***
Свежий хлеб не хотел резаться. Купер отложила нож в сторону, будет ломать руками. Как всегда. Девушка встречает свой день рождения девятого октября в четверг на старой кухне девятнадцатого века. Купер в прошлом больше месяца, а значит, у неё есть ещё чуть меньше пяти до тех пор, пока её не станут считать мёртвой. Потрясающе. Девушка должна приступить к выполнению своих рабочих обязанностей на следующей неделе. Если честно, Купер не особо хочется работать. Денег с покера она получила до невозможности много, а значит, выполнять монотонную работу, чтобы позволить себе жильё у миссис Тэтчер, девушке не нужно. Ева вообще могла бы снять комнату попросторнее, но девушку и так всё устраивает. Сил на переезд нет. Сама Джоанн, кстати, сейчас пыхтит за кассой, принимая заказы клиентов. Вот её работа девушке больше по душе, даже можно сказать, что нравится, потому что от бесконечной бумажной волокиты Ева устала ещё в двадцать первом веке. Купер подрабатывала в небольшом молодёжном офисе, с ней в команде были классные ребята, и вообще, Купер именно на работе познакомилась с Лили, но всё же и в таком крутом месте были формальности. Здесь — тоже. «Вашей задачей на первую неделю будет обучение умению работы с документами и важными архивными файлами, — девушка прокручивала у себя в голове текст письма, которое получила на следующий день после приёма. Пальцы открывали банку с кофе, он скоро закончится. — Пожалуйста, изучите прикреплённый к вашему письму список учебной литературы. Её вы найдете в архивах по адресу… — дальше шли пара монотонных слов и строчка о том, что у Купер теперь есть доступ к файлам четвёртого уровня*. Неплохо. — Вашим обучением на объекте займётся доктор Д. А. Лорей, — девушка усмехнулась, вспомнив, что опять не понимает, какой у человека пол по его инициалам. Как всё сложно, однако. — К рабочим обязанностям необходимо приступить двенадцатого октября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года в девять по полудню…». И так далее. Девушка усмехнулась, желания идти на работу не было никакого. — Смешно даже, — голос скрипит. — А ведь я её так добивалась. Если Бог существует, то девушка может с уверенностью сказать, что у него отменное чувство юмора. И что он не компетентен, конечно же*. Послышался свист чайника. Купер хмыкнула, эта жестянка такая странная. Она снимает чайник с газовой плиты, выключает конфорку, пальцы скользят по ручке, придерживая. Горячий пар их не согревает. Зато хоть кофе заваривает. Купер, кстати, пьёт его теперь только со сливками. Молоко в девятнадцатом веке странное, горькое и как будто мёртвое. Хотя, может всё дело в том, что мисс Тэтчер покупает его не у того продавца, ведь сливки тоже оставляют желать лучшего. Но они более или менее сносные. — Надо будет купить нормального молока на днях, — возможно, даже завтра. Сегодня Купер снова идёт в архивы, пользуясь такой щедростью Барлоу. Если по чесноку, то Ева совсем не медициной занимается. Эта частная библиотека, куда ей так услужливо предоставили доступ, была доверху забиты всякими данными касательно физики, химии и инженерии. То есть, тем, в чём Купер так отчаянно нуждалась. — Вот оно, моё вдохновение, — девятнадцатый век не шибко сильно преуспел в научных исследованиях. Люди до сих пор не знали, что такое ген, да и вообще — весь мир компьютерных технологий, но да чёрт с ним, потому что все эти исследования, которые покоились в папках на полках архива, заставляли работать, словно плацебо. — Интересно, они вообще знают, что это? — Купер мазала масло на хлеб. Затем — отрезала тонкий кусочек томата и ветчины. Сегодня у неё много работы. Надо хорошо позавтракать. Кусок вот уже вторую неделю в горло не лезет.***
— Доброго дня, мисс Айвз. — Купер только кивнула, нахмурившись. Её здесь уже в лицо знают. Остаётся надеяться, что доктору о истории поисков девушки не доложат. — Чудная погода, не так ли? — Но я никогда не забываю про зонтик, — девушка не понимала, к чему эти кодовые фразы, если её и так уже все знают лично. Очередные формальности? Женщина за стойкой указала ей на вход в архивы. Купер, кивнув, удалилась. Сама библиотека находилась в подвальном помещении и уходила на несколько этажей вниз. Структура архивов для девятнадцатого века была очень «профессиональной», потому как опускалась на уровень метро, а в книжную шахту посетителей спускал лифт. Ева усмехнулась; нет уж, она предпочитает этому электрическому корыту лестницы. Стук ботинок эхом разносился по каменной шахте. Над головой шумели электрические фонари. Дверь на минус первый этаж вела в сокровищницу эпистолярных романов и порно-гравюр. Вторая — в историю этого мира и города в частности, копившая в себе не только официальные хроники, но и старые дела Скотланд-Ярда. А третья открывала путь в мир науки. И была той самой, нужной Купер. — Хотя, может всё-таки на второй? — девушка остановилась перед дверью, ведущую в публицистический отсек. Там, помимо дел полиции, собрались тучи заархивированных дневников, вырезок из старых газет, заметок о политике, моде, дискриминации и тому подобной тематике. А от бесконечных формул у девушки уже начало рябить в глазах. Нет, она, конечно, старается изобрести машину времени, но на уровень интеллекта Рика Санчеза не претендует. А значит, и на безумную любовь к науке тоже. — Потом, потом, не совращай себя, Купер, — девушка поспешила вниз, перепрыгивая через ступени. Пальцы привычно схватили металлическую ручку двери, намереваясь повернуть её. Нос уловил лёгкий запах бумаги и чернил. Комната была не сильно большой, и слишком ощутимым было то, что помещение находится под землёй. Потолок давил. «Надо было красить его в белый, идиоты», — Купер было достаточно тёмного пятна вместо неба по вечерам. За всё это время девушка ни разу не видела его чистым от облаков ночью. Хотя, наверное, не в них тут дело — в её родном мегаполисе тоже постоянно идёт дождь, только вечером огни города освещают эти слои холодного пара, делая небо немного светлее. Здесь же — как будто каждый вечер засыпаешь под чёрной дырой. Некомфортно до дрожи. — Ладно, не тупи, — Купер сложила ладоши вместе и поднесла пальцы к губам, думая, с чего ей начать. — Сегодня надо успеть больше, если я хочу завтра освободиться раньше и купить себе молока, — девушка чувствовала, как тело чахнет из-за недостатка лактозы и белка. А это — не выгодно и зовётся упадком сил. — Где тут мой Роуэн? * В этой секции девушка не одна. Ева замечает это после того, как начинает говорить сама с собой, а потому осекается и замолкает. В пяти метрах от неё на крашеном деревянном полу сидит мужчина. У него волосы тусклого каштана, такие же, как и у Купер, но короче и выглядят жёсткими, пряди едва достают середины ушей. Рубашка на незнакомце белая, но вся измазанная каким-то маслом, Ева не разбирает, чем именно. А ещё у него нос с большой горбинкой и слишком сильно выступают вены на руках, но Купер внезапно ловит себя на мысли, что это ей нравится. Купер не здоровается, ведь понимает, что он всё равно её не услышит, раз никак не отреагировал на то, что девушка тут сама с собой разговаривает. У Евы такое же состояние было не раз и не два, это называется — «вовлечённость в работу», так что Купер просто подходит к стеллажу, полному дневников всяких физиков и находит того, кого ей нужно. Пальцы мягко касаются деревянных полок, перебирая папки. Главное — не подцепить занозу. И найти решение. Купер опускается на пол. Слышится шелест страниц и тяжёлый вздох мужчины. Руки дёргаются; девушка сидит к нему спиной, но чувствует на себе изучающий взгляд. Правда, всего лишь каких-то две секунды. «Надеюсь, он не будет здороваться», — девушке хотелось молчать. В воздухе витал запах старой бумаги и чернил. Ева услышала, как незнакомец взял в руки новую папку и стал листать страницы. Она перевела взгляд на записи Роуэна. Затем, легко выдохнув, принялась читать. Купер просидела в архивах до вечера. На выходе женщина за стойкой услужливо кивает ей, а Ева кивает в ответ. Она выходит на улицу и, быстро оглянувшись, достаёт телефон. Экран показывает двенадцатый час ночи. Отлично. Теперь можно и покурить. Девушка достаёт Винстон из будущего и принимается считать сигареты. Осталось семь. — Мало, — она берет одну, параллельно отправляя пачку обратно в карман. Пальцы чиркают колёсиком зажигалки. На улице прохладно, а небо кажется ещё более тёмным, чем раньше. — Прогуляться, что ли? Ева затягивается, задерживая дым в лёгких дольше, чем обычно. Давно она не курила эти сигареты, разница между местными, кончено, огромная. Только, в чью пользу, непонятно. — Может, надраться? — Купер усмехнулась, моментально отметая эту идею. Слишком уж опасно было пьяной девушке шастать по барам Ист-Энда. Архивы находились в Спиталфилдс*. — Да, не так я планировала отпраздновать свой день рождения, — пальцы лихорадочно стряхивали пепел. То было привычкой, глупой, раздражающей привычкой. Домой идти не хотелось. Вообще — находиться в Лондоне не хотелось. — И вообще, почему именно сюда? — голос тихо скрипит, в сотый раз повторяя такой осточертевший до дрожи вопрос. Ведь есть же моменты в истории, где Купер с удовольствием бы оказалась. Век джаза*, неистовые модернисты*, концерт Кобейна в Нью-Йорке — идей было море. И все они, одна за другой, тонули в миазмах ненависти и раздражения. Потому что это нелепое путешествие во времени принесло Купер только гнилые воспоминания и непереносимость истории. — И разбитые вдребезги нервы, — пальцы стряхнули пепел. Ева шагала по улицам Спиталфилдс, взгляд изучал носки тяжёлых ботинок. Недавно прошёл дождь, вынуждая Купер то и дело перепрыгивать небольшие лужи. Наушники покоились в кармане, сейчас хотелось слушать только давно погрузившийся в сон город. Купер петляла по переулкам, умело лавируя между сомнительными компаниями и оставаясь незамеченной. Впереди в метрах так десяти небольшая улица, по ней обычно кэбы скачат, может быть, ей повезёт сейчас с одним? «А вдруг», — Купер устало потирает шею, колени болят. Ей идти ещё долго, надо было думать об этом раньше. Впереди показалось движение. Ева шла по довольно узкому переулку между домами, который мог вместить в себя человека в ширину, и здесь было достаточно темно, ближайший фонарь стоял за углом дома на той улице. Внезапно свет впереди стал светлее. Купер поспешила вперёд, неужели удача? Послышался топот копыт. То была повозка. — Всё-таки повезло, — девушка ускорила шаг, усмехаясь, а через секунду перешла на лёгкий бег. Брусчатка в городе просто ужасная, а в Ист-Энде камни лежат, к тому же, неровно, Ева всё время отбивает о них свои ботинки, а потому и отношение к асфальту скверное, но сейчас Купер обещает себе, что слова плохого против него больше не скажет. И что ей невероятно везёт. Возможно, огромное количество проделанной работы всё же дало какой-никакой результат, потому что девушка оступается и падает, споткнувшись о торчащий из земли камень. Купер сдавленно шипит и чертыхается, ладони она поцарапала смачно. Взгляд отрывается от рук, Ева немного выпрямляется, чтобы посмотреть, не проехала ли повозка мимо. Сердце пропускает удар. То был омнибус Пиллингтона. Ночная экскурсия. Если бы не падение, девушку бы точно заметили. А значит — прибрали к рукам. Этот евнух возит свои экскурсии уже две недели, и каждая новая сплетня о Пиллингтоне страшнее предыдущей. Если бы не вовремя встрявший Ярд с ордером на обыск, они бы валили людей пачками. Тогда, конечно, никто ничего не нашёл, ведь обвинений против конторы этого шарлатана было выдвинуто слишком мало. Это смешно даже, это смешно до безумия. Омнибус пронёсся мимо. А через секунду семь девушка услышала крик. Женский. Душераздирающий. Полный ужаса. — Тащи её, быстрее! — послышался чей-то низкий голос. А потом — шорох, пара пощёчин, и снова — крики. Стало трудно дышать. — Внутрь, внутрь толкай! — кто-то скрипел замком. — Давай, сучка. За тебя сегодня много отвалят! — Купер замерла на месте, всё так же не двигаясь и опираясь руками в асфальт. На боль в ладонях было откровенно плевать, за углом левого дома в каких-то трёх метрах от неё похищали человека. В голову въелось осознание того, что эта местная брусчатка теперь сравни Богу. Потому что на том месте могла быть она. — Поехали, быстрей давай! — послышался удар плетью. А затем — снова стук копыт. У Купер черта такая — не думать. А ещё — слишком много выёбываться. В детстве Ева хотела стать шпионом, да что там, и сейчас тоже, и то, наверное, было самолюбие, ведь иначе зачем ей тогда идти за ними? Девушке надо бежать куда подальше, чтобы в живых остаться, а не строить из себя невесть что. Своими действиями Купер не раз и не два в этой жизни успевала доводить всё до состояния абсурдного апогея, который приносил в её будни ужасные отношения с дорогими людьми вокруг, сломанные конечности и одну сожженную дотла квартиру. И каждый раз, оступаясь, Ева обещала себе сделать положенные выводы и впредь своих личных апокалипсисов не допускать. Но у Купер черта такая — не думать. Именно поэтому она ждёт три секунды, а потом подрывается, как ошпаренная и бежит за омнибусом вслед. Дальше фонари не горят, лобовых стёкол ещё не придумали, а Ева — не такая уж и большая, чтобы вовремя не спрятаться за подвернувшейся мусорной бочкой. Омнибус останавливается спустя десять минут езды. У Купер дыхалка ни к чёрту, и потому она падает на колени за какими-то ящиками, чтобы незаметно было. Само здание Пиллингтона — рухлядь, находящаяся в старом районе, в самом сердце трущоб. Оно раньше служило ночлежкой для бездомных, пока сюда не пришёл старик и всех этих самых бездомных не перерезал. Сердце стучит до безумия быстро, отбивая свой дикий ритм ещё и в виски, а лёгкие болят, курить, определённо, надо меньше. Купер пытается отдышаться и краем глаза следит за тем, как омнибус въезжает в своего рода гараж. Дверей у него нет, только рама, помещающая в себя средство передвижения, а дальше — темнота. Девушке ничего не видно, оно и понятно — мрак и двадцать метров, разделяющих заброшенный завод и Купер. Спустя полминуты слышатся уже знакомые голоса и третий новый, старый и брюзжащий. Он велит поторапливаться. Где-то в темноте хлопает стальная дверь. Ева ждёт ещё минуту. Затем обходит здание, всё так же оставаясь в тени, потому что там, в этой темноте около железной двери возможно кто-то есть. Для их дела же просто необходимы вышибалы, а охранники всегда стоят у входа. Ева выжидает сама не знает чего, прислушиваясь. Волосы перебирает слабый порыв ветра, он пахнет консервами. Где-то далеко на другом конце района пыхтит работающий завод по производству механических деталей для поездов. В метре от неё копошится мышь. Ладони всё ещё болят, а ещё Купер дышать надо тише. Девушке кажется, будто бы она слышит секундную стрелку часов. Два. Пять. Купер быстро перебегает улицу у соседнего дома. Потом — возвращается уже в тени по эту сторону. С краю этого здания стоит много всяких ящиков и рухляди, а чуть выше Купер замечает пожарную лестницу. Допрыгнет. Только вот дальше что? Пролезть в окно? Надрать им задницы?! — Тебя же убьют, Ева. Пожалуйста, не делай этого, — воздух прошит тишиной. Купер начинает казаться, что она слышит запах собственной крови. Она насквозь воняет железом. А ещё имеет специфическую особенность — кровь у Евы до безобразия густая. Девушка вечно слышит от докторов, что так быть не должно, но это не мешает жидкости всё равно оставаться неизменной тёмной патокой, одурманивающей своим мерзким запахом. Еву тошнит. Купер разбегается, ботинки предательски стучат об асфальт. Она стремительно залезает на деревянные ящики и хватается руками за перила лестницы. «Давай, Ева!» — девушка, приложив просто огромное количество усилий, подтягивается. Руки у неё до безобразия слабые, тошно даже. Затем — она быстро и насколько возможно бесшумно поднимается по железным перекладинам. Лестница заканчивается на небольшом выступе, в полуметре от которого — окно. А в нём — свет. «Это где-то третий этаж, надеюсь, они не заметят. Нельзя подходить слишком близко, надо просчитать угол», — девушка раздражённо дёргает головой, чего она добивается? Она что, правда думает, что сможет спасти ту женщину? Она, Купер? Девушка не знает ответа на вопрос. Потому она просто садится на корточки и аккуратно подползает к стеклу. Взгляд на две секунды падает на окно. Оно небольшое, но всё равно нужно быть осторожнее. Хорошо, что грязное, её разглядеть будет трудно, хотя и девушка не сразу может разобрать, что происходит внизу из-за пятен. Ей требуется ещё несколько секунд. «Наконец-то», — взгляд разбирает группу людей внизу. Большинство из них облачены в шикарные костюмы, двое — в заводскую одежду, один — в безбожно высокий цилиндр. Красный. «Пиллингтон, — лица не разобрать, окно слишком мутное. — Я ничего не вижу», — внутри просыпается смешавшееся с паникой раздражение. Внимание на секунду цепляется за грязные разводы на стекле. А затем — снова на сброд внизу. Через семь секунд девушка начинает безумно сильно жалеть о том, что пришла сюда. А ещё через девять — плакать. Руки лихорадочно трясутся, тело действует быстро, а голова уже совсем не отдает себе отчёта о том, что происходит. Купер благодарит генетику за то, что умеет убегать. За то, что у неё есть инстинкты. За то, что она споткнулась тогда. Девушка быстро неслась по улицам сначала просто подальше от постройки, а потом уже — в сторону дома. Бежать очень долго, но у Купер просыпается необычайный запас силы внутри. Она словно заново родилась, удивительно, на что способен человеческий ужас. Купер добегает до пекарни спустя двадцать минут. Ева хлопает дверью что есть силы и принимается судорожно поворачивать замки. И, в последнюю очередь, закрывает дверь на засов. — Что случилось? Купер? — в дверном проёме спальной появляется сонная Тэтчер. — Эй, Ева! — кричит вслед уносящейся девушке старуха. Купер пробегает мимо, почти сбивая Джоанн с ног и стремительно поднимается по ступеням. Затем — закрывает свою спальню на замок. Пальто летит на пол, из кармана вываливается телефон и зажигалка. Ева заходит в ванную и включает там свет, руки судорожно открывают вентили, чтобы полилась вода. Нужно умыться, нужно успокоиться. — Давай, давай, давай… — по щекам текут слёзы. У Купер принцип такой — не плакать, но девушка ничего не может с собой поделать. Пальцы трут ладони мылом, судорожно сдирая кожу, лишь бы отмыть. — Чёрт! Девушка бросает кусок мыла в раковину, а после цепляется руками за волосы, ногти больно впиваются в кожу. Лёгкие болят, дышать невыносимо, задерживать воздух — тоже. — Чёрт! — Ева кричит. Потому что ей страшно, потому что ей чертовски страшно. А затем — падает в ванную, споткнувшись о свою же ногу. По щекам текут крупные капли слёз, а нижняя губа предательски дёргается. Ева ненавидит плакать, это глупо, омерзительно, жалко. Поэтому она короткими ногтями принимается царапать кожу головы, затем лица, шеи, проходясь по рубашке и снова по затылку и оставляя красные полосы на бледной коже. — Чё-ёрт! — Ева кричит навзрыд, желая забыть то, что только что увидела. Желая никогда не появлялся в Лондоне. Желая не рождаться. — Почему, почему, почему, нет, пожалуйста, почему?! — голос как-то странно скачет, видимо, Купер всё-таки его сорвала. А ведь ей надо успокоиться, у Евы работа через три дня, а ещё просто миллионы дел и машина времени, которую уж точно не удастся изобрести не на свежую голову. Да только ясный ум уже давно полетел к чертям, оставляя после себя ядовитые испарения вечных вопросов. Почему именно она. Почему именно сюда. Где-то за дверью в комнату стучится обеспокоенная Тэтчер. Ева увидела ту самую женщину, чей полный боли крик слышала ещё в переулке. Она сидела на полу в самом центре небольшой комнаты и была абсолютно голой. Как поняла тогда Ева, она не успела к началу унижений, потому что где-то на теле удалось разглядеть свежие ушибы и ссадины, что так резко выделялись своей грубостью и жестокостью на фоне нетронутой кожи. Купер думала, что её изнасилуют. Но это не страшно, с этим, правда, можно жить, она сама знает. Самое главное, чтобы не убили, а там человек всегда сможет пережить остальное. Когда-нибудь встать на ноги. В будущем, после всего, стать счастливым. Но женщину никто не насиловал. Ей просто отрезали руку. Отрезали чёртову руку. Купер кричала.***
— Как здесь достать оружие? — пинта со стуком опустилась на стол. Хуго искоса посмотрел на девушку. — Всё просто. Не швыряйся по улицам ночью, — старик подтянул к себе любезно предложенное пойло, вытирая остатки предыдущего с бороды. Ева сверлила его взглядом, не моргая. — Неужто повстречала извращенцев? — сплетник усмехнулся.— Ну и как? Убежала, готов поспорить, — девушка выглядела шустрой. А ещё не имела никаких фингалов под глазами. — Я видела Пиллингтона, — в кабаке при упоминании американца стало тише. Ева только хмыкнула, и как они всё замечают? — Мы все его видели, — Хуго старался отвести от них излишнее внимание. Какой-то фальшивый денди за стойкой громко хмыкнул. Старые мозги варят, Хуго быстро смекнул, что к чему. «Надеюсь, ей хватит ума молчать», — старик работал в тени. Если на тебя обращают внимание, считай, что ты уже мёртв. — Ночью, — взгляд Вессера помрачнел. «Не хватит», — взгляд упал на пинты, стоящие на столе. Их всего две, но только, судя по всему, Купер принесла всё для него. Девушка вообще здесь никогда не пила. И правильно делала. — Я видела его ночью, Хуго, — уже громче повторила девушка. Старик сдавленно зашипел, сверкая тёмными глазами из-под зарослей седых волос. — Много не болтай. Не здесь тебе трепаться об этом. Оружие найдешь у Симпсонов*, по карте посмотришь, где это. А теперь — проваливай отсюда, — он говорил очень быстро, тихо и злобно. Ева вскинула брови, что это с ним? — И ты ничего больше не спросишь? Где я их встретила, что виде… Старик внезапно подался вперёд, так, чтобы между их лицами было примерно десять сантиметров. Упала полная пинта пива. Жидкий яд потёк по рубцам стола, скрываясь в темноте камня под ногами. Лицо опалило горячее скверное дыхание. — Уходи отсюда. Быстро. — Купер дёрнулась, старик казался обеспокоенным. Но чем? — Только резко не вставай. Сделай вид, будто бы ошиблась. И запомни — омнибус ты не видела. Тебе ясно? — Но почему? — Ева кинула взгляд на зал. Вроде бы про них и думать забыли. В пабе было шумно, начались песни и танцы. Тогда, что не так? — Потому что ты — живой свидетель. И скоро станешь мёртвым, — старик, наконец-то, отстранился, снова опускаясь на скамью напротив. Какое-то время он молчал, взгляд сверлил пролитое пиво. Оно пахло дурно даже для Хуго, и как он только пьёт эти помои? — Я никому не расскажу про тебя. Но насчёт других ничего не обещаю. Купер кивнула. — Спасибо. — И ещё кое-что, — внезапно сказал Вессер, когда девушка поднялась из-за стола. — Не ходи больше сюда. Никогда. — Почему? Их взгляды пересеклись. Всегда слушайте паузы. — Ты выделяешься. Отвратительно. С того разговора с Вессером прошло два дня. Новость о том, что некая Ева Купер повстречала тот самый омнибус ночью, разлетелась в мгновение ока. Девушка только усмехнулась, она всё время забывает, что тут надо держать язык за зубами. Хорошо, что никто не знал о ней ничего, кроме имени. На дворе стояло жаркое воскресенье. Ева распахнула пальто, наслаждаясь таким редким для неё теперь солнцем. — Последний тёплый день в этом году, — пальцы перебирали зажигалку в кармане. Жаль, что солнечных очков ещё не придумали. Хотя, если уж на то пошло, в Лондоне можно совершенно спокойно прожить и без них. Смешно даже, здесь всё время облачно. Ева не спеша шагала по улицам Спиталфилдс, подставляя лицо и шею мягким светлым лучам. Шёл третий час дня, разгар жизни англичан, которые неустанно метались по городу, ожидая пяти вечера. Чаепитие было камертоном* Лондона, подстрекая даже самых жестоких его существ насладиться хотя бы одним часом жизни в трущобах. То было забавным. Впереди показался рынок. — Как странно, — проговорила девушка, параллельно убирая наушники в чехол. — Откуда он здесь? Эту ярмарку девушка встретила здесь впервые. Архивы она исправно посещала уже неделю, да только никакого рынка ни разу не наблюдала. Может быть, только пару лавок по утрам. Возможно, всё потому что она, по обыкновению, возвращалась домой безумно поздно. — Или я — рассеянная курица, — народу здесь было много. Они метались в разные стороны, громко перекрикиваясь и хохоча. Мимо пронеслось трое детей. Кажется, они были карманниками, но в Купер свою потенциальную жертву не нашли. «Я выгляжу бедной?» — губы тронула улыбка. Может быть, всё дело просто в солнце, Купер не знала. Но Лондон внезапно перестал казаться таким уж плохим. — Эй, красавица, не проходим мимо, сударыня! Спелые помидоры, спеляйщие* в округе! Ева усмехнулась, спеляйщие? «Ну, как скажет», — настроение было чертовски хорошим. И это вводило девушку в ступор, ведь совсем недавно она пережила, казалось, самое ужасающее и омерзительное зрелище в её жизни. А сейчас Купер хочется смеяться. — У меня что, биполярка? * — Ева грустно усмехнулась, сейчас бы про болезни шутить. Да она сама толерантность. Купер поджала губы от неприязни. — Эй, сударыня, мэм, вы меня слышите? — где-то сбоку прозвучал довольно грубый мужской голос. Девушка дёрнулась, поднимая взгляд. Перед ней стоял тот самый зазывала томатов. — Купите помидоры, сочные, мягкие, шик, блеск, белладонна! — Ева невольно улыбнулась, она обожала итальянцев. Перед ней стоял смуглый широкоплечий мужчина, держащий в каждой руке по помидору. — Ну куда они мне? — спросила девушка, неловко улыбаясь. Мужчина удивлённо ахнул. — Как куда, домой и детям! Можете в салат, можете в пиццу, куда угодно можете, белла! — Купер усмехнулась. Комплимент звучал как-то трогательно. — Я не особо люблю помидоры, — то была ложь, но только куда ей их сейчас девать? Не в руках же нести. Купер ненавидела, когда они были заняты вещами. — Да хоть в ладошки, не отказывайтесь, белла! Кто съест помидоры, станет счастливым, информация стопроцентная, берите помидоры! — и продавец насильно всучил растерявшийся под таким напором Купер овощи, а потом начал причитать, что товар возврату не подлежит. Итого, толпа вытолкнула Купер с рынка с двумя помидорами в руках. — Что вообще произошло? — Ева удивлённо хлопала ресницами, развернувшись и уставившись на видневшуюся вдалеке лавку. Забавно, однако. Тот итальянец — мастер своего дела. Пальцы сжали мягкий плод. Ева понюхала овощ, прикрыв глаза. Томат пах безумно приятно, давно она таких не ела. Если он и на вкус окажется хорошим, то она обязательно ещё вернётся к тому продавцу. Путь до Тэтчер — сорок минут. Значит, по расчётам Купер, в четыре она уже должна быть в пекарне. Глаза слипались, Ева сегодня встала рано, чтобы сделать несколько первых порций хлеба. Сейчас же её на работе заменяла Джоанн. Причём старушка совсем не возражала, ведь у Купер и так дел по горло, но всё же Ева отпросилась только на четыре часа, чтобы сходить в архивы. А позже она вернётся к работе. Ева петляла по переулкам, огибая уже знакомые здания и улицы. Существование в Лондоне понемногу начинало казаться привычным. Купер поджала губы, только не это. — Покурить, что ли? — девушка остановилась на небольшой улице, копаясь в карманах пальто. Она достала пачку сигарет, немного повертела в руке и вытащила оттуда одну. Затем — пальцы принялись на ощупь искать зажигалку в правом кармане, пока девушка задумчиво крутила головой, осматривая окрестности. «Привычно», — то было ужасно. Ева вздохнула, пальцы зацепились за холодный металл. Зажигалка была бензиновой и самой крутой на свете, тёмно-синей, на заказ. Сбоку была выгравирована надпись: «Твой красный фургончик»*. И ниже — Скотт. В мыслях на секунду вспыхнули гнилые картины воспоминаний со дня рождения. А через мгновение — милая Тэтчер, так любезно уговаривавшая Еву не брать на себя ответственность за пекарню. Джоанн была хорошей, да и Миллер не отставал, но всё это, определённо, того не стоит. И никогда не будет. — Ненавижу историю, — взгляд зацепился за двух людей в десяти метрах от Купер. Они вышли из чёрного хода какого-то кабака. Мужчина и женщина. Ева поспешила отвернуться. Мозги у неё пока что работают, чтобы догадаться, кто они друг для друга. Сердце неприятно сжалось. — Пойду я отсюда. Ева сделала несколько шагов от любовной парочки, прежде чем услышала странный стук и крик. Тело резко дёрнулось, а сердце который раз за последние несколько дней пропустило удар. У Купер всё просто, у Купер и так проблем по горло, у Купер на коре мозга выгравировались свинцовые буквы это не её дело. А ещё у Купер душа истерзана мучениями. И ей снятся кошмары. Поэтому Ева бросает упакованные в крафтовую бумагу помидоры и подбегает к мужчине. Он стоит к ней спиной, слишком увлечённый своим новым развлечением, и потому не видит её совсем близко. Ева запрыгивает ему на спину и впивается ногтями в лицо. Мужчина вскрикивает от неожиданности и ударяет её локтем под ребро. А затем — ещё несколько раз. Из-за силы ударов девушка отпускает тушу и падает на землю. — Какого чёрта? — он поворачивается, выпуская проститутку из хватки. Та, взвизгнув, убегает куда-то за угол. Потрясающе. Это же ради неё Ева старалась. — Ты, мерзкая шлюха, — голос мужчины дрожит от гнева, а рука у него большая и сильная. Он хватает Купер за волосы, заставляя встать. — А лицо ничего так. Ты даже лучше той будешь. Ева всегда знала, что она — полная дура. Сколько себя помнит, серьёзно. Но это не мешает девушке плюнуть ему в лицо. — Пошёл нахуй, — голос дрожит от злости. Мужчина, одной рукой всё ещё держа Купер за волосы, вытирает лицо. Затем, пилит взглядом мокрую ладонь. В маленьких глазах зарождается уничтожающая ярость. — Ах ты шмара, — удар приходится по лицу. Руки у мужчины, действительно, огромные, а кулаки — твёрдые и приносящие боль. В голове вспыхивает мысль о том, как бы ей зубы не сломали. Язык проскальзывает по рядам, все целы. И хорошо. Мужчина, тем временем, начинает тянуть сильнее за волосы. Глаза у Купер слезятся, она не знает, куда точно пришёлся удар. Девушка просто чувствует боль во всей левой половины лица. Хотя, может быть, он задел только щёку? Это был второй раз в жизни, когда Еву ударили. Не в шутку, не мама и не в игре. А по-настоящему. С синяками и всеми другими прилегающими. Купер приоткрыла рот, почувствовав вкус раскалённого железа на губе. Пальцы сильно впивались в мужскую руку в надежде ослабить хватку. Нужно собраться. — Посмотрим, как хорошо ты сосёшь, — мужчина мерзко усмехнулся. Купер же молча сверлила его взглядом. — Давай, опускайся на колени, сучка. Если дашь кончить, то я, может быть, даже заплачу тебе, — рука потянула вниз. В голове отчаянно билась мысль, что всё должно было быть не так. Она же не просто так в драку полезла. Купер хотела спасти ту девчонку. Взгляд скользнул куда-то влево и увидел проститутку, к которой минуту назад приставал этот мужчина. «Почему она не убежала? — Ева же ясно видела, как эта девушка уносила ноги подальше. А сейчас же, оказывается, что девчонка стояла в каких-то пяти метрах за спиной мужчины. — Она спасти меня хочет?» — Давай, сучка, — мужчина начал напирать сильнее, почувствовав сопротивление. Он всё делал неумело, главенствуясь интуицией, и, может, поэтому всё-таки встретился с девушкой взглядом. Мужчина старательно игнорировал глаза Евы — Бог знает, почему — а потому несколько опешил, разглядывая её мысли и чувства. Может быть, в нём заиграла совесть, а может — всё дело в странном блеске во взгляде Купер, только вот хватку он на секунду ослабил. А Ева, перед тем, как ударить, поймала себя на мысли о том, что ей не страшно. А ещё — безумно хочется летать. В голове у Купер внезапно всё прояснилось. Купер знала, куда бить. Вернее, тут много ума не надо, у мужчин из явных слабых мест есть только одно — а ноги этот насильник расставил уж слишком широко, чтобы не стоять уверенно, видимо. Удар приходится по паху. Мужчина сдавленно хрипит и хватается за больное место двумя руками, немного сгибаясь. Ева же благодарит доктора мартинса за то, что носки у их обуви крепкие. То странное наваждение исчезает, словно туманная вспышка. Тело перестаёт быть лёгким, а злость возвращается на своё законное место. «Что это было?». Спокойствие? Ева усмехается, быть такого не может. Но да чёрт с ним, сейчас ей как-то не до этого. Следующий удар приходится куда-то мимо солнечного сплетения. Огромная глыба не падает так просто, хоть ему и больно, но мужчина всё ещё пытается схватить Купер за длинные тусклые волосы. «Не допущу». Купер с криком заряжает ему по лицу. Костяшки отзываются тягучей болью, но удар получается неплохой. Сзади к мужчине подбегает та проститутка, которую недавно пыталась спасти сама Ева. Девушка кричит и плачет и толкает его вперёд, а Купер снова ударяет в лицо. А затем, схватив ту девчонку за руку, быстро убегает, пока может. — Стой! Не так быстро, мисс! — Ева игнорирует тонкий голос позади. Самое главное сейчас — убежать. Они выбегают на какую-то площадь, а потом — скрываются от преследователя в бесконечных переулках. Купер разрешает себе остановиться спустя пять минут бега. Она отпускает руку девушки и упирается ладонями в колени, сгибаясь всем телом и пытаясь отдышаться. Голова странно кружится, а ноги трясутся. В голову невовремя приходит мысль, что она забыла те помидоры. «Придётся снова идти на рынок», — девушка усмехается, а затем — плюётся кровью. Губе досталось несладко, Тэтчер точно заметит. — Сейчас бы в Тайланд, — тихо произносит девушка. Мысли совсем перемешались, так странно даже. В голове мелькают картинки из далёкого детства, первой встречи с Барлоу и Принцессы Мононоке. — Спасибо вам, — слышится справа. Купер поднимает взгляд на девочку, внимание цепляется за лицо. Совсем молодое. «Ей же не больше пятнадцати», — Купер сглатывает подступивший к горлу ком. Рука тянется в карман. А затем — достаёт оттуда смятые купюры. Купер не смотрит, сколько там фунтов, но знает, что где-то не меньше десяти. Она молча протягивает девушке деньги. — Что? За что? — проститутка широко распахивает глаза, взгляд мечется от протянутой руки до лица этой странной девушки. — Бери, — хрипло произносит Ева. Глаза незнакомки наполняются слезами. — Только не плачь, пожалуйста. — Спасибо вам, — на выдохе произносит девушка, принимая щедрый подарок и пряча его куда-то в складки платья подальше. По щекам текут крупные слёзы, а нижняя губа дрожит. Эта девушка кажется Саре ангелом. Взгляд падает на сбитые костяшки правой руки, и девушка вздрагивает. — Спасибо, спасибо, мисс. Ева выпрямляется, а затем — горько усмехается. — Не благодари. — Но почему же! Вы спасли меня, мисс, от того ужасного… — Сара осекается и замолкает. Ева снова усмехается, терзая взглядом асфальт. А через три секунды она произносит: — Я сделала это не ради тебя, — а затем Купер, развернувшись, уходит, оставляя проститутку со своими вопросами наедине. — Но тогда — ради кого? — произносит Сара в пустоту. Ева — не капитан Америка, не Мать Тереза и не Ганди*. Она всего лишь слабая, хрупкая и эгоистичная девушка, которая устала от кошмаров и разъедающего чувства вины. Потому что эта проститутка безумно сильно напоминала ту из конторы Пиллингтона хотя бы просто тем, что нуждалась в помощи. Купер не могла пройти мимо снова. Просто не могла. Потому что не желала видеть во снах ещё одно мёртвое израненное тело. Она просто полезла в глупую драку и повторяла себе, что это, конечно, не её дело. А удары мужчины были даже весьма кстати — потому что трезвили, как ничего прежде. Даже, если Ева будет неделю ходить с синяком на щеке. Даже, если у Купер сломаны рёбра. — Тэтчер заметит. И всё-таки я дура, — заключает девушка, ноги несут в сторону пекарни. Хотя, она всё-таки заслужила. Мысли поглощает шум города.***
Тэтчер в объяснениях не нуждается. Джоанн только убеждается в том, что Ева — настоящая идиотка и ставит на огонь воду для душа. — Как ты думаешь, оно отстирается? — спрашивает у женщины Ева, пальцами сжимая пятно на синем свитере. Он — её любимый. Не хотелось бы его портить. Джоанн только кидает беглый взгляд на оттянутый девушкой ворот одежды. А затем бросает: — Разберёмся. Ева прекрасно понимает, что женщина злится. Но она ничего не может поделать с этим. Всему виной их общее на двоих упрямство, потому что Тэтчер вела себя точно так же пару недель назад, когда девушка обрабатывала её синяки. — Спасибо, — мягко произносит девушка. Старуха неразборчиво бормочет в ответ. — Вода будет через десять минут, — говорит она. — А пока — жди. Старые пальцы снова принимаются мять тесто. Торчит Купер в душе долго. Горячая вода приятно ласкает тело, но щиплет, попадая на лицо и костяшки правой руки. Ева замечает, что сбила их в кровь только сейчас. Выглядит жутко, совсем не так, как в фильмах. Там грим красивый. Здесь — мясорубка. — Ева, спустись-ка, тут дело есть, — Джоанн стучит в дверь ванной и слышит усталый вздох в ответ. Значит, услышала. — Давай, поторапливайся. Купер хмурится, какого чёрта? Настроение просто ужасное, оно и понятно, почему, хотя какой-никакой груз с плеч всё же спадает. И если вина за то бездействие никуда не делась, то становится просто легче, потому что она набила кому-то морду. Смешно даже, всё — чёртов тестостерон? «Дай мне двадцать минут, Тэтчер. Не обломаешься», — Ева усмехается, позволяя себе маленькую слабость. Оставшийся вечер она будет вредной некрасивой девочкой, потому что право всё-таки имеет. Хотя бы потому что всю эту неделю, действительно, хорошо работала, успела изучить много чего полезного в архивах и даже набросала пару новых уравнений по машине времени, которые выглядели очень даже сносно. Вернее, не набросала, а вытянула из себя муками и двумя ночами без сна, но результат того стоил, в глубине души поселилась давно забытая надежда реалиста. И это успокаивало. «Мда, смачно меня потрепало, — пальцы аккуратно касались разбитой губы. Затем, спустились ниже, проводя по контуру ушиба на рёбрах. Они всё же не сломаны. И хорошо. Девушка вздохнула, рассматривая своё отражение. Вода закончилась немного раньше двадцати минут, но всё же — в душе она пробыла достаточно долго. Правда, он совсем не помог. Купер чувствовала себя чертовски разбито. Девушка наскоро вытерлась и устало натянула на себя нижнее бельё и огромную мужскую рубашку, которую ещё когда-то давно купила для собеседования. «Где же моя аптечка?» — разговаривать вслух было немного больно. Ева снова коснулась губы, правой рукой поворачивая ручку и выходя из ванной. Пальцы перенеслись на левую щёку, проходя контуром по синяку. «А на работу я выхожу завтра, — устало усмехнулась Купер, — хорошее первое впечатление, конечно». — Эй, Купер! Я слышу, как ты ходишь по комнате, спускайся! — девушка раздражённо шикнула, метнув взгляд на дверь. А она и забыла, что должна была чем-то помочь Тэтчер. Как невовремя. Ева пробежалась по себе взглядом. «Рубашка вроде длинная», — искать сменные штаны не было желания. У Купер вообще гардероб маленький, те были её единственными нормальными брюками. К тому же — из дома. Хорошо, что они пострадали гораздо меньше, чем её свитер и пальто. И, уже отстиранные самой девушкой, висели на сушке. Девушка устало вздохнула, открывая дверь и выходя из комнаты. Полотенце осталось лежать где-то в складках одеяла на кровати. «Сегодня больше никуда не пойду. Буду целый вечер сидеть дома и смотреть тупые фильмы. И ничего не делать», — силы заканчивались. А один выходной Купер заслужила, это уж точно. Хотя, весь её арсенал скачанного кино вмещал в себя три сезона Ганнибала, пару боевиков в стиле матрицы и какую-то драму. А сейчас бы мультики. Ступени на прикосновение стоп отзывались мягким скрипом. «Надо было надеть носки, — но уже поздно, девушка почти спустилась. Сейчас — полтора метра по коридору и завернуть за угол, а там — кухня и дёргавшая её Тэтчер. — Надеюсь, дело плёвое», — заключает про себя Купер. Внезапно голова начинает протяжно болеть. Девушка хватается здоровой рукой за виски, немного сжимая их и на повороте произносит. — Что случилось? — взгляд из щелей пальцев пилит деревянный пол, Купер ждёт, когда головная боль утихнет. — Гости, — только произносит Тэтчер. Ева стоит с секунду, не двигаясь и судорожно пытаясь понять, что значит это слово. «Какие гости? — рука отпускает лицо, но глаза открывать не хочется. Видимо, её всё-таки приложили сильно. — Какие гости?» — мысленно повторяет Купер. Взгляд цепляется за чью-то незнакомую обувь. — Мисс Айвз? — что-то стремительно обрывается внутри. И через мгновение — падает в глубокую бездну. Ева вздрагивает и резко поднимает взгляд. Ей внезапно начинает казаться, что её сейчас вырвет своей же кровью, алкоголем и органами. В нос ударяет запах кофе, мешаясь с воспоминаниями и тем дрянным шампанским. Её сейчас точно вырвет. Какого чёрта?! — Какая неожиданная встреча, мисс Айвз, — Купер, сама того не замечая, сглатывает подобравшийся к горлу ком. В голове отчаянно бьёт тревогу мысль, что она облажалась. Перед ней стоит Себастьян. Примечания: Допер* — жаргонное название комбинации; две пары у игроков. Стрит-флэш* — вторая по старшинству комбинация. Любые пять карт одной масти по порядку. Мисс Даллес* — мадам Рэд, если кто не понял. Её фамилия написана так, потому что именно это произношение обозначено в вики фэндома. Кингсмен* — Купер не верит, что они существуют. Просто фильм смотрела. Гены* — Термин «ген» был введён в употребление в 1909 году датским ботаником Вильгельмом Иогансеном. За двадцать лет до появления этого понятия Гуго де Фриз ввел термин «панген», о котором было известно Себастьяну. Но того слова, которое сказала Купер, демон прежде не встречал. Четвертый уровень* — выдуманная единица. Но достаточно высокий, если считать, что все оставшиеся три уровня доступны только для правительства и Королевы. «Если Бог существует, то он, как минимум, не компетентен»* — цитата из фрагмента программы стэндап комика Джорджа Карлина. Он выступал во второй половине прошлого века, но всё ещё смело может называться гением своего ремесла. Гамильтон Уильям Роуэн* — ирландский математик и физик первой половины девятнадцатого века. Автор предельно общего вариационного принципа наименьшего действия, применяемого во многих разделах физики. Век джаза* — введённое Ф. С. Фицджеральдом обозначение периода в истории США между окончанием Первой мировой войны и началом Великой депрессии, обусловленное большой популярностью джазовой музыки. Та самая временная рамка Великого Гэтсби. Неистовые модернисты* — здесь, обозначение популярного течения в искусстве, имевшая активное развитие в первой половине двадцатого века до Первой мировой войны. Особое распространение получило во Франции, в частности — в Париже. Популярные деятели: Пабло Пикассо, Эгон Шиле, Эдуард Мане и другие. Спиталфилдс* — район в Ист-Энде, известный убийствами Кожаного фартука. Я в этой главе упомянула про рынок, и только потом залезла в интернет, чтобы найти точное описание для этого термина и узнала, что он там, действительно, был. Причём — ещё со времён Джека. Вот это да, я даже в этой мелочи не соврала, лол. У Симпсонов* — довольно известное заведение, подающее к пяти часам вечера хороший дорогой кофе вместо чая. Спеляйщие помидоры* — издержки образования в трущобах. Такого слова нет. Шутка про биполярное расстройство* — автор не считает её смешной или приемлемой в современном обществе. Она была создана для того, чтобы показать, что у Купер сильно сдают нервы, раз она опустилась до такого юмора, пусть и не всерьёз. «Это — ваш красный фургончик»* — фраза писателя Роберта Маккаммона. По всей видимости обозначает, что это (идея, вещь, цель, ремесло, мир) — сугубо ваше дело и ничьё больше. А значит, нужно брать всё только в свои руки. Махатма Ганди* — индийский политический деятель, известный своей философией ненасилия.