***
Чимин ворочался в постели, переворачиваясь с одного бока на другой. Сна не было ни в одном глазу, в отличие от принцессы, что тихонько сопела рядом. Уставившись в потолок, принц обдумывал слова Чонгука, но никак не мог совладать с мыслями и сделать вывод. Каждый раз он возвращался к одним и тем же воспоминаниям: к полёту по ночному небу прямо над грозовыми тучами, что окутывали Уотердип. Чимин был совсем рядом со звёздами, с горящими душами драконов. Пока его собственная душа парила в воздухе на спине прекрасного существа, Чимин будто отыскал драгоценные семена и посадил внутри своих лёгких. Они проросли, но что-то не давало цветам распуститься. Это было прекрасно, но так быстро закончилось. И теперь Чимин не мог забыть могучий ветер и это небо. После полёта Юнги покинул его, а вместо него пришёл кто-то очень свирепый и разгневанный. Был ли это Юнги? Или кто-то другой? Кем бы ни было это создание, оно являлось неотъемлемой частью Юнги, а может даже им самим. И, к несчастью, оно ненавидело Чимина. И принц будто продолжал скитаться там, где уже не было даже тени Юнги. Несмотря на всё это, время продолжало свой бег, и Чимин полностью растворялся в нём. Мысленно он возвращался в день, когда встретил настоящего Юнги. Там были голубоватые блики воды, много светлячков и желтоватые прекрасные глаза. Было в них что-то совершенно неземное, до неприличия великолепное и волшебное. Чимин с самого начала это знал. Вереницу мыслей прервал короткий звук и грохот. Принц напрягся, прислушиваясь, как за дверью его покоев появилась какая-то возня и движение, а затем падение чего-то металлического. Он напрягся, привставая на кровати и опуская ступни на прохладный пол. Принцесса, сонно причмокнув губами, проснулась и сощурилась, глядя на Чимина. — Что такое? — промямлила девушка, быстро моргая. — Ничего, — прошептал Чимин, вставая с кровати и пытаясь скрыть напряжение. — Спите, я сейчас вернусь. Ли Сонг, сонно «угукнув» в ответ, перевернулась на другой бок, закутываясь в толстое одеяло и через секунду снова отправляясь в царство Морфея. Принц снял со стула стёганый халат, накидывая поверх ночной сорочки, и настороженно взглянул на дверь, за которой повисла глухая тишина. Аккуратно и бесшумно ступая по холодному полу, он надавил на дверь, которая в тишине громко скрипнула. Сморщившись, принц выскользнул в тёмный коридор, не обнаружив у покоев стражи. Сердце упало в пятки, а по спине прошёл холод. Перебарывая страх, Чимин уверенно шагнул вглубь коридора и едва охнул, когда заприметил стражника, что лежал у стены под потушенным факелом. Только принц собирался вскрикнуть, как его схватили за плечо и развернули, прикрывая рот ладонью и заглушая крик. В какой-то момент Чимину показалось, что он при виде тёмного силуэта вот-вот рухнет в обморок от испуга, пока незнакомец не сдёрнул с головы чёрный капюшон. — Не кричи, — прошептал Юнги, по-прежнему прижимая ладонь к чиминову рту. — Я не хотел напугать… Два больших глаза перед ним стали стеклянными, и Юнги невольно опустил ладонь, но не договорил. Принц в то же мгновение кинулся на его шею, крепко обнимая. Он что-то бессвязно мямлил и, кажется, вот-вот норовил разрыдаться. Обнял так сильно, как не обнимал ещё никто. Так, что синевласый на несколько мгновений перестал дышать. У Чимина закружилась голова то ли от счастья, то ли от резкого наплыва эмоций. Юнги напрягся, не ожидая подобного жеста, но через мгновенье, невольно улыбнувшись, расслабился в чужих руках, касаясь ладонью дрожащей спины Чимина. — Я так беспокоился, — промямлил принц в чужую шею, понимая, что позволил себе быть слабым, но в то же время не решаясь отпрянуть. Ему казалось, что стоит хоть на секунду отстраниться — Юнги испарится, словно мираж, иллюзия. Станет сном, а кошмарным именно потому что был всего лишь сном. Колени предательски подкашивались, разум забился в перманентной панике, а на глаза начали накатывать неконтролируемые слёзы. Счастье от долгожданной встречи плотно переплеталось со стыдом и растерянностью. — Не мог прийти раньше, — словно читая мысли, прошептал Юнги, прикрывая глаза и позволяя себе втянуть носом чиминов запах, который отдавал пряностями и душистым мылом. — После всего… — Мне так жаль, — резко отстранившись и вцепившись в плечи парня, Чимин заглянул ему в глаза, ощущая, как гулко сердце ударяется о рёбра. — Так жаль… — Перестань, — прошептал синевласый, аккуратно удерживая чиминову ладонь, дабы успокоить. — Есть место, где мы смогли бы поговорить? — Да, но… — принц шмыгнул носом, вытирая его рукавом халата. — Что ты сделал со стражей? — он обеспокоенно взглянул на крупного стражника, что припал к стене и, кажется, сопел. — Не волнуйся, он спит, — усмехнулся Юнги, выуживая из кармана и показывая баночку с сыпучей смесью. — Сонный порошок. Не обошлось без Тэхёна. — Слава Богу, — с облегчением выдохнул Чимин, хватаясь за грудь. — Есть одно место в замке, которое никак не охраняется. Никому, кроме меня и младшей сестры, нет до него дела. — Веди, — шепнул Юнги, сжимая чиминову ладонь в своей, от чего по коже принца тотчас ринулись мурашки. Нервно улыбнувшись, Чимин огляделся по сторонам и потянул парня к круглой винтовой лестнице, что вела на этаж выше. Прошмыгнув мимо сонных стражников, принц остановился у большой двери, невольно замерев. С этим местом было связано много воспоминаний, которые были столь болезненны. Сглотнув, он потянул за резную ручку, открывая дверь и ступая в темноту. Юнги, напоследок оглядывая пустой холодный коридор замка, зашёл следом, аккуратно и бесшумно прикрывая за собой. В комнате стоял мрак, пока Чимин не нащупал на столе спички и кусочек наждачной бумаги. Чиркнув, принц зажёг серничёк, передавая пламя нескольким свечам, расставленным на столе и полках. — Здесь холодно, — заметил он, съежившись и вспоминая, что Юнги холод, скорее всего, чужд. — Можешь разжечь камин? — Угу, — качнул парень головой, ступая в глубину комнаты и присаживаясь рядом с массивным каменным очагом. С этой комнатой у Чимина было связано много детских воспоминаний. Как правило, все хорошие воспоминания приносят боль, потому что были хорошими. Ими были пропитаны шкафы, полки, каждая книга и её страница, подсвечники, раскиданные у камина медвежьи шкуры, которые по-прежнему лежали нетронутыми. Всё здесь оставалось, как раньше, разве что слуги прибирали реже, поэтому скопилась пыль. Глядя на озадаченного парня, что укладывал дрова в камин, Чимин заговорил: — В детстве, — он любовно провёл по составленным на полке книгам ладонью, собирая пыль. — В этой комнате мать читала нам с братом. Юнги на секунду поднял свои жёлтые глаза, одарив принца тёплым понимающим взглядом, следом возвращаясь к розжигу и внимая чужим словам. — Прямо вот здесь, — Чимин взглянул на гору мягких шкур и подушек у камина, аккуратно ступая по ним, ощущая под босыми ногами ворсинки и разливающееся в душе тепло. — Она читала нам сказки, чтобы мы уснули. Брат засыпал раньше, а я всегда дослушивал историю до конца. — Почему? — вдруг спросил Юнги, чиркая спичкой и разжигая пламя. — Потому что не смог бы уснуть, пока не узнал, чем закончится история, — пожал принц плечами, усаживаясь на шкуры и складывая ноги в позу лотоса. Он вдруг вспомнил, что вышел из покоев в одной сорочке и халате, чуть смутившись. — Думаю, именно из-за этого я пронёс веру сквозь года. — Веру во что? — спросил синевласый, глядя на разгорающееся пламя, что отражалось в его глазах, сплетаясь с жёлтым цветом. Он спросил, прекрасно зная ответ. — В доблестных рыцарей, в магию, волшебство и чародеев, — всё равно ответил Чимин, восстанавливая в памяти обрывки воспоминаний и чуть улыбаясь, позволяя им проноситься перед закрытыми глазами. — В драконов… Принц умолк, наблюдая за тем, как напряглись плечи Юнги. Его лицо приобрело мрачность, скулы заострились. Синевласый стал серьёзен, твёрд, как лёд, и будто тоже почувствовал холод. Чимин подумал, что драконы, наверное, тоже мёрзнут. Казалось, что им бывает так холодно, что рядом может замёрзнуть несколько городов. — Люди такие забавные существа, — заговорил Юнги, отрывая взгляд от разгоревшегося пламени в камине и присаживаясь рядом с оцепеневшим принцем. — Они думали, будто драконы тупые необразованные животные. Убивают мужчин, похищают женщин, забавляются с ними и потом жрут, — Чимин, соприкоснувшись с Юнги плечом, почувствовал, как от него исходит сильное тепло. — Да, конечно, бывало, что они крали и забавлялись, но жрать? Ни за что, — поморщился парень, заставляя принца тихо усмехнуться. Даже если бы он и говорил серьёзно, Чимин всё равно не боялся. — Несварение после вас просто кошмарное. Кости одни, а мяса кот наплакал, — перечислял парень, а принцу вдруг в красках представлялись все те несчастные. — Да и орёте вы раздражающе. — Прекрати, — Чимин легонько толкнул Юнги, едва сдерживая смех. — Ты ведь шутишь? — Кто знает, — пожал Юнги плечами. В комнате повисла тишина, разбавляемая потрескивающим в камине огнём и лёгким щёлканьем сухих дров. Вместе с этим над принцем будто повисла грозовая туча, как в тот день. Мысли зароились в голове, одна накатывала на другую, словно волны. Сердце стучало так сильно и громко, что, казалось, даже Юнги это слышал. — Мне так жаль, — вновь повторил принц эту фразу чуть дрогнувшим голосом. — Если бы я только знал, чем всё обернётся, я бы ни за что… — Не нужно, — прервал его Юнги, подбирая ноги ближе к себе. — Ты не знал. — Это не оправдание, — возразил Чимин, начиная злиться на самого себя. — Я поступил ужасно. — А я и не пытаюсь тебя оправдать, — ответил синевласый, глядя на огонь так, будто управлял им. — Я не люблю сожаления. Они бессмысленны. А твой поступок… — парень взглянул на принца, раздумывая несколько продолжительных секунд. — Я ведь не злился, когда ты сделал это в первый раз. — Почему? — удивился Чимин, внимательно вглядываясь в задумчивый профиль Юнги. — Тэхён сказал, что… — Тэхён любит драматизировать, — отмахнулся парень. — А я давно перестал верить в то, что добро и зло существуют отдельно. Есть плохие и хорошие поступки, но не сами люди. Можно ведь назвать поступок добрым, если он кому-то помог, или злым, если навредил, а люди слишком сложные существа, чтобы нарекать их злодеями или добродетелями. То, что ты сделал, не говорит о том, что ты плохой. — Так ты не ненавидишь людей? — с лёгким отголоском удивления спросил принц. — Я? Нет, — фыркнул Юнги. — По крайней мере, половина меня. — А вторая половина что же? — тихо спросил Чимин, осторожно подступая лисьими шагами к самому сокровенному. — Ненавидит? — Чимин, — тихо, словно предупреждающе произнёс Юнги в звенящей тишине, опуская голову. — Не надо… — Скажи… — Я — чудовище, — резко ответил синевласый, исподлобья заглядывая принцу в глаза. — Чудовище, которое обладает отдельным разумом. Самое опасное. Та часть меня давно перестала быть человеком, потому что человек не может иметь силы такого масштаба. — Нет, — резко ответил принц, касаясь дрожащей рукой плеча Юнги и отвлекая от мучительных размышлений. — Не надо ненавидеть эту часть себя. Все, кто нас окружают, внутри чудовища, просто кто-то выпускает своих монстров, а кто-то нет. — Ты не понимаешь, — качая головой и горько усмехаясь, проговорил синевласый. — Может и так, — согласился Чимин. — Но та часть тебя… — он впился в плечо парня пальцами, к глазам начали подступать слёзы. — Она так прекрасна. — Что? — нахмурился Юнги, думая, что ему послышалось. — Ты едва не превратился в пепел, когда… — Не важно, — оборвал его принц, понимая, что весь поток слов вот-вот вырвется наружу. Он нуждался в этом. — Всё это так не важно. Моё мнение не поменялось. Та часть тебя просто невероятная, и я бы всё отдал, чтобы вновь с ней столкнуться, потому что не видел в жизни ничего более красивого и могущественного и, наверное, никогда не увижу.Chelsea — Fight Like Gods
— Что ты такое болтаешь, глупый, — глаза Юнги были широко распахнуты и приобрели лёгкое свечение, когда он взглянул на Чимина, по щекам которого текли слёзы, а губы были растянуты в широкой счастливой улыбке. — Я знаю, из-за чего не мил ему, — с горечью добавил принц. — И, вероятно, та часть ненавидит меня, но я не в силах изменить своё происхождение. Я глупый и наивный, а ещё я родом из королевской династии и ничего не могу с этим поделать. Я недостоин даже говорить о… Чимин замер на месте, когда Юнги, наклонившись вперёд, накрыл его губы своими, прерывая поток ненужных слов и слёз. Всё было очевидно для обоих. Их губы сошлись, соприкоснулись, словно две раскрытые ладони, будто небо и земля. Соединились, как жизнь и смерть плотно сплетаются, сливаясь в единое целое, но не смешиваясь. Когда каждый становится другим, при этом остаётся самим собой. Это было явление, которому за долгие века так никто и не мог найти объяснений. Когда обычное прикосновение даёт невообразимую силу, когда нежность сбивает с ног, когда «я» растворяется в «ты» и одно не может существовать без другого. Ледяные тиски, что сковывали сердце, мигом ослабели, позволяя ему забиться с удвоенной силой. Прежние чиминовы сомнения, страхи и опасения растворились в молочной дымке поцелуя. Юнги забрал их. Теряясь во времени и пространстве, принц тут же обмяк, втягивая носом воздух и раскрывая губы навстречу мягкому слиянию, притягивая синевласого ближе, обнимая за шею. Огонь в камине начал потрескивать тише, будто смущаясь и пытаясь спрятаться в дровах, дабы не мешать. Юнги целовал принца долгим медленным поцелуем, во время которого казалось, что они созданы друг для друга. Рождены. Предназначены. А может быть так оно и было. — Постой, — прошептал Юнги в чиминовы губы, мягко отстраняясь. — Я забыл, что принёс кое-что для тебя. Чимин сухо сглотнул, раскрасневшись, и увидел, как парень достал из-за пазухи светящуюся меридиему, протягивая принцу. Его душу пронзило синеватым светом любимого цветка, и единственное, что он мог, это прошептать короткое «спасибо», смущённо опуская глаза. — Хочу взглянуть на тебя, — низким, чуть хрипловатым голосом произнёс Юнги. — Я перед тобой, — дрожа, принц сжал стебель цветка. — Нет. На тебя. Принц проследил за чужим пытливым взглядом, который был направлен на вздымающуюся от быстрого дыхания грудь. Чимин покраснел пуще прежнего, сгорая в пламени смущения. Юнги коснулся пальцем горловины стёганого халата и зацепил ткань, потянув, тем самым аккуратно расстёгивая клёпки одну за другой. Громко сглотнув, принц выдал напряжение, и рвано выдохнул, когда клёпки на халате закончились, и шёлковая ткань поползла по плечам, оставляя принца в одной сорочке. Чимин помнил, каким был Юнги в гневе. Там, на поляне, когда он едва не сжёг его, находясь в обличье дракона, в нём было столько злобы и ярости. Но сейчас, аккуратно расстёгивая чиминов халат, он был похож на ребёнка, боявшийся спугнуть птичку, которая залетела к нему в комнату и села на изголовье постели. Или даже сам был этой птичкой. Влюблённый дракон был беззащитнее младенца, снимая с себя не только плащ, но и невидимую броню, что носил под ним, отрекаясь даже от самого себя. Это давало Чимину власть, которая действительно могла оказаться страшной, если бы принц решил ею воспользоваться. Но он не собирался, потому что дракон имел точно такую же над ним. Лямка сорочки, отделанная рюшами, медленно соскользнула по плечу, подцепленная красивым длинным пальцем Юнги. Затем и вторая. Чимин, не разрывая глубокого зрительного контакта, медленно отклонялся назад, пропуская меж пальцев мягкие ворсинки медвежьей шкуры. Три верхние пуговки на сорочке были уже расстёгнуты, когда его спина опустилась. Юнги, переняв из чиминовых рук меридиему, коснулся цветком щеки принца. По коже табуном ринулись мурашки, и Чимин поджал пальцы на ногах. Нежные светящиеся лепестки цветка скользнули по раскрытым дрожащим губам, двинулись от подбородка к шее, будто наполняя карамельную кожу принца светом и оставляя за собой волшебную блестящую полосу. Чимин вытянулся, словно струна, шумно вбирая воздух и откидывая голову назад. Юнги провёл лепестками по вздымающейся груди, чуть задевая тёмный сосок. Чимин заметно вздрогнул, а меридиема шла следом за опускающейся тканью сорочки, задерживаясь на середине живота. — С-сними, — заикнулся принц, позволяя своим рукам коснуться воротков рубахи Юнги и чуть сжать пальцами. — Что снять? — приторно прошептал синевласый, словно играя с солнечными зайчиками. — Всё, — приподнимаясь, Чимин коснулся чужих губ своими, вновь утопая в поцелуе и притягивая Юнги ближе, подкидывая в огонь дров, раздразнивая пламя, готовое выжечь весь Уотердип. Нависая над принцем, Юнги раскрыл губы, и от соприкосновения с чужим языком у Чимина по телу прошёл ощутимый ток. Возникло чувство, будто внутри него зарождалась целая Вселенная. Руки Юнги, пропав из размытого поля зрения Чимина, опустились ниже. Комкая пальцами длинную сорочку, он задирал белую ткань выше, и принц согнул обнажённые ноги в дрожащих коленях, неловко разведя в стороны. Юнги аккуратно расположился между, не придавая своим движениям резкости, продолжая целовать горящего в его руках маленького принца, поспешно стягивая с себя рубаху через голову и вновь возвращаясь к пухлым покрасневшим губам. Руки Чимина скользнули по бледным крепким плечам вниз, оглаживая напряжённые твёрдые мышцы, которые на ощупь были запредельно горячими. Когда Юнги невольно толкнулся бёдрами вперёд и выдохнул, Чимин услышал через шум в ушах едва различимый рокот. Он распахнул затуманенные глаза, разрывая поцелуй и глядя прямо перед собой, фокусируя зрение из-за марева. Жёлтые глаза Юнги светились, а на скулах проступала белая чешуя, которая то пропадала, то снова появлялась, волнами скользя от лица к шее. — Боишься? — прошептал Юнги, опираясь на руку рядом с чиминовой головой. Распалённый поцелуями и прикосновениями Чимин мягко улыбнулся, протягивая руку к чужому лицу и накрывая скулу ладонью. Кожа Юнги была горячей, почти обжигающей, но принц чувствовал, как сила, пульсирующая под ней, укрощается и поддаётся контролю. Она будто смирилась, успокоилась и отступила. Ладонь Чимина скользнула выше, пальцами зарываясь в шелковых голубых прядях на виске. Мягко надавливая на затылок, принц притянул Юнги снова, давая понять, что хочет вернуть себе поцелуй. Несмело окольцовывая ногами талию Юнги, принц почувствовал, как чужая горячая ладонь медленно скользит от колена к бедру, с силой впивается в кожу. Разжигает в Чимине какое-то доселе неизведанное ему распутное чувство. Юнги целует его подбородок, мягко прикусывает кожу клыками, не оставляя следов. И когда он целует шею и кусает кадык, у принца из глотки вырывается непонятный звук, похожий на стон, но далеко не от боли. Пугаясь собственных действий, он замирает, но вихрь проносится по всем органам, побуждая на второй звук. И третий. Чимин не понимает, что с ним происходит, но точно знает, что так хорошо ему никогда не было. — Ю-Юнги, — шепчет он, ёрзая на медвежьей шкуре, сжимая ворсинки пальцами и сбито дыша. Чимин готов вот-вот захныкать от смущения и стыда, его трясёт, как при белой горячке, по виску стекает капля пота, когда в комнате по-прежнему прохладно. — Я никогда не… Я ни разу не делал… Я… — Знаю, — мягко отвечает Юнги, касаясь румяной чиминовой щеки в успокаивающем жесте. — Я не причиню тебе боли, — шепчет он, оглаживая второй ладонью внутреннюю сторону чиминова бедра. — Веришь? Принц молча кивает головой, обмякнув в чужих крепких руках, нащупывает и сжимает в ладони стебель меридиемы, прикусывая губу, когда Юнги вновь касается его шеи, трепетно выцеловывая. Затем накрывает ртом тонкую косточку ключицы. Его ладонь тем временем продвигается выше, и в какой-то момент принца прошибает от головы до кончиков пальцев на ногах. Постыдная ласка отдаётся спазмом внизу живота, когда горячие пальцы поднимают сорочку и прикасаются к возбуждённому пульсирующему органу. Принц распахивает глаза, задыхаясь от собственных чувств. Чимин никогда прежде не касался себя там, не испытывал подобных ощущений, когда дрожь по коже собирается крупными бугорками, словно роса на траве. Когда зрачки расширяются, вытесняя карие радужки. Юнги, опуская ладонь, чуть сжимая и растирая вдоль члена прозрачные капельки смазки, наблюдает за лицом принца, касаясь его губ, но не целуя. Эмоции на чиминовом лице меняются со скоростью света. Юнги, конечно, не дурак, у него есть самообладание. Он прекрасно видит эту яркую невинность, которая струится из кончиков чиминовых пальцев. Пробует её на вкус — сладкая, отдаёт персиками и пахнет ромашками. Юнги питается ею, откусывая по одному маленькому кусочку с каждым движением собственной ладони. Принц тихонько стонет, почти скулит, выгибаясь. Он чувствует себя пьяным или в бреду, а может и то, и другое. На кончике языка повисло чужое имя, а тело словно обливают тёплым вином, натирают мёдом и заворачивают в шёлковую ткань. — Скажи, — хрипит Юнги, едва сдерживаясь, когда с уголка раскрытых губ принца срывается капелька слюны, прокладывая себе мокрую дорожку вниз по пылающей щеке и за ухо. — Назови имя… — Ю… Юнги! — вскрикивает Чимин, изливаясь в чужую ладонь с хриплым стоном и крупной дрожью в конечностях. Звук его голоса будто оттолкнулся от каменных сводов потолка, судорожно распространяясь по всей комнате, наполняя каждый уголок, заставляя пламя в камине шевельнуться. Это было похоже на ту самую волну энергии, которая прошла по всему Уотердипу. Юнги съел его стон, заглушая поцелуем. У принца перед глазами была вспышка света, сияющая, как… Он бы не подобрал нужных слов. Пропотевшая сорочка болталась на подрагивающих бёдрах, и Чимин был нагой не столько физически, сколько душевно. Его обнажённая душа была нараспашку, тело томилось в шершавой сладкой судороге, а на губах шрамом застыло чужое имя. Юнги целовал его расслабленное лицо, собирая с пышных дрожащих ресниц кусочки взорвавшихся звёзд. И едва ли мог различить три пульсирующих слова, что были произнесены не устами принца, а его сознанием.