***
Чимин тихо шёл по тёмному коридору, почти бесшумно шмыгая носом. Слёзы на щеках высохли, от чего сухость неприятно стянула кожу. Он хотел лишь умыться и забраться под толстое тёплое одеяло, чтобы проспать остаток своих чувств и эмоций. Горькая обида прожигала грудную клетку, и принц понятия не имел, куда её девать. Конечно, он чувствовал, что Юнги не желал ему зла, но и отказа тоже не ожидал. Ему хотелось верить, что на то были причины, но Чимин не знал, какие именно. Как он мог определить степень важности? Всё было так дьявольски запутано. Принц едва ли не физически ощущал свою внутреннюю пустоту, бесполезность и незрелость. Если бы он только был более опытен в любовных делах или хотя бы мог определить нечто главное, к чему бы он постоянно стремился, пытаясь стать самим собой. Чимин решил, что ему многое нужно было обдумать, и время даст такую возможность. Прошмыгнув мимо дремлющих стражников, он аккуратно приоткрыл двери покоев и протиснулся в узкий проход, дабы не создавать лишнего скрипучего шума. По спине почему-то прошёлся неприятный холодок. В комнатах стоял мрак и тишина, двери на балкон были заперты, но через окна виднелся кудрявый тёмно-синий рассвет. Вздохнув, Чимин шагнул, но тут же замер. Кто-то чиркнул в темноте спичкой, и масляная лампа на подоконнике зажглась, озаряя покои бледным жёлтым светом. Минвон, что находился рядом, встряхнул рукой, дабы потушить огонёк.Civil Twilight — Human
Сердце Чимина оборвалось и упало вниз, прокатившись вдоль позвоночника. От испуга он невольно ступил назад и врезался спиной в запертую дверь, нащупывая ручку и едва сдерживая себя, чтобы не рвануть обратно в мрачный коридор. Хотелось бежать, куда глаза глядят, и плевать, что догонят. Его дыхание замерло, а тело оцепенело на несколько продолжительных мгновений. — Ай-яй-яй, — покачал головой брат, что стоял, оперевшись поясницей на подоконник. Чимин развернулся и схватился за ручку двери. — Как же нехорошо так нагло и бессовестно лгать прямо в глаза. Взять его. Чимин настолько оцепенел, что не заметил солдат, стоящих по обе стороны от него. Принца схватили за руки, будто бы он мог начать вырываться. Судорожно осматривая комнату, младший обнаружил, что кровать была аккуратно застелена, а принцессы там будто и не было никогда. Злостная едкая усмешка на губах старшего брата вызвала очередную неприятную дрожь по спине. — Отпустите меня, — дёрнулся он в руках стражи, словно какой-то преступник. — Что за спектакль ты тут устроил? Когда Чимин поднял глаза, то успел заметить лишь чужую широкую ладонь, занесённую над его головой. Спустя несколько коротких мгновений по комнате волнами пронёсся звон сильной пощёчины. Лицо и нижнюю губу принца прострелило острой болью, а в глазах потемнело на долю секунды. Зажмурившись, он болезненно всхлипнул. — Кто позволил тебе покидать дворец? — стоя ровно напротив, произнёс Минвон с каменным выражением на лице. — А кто запретил мне его покидать? — прошипел Чимин, тут же получая удар по другой щеке. Из глаз хлынули слёзы как от боли, так и от едкого чувства несправедливости. — Кто позволил тебе покидать дворец? — вторил брат, глядя принцу прямо в глаза. И Чимин не видел там ничего: ни чувств, ни эмоций. Перед ним стоял не его брат, а будущий король, который жестоко наказывал тех, кто ослушался приказа. — Лучше я погибну в бегах, чем в этом смердящем аду, — прохрипел принц, ожидая третьего удара, который оказался самым сильным. Разум помутнел, и Чимин пошатнулся, не в силах больше стоять на ногах. Он чуть обмяк, качнувшись вперёд, но устоял. С края разбитой губы скатилась капелька крови, её спешно догнала слеза, и они, перемешавшись, сорвались с подбородка Чимина, разбиваясь о воротник. Лицо горело, щёки пульсировали от боли, а сердце разрывалось на части, истекая кровью, точно подбитый охотниками зверь. Принц невольно заскулил. — Ты можешь навсегда позабыть о своих ночных похождениях. И шагу из дворца не ступишь, — прорычал Минвон, схватив младшего за грудки и встряхнув, как тряпичную куклу. — Мерзкий лжец! Да будь моя воля, я бы тебя… — он замахнулся кулаком, но остановил и разжал его рядом с лицом Чимина. Принц хотел зажмуриться, но не хватало сил. Выражение его не излучало каких-либо эмоций, внутри разрасталась холодная и плесневелая пустота. Ему не хотелось ничего, кроме как исчезнуть навсегда. Рассыпаться, превратиться в прах, скользящий по ветру. Дворец был чиминовым домом, но теперь казалось, что дом — это значит боль. И даже рядом с Юнги ему больше не было места. Минвон бросил короткое «запереть» и, взмахнув полами золотистого плаща, метнул последний презрительный взгляд, полный ненависти. Чимина провели на этаж выше и закрыли в небольшой гостевой комнатке без окон. Скатившись по двери, он прижал колени к груди, обнимая их. В голове лишь эхом отдавалась оборванная фраза Юнги: «когда твой прадед…». Теперь принц понял, что хотел сказать дракон. Чимин даже не подозревал, что в нём живёт тьма, поэтому не знал, что она могла исказить его восприятие. Мрак, который подпитывался злостью, болью и страданиями принца, легко затуманивал разум и додумывал за него. Он опускал кисть в вязкую чёрную жижу, любовно вырисовывая мысли в чужой голове. У этих мыслей был голос Юнги: «твой прадед истребил весь мой вид, а ты — родная кровь убийц, я никогда не буду с тобой». Чимин правда изо всех сил старался отпустить душевную боль, которая его калечила. И иногда даже получалось. Но она была словно нелинейной. Возвращалась неожиданно, от определённых запахов, чувств или звуков, и в такие моменты принц чувствовал, будто его мир — это расползающееся по швам одеяло из лоскутков. На глаза навернулись другие слёзы, не от физической боли. Он плакал не по матери и не по себе, и даже не по тому, что его заперли. Он оплакивал всех, кто находился в этом затхлом месте, пропитанном гневом и ненавистью. Вокруг было столько боли, а все, кто жил в стенах замка, просто закрывали на это глаза. Правда была лишь в том, что все боялись. Все были в ужасе друг от друга.***
— Чёрт бы тебя побрал, Юнги! Для начала отдышись, — Тэхён пододвинул кружку, наполненную элем, к рукам Юнги, который вбежал в его избу с каким-то отголоском безумия в глазах. Весь взъерошенный и промокший, он опустился на лавку и, облокотившись на стол, схватился за голову. — Выпей, а потом и жалуйся. — Ты куда-то собираешься? — спросил Юнги, хватая кружку и замечая, что отвлёк чародея. Тэхён аккуратно укладывал в ящик баночки с разноцветными магическими порошками. Тогда синевласый огляделся: комната выглядела опустевшей, а сам маг был какой-то помятый и опухший, словно только вышел из спячки после долгого пьяного загула. Юнги напрягся, делая пару больших глотков и обжигая горло крепким элем. — Можно и так сказать, — загадочно, но в то же время грустно улыбнулся чародей, выдавая своё поникшее состояние. — Скорее бегу. — От чего? — Понятия не имею, — пожал он худыми плечами. — Меня давно мучает дурное предчувствие. Это место… — чародей скептически огляделся по сторонам, обнимая себя. Юнги понял, что под «этим местом» Тэхён имел в виду не своё уютное гнёздышко, а Уотердип. — Оно высасывает из меня силы, а взамен не даёт ничего. Никакой услады и покоя, один мрак… — А как же тот слуга? — невольно выдал Юнги, тут же понимая, что зря это ляпнул, поскольку чародей помрачнел пуще прежнего и заметно напрягся. — О чём ты хотел поговорить? — резко перевёл разговор Тэхён, игнорируя чужой вопрос, отворачиваясь и возвращаясь к сортировке склянок. — Если ты ничего не знаешь о тёмной стороне, то она ничего не знает о тебе, верно? — громко поставив кружку на стол, Юнги вытер губы тыльной стороной ладони и уставился на мага во все глаза. — Если ты видишь демонов, то они видят тебя, — пожал плечами Тэхён, звякая баночками. — Не бывает исключений. Ну, а в чём, собственно, дело? Ты последний раз приходил ко мне за советом, когда... — маг наигранно задумался. — Никогда! — щёлкнул он пальцами. — Но стоило тебе повстречать королевского отпрыска, как ты сюда будто по расписанию бегаешь. — Что? — нахмурился Юнги, насупившись. По стёклам начал барабанить лёгкий дождь, и только тогда парень заметил, что в избе Тэхёна было прохладно, хотя прежде в ней всегда стояла сильная духота. Без исключений. — Я пришёл поговорить не о Чимине. — Тогда о ком? — чародей поднял голову, усталыми глазами уставившись на друга. — О нём, — Юнги коснулся ладонью груди. — О другой своей сущности. Понимаешь… — он запнулся, поскольку совсем не привык делиться откровениями, а тем более с Тэхёном. — Как бы это объяснить… — синевласый поднял голову, глядя на деревянные балки потолка. — Я всегда всё согласовывал с самим собой и больше сотни лет жил в гармонии. Я подчинил эту силу, научился ею пользоваться, кормил, развивал и заботился, и всё было в порядке. Но сейчас… Она отказывается слушать меня. Раньше я был целым, а сейчас чувствую, будто во мне сидит кто-то другой, противится и… — Юнги опустил тяжёлые веки. — Пытается взять надо мной контроль. Иногда мне страшно засыпать, потому что кажется, что я проснусь и буду уже… Ну… Не собой, понимаешь? — Как никто другой, — хмыкнул чародей. — И что же? — Я не могу подчиниться самому себе, что-то внутри сопротивляется. Он сопротивляется, — Юнги коснулся пальцем виска. — Сегодня ночью произошло кое-что, о чём я не могу тебе рассказать, — синевласый ощутил, как дрожат его пальцы и надламывается голос. Он никогда не чувствовал себя таким слабым и уязвимым. — Если я не сделаю кое-что, то всему придёт конец. Ты даже не представляешь себе… Тэхён вдруг расслабленно выпрямился, разминая длинные пальцы. Его искренняя безмятежность загнала Юнги в тупик. Чародей поднял спокойный взгляд на синевласого и спросил: — Зачем ты врёшь? — Что? — не понял Юнги. — Ты солгал. — Когда это? — Когда сказал, что пришёл поговорить не о Чимине. — Ты решил потешиться надо мной? — вдруг разозлился Юнги, громко опустив стакан на стол. — Ну так мне не весело. — Понизь тон, всё же за советом пришёл ты, — с прежним холодным умиротворением ответил чародей, делая акцент на последнем слове. — Впрочем… Зря припёрся, я ничем не могу помочь. Во-первых: я занят, — пожал плечами маг. — А во-вторых, даже если бы я не был занят, всё равно бы не помог. — Почему? — отчаялся синевласый. — Потому что никто не способен, — отчеканил Тэхён, захлопывая сундук. — Но… — Кроме тебя. Будь ты более наблюдательным, то давно бы уже всё понял. Но вы, влюблённые, настолько слепните от своих чувств, что великана пред собой не увидите, он вам размытым пятном покажется, — с каким-то лёгким отвращением говорил маг, раздражённо отшвыривая баночку с оранжевой солью. — Ты упорно закрываешь глаза на тот факт, что с тобой начали твориться странности после встречи с мальчишкой. Ты ходишь по одному и тому же замкнутому кругу, думая, что тебе кто-то сможет помочь, но нет. Помочь себе можешь только ты сам, — спокойно договорил Тэхён, выпрямляясь. Юнги тоже замолчал, не смея нарушать тишину. Он опустил веки, накрывая ладонями лицо и медленно выдыхая, из груди прокрался едва слышный рык. За ухом начали проступать белые чешуйки, которые неприятно резали кожу. — До того, как вы встретились, ты был надломлен и потерян, — вновь подал дрожащий голос чародей, глядя на догорающий в камине огонёк. В его мыслях будто бы тоже стоял чей-то образ. — Я стал спокоен, потому что подумал, что теперь с тобой есть кто-то, кто сможет спасти от одиночества, которое пустило корни по твоей пещере. Но сейчас я вижу, что это было нечто большее. Нет, даже не любовь, — покачал Тэхён головой, вновь печально улыбнувшись, и на секунду Юнги показалось, что сиреневые глаза чародея заблестели от влаги. — Чимин дал тебе надежду на человечество, которую у тебя когда-то отняли. Жизнь без неё — пустыня. Вспомни место, где ты впервые почувствовал надежду. Синевласый замер на несколько секунд, а потом подорвался, вскакивая на ноги, хватая с лавки плащ и накидывая на плечи. Тэхён молча наблюдал за парнем, по-прежнему сидя на дощатом полу. Мыслями чародей был совсем далеко от этого места, но когда Юнги накинул на голову капюшон и шагнул к двери, то в спину прилетело короткое: — От себя не убежишь. — Тебе виднее, — замерев на выходе, ответил Юнги и посмотрел на чародея через плечо укоризненным взглядом. — Не я же постоянно убегаю... Да, Тэхён? Тот едва открыл рот, дабы возмутиться, но чужая спина уже исчезла за скрипучей дверью. Тишина избы больше не успокаивала мага, как раньше.***
Юнги ступал по поляне с аккуратностью, пытаясь не затоптать светящиеся бутоны меридием. Лужайка светилась нежным голубым светом, как и прежде. Со стороны топей по ветру доносилось синхронное кваканье лягушек. Больше никаких звуков не было. Перелесье было похоже на озеро: ветерок покачивал цветы, и их танец походил на рябь, которая расползалась по поверхности воды, озарённой ярким лунным светом. С последнего раза, когда они были здесь вместе с принцем, цветы вытянулись и едва доставали Юнги до колена. После он приходил ещё несколько раз, чтобы сорвать парочку бутонов перед долгожданными встречами с Чимином. В груди кольнуло, чувство было похоже на беспокойство. — Чего ты от меня хочешь? — прорычал Юнги, стоя посреди поляны из светящихся меридием. Там, где он однажды взял сломленного принца за руку и ощутил ту самую надежду, которая окутывала его тёплыми солёными слезами. Улыбка Чимина была похожа на свет божий. Тогда в груди что-то шевельнулось, и эта поляна точно была началом чувств синевласого. Теперь же он прикрыл глаза, сжимая ладони в кулаки и чувствуя, как высвобождаются острые когти. — Что тебе нужно? — вскрикнул он, пуская эхо, которое достигло леса и скрылось меж деревьев. — Смирись или оставь меня… Тело начало обжигать огнём, Юнги сбросил плащ и с треском сорвал с себя рубаху. Внезапно он вспомнил первый поцелуй на балу. Исключительная чиминова нежность не была следствием неопытности, скорее она была проявлением силы, осознающей чувства, но в то же время сдерживающей себя. Она была для Юнги вызовом и побуждением в том и привлекательным, что в нём не было никаких требований. «Я твой», как бы говорил Чимин. «Если ты меня примешь, значит…» И Юнги принимал, когда губы Чимина приоткрылись навстречу его губам. Да, Юнги принимал от всего сердца и вызов, и пробуждение собственных чувств. Вдруг в темноте под закрытыми веками начали прорисовываться картины из далёкого прошлого. Жалобный драконий рёв, сильный смог едва пропускал вспышки синего пламени, горящие избы и ручьи крови. Беззащитных драконов убивали прямо во время обращения. На его руках мёртвая любимая, глаза которой он давно позабыл. Дым рассеялся, с серого неба медленно опускалась сажа, похожая на тёмные снежинки. Прямо напротив жестокая бойня меж людьми и драконами, среди которой стоял Чимин. Он взглянул Юнги в глаза. По его щекам текли слёзы, размазывая пепел. Принц настолько не вписывался во весь тот ужас, но с его опущенных рук капала багровая кровь.2WEI, Edda Hayes — Warriors
Внезапно с безжизненного тела девушки поднялась мерзкая искажённая тень. Этот безымянный ужас крался через дым и копоть прямо к Чимину. Как только беглый взгляд Юнги уловил измождённый силуэт, спину прострелило огнём. Тень обернулась чем-то живым, разорванная, серовато-мёртвая кожа растянулась на истощённом теле. Юнги видел, что в одно мгновение у неё не было руки, но спустя ещё одно конечность уже выросла каким-то уродством. Это выглядело так, словно когти могли разорвать себе путь через плоть и кости. Секундой позже оно разбилось о принца, будто проникая в него всем своим естеством. Улыбка озарила лицо Чимина, но не та нежная и смущённая, какую привык видеть Юнги. Это был жестокий оскал, перерастающий в хохот. По его шее к кадыку двинулись чёрные корни, пока принц заходился заливистым смехом. — Хватит! — рявкнул Юнги, хватаясь за голову. — Прекрати! Не смей… Падая на колени, он захватил ладонями несколько меридием, сжимая стебли и бутоны в кулаки. Из угасающих лепестков начал сочиться синеватый сок, будто бы они истекали кровью. Дракон подбрасывал в сознание картины жестокой расправы, среди которых находился Чимин, заражённый проклятием. Душа Юнги под натиском этой силы словно разгоралась и угасала. Она билась внутри него, как птица в клетке. Но клетки не было: никто не стеснял её, никто не удерживал, а она рвалась и томилась. Он не мог освободиться от страданий в страхе навсегда возненавидеть людской род. Нельзя было дать поглотить себя целиком. Юнги боялся. Он до ужаса боялся стать тем, кто ненавидит Чимина так же сильно, как всех его предков. Даже при виде герба династии Паков его пробирало до самых костей такими злобой и жестокостью, что выжечь добрую половину королевства синим пламенем казалось не такой уж дурной идеей. Теперь же внутренности пожирал страх, что, поддавшись этой силе, он навсегда сотрёт из сердца того Чимина, которого успел узнать и полюбить. Ненависть дракона к королевскому роду затмит все остальные чувства. Не останется ничего. Ни единого воспоминания, ни единой эмоции и искры трепетных сладких чувств. Останется только темнота и одиночество. А там и до смерти будет недалеко. По спине Юнги прошла волна чешуи, и он взвыл от боли, выгибаясь. Сбитое дыхание перебивалось хрипом, было тяжело вбирать воздух, поэтому он закричал на выдохе. Вцепившись в собственные плечи когтями, он начал драть кожу, чтобы прийти в чувства. — Ты не посмеешь! — с яростью прорычал Юнги. — Пока я не позволю… Глаза вспыхнули. Чешуя ринулась по скулам, щекам и вискам. Изо всех сил сдерживаясь, синевласый хватался за мысли о Чимине, как за последний спасательный плот. Только принц заставлял его чувствовать. Хорошо это было или плохо, но Юнги чувствовал всё. Иногда он вёл себя как неотёсанный грубиян, просто потому что подавлял те чувства, не в силах взять их под свой контроль. Он не знал наверняка, что в Чимине было такого, но с первой секунды казалось, будто принц видел его настоящего. В ту секунду, когда Юнги встретил его на празднике, а рядом была девушка… Юнги потерпел поражение. У него не было сил больше скрываться от себя. Воспоминания перебивали друг друга, мерцая в голове яркими вспышками. Нежный шёпот, робкие взгляды, страстные споры. Мягкие чиминовы руки, румянец на щеках и шелковистые серые волосы. Мокрая белая сорочка, прилипшая к потному телу. Заливистый хохот и нелепые привычки. Сморщенный нос, затуманенные желанием глаза. Обжигающие мокрые губы, хриплые обрывистые фразы. Ласковые объятия, наивные речи. Любопытные наблюдения и восторг от нелепых мелочей. Надежда, сияющая в маленьких глазах полумесяцах. В трясущейся душе Юнги вспыхнуло такое чувство, будто бы они с Чимином любили друг друга ещё много веков назад, задолго до появления всего мира. Волна боли прошла по всему телу, вплоть до кончиков волос и ресниц. Огромная сила поедала его душу и разум, пальцы на ладонях срастались, превращаясь в лапы с острыми когтями. Зрачки в медовой радужке задрожали и вытянулись, став вертикальными. Дыхание окончательно переросло в рык, а над телом поднималось марево от жара. Он принимал своё «я». Пытался простить самого себя за то, что не мог прийти в состояние спокойствия с момента появления в жизни принца. Когда же он сумеет полностью принять отсутствие покоя, это отсутствие и должно превратиться в покой. Полное осознание чего-либо возвратит его в состояние гармонии. Но на светящейся поляне не было никакой войны меж двумя существами. Юнги был один. Он был драконом. И он же был человеком. Единое целое. Одно существо. — Н-нет… — зашипел он сквозь сжатые клыки, не переставая метаться от душераздирающей боли. — Я не буду заставлять тебя полюбить его… — едва удерживая себя в сознании, продолжал рычать Юнги грубым голосом. — Потому что его люблю я, а ты… — он болезненно улыбнулся, прежде чем договорить и выпасть из сознания, — это и есть я. Юнги закрыл глаза. Невыносимая боль окончательно затопила разум, проникая в каждую пору острыми иглами. Поляну осветил яркий всплеск света, который затмевал свечение цветов и самой луны. Ветви деревьев пошатнулись от волны энергии, а растения вокруг этой вспышки выгорали. Драконий рёв оглушительно пронёсся по лесу, с верхушек деревьев в панике посрывались птицы. Дракон расправил крылья и, отталкиваясь массивными лапами, взмыл в воздух. Синее пламя столбом обрушилось на поляну, оставляя лишь полосу мёртвых сгоревших меридием.