюхнулся на кровать, стягивая тёмно-зелёный кафтан с позолоченными узорами. Странно, что Чонгука всё ещё не было, чтобы подготовить покои ко сну. Факелы потрескивали слабым огнём. Чимин взглянул на потолок и всхлипнул, осматривая обломки старых, иссохших эмоций, смешивающихся с прахом, что остался от прошлого любимого мира, который когда-то цвёл, беззаботно жил, не подозревая о предстоящем будущем. Чимин со слезами на глазах, обессиленный, опал на перину, как осенний лист в ветреную погоду, отдавшись мягким воспоминаниям о матери и болезненной ностальгии, что пронзила его вздымающуюся грудь и эхом отразилась от не менее холодных стен его мира, разрушенного и опустошённого за один чёртов приём. Так он пролежал, кажется, битый час. И весь громадный Уотердип по масштабам не сравнится с хаосом, происходящим в его душе в эти минуты бессильного отчаяния. Да, он очень вымотался этим днём, спать хотелось — сил нет. Но он боялся заснуть. Потому что ему снились чёртовы сны. Он даже не знал, что вообще может быть хуже: жить в этом безумии, или спать, рискуя увязнуть в ночных кошмарах. Дверь покоев слегка скрипнула, Чимин с облегчением выдохнул, отгоняя слёзы и надеясь теперь поговорить о том, что так беспокоит его душу, с Чонгуком. — Почему тебя так долго не… Пак тут же со звуком захлопнул рот, как только обнаружил на своём пороге вместо слуги девушку. Принцесса Ли Сонг стояла у дверей, облачённая в белоснежный шёлковый враппер из дорогой роскошной ткани, украшенный кружевом, вышивкой и синелью. Её чёрные волосы волнами спускались по хрупким худым плечам, а кукольные щёки были покрыты румянцем, но скорее не от смущения, а от страха. Чимин подскочил на ноги, словно его обожгли горячим паром. — Ч-то Вы… Т-ты… Вы тут делаете? — заикаясь, принц чуть попятился назад, но его ноги врезались в постель, отчего он снова чуть не упал. — Мне было приказано почивать в Ваших покоях, милорд, — чуть склонившись, ответила принцесса. — Что? Н-нет, — лихорадочно качая головой, принц перелез через кровать на другую сторону, будто бы к нему в покои наведался скальный тролль. — Нет, Вы не должны… — Вскоре вы станете моим мужем, поэтому, — её бледные тонкие пальцы, чуть дрожа, потянули за пушистый шнурок синели, — вы, вероятно, хотите… — Господи, нет, только не… — Чимин давится воздухом и краснеет, хватая с перины подушку, чтобы закрыть себе обзор. — Не раздевайтесь, прошу. — Что-то не так, сир? — виноватый тонкий голос отдаётся эхом у Чимина в голове. — Я… Н-не нравлюсь Вам? — Что? — его глаза распахиваются ещё шире, хотя, казалось, куда ещё больше? — Вовсе нет, В-вы… Вы очень красивы, Ваше высочество, но не… Не нужно, пожалуйста. Он слышит тихий выдох, в котором чётко можно прочувствовать облегчение принцессы. Она запахивает враппер, и Чимин, всё ещё краснея щеками, наконец может опустить подушку. — Простите, миледи, но я не… — он смотрит в большие голубые глаза принцессы, в которых испуг граничит со стыдом, и крупная дрожь проходит по его коже. — Я не могу вот так. Подрываясь, принц раскрывает большой сундук с одеждой, начиная рыть его в поисках чёрного плаща с капюшоном, который Чонгук принёс ему из города. Он не может оставаться здесь, а поступок королевы в невинном чиминовом представлении позиционируется как варварский. Отправлять свою дочь почивать к принцу, имя которого она узнала несколько часов назад — варварство. Вот почему Чимину иногда кажется, что он, вероятно, родился не в той семье. Вот почему слуги, живущие в плохих условиях, остаются людьми. Абсолютное же богатство делает людей животными. Чимин — не животное. Мысли в чиминовой голове проносятся с такой яростью и скоростью, что даже попытка поймать их кажется нелепой. Он быстро надевает накидку и сапоги с высокой шнуровкой. — Вы можете спать здесь, — указывает он жестом на свою большую постель. — А Вы как же? — обеспокоенно спрашивает девушка, осторожными шагами ступая через покои. — А я… — принц осекается, не зная, может ли ей доверять. За личиной ферелденской принцессы может скрываться кто угодно. — Вернусь утром. Никто не должен знать, что я уходил. Мы оба застряли здесь. Под «здесь» Чимин подразумевает не место, а ситуацию, и принцесса, видимо, не из робкого десятка, поскольку понимает его, положительно качнув головой и присев на постель. Принц берёт масляную лампу, проверяя, насколько долго она ещё сможет гореть. — Ли Сонг, — перед тем, как выбраться через балкон, Чимин тормозит у его дверей, тихо окликнув вздрогнувшую принцессу. — Вам не кажется, что это было как-то по-варварски — отправить Вас почивать сюда? — Варварство — естественное состояние королевских семей, милорд, — ответила девушка, мрачно взглянув на Чимина. — Всё, что происходит — искусственное, а наш союз — всего лишь прихоть обстоятельств. Варварство средь королей будет торжествовать всегда. Чимин на мгновенье замер, понимая, что принцессу точно так же загнали в угол и, кажется, она очень умна для того, чтобы просто смириться с этим. Он лишь молча качнул головой перед тем, как покинуть дворец.

***

MIIA — Dynasty (Official Audio) Чимин бродит по спящему ночному лесу, вслушиваясь в шорох листьев на тёплом ветру и треск веток под сапогами. Ему не было страшно, лампа освещала дорогу и будто ничего и не нужно было. Его голова свободна от мыслей, но в то же время ему кажется, будто он ищет что-то. Ищет, ищет, всё ищет то, что невозможно найти. Он словно несёт в груди неумирающего червя. Казалось, что для Чимина нет больше надежды, нет утешения. Нет никого, к кому он мог бы обратиться за помощью. Ни Хосок, ни Чонгук не смогут помочь ему. Никто не в силах ему помочь, кроме матери, которой давно нет. Отчаяние проникло в самую глубину души; в Чимине горел адский огонь, который ничто не могло загасить. Поёжившись, Чимин почувствовал лёгкий озноб. Осмотревшись по сторонам, он понял, что забрёл в какую-то глушь. Увидев узкую тропинку, ведущую к скалам, принц пошёл по ней, особо не задумываясь. Вскоре, когда кустарники и деревья сменились грудами камней и булыжниками, он остановился, задрав голову, чтобы в темноте ночи рассмотреть, насколько высокая скала перед ним. Сердце дрогнуло, стоило Чимину рассмотреть на одном из выступов голубой огонёк, что моргнул озорным светом. — Опять ты, — прошептал он себе под нос, сощурившись. — Ну, хорошо… Собравшись с силами, Чимин уцепился пальцами за каменный выступ и подтянулся, начиная карабкаться вверх. Фонарь мешал, Пак отставил его на один из выступов, поскольку глаза привыкли к темноте, а полная луна светила достаточно ярко. Он продолжал взбираться по скалистым выступам вверх, прикладывая максимум усилий. Пальцы уже больно жгло, мышцы так же горели, но что-то там, наверху, будто ждало его. Силы постепенно покидали его тело, но голубой огонёк, что скакал с камня на камень и вёл Чимина всё выше и выше, придавал сил. Будто питал энергией. Тут, словно очнувшись, Чимин смотрит вниз и взвизгивает, в гипнотическом состоянии не заметив того, настолько высоко он забрался. Паника окунает его разум в чан с ледяной водой, а трясущиеся пальцы едва не соскальзывают с выступа. Но принц, словно получив разряд молнии, резко подтягивается и взбирается на большой выступ, упав на спину со сбитым дыханием. Он сухо сглатывает, переводит дух и лежит, глядя на звёздное небо перед собой, будто можно вытянуть руку и намотать его на кулак. Огонька и след простыл, он исчез, будто и не было его вовсе, заманил принца на какую-то скалу и скрылся с места преступления. Отдышавшись, Чимин поднимается на ноги и осматривается. В скале тёмный проход, куда он совсем не горит желанием идти, а когда смотрит в другую сторону, застывает на месте. Перед ним в бледном свете луны простирается лес, а за ним мелкими точками светятся огни города и деревень, где всё ещё кто-то не спит. У Пака перехватывает дыхание от осознания того, насколько далеко он ушёл от дворца. В момент, когда он смотрит на небо, усыпанное сотнями, тысячами звёзд, его окутывает такая непереносимая тоска. Ему хочется перекричать молчание. — Я не хочу быть тем, кем мне было суждено стать, — тихим дрожащим голосом говорит Чимин, опускаясь на колени. — Что мне делать? Но ему никто не отвечает, лишь потоки тёплого ветра разбиваются о лицо. Иногда на Чимина находила такая душераздирающая тоска, что он готов был выть на луну от накрывающих его воспоминаний о матери, раздирающих его душу и сердце. А на следующий день всё возвращалось на круги своя: он снова фальшиво улыбался придворным, которых знать не знал, да и, собственно, не хотел. А вот сейчас, глядя на широкие просторы, он не в силах подавить в себе эту тоску по матери, которая была единственным человеком, способным его понять. Когда пальцы, дрожа, тянулись к догорающей свече, а мышцы сводило от приступов страха, прерывистое дыхание отражалось эхом от наполненных темнотой стен, и веки были не в силах удержать поток солёной воды, королева приходила, убирала с его лба мокрые пряди серых волос и отгоняла детские кошмары, обнимая. А сейчас он тонет в кошмарах каждую ночь и, кажется, будто бы кто-то приходит. Будто бы кто-то забирает его страхи. Но это не мать, потому что её нет. Только его мыслей достигло воспоминание о мягком родном голосе, как из глаз в то же мгновенье хлынул поток солёных, горьких слёз, и Пак погрузился в отчаяние, не в состоянии сопротивляться этому чувству. — Что мне делать? — вскрикивает Чимин в пустоту, из его глаз льются горькие слёзы. — Скажи мне. Он падает на сложенные руки, вдавливаясь в них лицом и давая волю беззвучным страданиям, что рвутся прямо из груди. Поток слёз не прекращается, сердце колотится, разгоняя по венам кровь. Это всё будто снилось ему, снова. Очередной кошмар. — Что мне делать, мама? — Что ты здесь делаешь? — слышит Чимин хриплый голос за своей спиной и тут же подскакивает на ноги, шмыгая носом. — Не подходи! Перед ним снова стоял он. Два жёлтых глаза светились в темноте, а под рукавами чёрного плаща виднелись длинные когти вместо человеческих ногтей. Он будто снился Чимину, вновь. Пак ненавидел этот кошмар всеми фибрами души. Это существо с голубыми волосами вызывало у него страх и отвращение, так, что хотелось поскорее проснуться. Почему же этот взгляд, эти светлые жёлтые глаза, полные немой угрозы, кольнули его, заставили встрепенуться? И хоть головой Чимин осознавал невозможность происходящего, что это лишь плод его фантазии, эхо вопящих осколков души, однако чувство внутри, дыхание существа, движение глаз — всё это слишком реально, чтобы быть сном. — Осторожно, — обеспокоенно произнёс синеволосый, сделав шаг навстречу, — отойди от края. — Я сказал не подходи! — вскрикивает Чимин, пошатнувшись и совсем не заметив, как оказался на самом краю выступа. — Ты упадёшь, идиот! Порыв ветра вызвал в Чимине океан эмоций, буря внутри набирала силу, готовая вырваться в любой момент и закричать от желания проснуться. Чувство, пробирающее до костей, вызванное светящимися жёлтыми глазами, словно побуждало на какие-либо действия, давало внутренние толчки к осуществлению нарастающих в душе желаний. Не в силах больше это терпеть, Чимин захотел прервать этот момент, он хотел вернуться в серую, бледную реальность, которая каждый раз ударяла ему в затылок ледяным дыханием одиночества. Принц так сильно хотел проснуться. Хотел, чтобы это существо перестало ему сниться. Хотел просто поспать. Хотел спастись от кошмара. Ах… Спасение. Такое забавное слово. Чимин пометил тропинку к спасению светом лампы. Но не важно, как ослепительно сияет этот свет, тьма в душе сожрёт его заживо, если он не проснётся. Свет, тьма, а между ними — хаос. — Оставь меня в покое! — срывающимся из-за рыданий голосом прокричал Чимин, не видя ничего перед собой из-за застилающих обзор слёз. Он сделал шаг назад в надежде, что сейчас распахнёт глаза, лёжа в своей тёплой постели. Что двери на балкон снова будут открыты, запуская лёгкий сквозняк. Что Чонгук уже подготовит его одежду для завтрака, прозвенит утренний колокол, он отправится в библиотеку, где его будет ждать Хосок для очередных занятий. Но нет. Чимин ощутил, что падает. Он не просыпается, но видит перед собой нечто нереальное. Он видит жёлтые глаза, которые стали вдруг просто огромными, слышит рокочущий звук и треск одежды. Перед глазами проносится вся его жизнь, все объятия матери, все нравоучения брата, смех младшей сестры, стук деревянного детского меча, звон вечернего колокола. Время замедляется, пока Чимин падает с обрыва воспоминаний в немую пустоту своих кошмаров. Наряду со всем этим он чувствует свистящий в ушах ветер и ощущает, как в его тело вонзаются длинные когти, замедляя падение. Он едва может дышать и видеть, его сердце замедляет свой ритм, спина хрустит, её пронизывает ужасающей болью, принц балансирует на грани сознания. Чувствует, как его тело хватает что-то огромное, отметает в сторону и подбрасывает вверх. Чимин не понимает, мёртв он, или всё ещё спит, когда под пальцами ощущает что-то горячее и похожее на чешую. Его окутывает белый кокон, погружая в кромешную горячую темноту, он несколько секунд парит в невесомости, думая, что всё. Через секунду кошмар уйдёт. Глухой удар о землю — и сознание покидает чиминов разум.