Металлический

      Купер любила свои шрамы. Их было немного, и все они были до безобразия ничтожными, жалкими, глупыми и того не стоящими, но каждый раз, когда на теле появлялся новый синяк, кость — ломалась, а органы разъезжались изнутри, Ева вспоминала о том, что живая. Так что, скрепив сердце, она продолжала нести на себе этот идиотский груз всех своих переживаний и предательств, убеждаясь в том, что всё это ей нахуй просто не сдалось. Но эта простая истина всё равно не мешала всем этим мелким болячкам действовать не хуже выстрела в сердце, разрушая всю структурную сущность её небольшого внутреннего мира грёз и ожиданий, граничащих с пустыми надеждами о светлом хоть чём-то.       Ей было больно. И Ева была благодарна. Потому что именно боль напоминала Купер о том, что всё вокруг — не дела очередного дрянного сна, а та самая скрытая от всех истина действительности. Рёбра обжигало холодом. Сердце бешено забилось.       — … упер. Мисс Купер? — девушка резко втянула воздух и истошно закашлялась в попытках сдержать кислотную рвоту. Холод пробирался в поджелудочную железу. Нашатырный спирт.       Уроды.       — Вы меня слышите, мисс Купер? — кто-то пощёлкал пальцами у её лица.       — Надо же было тебе привести её именно в таком состоянии. Хорош дворецкий, ничего не скажешь, — пустой трёп графа слышался как будто через огромное, густое полотно.       — Прошу прощения, господин. Я не учёл её физическое состояние перед тем, как погрузить в бессознательность.       Мысли варились в одной огромной выгребной яме. Ева дёрнула плечом, затем — судорожно выдохнула, пытаясь отогнать от себя холод и чужеродность собственных ощущений. Какая-то мерзостная, попсовая песня отбивала биты. Доктор Лорей самозабвенно вещал об «особом» задании. Нос улавливал запах эксклюзивной запеканки семьи Купер, вспомнились уроки истории в пятом классе. Колонизация Америки, хитрые партии Наполеона, религия и тридцатые. Фикусы. Мундштуки. Девятнадцатый век.       Себастьян.       Взгляд зацепился за бесстрастные глаза напротив. Ева моргнула, нахмурившись, и схватилась левой рукой за голову, пальцы зарылись в волосы. Болит. Ужасно болит.       — Прошу прощения, мисс Купер, — прозвучало где-то совсем близко. — Я не рассчитал удар. Вы порой заставляете забыть, что из себя представляете.       — Что я из себя представляю? — голос хрипел. Ева согнулась, пытаясь удержаться на стуле. Мужчина тактично улыбнулся.       — Женщину.       Это сейчас было унижение или комплимент?       — Пошел ты, — Сиэль усмехнулся, замечая, что на удочку демона Купер клюнула до безобразия быстро.       — Надо же, — скептически вздёрнул бровь дворецкий. — Вы всё-таки решили найти в себе силы, чтобы долгое время поддерживать разговор. Примите мои поздравления, мисс Купер.       Ева горько усмехнулась, замечая, что мозги у неё — сравни обжигающей сковороде. Болят. Трещат по самодельным швам. Желают отключиться вновь.       Нужно собраться.       Девушка встаёт со стула. Голова раскалывается на две огромные части «До» и «После» принятия весьма узколобого ума решения — встать с деревяшки, в глазах темнеет, а слева неожиданно появляется поддерживающая её рука в белой перчатке, услужливо не позволяя упасть.       — Вам следует быть осторожнее, мисс Купер, — тянет голос прямо над ухом. — Не стоит в вашем положении…       — Да отвали ты, — хрипло бросает Ева, выпутываясь из рук мужчины и случайно заезжая тому по лицу.       — А вы не особо любезно настроены на мою помощь, мисс, — холодно проговорил Михаэлис, отпуская девушку. Та, почувствовав, что пространство вокруг неё свободно от чужих тел, снова зарылась пальцами в волосы, стараясь унять внутреннюю боль. Нос уловил запах дерева, подошвы ботинок утопали в твёрдом педантном ковре. Взгляд цеплялся за узоры на полу, стараясь сфокусироваться на чём-то одном.       — Где я?       — В пригородном поместье семьи Фантомхайв. Я надеюсь, вы помните меня, мисс? — Ева подняла голову, выпрямляясь и начала всматриваться в говорившего Сиэля, стараясь понять, что, собственно, происходит. Взгляд скользил по мальчику. Повязка, костюм, снова — повязка и мягкие тёмные волосы.       «Какой сейчас год?»       — Себастьян, — излишне громко для Евы сказал малец. — Предложи мисс Купер чаю.       — Слушаюсь…       — Мне не нужно, — девушка кинула взгляд в сторону стоящего дворецкого, рвано выдыхая воздух. Мозги накалялись сильнее, заставляя Еву прищуриться от боли в висках. — Какого чёрта?       «Они вообще нормальные?» — девушка сдавленно зашипела, поражаясь специфике графа вести переговоры и непоколебимости его дворецкого, которому труда не составило принести её бессознательную тушу чёрт знает куда. Под рёбрами зудело опасение.       — Может быть, вам стоит присесть? — уклончиво посоветовал Фантомхайв.       — Мне это как-то поможет? — раздражённо прохрипела Ева.       Себастьян — Бог его знает, как он умудрился это сделать — тактично усмехнулся.       — Люди склонны считать, что принятие действительности проходит для индивида гораздо легче, если он имеет опору, — Ева фыркнула, до конца не понимая, насколько правильно растолковала изречение мужчины.       Сиэль занял место во главе огромного дубового стола, заставляя девушку развернуться к нему лицом и оставить дворецкого за спиной. Граф сцепил пальцы между собой и положил на них голову, своей весьма расслабленной позой внушая девушке, что вести эту партию намерен он.       Еву лихорадило.       — Примите мои извинения, мисс Купер, — размеренно начал Фантомхайв. — Отдавая приказ я должен был учесть, к каким методам может прибегнуть мой дворецкий ради его исполнения. Присядьте, — Ева снова фыркнула, рукой проводя по волнистым волосам, чтобы в лицо не лезли.       — Предпочту постоять. Пожалуйста, не тяните, граф, вы же должны понимать, что я просто сгораю от любопытства.       Ева сгорала уж точно. Но от жидкой, словно раскалённая лава злости. Где-то на стене ритмично тикали часы, стол был завален книгами и бумагами, сбоку от девушки покоились массивные деревянные шкафы. Рабочий кабинет?       «Судя по всему», — удивительно то, что девушке предложили сразу же оказаться именно в этой комнате. Гостей же обычно встречали в гостиной, может быть, у графа серьёзное дело?       В голову въелось осознание того, что именно ему может быть нужно. Хотя, надеется на то, что ребёнок честно выполнит их уговор, было безумной глупостью.       — Что же, — Фантомхайв зашелестел бумагами, по всей видимости, в поисках какого-то конкретного документа. — Насколько мне известно, вы, мисс Купер, работаете на доктора Барлоу.       — Что вы, сэр, я всего лишь разношу почту, — дёрнула бровью Ева. Граф ухватился за искомый лист и подавил в себе вздох — Сиэлю было не до плоских шуток. Себастьян хмыкнул.       — Думаю, вы уже поняли, что в мои обязанности входит поддержание спокойствия Её Величества…       — Нет.       — Пожалуйста, не перебивайте меня.       — Пожалуйста, будьте так добры оставить ваши предисловия при себе, — нервы сдавали. — Спешу сообщить, что я совершенно не обладаю терпением, сэр, — последнее слово прозвучало вычурно. Девушку до краёв наполняла густая нефтяная масса неприязни. Привычной, хронической неприязни.       Купер вела себя с графом не так, чтобы уж очень красиво. Но раз на то пошло — её только что по приказу Фантомхайва выкрали из собственного дома.       — Раз уж вы того хотите, — говорит Сиэль, — я предлагаю сотрудничество. Считайте, что я представляю интересы Её Величества, потому ожидаю вашего незамедлительного согласия.       Ева сглотнула подступивший к горлу ком.       — Согласия на что? — воздух медленно, но верно прошивался тонкими вибрациями человеческого беспокойства, опасения и напряжения в двести двадцать вольт. Слышалось совсем тихое гудение несуществующих в кабинете электрических ламп.       — На сотрудничество, — Себастьян усмехнулся, наблюдая, как мисс Купер недовольно дёргает плечом на ответ господина.       — Какое сотрудничество? — Сиэль растягивает губы в лёгкой улыбке.       — Если бы вы дали мне договорить, то узнали бы, о чём идёт речь.       «Сукин ты сын, так дело не пойдёт», — Ева глубоко вздохнула, ощущая незаметное покалывание в лёгких из-за напряжённого, а оттого острого до пределов воздуха. Нужно отбросить все эмоции куда-нибудь подальше и сосредоточиться на диалоге.       Ева откашлялась. Затем — приложила пальцы ко рту, изучая взглядом огромный дубовый стол перед ней. Корешки книг, кипы бумаг, несвойственная аристократу тень беспорядка. Мысли пчелиным роем носились по хребтам спинного и головного мозга, пытаясь создать своим наличием какую-то общую картину происходящего. План. Возможность.       Справа от Купер монотонно тикали часы.       — Прошу прощения, граф, — холодно произносит Ева через несколько секунд молчания. — Но при этом всём должна заметить, что в ваших же интересах продолжать объяснения, ведь мой ответ сейчас, конечно же — «нет».       Сиэль смотрит на Купер с какой-то излишней внимательностью. Ему понять не дано, что у неё на уме и каким чудесным даром обладает Ева, раз умеет так быстро успокаиваться, но в ответ на свои разглядывания её чувств внутренних он получает только раздражение, резкость и ясность. Что в тёмных глазах Купер забыла последняя, непонятно.       Пальцы графа аккуратно сжимают листы. Бумага шершавая, плотная, и насквозь исписанная аристократическим почерком настоящего педанта. Завитушки, красивые перья, целое море запятых. Буквы. Слова. Предложение о том, что ему необходимо принять меры. И адресат — великая и несгибаемая жизнью Королева Виктория. Ева успевает заметить ещё пару фраз до того, как Сиэль убирает письмо в стол. На его упрекающий взгляд, говорящий о том, что, вообще-то, в чужие письма правилами этикета принято не лезть, Купер только вскидывает брови. Ей как-то не до этого.       — Поймите, мисс Купер, — начинает Сиэль. — Изложить вам все подробности — это не в моих интересах, потому как ваше согласие я получу однозначно.       Себастьян стоит в стороне, предпочитая пока что не вмешиваться и наблюдая, как господин старательно пытается сделать эту бойню высокопарной. Сиэль снова облокачивается головой о кисти рук, а глаз прикрывает, всеми силами преданно напоминая, что за рулём сейчас он.       — И почему же? — Ева взглядом цепляется за увесистое фамильное кольцо.       «Это, видимо, его гордость», — так себе, если честно. Купер сама украшения не шибко любит.       — Вы, должно быть, забыли, что мне прекрасно известно о том, что…       — Я ношу псевдоним? — усмехается Ева. — Ну так расскажите, если вам так не терпится обглодать мне кости. А что по мне, — цедит она, заставляя воздух электризоваться ещё мощнее. — Так пусть узнает. Зато как душе станет спокойно, больше врать не придётся. А если Барлоу уволит, — говорит Ева. — Я так понимаю, вы именно на это давите, граф — так вот — если уволит, то после этого набитая дура. Потому что упустила хорошего работника.       Себастьян не сдерживает усмешки. Он не был уверен, купится ли мисс Купер на жалкую приманку на этот раз, а потому и предложил все это действие — чтобы посмотреть — но сейчас был, несомненно, удовлетворён. Молодой господин в последнее время стал безумно уверенным в себе и в своих собственных силах, а власть имеет неприятную особенность ослеплять. Прозрение — это та самая Нирвана, к которой так сильно стремится человечество, так что ему оно совсем не повредит и только напомнит, что ребёнок по природе своей без демона значит очень мало.       — Тогда, до свидания, граф, — губы натягиваются в дружелюбную улыбку. — Бывай, — говорит Ева, разворачиваясь к столу спиной.       — Я ещё раз напоминаю вам, что являюсь представителем Правительства этой страны. Отвечая отказом, вы ставите все ваши дальнейшие действия в противовес желанию Скотланд-Ярда…       — Чхала на полицию, — бросает Купер.       Хотелось поскорее покинуть поместье. Ева ни разу на Ярд не плевала, но сказать это было необходимо, потому как эти слова могли сильно убедить графа в том, что терзавший её ночами секрет таковым уже не является. И потому что слабости лучше не показывать.       Она проходит мимо дворецкого, который остаётся стоять на месте, выпрямив спину и нацепив тошнотворную профессиональную улыбку. Он находится практически на её пути, а потому, ради эффектности, чтобы не обходить Себастьяна стороной, показывая тем самым свою неуверенность, Купер проскальзывает совсем близко к мужскому плечу. Органы пробирает зуд. До заветной двери остаётся два метра.       — Купер, — Ева слышит грохот, Сиэль резко встаёт со стула и хлопает своими маленькими ладошками по столу.       — Позвольте, господин, — раздаётся монотонный голос дворецкого. До двери каких-то полметра, наконец-то. — Думаю, это вас заинтересует.       Ева слышит глухой хлопок, с каким ещё обычно опускает исписанные листы на стол доктора Лорея. В недрах организма зарождается непонятное опасение. Пальцы касаются холодной металлической ручки.       — Я обнаружил личные записи мисс Купер. Смею предположить, что это — чертежи машины времени, — сердце пропускает удар. Ева замирает у двери, всё так же продолжая глупо держать ручку, но не поворачивать её.       Чёртов подонок.       Ева разворачивается, рвано вдыхая электрический воздух, и замечает в нескольких метрах от себя листы на идиотском дубовом столе.       Её.       «Как он посмел», — рычит внутренний голос, заставляя Еву желать сломать ему шею. Михаэлис совсем не чувствует, когда надо остановиться.       — О чём ты? — спрашивает Сиэль, пальцами аккуратно касаясь бумаг.       Ева шумно выдыхает, делая шаг навстречу дрянному графу и его дворецкому, который, судя по всему, за свои заслуги из фаворитов Фантомхайва не вылезает.       — Ведёшь себя, как жалкий карманник, — говорит Купер, ловя холодный взгляд тёмных глаз.       — Вы ещё здесь, мисс? Какая неожиданность, вы ведь только что собирались уйти, — дворецкий кривит губы в саркастичной усмешке. — Разве нет?       — У тебя мои вещи, — произносит Ева, пересиливая себя и делая ещё один шаг от манящей двери. Деревянный пол раздаётся глухим скрипом, часы продолжают монотонно отбивать блядский ритм.       — Весьма интересная для меня находка, должен заметить, — говорит мужчина, пальцами в лакейных перчатках раздвигая листы так, чтобы господин мог подробнее изучить чертежи. — Я не смог удержаться и не одолжить их у вас.       — Одолжить? — Купер вскидывает брови. И насколько он собирался их одолжить? Взгляд пробегается по фраку, рукам в перчатках, а потом снова возвращается к лицу Михаэлиса.       «Где он вообще прятал их все это время?»       — Ненадолго, — улыбается Себастьян. Сиэль же начинает копаться в листах внимательней, видимо понимая, что дворецкий успешно занимает пустой болтовнёй мисс Купер, предоставляя графу необходимое время. Ева замечает это, тело поддаётся вперёд ещё на два шага. — Скажите, мисс Купер, — тянет он. — С чего бы такой интерес к путешествиям во времени?       — С чего ты взял, какая именно это машина? — Сиэль отрывается от листов, обращая своё внимание на Купер. Ева кашляет, практически сразу же пытаясь подавить порывы, задерживая дыхание.       — Забавная попытка, мисс Купер, — чеканит граф. — Только вот, мой дворецкий прекрасно разбирается в таких вещах и способен выяснить, какой цели служит набор ваших формул, — детские губы расплываются в самодовольной усмешке.       «Вот ублюдки», — не купились. Нелепые оскорбления заменяют куда более тяжёлые и мрачные мысли о том, что у неё всё сейчас разрушится. Что они всё узнают. Что каким-то чудесным способом могут её убить.       А если серьёзно, если не шутить всем подряд, ситуация просто омерзительна. Лёгкие болят из-за острого воздуха, а Ева в рот будто бы воды набрала: слова даются с трудом и затрачивают просто невообразимое количество энергии и здравого смысла, затуманивая рассудок думами о том, что это всё — апофеоз издевательства. Так изощрённо работают только садисты, хроническая неприязнь сменилась на физическую непереносимость даже одной мысли об этом мужчине.       — Зачем они вам, мисс Купер? — спрашивает Сиэль.       Ответ приходит быстро и является наитупейшим.       — Приказ доктора Барлоу. Мне запрещено об этом рассказывать, — сочиняет истории на ходу Ева. Себастьян скептически поднимает бровь. Для него это нелепость великого масштаба.       — Да что вы говорите? — растягивает он, чеканя, что ни капли не верит ровно как и его господин. — Разве доктор Барлоу специализируется не на медицине?       Купер прикусывает нижнюю губу, ссадина отдаётся щиплющей болью.       — Это прикрытие, — отвечает она, — Для чего — не знаю. Если вам так интересно — спросите Лайонел.       — Что же, — Себастьян вздыхает. — Тогда — это всё объясняет, не так ли, милорд?       Он оборачивается в сторону графа, как бы ожидая положительного ответа, а Сиэль ловит взгляд выжидающих глаз. Фантомхайву быстро приходит осознание того, что демон что-то задумал.       Только, что именно, — Сиэль отмечает, что прозвучал вопрос в голове пожалуй слишком громко, потому как глаз успевает уловить чужую усмешку.       — Прошу прощения, если обидел вас, — говорит Себастьян, снова разворачиваясь к Еве. Та только ещё сильнее хмурится, чувствуя, что из-за всего этого бреда в ней остались считанные крупицы энергии, потому как тело начинает медленно, но верно желать упасть на пол, пока что просто незаметно шатаясь и заставляя поскрипывать деревяшки под ногами.       — Не поймите меня неправильно, но я всего лишь хотел узнать вас получше.       — И как, узнали? Теперь вы вернёте мне мои же вещи? — Ева снова закашлялась, прикрыв рот рукой, но взгляда от дворецкого не отрывая.       — Это долгая и тонкая работа, мисс Купер, — сказал Себастьян. Сиэль медленно опустился на стул, стараясь не мешать демону и своими действиями Еву не отвлекать. Пальцы заскользили по её чертежам, наткнулись на несколько фраз на корешках бумаги.       Среди ненужного бреда и монотонных напоминаний о делах можно было выцепить что-нибудь занимательное. Граф принялся читать.       «Циф-фффры».       «Что по Тьюрингу?»       — Вам же недавно исполнилось двадцать один, не так ли? — Ева вскинула брови. А он-то откуда знает? Себастьян снисходительно улыбнулся, прикрыв глаза; как ещё делают, когда ловят себя на глупой детской ошибке. — Меня поставила в известность миссис Тэтчер. Видите ли, в нашу прошлую встречу мы ждали вас семнадцать минут, и юный господин не удержался, чтобы не расспросить ту женщину о том, где вы были девятого октября. А у миссис Джоанн язык без костей, — Ева судорожно сглотнула, проводя своим языком по нёбу, как бы его ощупывая. Он почему-то казался до безобразия сухим.       «Надо пересмотреть Матрицу».       «Англичане очень странные».       — Хотя, вам об этом, конечно же, известно.

«Апельсин на дереве рос А Себастьян просто мразь».

      Сиэль невольно усмехается, взглядом пробегаясь по дворецкому. Тот его смешок игнорирует, хотя сам прекрасно знает, на что наткнулся господин.       «Таланта мисс Купер не занимать, ей бы в поэтессы», — сквозит внутренний голос мальца. Граф перелистывает страницы, находит ещё несколько глупых записей. Снова — тысячи и тысячи формул, предположений, слов «чёрт» и одно крохотное предложение.       «Миллер меня пугает».       «Кто это?» — Сиэль кидает взгляд на Купер, молниеносно анализируя всю атмосферу и заключая, что с рассматриванием листов сейчас лучше повременить.       — В каком году вы родились? — Ева вздрагивает и широко распахивает глаза; пол под подошвами начинает скрипеть чуть сильнее, а тело — сильнее шататься. До сознания не сразу доходит смысл того, что только что произнёс Михаэлис.       — Что? — выдавливает она из себя, понимая, что воздух пронизывают давно не двести двадцать вольт.       — В каком году вы родились? — повторяет Себастьян. — Вполне элементарный вопрос, не правда ли? Только если не врёте, — Купер рвано выдыхает, наблюдая, как губы дворецкого медленно растягиваются в унижающей улыбке. Ему весело. Ему здорово.       Она попалась.       Пчелиный рой вместо спокойного и умиротворенного сознания начал гудеть ещё громче, протяжней и на высоких частотах, выдавая Еве только одну единственную цифру.       Девяносто шестой.       Тысяча девятьсот девяносто шестой.       Но она же не может сказать им правду.       «Какой сейчас год? Восемьдесят девять* минус двадцать один, чёрт возьми, Купер, ты погорела на математике!» — цифра девяносто шесть упрямо въедалась в мозги, не давая и шанса настроиться на что-нибудь другое и, чёрт возьми, решить элементарного вида пример.       Купер молчала пять секунд.       Непростительно долго.       — Что происходит, Себастьян? — подаёт голос Сиэль, поддавшись немного вперёд и цепляясь взглядом за демона и девушку по очереди. Мужчина усмехается, приоткрывает рот и пробует воздух на вкус. Электричество жёсткое, колющее и обжигает, а Купер пахнет раскалённым металлом и сандалом. Он медлит, выжидая и давая ей шанс. Пусть решит эту простую задачу.       «Восемьдесят восемь минус двадцать один, чёрт, — медлит девушка, собирая жалкие остатки праведных мыслей в порядок. — Шестьдесят семь, это шестьдесят семь!»       Она открывает рот, рвано втягивая в себя воздух, чтобы ответить, но первым вступает Михаэлис. Искусно. Секунда в секунду. Чтобы ещё жалкие надежды разрушить.       — Я так и думал, — тянет тембр особенно низко и словно шёлк. Сиэль и Ева замирают на месте в ожидании чего-то… неизбежного и потому отвратительного. — Помните, как ещё в Лондоне я указал вам на вашу ошибку в вычислениях, мисс Купер? — продолжал Себастьян, поддаваясь вперёд. Девушка же приложила просто невероятное количество энергии и сил, чтобы остаться на месте. — Весьма забавно, что у вас хромает вычитание.       — Сукин сын, — цедит Ева, наблюдая, как дворецкий делает несколько шагов в её сторону. Пчелиный рой упрямо жалит костные мышцы, распространяя по всему организму разъедающий яд осознания, что попалась.       Что он, мать его, всё знает.       Ева старалась не думать о том, что с ней могут сделать в совсем недалёком, но таком ужасающем будущем.       Всего вариантов было три.       Первый — её сжигают на костре. Ева понятия не имела, за что, но знала, что в средневековье люди обожали сжигать других людей на костре просто так. А девятнадцатый век, это же средневековье, нет?       Второй — более реальный и не менее ужасающий. Зверскими пытками вытаскивают полезную для Великобритании информацию о событиях двадцатого века и разворачивают всё в пользу больной на всю голову королевы Виктории. Устраивают первую мировую вместе с Германией. Или, что ещё хуже — создают атомную бомбу за пятьдесят лет до Хонникера*. Познают грех.       И третий — самый безобидный и для неё, и для всего мира в целом — не верят ей. Выпытывают всю информацию о Барлоу, или о чём они там хотели узнать, а потом сдают в Бедлам. По традиции. Как ещё Её Величество любит. А там — считай, смерть. Унижения. И сломленная воля.       Ей было страшно.       Себастьян подходит ближе, заставляя девушку дернуться, но остаться стоять на месте. Дворецкий легко усмехнулся, кожей чувствуя её неприязнь.       «Ублюдок. Какой же он ублюдок».       — Можете ругаться, сколько хотите, — произносит Михаэлис, шагая своими до блеска начищенными ботинками по скрипучим половицам. Расстояние между ними — метр (можно считать, как — убийственное). — Но, должен заметить, вы только что сами подтвердили мою теорию.       Ева распахивает глаза ещё шире.       «Что?!» — Себастьян оказывается совсем близко, предпочитая, видимо, держатся на излюбленном расстоянии в сорок сантиметров. Еву трясёт; пчелы жалят все сильнее, пробираясь под кожу и оставляя в конечностях гниющие дыры.       Что он только что сказал?       — Видите ли, — Себастьян наклоняется, взглядом продолжая разъедать все мысленные крепости и защиты Купер, наседая и продавливая как можно сильнее. — Я блефовал, — шепчет на ухо.       Часы с тяжёлым звоном оповещают о том, что сейчас половина шестого.       Ева же резко вздрагивает и переводит взгляд на стену за спиной Михаэлиса. Пять тридцать после полудня.       — Многие люди вашего… неординарного склада ума, — как ни в чём не бывало продолжает Себастьян.       «Половина шестого?»       — Не сразу могут вспомнить дату и год своего рождения, — их взгляды снова пересекаются, и Ева невольно проводит языком по нёбу, ощущая, что он засох ещё сильнее. В глазах напротив плещется чёртово море снисходительного цинизма и высокомерия. Оно липкое, тёмное и заставляющее тонуть. Себастьян стоит слишком близко, Ева слышит его ровное глубокое дыхание.       — Признаться, я удивлён, — произносит Себастьян слишком наигранно-потрясенно. Но, слава черт знает кому, немного отстраняется. — За всю мою жизнь я впервые встречаю человека из другого времени.       Он задумчиво цепляется пальцами за подбородок, а Ева помимо всего прочего отмечает, что это, видимо, у него привычка такая — даже думать искусно.       Сиэль давится собственной слюной.       — Что? — вскрикивает он, взлетая со стула. Детские брови спешат нахмуриться, больно импульсивным было его действие. Вполне возможно, что Себастьян — как панчер очень специфической направленности — выдумал удивительной природы шутку. — Что ты имеешь ввиду? — говорит граф уже сдержаннее.       Михаэлис разворачивается в пол-оборота к дубовому столу Фантомхайва.       — Мисс Купер прибыла к нам, осмелюсь предположить, из будущего, — демон цепляется взглядом за девушку. — Не так ли?       Сиэль делает несколько шагов в сторону Купер.       — Ева?       — Нет, — бросает, прикрывая глаза.       — Глупо с вашей стороны отвергать очевидное, — продолжает давить Михаэлис.       — Пошёл ты, — шипит Ева. Она цепляется взглядом за деревянный паркет, замечая, что каким-то чудесным образом ковер располагается только у рабочего стола и вообще, говоря откровенно — ей совсем не понятно, что он здесь забыл. Часы только что пробили полшестого. Еву это не сильно беспокоит, у неё других проблем по горло, но эта цифра несколько напрягает.       «Пять тридцать после полудня…»       — Потрясающе, — выдыхает Купер. Как всё, однако, удачно сложилось. — Кто бы мог подумать, что я… Да, — больно режет Ева, поднимая взгляд с ковра и уставившись прямо в бесконечно синий глаз Сиэля. — Да.       Воздух упрямо продолжает рябить электричеством.       — Это невозможно… — произносит Сиэль. Внимание переносится на дворецкого, а голос сквозит, пожалуй, до безумия неприемлемой удивлённостью. — Или же, — выдавливает из себя ребёнок, разом растеряв весь свой образ статного аристократа. В детской голове никак не укладывается смысл сказанных девушкой слов; часы продолжают отбивать ритм прямо в висках.       Какая-то электрифицированная благодать.       — Судя по всему — весьма, — подаёт голос Себастьян, всё так же продолжая пальцами цепляться за подбородок. — И откуда вы, мисс Купер?       Ева кидает на него раздражённый взгляд. У него голос прошит излишним издевательским тоном, от такого ещё рябит в глазах.       — Две тысячи восемнадцатый, — выдыхает Ева.       — Ба! — усмехается дворецкий. — Неужели человеческие технологии достигли уровня, позволяющего совершать путешествия во времени…       — Не достигли, — обрывает его Ева. — Они не достигли, — у неё взгляд, пожалуй, излишне обречённый, но вместе с этим какой-то ясный и спокойный. Купер смотрит на Себастьяна долго, прямым текстом только что самолично доложив ему, что застряла в девятнадцатом веке, но это всё не мешает ей просто дёрнуть плечом.       — Вот как.       — Докажите, — говорит Сиэль. Ева поворачивается к столу и цепляется за худощавое тельце у дерева, пытаясь понять, откуда в нем столько твёрдости и силы.       Словно перед ней огромный, одинокий, но такой прекрасный в своей дикости волк. Самодостаточный и требующий. Просьба — «Докажите» — петляет в глубинах сознания по узким, длинным тропинкам старого волшебного леса. Она пахнет мхом и силой, и настороженностью, а ещё тихо скрипит ветвями древних стволов деревьев.       Скрепив сердце, Купер понимает, что Сиэль ей нравится.       Он словно свой в доску.       Пойдёт, в общем-то.       Ева подходит к столу. Вздыхает. Вытаскивает из кармана телефон. Он со стуком опускается на стол.       — Что это? — спрашивает Сиэль, нахмурившись. Взгляд изучает странное дамское «зеркальце», но что-то подсказывает Фантомхайву, что это совсем не оно. Дворецкий оказывается рядом с девушкой, желая рассмотреть вещицу.       — Телефон.       — Что, простите?       — Это телефон, — повторяет Ева. Сиэль обращает внимание на свой аппарат в другом конце стола, а затем — снова на эту странную штуку.       — Да не может такого быть. Они же совсем не похожи! — говорит, рукой указывая на стационарный объект. Ева кидает взгляд в сторону древнего механизма, затем — переводит на свой.       — Ему провода не нужны, он работает на аккумуляторе. Ловит магнитные волны с помощью спутников. Потому и звонить по нему можно, — Сиэль сверлит взглядом металлическую пластину, пытаясь понять, что, собственно, говорит Ева. — У него внутри процессор, позволяющий выполнять не только функцию телефона.       — А какие ещё? — спрашивает Себастьян.       — Фотоаппарата. Календаря, карт. Там много разного барахла, всего и не перечислишь, — дёргает плечом Ева, пододвигаясь в сторону графа подальше от дворецкого. — Это айфон, если что. Хотя, это вряд ли о чём-то вам говорит, — Сиэль со странным аккуратизмом проводит пальцем по экрану.       — У него же нет кнопок. Как с него набирать номер? — Ева нажимает на кнопку «домой», заставляя экран загореться картинкой, снятой на полароид в восемьдесят втором году. Перед графом — который, кстати, от действия Евы слегка дёрнулся, чем вызвал усмешку Себастьяна — и его дворецким предстали монотонные цифры, утверждавшие, что сейчас пять тридцать два после полудня и какой-то молодой парень, судя по всему, на кухне жарящий утюгом тосты. Андеграунд.       — Ему и не нужны. Вот эта пластина — экран, — отвечает Ева, пальцами проходясь по контуру стекла, но не касаясь его. — Ты просто на него нажимаешь. Срабатывают сенсоры. И всё.       — Цветная фотография. Это было предсказуемо, — протягивает Михаэлис. — Вы позволите?       Он улыбается своей смазливой улыбкой и выставляет вперёд руку, как бы намекая на то, что подержать хочет.       — Если ты уронишь его, то я уроню тебя, — говорит Ева, протягивая ему телефон.       — Конечно, — только кивает Себастьян, после чего полностью погружается в механизм. Руки в белых перчатках вертят в разные стороны аппарат, измеряя на прочность, толщину и вес, он обнаруживает ещё несколько кнопок сбоку.       — Это для звука, — отвечает Ева, замечая вопросительный взгляд Михаэлиса. Сиэль подходит к дворецкому и они начинают вместе рассматривать «удивительное изобретение». На ответ Купер они синхронно хмурятся. — Чтобы прибавлять и убавлять, когда слушаешь музыку.       — Он проигрывает мелодии? — Ева нервно усмехается.       — Да.       — А как послушать? — спрашивает мальчик в то время, когда Себастьян перестаёт крутить телефон в руках и начинает изучать уже просто экран.       — Он погас, — говорит Себастьян.       — Нажми на ту кнопку посередине, — отвечает Ева. Дворецкий пропускает её тон мимо ушей и проводит эти нехитрые манипуляции. — Надо зайти в специальное приложение.       — Приложение? — неуверенно повторяет Сиэль.       — Программное обеспечение, — поясняет Ева, наблюдая, как Себастьян внимательно пялится на время на экране.       Купер понятия не имела, кто создал этот мир и была ли такая сущность вообще, но сейчас всё больше и больше убеждалась в своём суждении о том, что у Бога просто отменное чувство юмора. Ситуация повернулась в кардинально другую сторону. Что было «До» и «После» того, как Ева достала из кармана телефон — две абсолютно разные вселенные.       Именно таким казался апофеоз нелепости.       Ещё пару минут назад она была сломленной этими людьми девушкой, которые сумели добраться до самого главного и прославленного скелета в её шкафу, а потому могли нести только одним фактом того, что — знают — её мучительную смерть на костре, в пыточной или психбольнице. Себастьян, вообще, одним только взглядом тёмных глаз искусно потрошил тело Купер, вырывая когтистой лапой в белоснежной перчатке наружу органы и всё самое слабое, хрупкое и уязвимое. Тело продолжало упорно не желать стоять ровно, сотрясаясь в мелкой дрожи, а он давил на неё своей уверенностью, спокойностью и садизмом, заставляя в мыслях падать на ржавые гвозди, что ещё из полов любят торчать.       Сейчас же он напоминал Еве огромного величественного дракона с повадками пса. Михаэлис услужливо спросил: «Позволите?» и честно ожидал ответа, оставив весь свой едкий цинизм на потом. А затем — даже с какой-то фантомной трепетностью рассматривал её телефон. Даже, если интерес был сухой — а Купер была более, чем уверена, что у этого человека он может быть только таким — но он на долю секунды показался Еве очень трогательным.       — Почему сенсор не отзывается на мои прикосновения? — спрашивает Себастьян, отвлекая Еву от нелепых мыслей.       — Потому что ты в перчатках. Они слишком плотные — не воспринимают прикосновение ткани.       — Почему? — тянет Сиэль, поворачиваясь к ней и преданно ожидая ответа, словно Ева — работник детсада.       — Чтобы, когда он лежит в кармане — не разблокировался случайно, — пожимает плечами Купер. Она ответа правильного не знает, никогда не интересовалась этим как-то.       — Вот как, — Себастьян цепляется зубами за перчатку и снимает одну с правой руки, обнажая длинные пальцы с чёрными ногтями.       Купер давится кашлем.       «Простите?» — пальцы у Михаэлиса, конечно, отменные, это Ева ещё при первой же встрече заметила, но только вот она никак не ожидала того, что за этими скользкими лакейными перчатками скрываются накрашенные ногти панка местного разлива.       — Ого, — присвистывает Ева, наблюдая, как Михаэлис кладёт перчатку на стол. — Ты ногти красишь.       «Себастьян!» — шипит про себя Сиэль. Повезло родиться идиотом.       Ева проводит рукой по волосам, одновременно с этим впиваясь пальцами в голову несколько сильнее, чтобы унять странное гудение в мозгах. Себастьян на её наблюдение только улыбается, мол, чтоб отстала, а затем вновь погружается в исследование аппарата.       — Нужно ввести код, — говорит он. — Зачем?       — Безопасность.       — И какова комбинация цифр?       — Так я тебе и сказала, — протягивает Ева. Вся эта славнейшая сцена рассматривания инновационных технологий процессора двадцать первого века жутко подстрекает посмеяться. Больно они приятелями сейчас выглядят. — Давай сюда.       Михаэлис молча протягивает ей телефон, продолжая придерживать корпус пальцами на уровне лица Купер. Экран блокировки включается автоматически. Ева заносит руку над экраном, собираясь приложить палец к считывателю опечатка, чтобы разблокировать сей чудной природы предмет. Взгляд цепляется за огромные цифры чуть выше по центру.       Пять часов тридцать пять минут после полудня.       И ниже дата: Среда, двадцать второе октября.       «Что?» — Ева широко распахивает глаза, несколько раз перечитывая злополучную строчку.       — Скажи, Сиэль, — хрипит голос. — Если я внезапно захочу сбежать, то сколько мне надо будет преодолеть миль, чтобы до Лондона добраться?       — По меньшей мере четыре*, — мгновенно отвечает граф, продолжая сверлить взглядом аппарат и заминки в голосе Евы не замечать. — Даже не пытайтесь.       Купер быстро смотрит на часы за спиной у ребёнка и Михаэлиса, потом — снова сверлит взглядом экран, проверяя возможность того, что её телефон неисправен и время показывает неправильное.       «Это невозможно».       Ева прекрасно помнит, как сегодня, в проклятую среду, носилась, словно конченная, по Ист-Энду в поисках бара, где засел Миллер. Как успела заглянуть в цветочную лавку. Как Гюнтер сказал ей о том, что к Еве пришёл какой-то мужчина через несколько секунд после того, как она убрала телефон в карман. Ярко, чётко и праведно показывающий, что сейчас ровно пять двадцать.       А если ещё вычесть семь минут на их разговор в поместье, и три — на бойню с Себастьяном в Лондоне, то останется непростительно гнусное число.       Они просто физически не могли преодолеть четыре мили за пять минут.       — Вы заметили, — Ева вздрагивает, взглядом цепляясь за стоявшего в полуметре от неё Себастьяна. Тот же фрак, те же руки, та же фальшивая улыбка; скрипучий холод пробирался куда-то под кости, вопя дифирамбы о том, что что-то в этом мужчине изменилось. Что-то жизненно важное для Евы, да только мозги у нее уже совсем не варят, пчелиный рой разрастается до размеров этой комнаты и поглощает Купер в море режущих обрубков фраз и конечностей насекомых.       В девятнадцатом веке нету машин, а кэбы тянутся со скоростью дохлой свиньи. Даже если и так, при самом лучшем раскладе им понадобилось бы минут двадцать.       Ева сглатывает густой першащий ком в горле.       Ей нельзя было этого замечать.       — Признаться, я искренне надеялся, что ума у вас достаточно, чтобы понять такую простую истину, — Себастьяну такта и расстановки не занимать — он словно гениальной степени скульптор, тщательно обрабатывающий свой материал. Старающийся сделать его необычным и инновационным, а потому аккуратными движениями своих длинных искусных пальцев разрушая нежный мрамор до основания.       — О чём ты? — хрипит Купер, забирая телефон обратно себе. Дворецкий замечает напряжение в хрупких мышцах, наблюдая, как Ева немного отстраняется.       — Себастьян? — настороженно говорит Сиэль. Он кидает взгляд в сторону демона, прикидывая, всё ли это — плод его покалеченного ещё в детстве воображения, или Михаэлис действительно собирается сейчас поведать ей истинную причину того, почему они так скоро оказались в нескольких милях от Лондона.       — Прошу прощения, мой господин, — улыбается Себастьян. — Но я искренне считаю, что должен поступить честно с мисс Купер.       — Что ты имеешь ввиду? — спрашивает Ева. Тело напрягается, дышать становится труднее — воздух снова полон ядовитого электричества.       Себастьян не отвечает сразу. Он делает шаг в сторону Евы, ботинками утопая в ковре. Купер так же медленно отступает назад, намереваясь поддаться в сторону выхода. Сиэль замирает на месте. Себастьян что-то задумал. Граф вполне догадывается, что именно.       Да только зачем.       — Видите ли, мисс Купер, — Себастьян начинает снисходительно, — я убеждён в том, что гости поместья моего господина должны чувствовать себя на высшем уровне комфорта, — он делает ещё несколько шагов в сторону Евы, ступая до безумия медленно и аномально. Образ душки-мужчины, который минуту назад увлечённо рассматривал её телефон, стремительно рушился на глазах.       Холодная капля пота очерчивает изгибы позвоночника, начиная с шеи и заканчивая нижними хребтами костей. Рёбра у неё стальные и давящие, сердце отстукивает бешеный ритм в металлической клетке жестяной ткани, концы которой упрямо впиваются в тёплую плоть.       Сиэль упрямо продолжает стоять на месте и предпочитает не оборачиваться, предоставляя девушке хоть какую-то свободу хотя бы от его взора. Кожа на спине улавливает шаги демона, которые физически услышать невозможно — больно он тихий. Больно хорош собой.       — А вы так сильно переживаете из-за того, что мы только что узнали вашу славную тайну, — внезапно тело ударяется о панель. Купер спиной врезается в шкаф у стены, выход из кабинета остаётся где-то по правую руку. Мебель отзывается лёгким покачиванием, она вообще — довольно старая и не так, чтобы уж очень прочная.       Ева делает несколько шагов в сторону двери, заострив своё внимание на том, чтобы расстояние между ней и мужчиной не уменьшалось. Ей двух метров по горло — меньше Купер просто не выдержит.       Тело сотрясала дикая дрожь. Ева только рвано вдыхала, пытаясь успокоить какой-то звериной силы и частоты сердцебиение. Ей было плохо.       Причина оставалась неизвестной. Перед Купер стоит Себастьян — тот самый мужчина, который не брезговал целовать её костяшки, насмехаться, но дальше положенного своим господином не лезть. Сейчас же — Сиэль остался в стороне. Предоставил свободу действий. Захотел, видимо, этим самым безразличием заставить Купер сыграть в ящик.       Еве почему-то становится страшно.       Пиллингтон в сравнении с этим человеком казался Божьим созданием. Невинной овцой. Одуваном и чёрт знает, кем ещё. Ева старалась дышать медленно и глубоко, тем самым желая вернуть контроль над телом, а затем — и над ситуацией, себе. Ей вообще нельзя бояться, это — слабость, а слабость сравни самоубийству и идёт наперерез с принципами. Если Себастьян увидит её скрытые ото всех чувства, то Купер опустится в его глазах ещё сильнее. Сравни мусору станет. Жалкой, мерзкой, ничтожной.       Этого нельзя было допустить.       У Купер слабости — больная тема, пунктик на этом и излишняя ненависть. Она не обращает внимание на фантомную боль в костях, на рёбра и дорожку из капель пота от шеи до конечных хребтов, продолжая лишь рвано вдыхать воздух и желать успокоиться.       Но тело предательски отступает назад.       Врезается в шкаф.       Хочет упасть.       Ева прикусывает губу, желая, чтобы боль отрезвила.       — Так что, — чужая рука впечатывается в стеклянные дверцы шкафа по правую сторону от Евы. Расстояние из двух метров внезапно превращается в сантиметров семь.       «Так быстро?!» — Купер вжимается в шкаф, стараясь отодвинуться и взглядом цепляясь за галстук. Неприятно. Очень неприятно, когда её личное пространство нарушают отвратительные ей люди.       Особенно те, которых ещё боишься.       — Я решил поведать вам свой секрет, — Купер чувствует глубокое звероподобное дыхание кожей обветренных губ. Галстук у мужчины цвета тёмного, насыщенного и поблескивающего мягкими гранями ткани. То, что Ева не отрывает от этой неказистой вещицы взгляда, Себастьяна не устраивает.       Сиэль скользит ладошами по столу, аккуратно берёт в руки чертежи и продолжает стоять уже с ними. Жалкие бумажки служат специфической защитой и оправданием, почему на помощь к Купер он не спешит.       Ничтожным, нужным только ему одному, оправданием.       — Видите ли, мисс Купер, — Ева резко вздрагивает, внезапно ощущая лёгкое прикосновение к шее. Пальцы мужчины касаются ключиц и принимаются медленно подниматься выше, до подбородка, заставляя девушку закинуть голову наверх. Левая рука Михаэлиса всё так же продавливает стекло шкафа, а правая — без перчатки. Касается девушки без перчатки.       Прикосновение обнажённой кожи сравни электроконвульсивной терапии* — оно заставляет органы сгорать заживо. Купер только сильнее вжимается в шкаф, стараясь не дышать слишком резко. В голове бурлит ржавая каша мыслей. Они тяжёлые, испуганные и разочарованные. Лёгкие как-то слишком судорожно вдыхают воздух.       «Надо было сбежать ещё тогда», — думает Ева. В тот самый вечер, когда они встретились в пекарне девять дней назад. Надо было.       — Я должен признаться, что доставил вас в загородное поместье Фантомхайв ровно за одну минуту, — бархатистый голос сладостной патокой заливается в уши. Между их лицами расстояние совсем небольшое, Ева силой заставляет себя стоять ровно и взгляд не отводить, и сглатывать девушке нельзя хотя бы потому, что Михаэлис прекрасно это действие почувствует. Он весьма ощутимо давил пальцем в связки, чтобы девушка ещё больше почувствовала обжигающий жар мимолётного прикосновения. Её же нужно каким-то чудесным образом разводить на самое интересное.       Ева не сглатывает. И взгляд не отводит.       Но маска равнодушия, уверенности и скептицизма стремительно рушится на глазах.       «Что, прости?»        — Так не бывает, — выдавливает из себя Ева. Себастьян усмехается, указательный палец давит ощутимее, заставляя девушку сильнее запрокинуть голову. — Это невозможно, — Купер сотрясается в мелком кашле. Левая рука мужчины медленно скользит по стеклу, перемещаясь на деревянные перекладины шкафа ближе к телу девушки и останавливается в нескольких сантиметрах от талии. Не касается Евы, но ощутимо так давит на психику хотя бы просто одним присутствием.       Ей же мерзко. Очень мерзко, до жути. Да только не из-за него.       Этой девушке претит даже мысль о том, что она может быть слабой. Поэтому сейчас, упрямо сваливая всё на близость мужчины, Купер преданно прокручивает у себя в голове одно слово — «отвратительно» — даже не понимая, что это чувство у девушки вызывает не Себастьян, а собственное тело и личность.       Как глупо.       — Возможно, — Сиэль шумит бумагами громче, чем раньше, стараясь полностью погрузиться в интригующее его чтиво. Те славные фразы на уголках чертежей кончаются непростительно быстро. Граф читает их четвертый раз. Перечитывает пятый.       Взгляд Михаэлиса темнеет.       — Скажите, мисс Купер, — снисходительно улыбается он, склоняя голову чуть вбок, — Вам когда-нибудь приходилось сталкиваться с…       — Ты не человек… — выдыхает Ева. С секунду она смотрит в глаза мужчине, цепляясь вниманием за то, как у него взгляд поменялся, и только после этого осознаёт, что именно она только что сказала.       «Чёрт! — Ева прикусывает нижнюю губу, а пальцами рук начинает царапать дерево за спиной, пытаясь как-то сбросить с себя внезапно охватившую её неловкость. — Это же надо было такое сказать. Ты — идиотка, Купер!»       Себастьян внезапно рассмеялся.       У него смех мелодичный, низкий и какой-то неправильный, потому как насквозь пропитан унижением, а ещё пробирается прямо под рёбра, заставляя ощутимо так вздрогнуть. Сиэль пилит взглядом его стационарный телефон, а Ева начинает впиваться в трещины шкафа сильнее.       — Удивительно, — произносит мужчина, пальцами правой руки прикрывая рот. — ваша первая мысль, которую я услышал, стала упрёком в вашу же сторону.       — О чём ты? — медленно произносит Ева.       — Видите ли, моя дорогая мисс Купер, — Ева дёргается от неприязни, чувствуя, как рука в белой перчатке скользит выше, на уровень рёбер, всё так же продолжая находится от тела на расстоянии одного сантиметра и не касаясь. Она впечатывается в мебель ещё сильнее. Горячее дыхание обдаёт шею и левое ухо. — Вы правы.       — Что ты… — Купер не договаривает. Она вообще — внезапно забывает, как дышать.       Перед ней в каких-то жалких семи сантиметрах — глаза. Жестокие, ужасающие глаза существа нечеловеческого. Они имеют весьма необычный цвет, но мозги каким-то чудом в мгновение ока простраивают ассоциативный ряд: красные, словно болото из крови, мяса и обглоданных костей. Оторванных конечностей. Бесконечного людского ужаса.       У них ещё зрачок был весьма специфический — вертикальный. Выворачивающий душу наизнанку. Однозначно.       — Ведь я и дворецкий, и демон, мисс Купер, — глаза мужчины щурятся в усмешке.       Ева чувствует, как сердце камнем падает куда-то в нескончаемую бездну липкого панического ужаса. Электрический воздух внезапно разверзается ударами тысячи молний, проходящих по всем хребтам позвоночника. Себастьян смотрит внимательно, унижающе, смакуя каждую нелепую мысль.       О том, что страшно. О том, что он — сама смерть в самом ужасном её проявлении. Причина людских страданий, таких бесконечно холодных, словно потухшие звёзды космоса. Некрещеных детей. Потерь и открытых переломов.       Всей боли.       Всех болезней.       Всех слёз.       Это кажется отвратительным, а ещё вышибает наповал. Купер понятия не имеет, какого хера вообще решилась ему поверить. Вполне возможно, что всё это — очередная жестокая шутка, что так сильно свойственны человеческой природе.       Да только вот нет. Тут одного взгляда достаточно, чтобы понять простую истину о том, что не врёт. Одного его осмысления.       Хищный прищур глаз умело напоминал о беспомощности. Плотоядный оскал — о слабости. А садистское наслаждение — об омерзении к собственной личности.       Ева чувствует запах гниющих трупов, которых за всю свою жизнь успел уничтожить мужчина.       Ева слышит крики, прошитые болью каких-то гордецов, посмевших посягнуть на его собственность.       Ева пальцами ощущает тепло девичьих слёз. И ничего, кроме страданий и разъедающей иллюзии Человеческой силы. В одну короткую секунду она стала гниюще-ничтожной. Мерзкой. Жалкой.       Прямо как Купер.       Он — демон.       Как всё просто, однако.       Себастьян продолжал всматриваться в девушку, наблюдая все её чувства и прокручивая в голове мысли. Сплошной страх, разочарование и жалость. Мужчина хмыкнул, холодным взглядом обжигающих глаз скользя дальше, по телу.       Скука.       Каждый раз — одно и то же. Ничего нового. Ничего интересного. Его задачей на данный момент является сухой анализ, полученных о девушке данных, после чего — внушение женскому сознанию ещё пары нелицеприятных картин о ней же самой. Жестокой правды, если быть точным.       «Всё ещё скучная», — мужчина подавляет вздох. Может быть, мысли Купер он уже слышал, но вот запаха души не чувствовал. Только лёгкие вибрации в воздухе, оповещающие о её наличии. Негусто. Неинтересно.       Неудовлетворительно.       Купер внезапно почувствовала странное покалывание в лёгких. Картинки начали проноситься быстрее, мелькая цветастыми пятнами в сознании девушки. Войны, трагическая любовь, карцеры и расстрел. Множество отвратительных слов и прелюдий. Движений. Скотских тел.       «И он всё это видел?» — Ева медленно втянула раскалённый воздух в лёгкие. Попробовала на вкус. Выдохнула.       Стоящий перед ней Себастьян в своей излюбленной манере едкой снисходительности, казался ей ужасающей сущностью, фигурой, которая этому миру не принадлежит и совершенно не понятно, что вообще здесь забыла. Образом всех её дрянных кошмаров.       Красотой.       Ева поперхнулась.       «Что?».       Нет, это невозможно. Этого быть не может, он же, мать его, демон. Сын Геенны Огненной. Герцог, властитель, да ей как-то по-барабану, но — из Преисподней. Из известной на весь мир Преисподней.       Тогда откуда у неё в голове вообще взялось это дрянное слово? Красота, да вы издеваетесь — это же просто вершина нелепости!       «Ты, видимо, умом тронулась, Купер — считать его красивым», — особенно — сейчас. Девушка медленно вдохнула, продолжая не отрываться от демонических глаз, стараясь выпытать из них ещё несколько кровавых картин жестокой старушки-жизни. По какой-то странной необъяснимой причине внезапное озарение симпатии к его природе пугало намного сильнее, чем всё, что Ева успела разглядеть до этого.       «Он всё ещё — омерзительная личность. Где ты вообще видишь в нём хоть каплю… чего-то стоящего?»       — Однако, мисс Купер, — протянул демон. — Я польщён.       «Он слышал?!»       Конечно, Себастьян слышал. И, раз уж на то пошло, не раз и не два за всю свою жизнь. Вот она — вторая сторона медали. Его считали красивым. Прекрасным в своей истинной форме. И, конечно же, при этом убеждённые в этом люди ставили на то, что единственные, кто когда-либо смог разглядеть данную черту в нём. Избранные кем-то свыше.       Набитые дураки.       И Ева Купер — такая же идиотка. Правда, смешно то, как она старается отрицать это.       — Польщён тому, что я считаю тебя омерзительным? — едко выплёвывает девушка, ощущая, как по левую сторону от неё в дерево впечатывается другая рука мужчины. Аллилуйя, что пока что её не касается.       — Красивым, — снисходительно отвечает Себастьян. — Как и миллионы жалких людей до вас.       Сердце пропускает удар.       — Что, прости? — Ева старается держаться уверенно, ровно и холодно; маска на лице вся в трещинах, словно обглоданные кости, она медленно рушится на глазах, начиная от подрагивающей челюсти и распахнутых глаз. В последних плещется какая-то дикая ясность.       — Вы хотите заплакать? — мужчина замечает нервное дыхание и дрожащую губу девушки. У демона глаза полуприкрыты и скользит он по Купер, пожалуй, слишком оценивающим взглядом. Тело заметно дёргается куда-то влево, наталкиваясь на руку Михаэлиса. — Это не страшно, мисс Купер. Люди порой ведут себя гораздо унизительнее, когда испытывают ужас, — Михаэлис шепчет последние строки уже на ухо. А затем — улыбается, приоткрывая рот и обнажая белоснежные клыки. — Так что не волнуйтесь, вы смело можете рыдать и жалеть себя, сколько вашей душе будет угодно, — рот улавливает запах туберозы и закипающей плоти. Весьма необычное сочетание ароматов для того, кто сейчас разревётся. — Напоминать себе о том, насколько вы хрупки, — мужчина проводит рукой вдоль тела девушки, едва касаясь. — И какие у вас глупые мысли, — он усмехается, наблюдая, как Ева наклоняет голову вниз; волосы небрежными прядями спадают на лицо. У неё глаза раскрыты, пожалуй, слишком широко и взгляд въедается куда-то в пуговицы его пиджака. — О вашем отвратительном поведении, — Михаэлис вспоминает приём, игру в покер, пренебрежительное отношение к гостям. — И, конечно же, — тянет он медленно, наслаждаясь запахом сказанных слов. Смакуя и предвкушая. — О вашей наискучнейшей, никчёмной душе…       Он не договаривает. Не успевает. Тело у девушки давно сотрясается в судорогах, энергии в нём ни черта нет и вообще — ей искренне очень страшно.       Но последние слова Себастьяна пробуждают в Купер неконтролируемую ярость.       Нижняя челюсть дрожит из-за гнева, а Еве кажется, что демон случайно ошибся и его медленное «как и миллионы людей до вас» совсем не звучало в качестве упрёка. Что это — фантом, чёртова иллюзия, обман и провокации.       Да только вот он продолжает.       Купер с каким-то непонятным рычанием и криком набрасывается на мужчину, пальцами царапая лицо. Тот от неожиданности делает несколько шагов назад вместе с прицепившейся к нему Евой и перехватывает кисти девушки до того, как она успевает добраться до его глаз. Сиэль, до этого уверенно продолжавший стоять к ним спиной, вздрагивает и оборачивается; чертежи со свистом выпадают из рук.       — Себастьян! — кричит граф. — Что происходит?       — Одну минуту, милорд, — говорит демон, отвлекаясь на господина. Купер, заряжая ему коленом под дых и кусаясь, каким-то чудесным образом в эту секунду успевает выскользнуть из рук дворецкого и отпрыгнуть на несколько метров.       — Что вы себе позволяете, мисс Купер, — возмущённо отзывается граф, наблюдая, как дворецкий быстро осматривает себя в поисках каких-либо увечий, нанесённых ему и его костюму. Ева умудрилась поцарапать скулу и порвать шов на плече.       — Что я себе позволяю? — рычит девушка, сплёвывая мелкие капли крови. Она прокусила демону кисть. — Это что он себе позволяет, — шипит девушка, наблюдая, как мужчина педантично стряхивает несуществующую пыль с плеча. Переводит на неё полный злобы взгляд. Находит в себе силы усмехнуться.       — Мне откровенно наплевать на то, кто ты, Себастьян, — цедит девушка. — Хоть сам Иисус — как-то похуй, прикинь, — у неё голос достаточно низкий, рычащий и электрический. Лёгким в одну секунду становится невероятно легко, девушка словно в унисон с раскалённой атмосферой дышит, самолично создавая вокруг себя разряды молнии. — Какое ты имеешь право судить меня?       — Какое имею право? — повторяет дворецкий.       — Ты, может быть, глухой? — плюётся Ева. — Или в людской природе разбираешься? Что-то не похоже, — Купер чувствует боль напряжённых до предела мышц: пальцы растопырены, словно чёртовы когти, а спина согнута, даже неестественно как-то. Ева заставляет себя выпрямиться, чтобы своим видом хоть как-то не напоминать животное.       — Пожалуйста, успокойтесь, мисс Купер, — подаёт голос Сиэль. Ева дёргает плечом, продолжая не отрывать взгляда от мужчины в двух метрах. Себастьян вздыхает.       — Прошу прощения, если я обидел ва…       — Не заставляй меня разочаровываться в тебе ещё сильнее, — режет девушка. Она медленно выдыхает, пытаясь собраться. — Можете оставить себе мои записи — они всё равно неверные, — говорит она, по всей видимости обращаясь к Сиэлю. — А что до тебя, — они с мужчиной смотрят друг на друга. Себастьян стоит ровно, уверенно и профессионально. Ева же — словно загнанный в угол зверь. Она им и является, всё достаточно очевидно, но только цепкий глаз демона успевает заметить какую-то странную статность. Гордость и собственное достоинство.       У Купер ещё с детства с осанкой проблемы, она вообще — насквозь сутулая и шею довольно сильно вперёд вытягивает. Но сейчас девушка стоит как никогда ровно.       А глаза — о! эти славные глаза — прошиты презрением.       — Так знай, что я, судя по всему, слепой уродилась, — усмехается Купер. — Как и миллионы людей до меня.       Надо же.       На что только способна искренняя ненависть.       Себастьян был более, чем уверен в том, что добил её. Это было сделать довольно легко и просто, как и со всеми людьми, а потому подходил он к этому делу без особого удовольствия.       Его не было и сейчас. Раз уж на то пошло — Еве ещё далеко до того, чтобы приносить ему психологическое наслаждение. До физического не так, чтобы уж очень, и вполне возможно, что в ближайшем будущем, но без второй, не менее важной составляющей, это, конечно, совсем не так интересно.       Но внутри варилось удовлетворение. Тяжёлое и не приносящее наслаждения. Но оно упрямо пробиралось под кожу, словно зудящий вирус.       — Всего хорошего, граф, — бросает Купер, делая несколько шагов в сторону двери. Губы демона расплываются в хищной улыбке.       — Ну и как? Довольны собой? — Ева дёргается и оборачивается, натыкаясь взглядом на ненавистный прищур уже снова «человеческих» глаз.       — Нет, — говорит она. — Мне искренне жаль, что я не успела сломать тебе шею.       В голове проносится мысль, что это, конечно, пиздёж. Купер комаров убивать боится, что уж там — человека.       Девушка мысленно усмехается, забавно однако. Забавно.       Ева выходит из кабинета, громко хлопая дверью.       — Ну и что ты наделал? — Сиэль устало падает в кресло, пальцами массируя виски. — Зачем рассказал ей?       — Я всё исправлю, милорд, — вежливо улыбается дворецкий.       — Даже не вздумай идти за ней, — бросает граф, замечая, как Михаэлис направляется к двери. — Она тебя не переносит, благодари себя же за это.       Сиэль встаёт с кресла, пробегается взглядом по комнате. Разбросанные листы, загнувшийся край ковра, царапины на его шкафу. Хорошо, что поместье это не фамильное и мебель здесь не по заказу Винсента. Хотя, раз уж на то пошло…       — Уберись здесь. Ужин подашь в семь, я не хочу, чтобы ты заставлял себя ждать, — размеренно говорит граф, преодолевая расстояние от стола до выхода из кабинета. Снова нацепил свою маску. Искусно. — Ты меня понял, Себастьян?       — Ужин на две персоны? — Сиэль замирает у двери, встречаясь взглядом с мужчиной. Пальцы дворецкого сжали железную ручку. Потянули её на себя. Фантомхайв усмехнулся.       — Свободен.       Дворецкий, отвесив поклон, испарился.

***

      Купер со свистом вылетела из поместья.       — Демон, демон, однако — шикарно, — тараторила девушка, перепрыгивая через ступени.       Дорога в Лондон одна, не пыльная, идти ей около часа, может — немного больше, но сносно, Ева вполне вытерпит. Ноги заплетались от усталости, шла Купер до безобразия медленно.       Демон.       Да их же не существует.       Девушка остановилась, пальцами правой руки зарываясь в волосы. Левая интенсивно шарила в кармане в поисках сигарет. Вытащила одну. Чиркнула зажигалкой.       Собирался дождь.       «Я не знаю, как он так скакнул за одну минуту из города сюда или ртутью стал внезапно, но хорошо, что вещи мои по дороге не растерял», — устало подумала Ева, затягиваясь посильнее. В голове стояли ужасающие картинки.       Ей совершенно точно не хотелось думать об этом.       — Мисс Купер, — послышалось позади.       «Блять».        — Отстаньте от меня, граф, — Ева поспешила быстро пойти вперёд подальше от поместья и стараться не оборачиваться. За спиной слышалось громкое дыхание мальчика.       «Проблемы с лёгкими?»       Внезапно слева показалась детская макушка. Сиэль на удивление быстро догнал девушку и сейчас чинно вышагивал рядом с ней, замедлив шаг. Ева покосилась на мальца.       — Зря стараешься. Я туда не вернусь, — бросила она, затягиваясь и перекладывая сигарету в правую руку, чтобы на Фантомхайва сильно не дымить. Сиэль только усмехнулся, продолжая преданно идти рядом с Купер.       — А я и не прошу. Признаться честно — мне нужен от него отдых. Захотелось размяться, вы же не против, если я составлю вам компанию? — Ева хмыкнула, прекрасно понимая, что предлог — палёный.       — Против. Но это же был риторический вопрос? — граф улыбнулся.       — Верно.       Какое-то время они шли молча.       — Можно на «ты», — небрежно бросила Ева.       — Что?       — Можно на «ты». Как я понимаю, мне от вас так просто не отделаться, — терпкий дым приятно обжигает горло. Девушка затягивается, взглядом цепляясь за тёмное небо, покрытое тяжёлыми облаками. — Сегодня совсем не на что надеяться, да?       Сиэль устало вздыхает.       — Есть ряд вещей, которые мы должны обсудить. Ты должна понимать это, Ева.       Купер только кивает, прикрыв глаза.       — Я не хотел впутывать в это вас, особенно — сегодня, — продолжает граф, снова по старой привычке переходя на официальное обращение.       — Что тебя остановило? — спросила девушка, наблюдая за шелестом редких пожелтевших листьев на деревьях. Сиэль усмехнулся, понимая, насколько нелепым будет его ответ.       — Я думаю, вы догадаетесь.       — «Ты», — поспешила поправить мальчика Ева. — От официального тона тошнит, и мне не под сто, в отличие от твоего дворецкого.       — Ему гораздо больше, — зачем-то говорит граф. Купер только хмыкает и снова затягивается. Кидает выкуренную сигарету на дорогу. Достаёт ещё одну.       — А разве не должно быть наоборот? Приказы, вроде как, должен раздавать ты, — произносит она, чиркая зажигалкой. Сиэль украдкой следит за движениями девушки, замечая, что руки у неё нервно трясутся. В голове проскальзывает мысль того, что она ещё легко отделалась. Фантомхайв нахмурился.       Замечание Купер как-то резануло по чувству собственного достоинства.       — Я посчитал его совет уместным. Вы как никто другой подходите на эту роль, — детские плечи обдало холодным воздухом. По телу прошла лёгкая дрожь, очень глупо было выходить на улицу без пальто. Ева мысленно стукнула себя по лбу.       — Конспирации тебе не занимать, Шерлок, — Сиэль повёл бровью на высказанную усмешку. Девушка сняла с себя непонятно, как вообще державшийся на ней до этого длинный шарф, который уверенно походил на плед, и накинула его на мальчика. — Что за роль? — поспешила сменить тему Купер, наблюдая, как Сиэль возмущённо воскликнул. — Шпион?       — Да, — ответил граф, вдыхая запах сигарет, хлеба и чего-то тёплого.       «Приятно», — ребёнок нахмурился, отгоняя от себя непривычные мысли. Шарф был обмотан вокруг шеи, большие концы прикрывали предплечья, и всё это вязаное чудо умело грело.       — Поразительно, — протянула Ева. Голос сквозил горечью.       — О чём ты? — спросил мальчик, немного неуверенно называя девушку неформальным обращением.       — Он — демон, — выдохнула дым Купер. — Ужас.       — Да, — туманно ответил Сиэль, с головой погружаясь в шерстяное гнездо. Куда они идут, кстати говоря?       — И каково это?       — Что именно? — граф завертел головой по сторонам.       — Жить с бесом, — Купер пилила взглядом небо. Маленькая капля дождя упала на девушку, попадая прямо в глаз. Ева вздрогнула и поспешила потереть пальцами лицо.       — Привыкаешь, со временем, — граф долго думал над ответом. Тут бы по-хорошему сказать, что — ужасно — потому как этот ответ мог найти эмпатию со стороны девушки, а значит — и расположение, доверие и всё остальное подобного рода. Но соврать как-то язык не поворачивается, тошно даже — и давно это с ним?       — И ко всему-то человек привыкает, — граф усмехается.       — Ты тоже можешь привыкнуть.       — Нет уж, спасибо, — Ева оборачивается, замечая, что поместье осталось где-то позади за могучими стволами нежных деревьев. Редкие капли орошали землю.       Купер останавливается.       — Ты жалеешь об этом? — Сиэль удивлённо моргнул, затормозив следом. О чём она?       — Вы о контракте?       — Контракте? — девушка непонимающе хмурится. Граф понимает, что сболтнул лишнего и прикусывает себе язык.       «Хотя, раз уж на то пошло, то она и так уже всё знает».       Вместо ответа он приподнимает повязку. Купер шумно выдыхает, наблюдая вместо ожидаемой чёрной дыры пентаграмму.       — У Себастьяна такая же, на левой руке. Благодаря этой печати существует наш договор. Связь, если быть точнее, — граф опускает повязку, сильнее кутаясь в шарф, но делая это незаметно для девушки. Ева же переводит взгляд на какое-то дерево.       — Ого, — выдавливает из себя она.       — Слишком много информации для вас? — усмехается Сиэль.       — Как будто всю кровь выкачали, — находит ответ девушка. Редкие капли медленно, но верно превращаются в дождь.       У Евы такое ощущение, будто бы её всю выпили без остатка. Опустошили дрянной хрупкости сосуд и назад ничего не вернули. Козлы. Пальцы всё ещё продолжают трястись, а сердце — бешено биться.       — Мисс Купер…       — Можно просто «Ева», — перебивает мальчика девушка. Граф прикрывает единственный глаз.       — Лондон в другой стороне.       Девушка давится слюной.       — Серьёзно? Раньше не мог сказать? — она оборачивается и всматривается в проделанный ими путь. Не в ту сторону. Замечательно.       Сиэль подавляет в себе улыбку.       — К тому же — начинается дождь.       — Не продолжай, я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь, — говорит Ева, рукой хватаясь за лицо. Пальцы легко сжимают виски, стараясь успокоить пульсацию в мозгу. — Идём, что уж там. Но только один ужин, вы слышите меня, граф? — она кидает на него взгляд из-под руки, а Фантомхайв находит в её голосе искреннее раздражение, которое лучше всего говорит, что Купер медленно приходит в себя.       Поистине жестяная закалка.       В голове Евы внезапно вспыхивает мысль, что надо было сбежать ещё в тот вечер в пекарне. От этого осознания на душе становилось как-то горько и мерзко.       — Скажи, Сиэль, — девушка продолжает уверенно не отрываться взглядом от дерева и чувствовать, что капли начинают падать всё чаще и чаще. — Если бы всё могло сложиться иначе… ты бы всё равно заключил с ним контракт?       «Ты бы всё равно не пожалела оказаться в прошлом, Купер?»       Граф думает только секунду.       — Да.       «Нет».

***

      Ева остаётся в поместье на ночь. Они с Сиэлем возвращаются все насквозь мокрые, по пути назад успевая застать нешуточный ливень, а Себастьян только произносит:       — Приятно видеть вас снова, мисс Купер.       Граф предупреждает о том, что поместье, в котором они находятся — не основное, и других слуг кроме Михаэлиса здесь больше нет. Ева молча поджимает губы, придётся терпеть.       — Я приготовил для вас и мисс Купер ванны, милорд, — оповещает графа мужчина, любезно вручающий тому полотенце.       — Проводи Еву в её комнату, — Сиэль косит взгляд в сторону девушки, которая с какой-то странной дотошностью старается вытереть промокшую обувь о пол при входе, видимо, переживая, как бы не испачкать всё поместье. — И не надоедай ей своим обществом. Это приказ.       — Да, милорд, — Михаэлис отвешивает лёгкий поклон. А затем — нацепляет на себя картонную улыбку. — Прошу за мной, мисс Купер.       Лестница аккуратно скрипит под подошвами ботинок. Дворецкий проводит её наверх, элегантно открывает дверь и услужливо пропускает вперёд. Купер только фыркает.       «Пусть идёт первым».       Михаэлис, издав обеспокоенный вздох, заходит в отведённую девушке комнату.       — Прошу за мной, — они попадают в небольшое помещение. Холодные стены, скрипучие ставни, запах простыней. Воздух в комнате чистый, насыщенный и вычурно аристократичный — не нравится. — Я приготовил вам ванную, — послышалось из-за ещё одной неприметной двери напротив кровати — мужчина скрылся в ванной комнате. Ева медленно проследовала за ним, ещё на пороге натыкаясь на внушительных размеров жестяную купальню и раздражающие знакомые плечи. Михаэлис указал на небольшую тумбу около раковины. На ней уверенно покоились полотенца, зубная щетка с порошком и какие-то стеклянные баночки.       — Здесь — всё необходимое вам. Средства личной гигиены, шампунь — в синем пузырьке.       — Я здесь только на одну ночь, — зачем-то говорит Ева. Себастьян подавляет усмешку.       — Конечно.       — Тебе смешно?       — Простите?       Купер хмурится, наблюдая, как мужчина изо всех сил старается выдать недоумение. Поворачивается в её сторону. Отцепляет взгляд от полотенец и баночек. Между ними — железная ванна, доверху наполненная горячей водой.       — Тебе смешно? — повторяет она. Голос хрипит, лёгкие насквозь пробрал зуд поступающего кашля. Мужчина внезапно становится пугающе резким.       — Я думаю, мне необходимо кое-что прояснить, — серьёзности в Михаэлисе как-то слишком много, а от холода в его глазах не спасает даже стена плотного густого пара. — До тех пор, пока вы являетесь человеком, я буду относиться к вам соответственно. Наслаждайтесь ванной, мисс Купер, — Себастьян удаляется, прикрыв за собой дверь.       К горлу подступает мокрый ком.       Ева чувствует себя последней дурой. Примечания: Восемьдесят девятый год* — специально допущенная ошибка. Хонникер* — Ева ошибочно полагает, что отцом основателем бомбы был Феликс Хонникер, а не Роберт Оппенгеймер. Панчер* — здесь — изречение, выдуманное от названия газеты, которую любит читать Сиэль — «Панч». Читать как — «Стэндапер», коего слова ещё тогда, предположительно, не существовало. Четыре мили* — примерно шесть километров. Электроконвульсивная терапия* — так же имеет названия: «Электросудорожная» и «Электрошоковая»; метод психиатрического лечения, при котором судорожный припадок вызывается пропусканием электрического тока через головной мозг пациента с целью достижения лечебного эффекта.