Daughter — Numbers
— Вы хорошо спите? — спросил Хосок, глядя на зевающего Чимина. Принц сидел на каменном подоконнике, удерживая на поджатых коленях книгу по истории, пока учитель искал в толстом учебнике нужную главу. Внимание Хосока к состоянию принца в последнее время увеличилось втройне. Чимин на занятиях выглядел чрезвычайно несобранным, сонным и загруженным совершенно иными мыслями. Тогда как раньше его интерес к учёбе был гораздо значительнее: принц тянулся к знаниям, впитывал их, как губка, любил анализировать и много говорить; но в последнее время совсем потух. — Бессонница, — вздохнул принц, утерев после зевка слезинку с уголка глаза. — Вы… — учитель прокашлялся, прежде чем договорить. — Вы всё так же уходите по ночам? После провозглашённого в тишине библиотеки чёткого и ясного вопроса Чимин заметно стушевался, сконфуженный взгляд забегал по сторонам, и принц начал нервно теребить пальцами краешек страницы. — Иногда, — честно ответил серовласый, сглатывая образовавшийся от волнения ком в горле. Разговор клонил к одному, и это совсем не радовало принца. — Вы ведь понимаете, что я никогда не желал вам зла? — вдруг спросил учитель, пытаясь найти зрительный контакт с Чимином. — Доселе я молчал о ваших побегах, чтобы защитить. — Да, — качнул головой принц, уткнувшись в учебник. — Я знаю. — Но сейчас, ваше высочество… — Хосок впервые за долгое время выглядел столь взволнованным, кажется, даже его голос чуть дрожал. — Вы должны понимать, что с самого рождения на ваших плечах лежит эта тяжелая ноша. Долг и совесть нынче не в чести, коль всё имеет свою цену, но только не в вашем случае. — К чему ты клонишь? — нахмурился принц, но не в следствие раздражения или гнева, а скорее в связи с непониманием. — К тому, что вы несёте долг не только пред самим собой, а пред целым королевством, — с горечью в голосе пояснил учитель. — Пред целым государством, ваше высочество. Это не какая-то очередная прихоть его величества, не забавная шутка и не временная обязанность. У нас много врагов на севере и на юге, не меньше и за океаном, а ваш брак с принцессой соединит Ферелден и Уотердип нерушимой связью. В ином случае… — В каком случае? — поднял голову принц, глядя прямо в глаза Хосоку. — Куда и к кому бы вы не сбегали по ночам, ваше высочество… Это нужно будет прекратить, — договорил учитель, переведя тяжелый взгляд на окно. — Я сделаю всё, чтобы защитить вас, но никто не сделает этого лучше, чем вы сами. — Я не знаю, когда окружающие перестанут видеть во мне ребёнка, Хосок, — печально усмехнулся Чимин. — Потому что я прекрасно осознаю тяжесть этой ноши. Моя мать бы не допустила… — Королевы здесь нет, — три коротких слова из уст Хосока полоснули по чиминовой душе, оставляя глубокие порезы, и он отвернулся к окну, прикусив губу. — Вас никто не защитит, милорд. Ни я, ни ваша младшая сестра, ни старший брат. Никто. — Хватит, — больно сглатывая, проскулил Чимин и прикрыл глаза, чувствуя подступающие к глотке слёзы и сжимая края учебника до побеления пальцев. — На завтрашний бал съедутся все лорды, вся уотердипская знать со всего королевства. О вашем с принцессой союзе объявят на весь Уотердип. Вы должны быть готовы к этому, — констатировал учитель, так же нервно сжимая учебник в своих руках. — Я ни в коем разе не хочу давить, но на ваши плечи возляжет ответственность, что будет тяжелее теперешней в разы. Хосок ни за кого не переживал так сильно, как за принца. По сути своей Чимин был ещё невинным ребёнком, который не видел мира, не знал любви, не испробовал власть на вкус. Не знал жестокости, боли и крови, которые по пятам следуют за властью. На протяжении всего жизненного пути за принцем может тянуться ниточка крови, которую он не заметит. А она грозит превратиться в океан. Больше всего учитель опасался, что под этим натиском принц может просто сломаться, как тростинка. Может потерять себя, попасть в ловушку собственной неопытности и наивности. Короли иногда обязаны делать страшные вещи, а короли, не познавшие счастья и любви — вдвое страшнее. Чимину нужно было учиться не грамматике и арифметике, а власти над самим собой, потому что неопытность всегда вела к беде. — Мать всегда говорила, что истинная честь заключается в другом, — вдруг заговорил Чимин чуть хриплым голосом. — Человек чести в угоду своим интересам должен находиться во власти только своего старания и своего ума, — отчеканил принц с каменным выражением лица, заставая Хосока врасплох. — Я знаю, что делаю. И в полной мере ощущаю ответственность пред Уотердипом, пред своим народом и семьёй. — Я очень рад слышать это, милорд, — скрывая родительскую боль за натянутой улыбкой, ответил Хосок. — Ваша мудрость и доброта помогут вам остаться тем, кто вы есть. Чимин вновь отвернулся к окну, глядя с высоты на двор замка, где слуги принимали гостей, что съезжались с разных концов королевства. Его душа в самом деле болела, но скрывать эту боль казалось единственным правильным решением. Он действительно ощутил себя настолько одиноким и отчаявшимся, что такая же осиротелая, как и он сам, холодная слезинка скатилась по щеке, падая на воротник белой рубахи. Ощущение, что ещё вчера он был простым мечтателем, который попусту гонялся за миражами, что были созданы хитрыми призраками прошлого, но истинная чиминова сущность оказалась парализована. Она очутилась в глубочайшем одиночестве, безысходности и печали. Никто не придёт, чтобы спасти его, потому что Чимин лжёт не только всем вокруг, но и самому себе.***
В день бала Чимина подняли ни свет ни заря. Весь день вокруг него крутилось много слуг и портных, подготавливая наряд, причёсывая и подбирая украшения. Несчастный, он нуждался лишь в одном: в уединении. Нуждался в тишине и воспринимал своим усталым ухом беспрерывно и бесконечно всё одни и те же слова. Именно в этот суетливый день он так сильно хотел спокойствия. Теперь же он стоял перед большим зеркалом, одетый в огненно-красный камзол, украшенный перьями и жемчугом. Чимин представлял нечто большее: что по другую сторону зеркала он может увидеть нескончаемый другой мир, который отделялся от него рамой со стеклом. Там, в другой вселенной, была идеальная копия «его» из этой, но живущая в отдалённом месте и совершенно другой жизнью. Невероятных размеров противоречие мира, находящегося в чиминовом воображении. И не так уж важно, какой из этих миров был настоящим, а какой фальшивым. Если одна из сторон зеркала была истинной, то другая точно должна быть ложной, но если реальность на деле была подделкой, то обе стороны одинаково ничего не стоили. Но как только Чимин протянул свою маленькую руку и дотронулся до зеркала указательным пальцем, всё, что он почувствовал, — глухую пустоту. Он не почувствовал ничего, кроме ничего. То, чему принц позволил произойти, не было позволено произойти кем-то ещё. Более того, то, чему он позволил произойти, ничего не значило для кого-то, кроме него самого. И Чимин, наконец, осознал. Без всяких преувеличений, в тот момент в его разуме целый мир был уничтожен, а по какую сторону зеркала — не столь важно. Чимин надел бордовую маску, что прикрывала половину лица и была украшена маленькими пёрышками под стать костюму. Ему не нравился наряд, который так долго и тщательно подготавливали придворные портные. Слишком ярко, пёстро и бросается в глаза. Чимин же предпочитал более спокойные и пастельные оттенки, но кто бы его слушал. Красный и золотой — цвета Ферелдена, а синий и белый — Уотердипа, поэтому принцессу Ли Сонг снарядили в белоснежное платье, украшенное павлиньими перьями. Сказать, что девушка была не совсем довольна, — ничего не сказать. Вскоре, когда настало время принимать гостей, принца сопроводили в бальный зал с огромными окнами; каменные белые колонны были украшены вьющимися по ним розами. Высокие позолоченные своды переливались в свете тысячи свечей. В отличие от южных правителей, король Уотердипа на балах не стремился погружать своих подданных в какой-то сказочный мир. Для придворных само присутствие рядом с правителем подобно восхождению на вершину. Принадлежность к высшему свету определялась не благородным происхождением, а близостью к королю. Проводились большие танцевальные увеселения при дворе очень редко, поскольку на это уходило много средств из королевской казны. Для уотердипских балов-маскарадов мало-помалу выработался определённый церемониал. Во дворце была отстроена специальная парадная, что располагалась по прямой линии. Попадая во дворец во время бала-маскарада, приглашенные становились участниками своеобразного театрального действия, но, в отличие от обычного представления, не картины менялись перед ними, а сами гости переходили из одного зала в другой, словно от одной декорации к следующей. Чимину это казалось скитанием от одного круга ада к другому. Определённая цветовая гамма, маскарадная палитра, используемая в отделке парадной, позволяла создать атмосферу, своеобразную мелодию интерьера. После парадной гости оказывались на завершающем этапе — большом бальном зале. Громадный зал дворца, украшенный зеркалами в золотых рамах, бесчисленными цветами и растениями, был переполнен военными командирами, придворными и знатными жителями города, которым посчастливилось достать приглашение. Блестящие кафтаны, шитые золотом и серебром, являлись лишь фоном для пёстрых нарядов придворных дам. Мерцающее пламя нескольких тысяч свечей отражалось в зеркалах, наполняя дворец волшебным сиянием. Король, восседая на троне, принимал лордов. По правую руку от него сидела королева Ферелдена, а по левую — старший принц. Следом сидел Чимин рядом со своей невестой, после — принцесса Сончан и знатные дворяне. Самое начало бала для Чимина было как и всегда скучнейшей частью. Ему были совершенно безразличны люди, что беспрерывно кланялись. Будь его воля, он бы порядком упростил и сократил эту официальную часть. Вскоре Чимин потерял счёт времени, разглядывая столовые приборы, костюмы придворных дам, которые пестрили красками. Каждая хотела выделиться, поэтому явно перебарщивала с украшениями. Для записи номера танца и имён своих ангажировавших кавалеров у каждой под рукой была бальная книжка. Чем больше партнёров в танце, тем больше поводов покичиться перед остальными. Ажурные длинные перчатки, узорные маски, светские беседы и столько фальши, сколько Чимин ещё нигде не видел. Через какое-то время король объявил время танцев. Эту часть бала-маскарада должны были открыть виновники торжества, в честь которых и устраивался бал. Чимин взглянул на принцессу, которая заметно нервничала, аккуратно взял девушку за руку, облачённую в белую ажурную перчатку, и прошептал что-то из разряда «всё в порядке» и «не переживайте так». Знаменитые в Уотердипе музыканты пустили инструменты в дело, начиная играть приземлённую мелодию, под которую Чимин под руку с Ли Сонг начал танцевать, открывая бал-маскарад, суть которого заключалась в бесконечных танцах. Не то чтобы Чимин испытывал яркие эмоции, но в момент танца он ощутил спокойствие. Тысячи пар глаз, направленные в их сторону, перестали существовать. Он не думал ни о чём, в голове был вакуум, а тело двигалось по отточенному на уроках танцев сценарию. Посмотрев в глаза девушке, Чимин понял, что она испытывала идентичные чувства, переживая лишь о том, куда ступить на следующей ноте. Он грустно улыбнулся, сильнее сжимая её руку, когда к танцу начали присоединяться знатные пары, образуя большой круг и двигаясь по часовой стрелке. Странное ощущение не покидало Чимина на протяжении всего танца. Когда пустой круг наполнился парами, что кружились в танце, Чимин ощутил в ногах усталость. Особого настроения продолжать «веселиться» не было, поэтому он поклонился, поблагодарив невесту за подаренный ему первый танец, и начал пробираться через большое скопление гостей к своему месту. В одно мгновение чья-то рука коснулась плеча, заставив принца встрепенуться. Он обернулся, увидев незнакомого брюнета, который потянул его за локоть в сторону, подальше от толпы. Принц стушевался и растерялся, из-за маски поле зрения было небольшим, поэтому он едва не споткнулся о подол платья одной из дам. Незнакомец продолжал вести его в сторону, вскоре втащив в один из отдалённых коридоров. Чимин замер на месте, всё ещё не понимая, что этому странному темноволосому парню от него понадобилось. Первая догадка заключалась в том, что это какой-то знатный господин хочет познакомить его со своей сестрой или представить кому-либо. Почему-то чувство тревоги, которое должно было взыграть в самую первую очередь, даже не спешило просыпаться. Принц не знал, кто это, но был ужасающе спокоен, даже если бы этим незнакомцем оказался какой-нибудь заговорщик, что при первом удобном случае перережет ему глотку. — Что вы… Чимин не договорил, когда брюнет обернулся, и по ту сторону маски сверкнули два жёлтых глаза. Всё внутри принца ухнуло куда-то вниз, в самые пятки. Сердце в груди ёкнуло и, кажется, лопнуло где-то посередине с характерным звуком, будто бы оно сделано из пластмассы. Перед ним стоял Юнги, разодетый в шикарный серебряно-синий камзол. На его лице была маска, собранная из зеркальных кусочков стекла, а волосы на голове были чернее ночи. Помимо маски на лице Юнги зияла неуверенность в купе с растерянностью, он в попытке что-то сказать открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на сушу. — Ю-Юнги? — заикнулся принц, стоя напротив парня, который по-прежнему сжимал его локоть, будто Чимин вот-вот растворится, и выглядел крайне потерянным. — Здравствуй, — подал голос брюнет, глядя Чимину прямо в глаза в попытке собраться с мыслями. — Твои… — принц невольно поднял руку, остановив ладонь на уровне чужой головы и не решаясь коснуться чернявых волос. — Твои волосы… — Тэхён постарался. Это временно, — коротко ответил Юнги, сконфужено отпуская чиминов локоть. — Ты в этом костюме похож на общипанного феникса. — Ты… — Чимин всё ещё не мог подобрать правильных слов, чтобы выразить всю степень своего удивления. — Что ты здесь делаешь? Как тебя впустили? — Я в этих тряпках недостаточно хорош для того, чтобы сойти за знатную деловую задницу? — усмехнулся брюнет с нарочитой обидой, указывая на свой костюм. — Какая жалость… — Постой, — у Чимина в очередной раз что-то ёкнуло в груди, потому что вся ложь, по которой он столь успешно лавировал, грозила вылезти наружу. — Как давно ты явился? — Только что, — пожав плечами, ответил Юнги. — Тэхён сказал, что начало — это скучный официоз. Да и пока все эти парадные не обойдёшь, хрен сюда впустят. Кто вообще придумал эту тягомотину? Принц усмехнулся, покачивая головой и глядя на Юнги так, будто вдохнул свежего воздуха впервые за долгое время. Его сердце начало отбивать ускоренный ритм, а ладони почему-то вспотели. Лишь спустя несколько долгих мгновений Чимин опустил глаза, глядя на вторую руку парня. Юнги неуверенно поднял ладонь, сжимая в ней стебель чуть светящейся меридиемы, сорванной совсем недавно. — Мне показалось, что тебе дороги эти цветы, — тихо проговорил Юнги. — Тот, что ты сорвал в прошлый раз, уже, наверное, завял. Дыхание принца приостановилось, а щёки оросило лёгким румянцем. Он смотрел на цветок, протянутый парнем, медленно поднимая взгляд выше и сталкиваясь с прекрасными желтоватыми глазами, что светились столь искренним тёплым огнём. Принимая цветок, Чимин смутился пуще прежнего, когда где-то неподалёку послышался женский смех. Какая-то парочка влюблённых сбежала с бала в поисках укромного уголка для уединения и поцелуев. — Я пришёл сюда, чтобы поговорить, — шатко начал Юнги, отвлекая принца от посторонних. — Тогда, на площади… — Мне… — Чимин встрепенулся, глядя на широкий арочный проём, ведущий в зал, и заметно забеспокоился. — Мне нужно возвращаться… Я… — Нет, — твёрдо произнёс брюнет, хватая принца за руку в попытке предотвратить очередной побег. — В этот раз я тебя не отпущу. — Что… — пуще прежнего оторопел принц. — Но… — На Эмбиле нам так и не довелось завершить танец, — непривычно дрожащим и взволнованным голосом произнёс Юнги, сжимая чужую ладонь. — Могу я пригласить тебя снова? — Но… — голос Чимина так же предательски дрожал. Он сглотнул, прежде чем нерешительно договорить: — Что подумают люди? Нас увидят и… — Плевать, — не раздумывая, ответил Юнги. — В этой яркой цветастой толпе едва ли заметят… Но если ты так боишься, — он поднял руки, развязывая ажурные ленточки на затылке. — Давай поменяемся масками.Rachel Rabin — Raise the dead
Принц несколько долгих мгновений находился в ступоре, пытаясь взвесить все «за» и «против», но это выходило из рук вон плохо. Он понимал, что обмен масками особой погоды не сделает, но заставил себя верить в обратное. В это время Юнги уже осторожно снял с него маску, всучив в ладонь свою. Чимин находился в каком-то заоблачном состоянии, толком не осознавая собственных поступков и их мотивов. Он просто взял Юнги за руку, следуя за ним по пятам. Не погружаясь в гущу танцующих гостей и оставаясь с краю, Юнги встал напротив принца, неловко поклонившись. Со стороны было очевидно, что парень совсем не смыслит в придворном этикете, правильной расстановке ног и пируэтах. Но Чимин, несмотря на невообразимых размеров смущение, поклонился в ответ, доверившись и вложив свою ладонь в ладонь Юнги. Пусть брюнет и не имел задатков танцора, но присутствовало ощущение, что он всё-таки смыслит в бальных танцах. Чимину вдруг стало интересно, сколько и на каких балах он бывал. И бывал ли вообще? В момент, когда надо было соприкоснуться ладонями, двигаясь по часовой стрелке друг за другом, Чимин взглянул в чужие глаза, подпитанные живым интересом и волнением. Музыка, что струилась по обе стороны от них, казалась совершенной. Она приводила сердце в точно такое же состояние, какое Чимин испытывал, наслаждаясь присутствием прекрасного существа. То есть, она в этот момент давала, несомненно, самые яркие эмоции, какие только можно было ощутить. Потаённые, трепетные, чувственные. Чимин не понимал: неужели оно сбудется, состоится, произойдёт? В груди у принца возник знакомый трепет, такая абсолютно непостижимая эйфория. Трудная, осторожная, такая недоверчивая. Был ли этот танец тем самым? Рука Юнги скользнула по чиминовой талии, и он прижал принца ближе к себе, замедляясь в движениях и сталкиваясь лицом к лицу, заставая врасплох. Вот, оно ли это? Приблизился, прикоснулся? Огляделся, приобнял, согрел? Пришёл? Остался? Тёплое, неугасимое чувство пронзило чиминову душу, ну как тут не задрожать? Как не покраснеть? Чистое, невинное и в ту же секунду постыдное. Положив руку на плечо Юнги, принц едва не уткнулся в чужую шею, смутившись. Его тело горело, сердце пылало, рука, что мягко легла на талию, будто прожигала чиминов камзол огненным прикосновением. Чимин позволял своим чувствам решать за него самого, а это было самым плохим решением из всех самых плохих решений. Но и поделать с собой принц ничего не мог. Прекрасное лицо напротив, лёгкая улыбка на чужих губах, приятный запах сандала кружили Чимину голову. Ну почему… Почему места в сердце распределяются вовсе не разумом? Принц не знал и не видел ничего, что могло привести его в сознание. Он будто оказался по ту сторону зеркала, в другом мире, где его судьба не столь плачевна, как здесь. Тот мир возродился за время короткого танца. Из глубины чиминовой души рождалось невиданное доселе ощущение, на поверхность всплывали все скрытые чувства и самые тонкие грани эмоций. Чимин будто делал выбор. И от этого выбора зависело, что он увидит дальше, что будет чувствовать и как будет жить. Всё его существование вдруг свелось к цепочке коротких моментов. Смущение — момент, грусть — момент, трепет — момент, даже стыд — момент. Один момент в танце уходил, и сразу же приходил другой. Моменты сменялись, словно волны, но продолжали быть. Он жил в моменте, даже не подозревая этого. Когда рука Юнги прижала его ещё плотнее, а чужое лицо оказалось в нескольких нещадных сантиметрах от собственного, Чимин понял, что задыхается. Температура его тела резко подскочила, а сердце забилось где-то в глотке, не давая сглотнуть. Колени превратились в вату, ноги подкосились и ослабли, не гарантируя удерживание тела на ходу. Ещё немного и он мог упасть в обморок от переизбытка чувств, поэтому не сдержался, уткнувшись пылающим лицом в шею Юнги, обмякнув и прошептав: «Мне… Нужно на воздух». Схватив растерянного парня за запястье, Чимин на подкошенных ногах направился к выходу из бального зала. Он повёл Юнги следом за собой, направляясь вверх по резным золотым ступеням к балконам. На ближайших было слишком много гостей, поэтому принц направился к самым дальним, пытаясь привести собственное дыхание в норму. Распахнув двери на пустующий балкон, он отпустил чужое запястье и шагнул к каменным перилам, хватаясь за них так, будто собирался прыгать. Лицо обдало прохладным ветром, а по разгорячённому телу прошёл озноб. — Всё в порядке? — Юнги шагнул следом, обеспокоено глядя на принца. — Да, просто я… — Чимин прикрыл глаза, ощущая во рту сухость. — Душно там. В прохладном воздухе повисла тишина, но она не казалась неловкой, а скорее удушающей. В разуме принца пульсировало перманентное волнение, он сжал пальцами перила, будто боялся, что очередной порыв ветра сдует его с балкона. За всеми этими эмоциями Чимин и вовсе не заметил красоты звёздного неба и полной луны, что подсвечивала башни замка магическим светом. — Она похожа на маленькую монету, — вдруг заговорил Юнги, глядя на луну любовным взглядом. — Кажется, будто она маленький серебряный цветок. Такая холодная и целомудренная. Чимин поднял голову, глядя на небо, и в то же мгновение увидел падающую звезду. Она скользила одну секунду, две секунды — и всё, нет её больше. — Короли всё воюют между собой, разделяют и властвуют, но вот что-что, а небо у человека не может отнять никакая власть, — тихо проговорил Юнги, стоя рядом с принцем и всматриваясь в черноту. — Оно никому не подвластно и существует вне времени, вне пространства. — Зачем ты явился? — произносит Чимин, опуская голову и глядя бездумно прямо перед собой. — Я ведь сказал, — напрягся Юнги, уподобившись принцу. — Чтобы поговорить. — О чём? — внутри серовласого вскипал вулкан собственных противоречий, слишком громко чувства сталкивались друг с другом, образуя целый ураган. Превратить чувства в слова… Так тяжело. — А нам не о чем, по-твоему? — Юнги нахмурил брови, решительно взглянув на профиль Чимина. — Тогда, на площади, ничего не произошло? — Я не понимаю, что ты… — Брось, — сдёрнув с себя чиминову маску, Юнги отбросил её в сторону, явно раздражённый поведением принца. — Когда ты ел яблоко в карамели, мы… — Я должен вернуться, — громко выпалил принц, перебивая парня и второпях поднимая с пола свою маску. — Меня могут потерять и… — Хватит, — Юнги схватил принца за запястье, одергивая в свою сторону. — Хватит от меня сбегать. — Пожалуйста, — принц поднял глаза, обнажая перед брюнетом весь свой испуг и страх. — Прошу, отпусти. Мне правда лучше вернуться, — в его больших перепуганных глазах дрожал свет, и всё внутри Юнги сжалось. Его бледные пальцы медленно соскользнули с чиминова запястья, высвобождая. Принц громко выдохнул, поднял с пола красную маску и выпрямился, снимая с себя чужую. — Хорошо, — качнул Юнги головой, категорично сглатывая. — Только перед этим позволь мне украсть ещё кое-что. — Что… Чимин не успел договорить, Юнги коснулся рукой чужой талии, надавливая и притягивая ближе. Спустя несколько коротких мгновений он накрыл чиминовы губы своими собственными, отчаянно целуя. Маска выпала из рук принца, и сам он весь сжался, замирая на месте и упираясь ладонями в чужую грудь. Юнги двинул губами, давая понять, что намерения его как никогда серьёзны, и отступать он не собирается. Невинный девственный поцелуй для принца очевидно был первым, поэтому брюнет действовал крайне осторожно. По чиминовой коже прошла дрожь, а сам принц зажмурился, окаменев на вдохе. Во время поцелуя наступила тишина, а секунда длилась целую вечность. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ощущая лишь тёплое и мокрое скольжение чужих губ по своим собственным. В какой-то момент в душе у Чимина что-то надорвалось и щёлкнуло, он почувствовал руки и аккуратно сжал пальцами лацканы камзола, расслабляясь в руках Юнги и раскрывая губы навстречу. Его лихорадило, трясло и разрывало. Он не знал, что такое поцелуй, ни разу не пробовал и не испытывал, но пытался приложить максимум усилий хотя бы для того, чтобы не развалиться на части. Чимин напряжённо выдохнул через нос застоявшийся в лёгких кислород. Это было мягкое и естественное слияние губ, как будто молния, долгое время таившаяся где-то в глубине, нашла наконец-то проводник, по которому могла двигаться. Юнги был настолько осторожен в своих действиях, что это было, скорее, лёгкое дуновение ветра, а не поцелуй. Но в голове Чимина уже всё взрывалось, а мозг начал разговаривать на тысяче разных языков, ни один из которых принц не знал. И тут вдруг ещё более разрушительный взрыв прогремел в его голове. Память и сознание вернулись на место, и совесть одним большим укусом сожрала Чимина со всеми потрохами. Он забыл, кто он и где. Это ведь был бал-маскарад в честь его свадьбы. Мучительная мысль невыносимо больно ударила прямо в затылок. В последнее время у Чимина было отнято всё, кроме того, что он ценил в себе больше всего — чести и совести, но и это теперь ускользало от него, словно песок сквозь пальцы. — П-постой, — прошептал принц, отстраняясь с закрытыми глазами. Было слишком невыносимо и тяжело. — Я не могу. — Что не так? — тихо прошептал не менее раскрасневшийся Юнги, удерживая принца за талию и не давая отстраниться насовсем. — А разве не ясно? — Чимин с силой надавил на чужую грудь, чтобы выпутаться из рук, а голос предательски надломился. — Всё. Всё не так и… Вдруг со стороны входа послышался лёгкий скрип, и принц резко отступил на шаг назад, отворачиваясь и вытирая губы тыльной стороной ладони. В дверях стоял слуга, приближенный к королю. — Ваше высочество, вас все ищут, чтобы провозгласить новость о вашей… — Я буду через минуту, — резко оборвал слугу Чимин, не давая договорить. Молча поклонившись, он ретировался так же быстро, как появился, оставляя принца наедине с его персональным кошмаром. — Ты знаешь, в честь чего устроен этот бал? — поднимая стеклянные глаза, принц взглянул на Юнги. — Какая разница? — недоумевал парень, нахмурив брови. — Если ты пытаешься перевести тему, то… — Бракосочетание, — выдал Чимин, опустошая свою душу, едва договаривая одно единственное, до дрожи ненавистное ему слово. — Женитьба. Моя. На принцессе Ферелдена, которую я представил тебе своей служанкой. Повисла тяжёлая тишина. Перед тем, как произнести правду вслух, принцу показалось, что он сможет вынести любые жестокие слова, но ничто не было способно уничтожить его больше, чем молчание Юнги. То самое молчание, которое как пушечный залп в непроглядной темноте. Чимин пытался определить, в кого, тешил себя иллюзией, что выстрелили не в него. Но вот он уже начинал истекать кровью, а в сердце всё ещё лелеял надежду, что можно попытаться что-то сделать, но тишина лишь растягивалась и расширяла границы хаоса, воцарившего в его душе. — Какой же я дурак, — с разочарованием усмехнулся Юнги, качая головой и отводя взгляд. — Какой же идиот. Позволил обдурить себя какому-то дворцовому мальчишке… — Я пусть не своевременно, но честен с тобой, — дрожащим от подступающих слёз голосом произнёс принц, не выдерживая приступа несправедливости. — Тогда как ты… — Что я? — прорычал Юнги, вид которого переменился в мгновенье ока. — Утаивание правды не есть ложь. А ты лгал мне с самого начала… — Но я сказал правду, — вскрикнул Чимин, а из глаз его хлынули непрошеные слёзы. — А ты? Скажешь мне правду о том, кто ты такой, а? — Я… — раскрыв рот, Юнги застыл на месте, понимая, что находится на самом обрыве, в одном шаге от ошибки. Он опустил глаза, сомкнув губы в узкую полоску и не произнеся больше ни единого звука. — Ну и вот, о чём ещё тут говорить, — безотрадно усмехнулся принц, попутно утирая с щёк слёзы. Мир по ту сторону зеркала рушился в считанные мгновения, и тот, у кого внутри он оставался, был обречён на страдания. И этим кем-то, конечно, был принц, душа которого настолько чиста и невинна, что он готов делать всё правильно, хоть это «правильно» и было во вред ему самому. Собравшись с духом, он отвернулся от парня, выдавив через всхлип короткое: — Тебе лучше уйти. И Юнги ушёл, а Чимин, плача, остался на балконе в полосе лунного света — маленький одинокий страж, которому больше нечего было сторожить.