***
Ева скрипит старыми ставнями, упрямо пытаясь открыть окно. Дождь мелкими редкими каплями стучит по крышам, одиноким листьям и голой земле. Двадцать третье октября встречает её томными туманами, густой порослью сосен и фантомным запахом бескрайних тыквенных полей. Ева замечает, что сегодняшняя атмосфера пронизана особенными нотами таинственного леса, сказок и мистических созданий. Она никогда не верила ни в Бога, ни в сущности потустороннего характера, будь то зубная фея или тот же самый бес, потому как считала, что логика и наука — это те самые связующие для мира «обычного». Но сейчас получается, что все те сомнительного вида байки про Бигфута и Зверя* внезапно стали правдой. Ведь, если существуют демоны, то и все остальные тоже? Феи, упыри, смерть с косой и сияющие на свету вампиры из Сумерек? «И Он, получается, тоже существует?» Ставни никак не хотели поддаваться. Купер резко дёргает на себя жестяную ручку. Стекло вышито из холодной паутины капель, дерево оконной рамы раздаётся протяжным скрипом. В лицо ударяет свежий воздух, ветер приносит с собой атомные крупицы воды. Ева вытягивает вперёд руку ладонью вверх. Пара капель падают на пальцы, очерчивают изгибы кожи и текут дальше, исчезая в контурах фасада. На улице свежо. — Так значит, религия всё-таки права? — туманно произносит Купер в пустоту. Её вопрос успевает элегантно поймать Себастьян. Он стучит в дверь. Слышит сухое — «войдите». Находит девушку у окна. Она стоит к нему спиной и упрямо пытается делать вид, что присутствие демона в комнате никак её не коробит. У мисс Купер плечи покатые, острые и скрыты несколькими слоями мешковатой одежды — дрожат. Рвано, тихо и практически незримо, но взгляд скользит дальше, по позвоночнику и упираясь в левое бедро, и находит нервно сжатую в кулак руку, которую Ева придерживает за кисть второй, стараясь успокоить холодом коротких пальцев. Волосы собраны наверх, очень неумело собраны и даже заставляют дворецкого желать исправить этот казус, но он быстро отгоняет от себя эту мысль, ведь — не время — и натыкается на тату на тыльной стороне шеи. Какие-то геометрические кольца и треугольники, будто бы сшитые между собой тонкими железными нитями. Забавный человеческий символизм, не более. И даже несколько мешает; руки в белых перчатках медленно наливают горячий напиток в чашку. — Позвольте поинтересоваться, мисс Купер, — сдержанно спрашивает дворецкий, услужливо подавая утренний чай. Ева всматривается в лес, наблюдая, как деревья преданно растворяются в густом тумане дождя, скорой зимы и приближающегося праздника нечисти. — Чем вас не устраивает такой расклад? — О чём ты? — правая рука сильнее сжимает кисть, начинает скользить по предплечью, как бы закрывая Еву от лишнего внимания. «Поболтать хочет?» Себастьян протягивает ей чашку на блюдце, легко звеня фарфором, чтобы привлечь внимание. Ева отрывается от окна и натыкается взглядом на предложенный напиток. Чай с молоком. Не кофе, но будет бодрить. Нужно принять из рук дворецкого. Делать этого не хотелось. Михаэлис замечает её настороженность. У Купер всё ещё жестяная закалка, а природный страх зарыт внутри настолько, что даже самой Еве кажется, что его и вовсе более не существует. Он подавляет в себе снисходительную усмешку, понимая, что девушка просто-напросто понятия не имеет, как ей вести себя с демоном. Вполне предсказуемая реакция. — Насчёт праведных слов мировой религии, — он решает не церемониться больше положенного и сам вручает ей в руки фарфор. Касается рук Евы пальцами, пробуя землю на прочность. Купер только моргает, принимает предложенную чашку и ничего странного в мимолётном физическом контакте не замечает. Себастьян прикрывает глаза, довольствуясь реакцией. Ему, как дворецкому, невыгодно, чтобы гостья его господина шугалась Михаэлиса излишне часто. Ева подносит кружку ко рту и хмурится, горячий пар приятно контрастирует с прохладным сырым воздухом из окна. Мужчина легко улыбается. — Я не думал подслушивать. Это вышло случайно, — поясняет он, когда ловит на себе её озадаченный взгляд. Купер делает глоток горячего чая. Вкусный. — Видите ли, помимо сверхчеловеческой скорости я также обладаю исключительным слухом. — И зрением, наверное, тоже? — Ева внимательно смотрит на дворецкого, изучая. «Галстук у него что надо, конечно», — Себастьян кивает. — И обонянием. И силой. И многим другим. — Вот как, — Ева поворачивается к окну, холодные пальцы обжигает жар фарфора. Странное чувство — Купер не может понять: фаланги будто бы огнём объяты из-за невыносимого холода или тепла. — Я не люблю религию. Раз уж на то пошло — то любая система абсолютного контроля над человеком меня не устраивает. Я не отрицаю того, что она принесла что-то хорошее в этот мир, — Купер кинула беглый взгляд в сторону мужчины. — Взять хотя бы сериал: «Молодой папа». Джуд Лоу сыграл достойно, а люди поглядели на изнанку Ватикана, но разве какой-то развлекательный фильм стоит всех тех жертв во имя религии?.. Не знаю, — Ева пожимает плечами. — Не мне судить о таких вещах. — И это не мешает вам не питать любовь к церкви, — замечает Себастьян. Купер делает ещё глоток, взглядом цепляясь за голые ветви деревьев. — Но вы не находите парадокс в ваших словах? Ваша позиция, конечно же, чудесна, но испытываемая вами неприязнь всё же позволяет вам «судить о таких вещах». — Перед тобой распинаться в объяснениях не стану, сбавь обороты, если хочешь от меня хоть что-то услышать, — чеканит Ева излишне резко. Она старается звучать низко, статно и уверенно, но на деле получается совсем иное — Купер бы прямые плечи и фигуру покрупнее, тогда, пожалуй, из этой смешной попытки и вышло бы что-то толковое, но сейчас это отдаёт лишь унижающей трогательностью. — Но если спать не сможешь без моего ответа, так позволь успокоить — я, конечно же, лукавлю, потому как хочу иметь в наличии праведные мысли, но если без этого фарса, то — да. Не люблю. Не уважаю. Церкви и фанатов обхожу стороной, — Ева закашлялась. Дождь оставляет на лице девушки гладкие узоры из редких ледяных капель. Дворецкий смекает, что пора бы закрыть окно. Он в несколько шагов преодолевает расстояние от тележки с подносом, у которой преданно стоял всё это время, до подоконника и Купер. Руки в белых перчатках умело тянут на себя ручку. Губы трогает усмешка. — И вам, судя по всему, очень неприятно осознавать, что та самая ненавистная часть общества всё это время была права? — Ева замечает его улыбку и раздражённо щёлкает языком. — Да. Спасибо, что всё испортил, — она фыркает и со стуком опускает фарфоровую чашку на подоконник, чай проливается на блюдце. Мужчина тихо и достаточно коротко смеётся, обходит Купер и доходит до тумбочки у кровати. — Пожалуйста, выпейте это лекарство, — говорит дворецкий, в руках сжимая оставленный ещё вчера пузырёк. Ева вскинула брови. — Зачем? — лёгкие девушки неприятно зудят. — У вас бронхит, — только отвечает дворецкий. Ева давится кашлем. — С чего ты взял? — спрашивает она. Мужчина фыркнул. — Действительно, — Купер легко вздрагивает от переизбытка саркастичности в его голосе. Глупый вопрос задала, однако. — Это обычная простуда. Сама пройдёт, — хмурится девушка. У Евы есть дурная привычка, обусловленная просто огромным разнообразием лекарств на современном рынке: закидываться антибиотиками, которые вреда намного больше приносят, чем пользы, запивать всё это чудо остывшим кофе и курить в два раза чаще в период «сей чудесной болезни», чем во время мирное. Выражаясь иначе — забивать хер. В девятнадцатом веке антибиотиков, разрушающих клетки, но дарующих ночи без кашля, ещё не придумали, но у англичан были микстуры, которые они уверенно разбавляли с тем же портером и пили под кабацкие тосты или же просто гоняли шоты из терпкого напитка. Купер же лекарства «слабые», требующие постельного режима и всего остального подобного рода ни во что не ставила и предпочитала делать вид, что она просто в последнее время собственной слюной давится очень часто, искренне надеясь, что всё пройдёт само. Себастьян делает пару шагов в сторону тележки с сервизом и принимается усиленно делать вид, что занят чем-то космически важным. Ева же снова смотрит в окно, делая третий глоток горячего напитка. — Значит, вы не почитаете религию? — как бы между делом спрашивает мужчина. Пальцы правой руки переставляют предметы на подносе, освобождая место для чашки девушки; левой — сжимают пузырёк с лекарством. — Я же уже сказала, — бросает Купер. — И в существование Высшей силы тоже не верите? — Михаэлис украдкой посмотрел на тело, стоящее у окна. — Да. — Не считаете, что говорить такую правду демону является несколько опрометчивым поступком, — Ева фыркает. — Не считаю. Разве тебе есть до этого дело? — она поворачивается в сторону мужчины и ставит чашку на жестяной поднос. Затем — прямо в свитере и брюках падает на простыни кровати, располагаясь на спине. — Приятно слышать, — Ева позволяет себе прикрыть глаза в присутствии демона, чтобы лишний раз на всякий случай напомнить последнему, что опасение его образ у неё не вызывает. Слух улавливает улыбку на губах дворецкого; последнего смешит то, насколько сильно напрягается тело на простынях. — Господин будет ожидать вас за завтраком через пятнадцать минут. Столовая находится на первом этаже, вторая дверь по левую сторону от входа в поместье. Не опаздывайте, мисс Купер, — добавляет Себастьян перед тем, как покинуть комнату.***
— Я должен доложить Королеве, — режет Сиэль сразу после слов дворецкого о том, что сегодня он приготовил традиционный английский завтрак, но «осмелился взять на себя дерзость и предложить сок из свежих апельсинов вместо эля, ведь молодому господину алкогольные напитки противопоказаны». Купер давится жидкостью. — О чём именно? — настороженно спрашивает она. Фантомхайв искусно отрезает кусок свиного мяса. Кладёт его в рот. Медленно пережёвывает. Еву же тошнит только от одного вида кровяных сосисок на её тарелке. В сознании на втором плане упрямо мельтешит способ их приготовления. — О тебе и о том, откуда ты, — только произносит малец. Он как-то озадаченно вздыхает и отпивает свежего сока. — Я всё обдумал. Ты должна понимать, что благодаря своим знаниям о двадцатом веке, являешься ценным объектом для государства. Её Величество должна быть уведомлена о том, что в её же стране находится такой индивид, как ты. — Нет, — Сиэль цепляется взглядом за Купер. Ева сидит как-то слишком напряжённо, пальцами впиваясь в подлокотники стула. К еде девушка притрагиваться не спешит. Мальчик вздыхает, прикрывая глаз. — Мисс Купер, — устало произносит он. — Вы должны понимать, что… — Послушай меня очень внимательно, Сиэль, — голос у девушки сквозит холодной жёсткостью и, пожалуй, какой-то огромной волной энергии, заставляющей привлечь внимание к собственной персоне. — Есть такая отвратительная лично для меня штука, которая зовётся Эффектом Бабочки. Мальчик удивлённо моргает. — «Эффект бабочки»? — Купер поворачивается к нему вместе со стулом и закидывает ногу на ногу, переплетая правую и левую между собой. — Этот термин появился только в двадцатом веке, оно и понятно, что ты о нём не знаешь, — говорит она, легко жестикулируя руками. Пальцы трут шею, скользят по контуру тату на тыльной стороне, затем — изучают угол подлокотников. — Я не помню, кто именно его выдвинул, но это не столь важно сейчас, — Ева заправляет выбившуюся прядь волос обратно за ухо. — Концепция этого эффекта заключается в том, что любое, даже самое незначительное действие в Хаотической системе ведёт за собой ряд колоссальных изменений. То есть, влияние на эту самую систему; здесь ей является наш мир, как ты понимаешь. Он тот ещё хаос, конечно, — она усмехается, — влияние может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе в другом месте и времени, — Купер дотрагивается пальцами до губ, пытаясь вспомнить глупое сравнение. — Тот учёный какой-то пример приводил, что, мол, если при путешествии во времени в далёком прошлом раздавить обычную бабочку, то это может принести за собой кардинальное изменение будущего, которое является «настоящим» для путешественника. Себастьян усмехается. — То есть, вы хотите сказать, что Её Величество Королева Виктория может стать вашей личной бабочкой, мисс Купер? — Ева устало потирает виски. «Как всё сложно, почему всегда так сложно?» — Скорее — дрянной мигренью. — Но кто сказал, что эти изменения вообще произойдут? — граф отрезает ещё кусок мяса, предпочитая игнорировать последнее замечание Евы в сторону Её Величества. — Можешь быть спокойна, ты уже не повлияешь на моё решение. А значит, ничего не изменишь, — взгляд скользит по лицу Евы; замечает тени под глазами. «Посмотрим, как много ты мне расскажешь». — Как можно быть таким упрямцем? — Купер ещё сильнее пальцами сжимает виски. Хмурится. Кидает на графа острый взгляд холодных глаз. — Это называется: «Парадокс времени». Действительная истина. Как то, что солнце встаёт утром и садится вечером, — Ева скрипит зубами, заметив скептицизм в синем глазу мальца. — Тогда, даже если предположить, что ты права, мы всё равно не в силах подтвердить, повлечёт ли моё решение за собой положительные изменения или отрицательные. — Нужно всегда рассчитывать на худшее. — Такими темпами далеко не уйдёшь, — холодно замечает граф, пробуя омлет на вкус. — Нужно мыслить трезво и не идти на поводу у чувств, мисс Купер. Если лично тебя устраивает твоё «настоящее», это ещё не значит, что оно является наиболее выигрышным сценарием, который только мог случиться, — Ева кинула взгляд на стол. Начала изучать содержание своей тарелки. Фасоль, тосты, омлет, два вида мяса. Желудок скручивало в кислотный узел раздражения и нежелания есть эту еду. «Они вообще знают, что кровяные сосиски обычно едят собаки?» — девушка поморщилась. Затем выдохнула, прикрыв глаза. Нужно было включить всё мастерство убеждения, которое только могло затеряться на задворках личного сознания. «Только, как включить то, чего нет?» — девушка усмехнулась. Вспомнила две мировые войны. — Двадцатый век — то ещё дерьмище, скажу я вам, — Ева тянет медленно, хрипло и склоняя голову вбок, стараясь избавиться от ноющего ощущения в шее. Сиэль отрывается от своей тарелки и кидает в сторону девушки взгляд. — Вот видите, — он снова, по старой привычке, переходит на «Вы». — Но, по-моему, не нам решать, каким он будет. Не находите, граф? — цедит Купер. — Я, конечно, всё понимаю, синдром Бога и эгоизм спать не дают, только дай им шанс изменить будущее, но не мы в ответе за действия всех тех людей, и не нам их исправлять. Или портить, сами выбирайте свой подход, мне без разницы. Мой ответ — нет. — Чего вы так боитесь? — у Фантомхайва взгляд, пожалуй, очень внимательный, а ещё для своих неполных тринадцати он сравни вундеркинду, не меньше, потому как Ева искренне не понимает, как можно быть настолько проницательным. — Вы боитесь того, что начнётся война? — спрашивает он. Если у Купер до этого был хоть крохотный шанс того, что они не просекут, что за дела творились в двадцатом веке, то сейчас она уничтожила его с потрохами. Девушка усмехнулась. Себастьян это заметил. — Нет, мой господин, — он держит спину ровно, стоит позади Сиэля и косит взгляд прямо на Купер. Губы расплываются в циничной улыбке. — Мисс Купер боится того, что война сможет принять весьма неожиданный оборот, не так ли? Ева сглатывает. «Какого чёрта он лезет?» — скрипит внутренний голос. Ей надо быть осторожной, ей, мать его, всегда надо быть осторожной. — То есть, в твоём будущем будет война? — выкликивает Сиэль. — Нет. Что-то посерьёзнее, — Себастьян всматривается в тёмные глаза Евы с дотошной педантичностью и внимательностью. Мысли девушки он слышит не особо хорошо, но это не мешает ему прикинуть навскидку примерное число. — Больше двух, это точно. Четыре? — Купер незаметно дёргается, продолжая строить свои слабые крепости и зрительного контакта не прерывать. Демон это замечает. — Пятнадцать? Нет, больше. Вы знаете другую цифру, — мужские пальцы цепляются за подбородок. — Что за нелепый блеф? — цедит Ева. Демон довольно щурится. — Благодарю за подсказку. Не менее сорока*, не так ли? — девушка сглатывает. «Чёрт». — И, по меньшей мере три* из них капитальные. Мировые? В двадцатом веке будут мировые войны? — Себастьян удовлетворённо усмехается, заставляя своего господина нахмуриться, а Еву — сдавленно зашипеть. — Удивительно, на что только способна человеческая жадность. Сорок войн за каких-то сто лет. Ах, эти жалкие, отвратительные в своей скупости существа. Купер внезапно становится до одури стыдно за то, что она является представителем «этих жалких существ». Сиэль не отрывает взгляда от стеклянного стакана с соком. — Сорок войн? — Не знаю, насколько права история… — зачем-то говорит Ева. — Может — меньше. И в это число входят не только войны, а ещё гражданские конфликты. Мелкие разборки. — Но, а как же мировые? — пренебрежения Сиэлю не занимать. — Ты не понимаешь, насколько это ужасно? — О нет, я-то понимаю, — цедит Ева, пальцами сжимая свой стеклянный бокал. — Я каждый год начиная с детсада смотрю одни и те же хроники того, как наша великая страна принимала участие в вооружённых конфликтах. Да что там, если мне удаётся съебать из универа, я обязательно попаду на телегу Первого мстителя. Капитан Америка по всем каналам страны — вот, чего вам только в жизни не хватает, хоть лозунги пиши! — Ева растопырила пальцы в воздухе, вытянув руки и посмотрев куда-то вперёд, как ещё обычно в «светлое будущее» смотрят. Затем — закашлялась. — Вы выпили лекарство, мисс Купер? — уклончиво спросил дворецкий. — А? Мне не… — Ева хотела сказать, что — не нужно — но тело сотрясалось в ещё больших порывах. Она прикрыла рот рукой. — Нельзя менять прошлое, Сиэль, — вместе с хрипом выдавила она из себя. — И, по-моему, ты должен очень хорошо это понимать. — Я собираюсь менять не прошлое, а… — События, которые ещё не случились, — Купер облокотилась о стол, замечая, что ребёнок пока что тоже решил оставить завтрак в стороне. — Но скажи мне. Разве они — твоё будущее? Может быть, Себастьяна? Как я успела заметить, для него войны сравни парку аттракционов, он только «За» будет. Тогда, скажи мне, — Ева поддаётся ближе, — чьё будущее ты собираешься спасать? — С чего ты взяла, что не своё собственное? — холодно цедит граф. Он, конечно, рассказал Еве о контракте, но и словом не обмолвился о том, что не доживёт даже до своего совершеннолетия. Купер устало потирает глаза, чувствуя, как желудок от запаха кровяной колбасы разъедается ещё сильнее. — Хотя бы с того, что ты не доживёшь до основных событий, — штука с первой мировой девушкой как-то забылась. Ева посмотрела прямо на графа. — Я не хочу брать на себя весь тот груз ответственности, потому предупреждаю сразу, что никому ничего не скажу. Ни Королеве, ни Штатам или какой-нибудь России. Но подыхать за решёткой я тоже не собираюсь. Поэтому, — девушка рвано выдыхает: — Не надо. Говорить ей. Сиэль прекрасно осознаёт, что может привести за собой неповиновение. Если Викторию заинтересуют знания, которые на весь мир имеют исключительный экземпляр — сознание этой девушки — то она не побрезгует воспользоваться самыми разными способами для их получения. Он посмотрел на стол. Отпил сок. Пилил взглядом фасоль. «Похожа на гусениц». — Я не обещаю, что полностью отказываюсь от моего решения, — произносит граф спустя какое-то время. — Но предлагаю сделку. На этот раз — честную и выгодную для обеих сторон. Купер хмурится и поддаётся ещё ближе, замечая его серьёзный взгляд. — Я дам тебе месяц. Испытательный срок, так сказать. Если сможешь доказать свою пользу — и словом не обмолвлюсь с Её Величеством о том, кто ты, — он прикрывает глаз, отвлекаясь, чтобы искусно отрезать небольшой кусок омлета. Медленно прожевать. Распробовать на вкус. «Остыл», — Фантомхайв откладывает приборы куда подальше, потому как есть холодную еду не собирается. Ева терпеливо ждёт. — Будешь работать в первую и единственную очередь на меня. Доставать те сведения, которые не может получить мой дворецкий. Ева усмехается. — Такие вообще существуют? — она кидает на мужчину насмешливый взгляд. Тот только профессионально кивает. — Доктор Барлоу прекрасно осведомлена о том, что я являюсь дворецким Цепного Пса Её Величества. А значит, я не смогу работать под прикрытием, — размеренно отвечает он, умело скрывая тот факт, что, вообще-то, мастерски умеет перевоплощаться*. Купер самодовольно фыркает. С секунду сверлит взглядом мужчину. — Но разве вы не интересовались омнибусом? — Ева отпивает сока, чтобы смочить горло. В кору мозга въедается осознание того, что что-то здесь нечисто. Граф кивает. — Тогда, причём здесь бизнес Барлоу? — спрашивает Купер. Она случайно задевает локтем тарелку с её завтраком и спешит отодвинуть ту подальше. Весь приятный пряный аромат тостов, омлета и какого-то соуса перебивает вонь кровяного мяса. По телу табуном проносятся мурашки. — Вы ведёте несколько дел одновременно? — догадывается Ева. — Три, если быть точным. Пиллингтон, Потрошитель и «Бизнес Барлоу», — Сиэль отвлекается на отодвинутую тарелку, а после — снова переводит взгляд на Купер. Он насквозь прошит сосредоточенностью и беспокойством. Фантомхайв словно в зеркало смотрится, удивительная навязчивость свободы мысли, однако. — Вы же знаете, на чём именно специализируется Лайонел? — «Ты», — спешит поправить графа девушка, выдыхая. — И — да. В голове кипящим маслом пульсирует сказанное два дня назад Джеком предложение.***
Условия их контракта просты: в обязанности Купер входит лезть на рожон и вытягивать из доктора Лорея и Барлоу всю важную информацию и передавать последнюю Фантомхайву (зачастую — через её любимого дворецкого) в период в один месяц. В ответ Сиэль обязуется не докладывать Королеве о немаловажном факте того, что Ева знает будущее, а также всячески помогать ей по невнимательности не сдохнуть. Последняя деталь являлась очень даже полезной, если бы внезапно не оказалась настолько раздражительной. К девушке был приставлен Себастьян. Совсем не двадцать четыре часа в сутки и даже не на прямую, но Сиэль упрямо считал, что этот аспект является необходимым. — Я не могу позволить себе не знать, где и в каком состоянии ты находишься, — говорил он, быстро спускаясь по лестнице. Купер устало застонала. — Ты сама отказалась жить в моём поместье, — заметил граф, кинув беглый взгляд на девушку. Дворецкий услужливо подал Фантомхайву цилиндр, накинул пальто на плечи. — Конечно. От него до Лондона часа три ехать, если не больше. Мне неудобно каждый день вставать на работу в пять утра, граф, — бросила Ева, застёгиваясь. Ребёнок взял в руки свою тяжёлую стильную трость. — А я говорил не про основное, — бесстрастно протянул Сиэль. — А про это. — Я тебе его уничтожу, — усмехнулась Ева. Она есть и спать забывает, что там — убираться в огромнейшем доме. — Спасибо за предложение. — Тогда, чем тебе мешает тот факт, что мой дворецкий будет держать ситуацию под контролем? — мальчик наблюдал за тем, как кучер подгоняет экипаж к поместью. Купер заскрипела зубами. — Следить, — поправила графа Ева. — Не самая радужная перспектива. — Но пока что единственная. Это в твоих же интересах, должен заметить, — сказал Фантомхайв, зачем-то несколько раз постучав тростью по брусчатке. Дождь ненадолго перестал. — К тому же, он не собирается бдить над тобой целыми днями напролёт. У Себастьяна других дел по горло, не так ли? — Именно, — улыбнулся мужчина. Он открыл дверь кэба, пропуская господина внутрь. — Всего хорошего, Ева, — Сиэль, кивнув девушке, начал залезать в повозку. — Погоди, — Купер остановила мальчика, аккуратно схватив за плечо. — Да? — немного раздражённо спросил граф, поворачиваясь вполоборота и продолжая стоять на ступени. — Один месяц. Если заслужу доверие, то отзовёшь своего дворецкого? — Ева хмурилась, внимательно цепляясь взглядом за мальчика. — Пожалуйста. Удивительная штука — неприязнь. Фантомхайв упрямо не понимал, что с ней не так или наоборот — как ему могло настолько сильно повезти, раз эта девушка положительных эмоций при виде демона не испытывает. Он не раз и не два встречал просто фанатичную привязанность особ «слабого пола» к его дворецкому и ввиду исключительной тупости женщин в эти моменты не считал их достойными его снисхождения или общества. Исключением являлась Мейлин, потому как Фантомхайву было прекрасно известно об обратной стороне медали, а на остальное он только устало закрывал глаза. Здесь же закрывать было не на что. И это, без всяких сомнений, вызывало уважение. — Хорошо, — он кивнул, чувствуя, как Ева отпускает его плечо. Послышался топот копыт, подъехал второй кэб, поменьше, который должен был увести Купер в Лондон. Сиэль же направлялся в фамильный особняк. — Спасибо, — Ева улыбнулась. Сиэлю лично — впервые. Особенно — в знак благодарности. У неё улыбка была какой-то дёрганой, но одновременно с этим мягкой и тёплой, что слишком сильно контрастировало с привычкой Купер курить, лезть в драки и нецензурно выражаться. Они с ней не друзья даже близко, Фантомхайв никогда бы не пошёл ей на уступки, если бы не обстоятельства и крупицы уважения к этой девушке; но всё это упрямо таяло на фоне того, что он просто обязан улыбнуться ей в ответ. Люди всегда любили только сладкую ложь, а успокоить её нервы, развеивая подозрения, лишним не будет. — До встречи, — он зашёл в повозку, занимая законное место у противоположного окна. Себастьян закрыл дверь в кэб и легко стукнул по стенке, чтобы кучер понял, что можно трогаться. Ева нахмурилась, кидая взгляд на дворецкого. — А как же ты? — Я отправлюсь следом, как только закончу свои дела здесь, — услужливо ответил мужчина, натягивая одну из тысячи заготовленных для такого случая улыбок. — И как мне ему информацию передавать? — туманно произносит Ева. Взгляд невольно продолжает коситься на Михаэлиса. — С помощью писем, — отвечает Себастьян. Перед ними останавливается второй кэб. Ева стоит как-то криво, осанка у неё ужасная, а ещё мисс Купер выглядит до одури потерянной и забавной. В ней бы покопаться сильнее, но не сейчас, а позже, умело подобрав правильный момент. Мужчина вскидывает бровь, цепляясь за контуры женского тела и предугадывая реакцию девушки на его следующие слова. — Я надеюсь, вы умеете писать их, мисс Купер? — тон сквозит насмешкой. Ужасно. Ева прошивается всепоглощающим раздражением.***
Купер давится кашлем. — Что? — Понимаешь, милая, — Барлоу утопает в бархате красного кресла, отпивая кофе и одновременно с этим как-то богемно закуривая папиросу. — Мне не нужны новые учёные, одного гения твоего наставника хватит с лихвой, — Ева хмыкнула, искренне не понимая, где там Барлоу умудрилась разглядеть «гения». Джек был просто скверным, и всё. — Но ты, — женщина затянулась и медленно выдохнула густой табачный дым, улыбаясь, — фигура очень харизматичная. Понимаешь, о чём я? — Вы хотите, чтобы я стала лицом ваших сотрудников? — Ева прищурилась, понимая, что Барлоу планирует превратить её давнее обещание о «козле отпущения» в жизнь. Женщина только усмехнулась на раздражение в голосе Купер. — Понимаешь, солнце, — она снова затянулась, приподнимая подбородок. Купер потянулась за своим напитком. — Все в высшем обществе хотят тебя, — Ева давится кофе. «Что, блять?» Барлоу как ни в чём не бывало продолжает. — После моего чудесного приёма все ещё не день и не два стремились обсудить тебя. Твой образ пришёлся публике по вкусу. Так что, — она затягивается, расплываясь в надменной улыбке, — я беру тебя под свою личную опеку. Лайонел выявила желание встретиться с Купер в великом «у Симпсонов», которое находилось на границе Сити и Вест-Энда, а в своём декоре имело чудной формы огромное количество самых разнообразных ламп, начиная от свисающих с потолка на жестяных тросах и заканчивая локальными светильниками на витринах. Близился седьмой час, и народу здесь было много. Зажиточные семьи, любовники и проститутки под предлогом обслуги, подобной хостесу*, занимали пространство своими разговорами, лично выбранной на заказ музыкой и желанием приобрести огнестрельное оружие у бармена из-под стойки. Барлоу заняла чудесное место — у окна — и терпеливо ожидала, когда Ева изъявит желание — закурить (зачем — было неясно), продолжая дымить густым дымом табака и убеждать стать светской дивой. — И что это значит? — спросила Купер, пальцами отстукивая по столешнице какой-то ритм. В воздухе витал аромат терпкого бодрящего напитка, миндаля и холода духовых инструментов. — Будем вместе ходить по салонам, на званые вечера и ужины, в театр, оперу, балет — куда будет нужно — и зарекомендуем тебя, как развязную гордую личность, — доктор отпила свой кофе, пробуя на вкус сочетание зёрен и ликёра. — Чудный кофе, не правда ли, солнце? Ах, нам надо заходить сюда почаще. «Нам? — Ева прищурилась ещё сильнее. — И что это ещё за «солнце»?» — тело пробирала фантомная дрожь неприязни. Барлоу взглянула на карманные часы. — Уже без десяти семь, заканчивай с напитком скорее, — с каким-то скрытым наслаждением воскликнула она. На небольшой сцене кафе выступала музыкальная группа. Мелодичные ноты классики сменились на биты новоиспеченного сакса, и какой-то африканец в яркой жёлтой бабочке запел низким, хриплым голосом джазовые строки о любовнице*. Ева посмотрела на доктора. Женщина сидела в тёмном бархатном кресле, элегантно закинув ногу на ногу и медленно выдыхая до одури тяжёлый дым. Она была одета в чёрное платье и открытыми плечами, за которые цеплялись нежные атласные ленты, переплетаясь в какой-то дивный узор на спине и ключицах, а сверху накинула грубый мужской пиджак с широкими вставками для плеч. Искусно. — Допивай кофе, солнце, — голос опустился на пол-октавы ниже, а дым из-под табака уверенно прошивал в нём шёлковый тон доминирования. Звучал медленный проигрыш. Саксофон умело отбивал медленное соло, выворачивая струны гнилых душ наизнанку. Он упрямо старался одурманить, заставляя желать навсегда повязнуть в бархате мягких кресел. Сладкий голос африканца патокой заливался в уши, согревая сердце и холодные кости. Чудесная музыка, кофе и оружие из-под стойки. Как будто Ева оказалась в двадцатых. «Жалкая пародия», — звучит в подсознании. Купер вскидывает брови, удивляясь собственной мысли. Сакс отбивает тягучие биты, а люди вокруг громко говорят о каком-то местном мистере Гэтсби, но кафе «у Симпсонов» внезапно становится эталоном фальши. Эта горькая мысль заставляет Еву не вестись на сладострастные слова женщины. Она аккуратно отодвинула кружку через весь стол прямо к Барлоу. — Не хочу, — они прошивают друг друга изучающим взглядом. — Он отвратный, — тихо тянет Ева. Барлоу только усмехается. — Детские забавы — быть нигилистами. Не разочаровывай меня, солнце. Купер облокачивается головой о руку, пальцами касаясь скулы и задевая губу. — Это должна говорить я, доктор. Вы уж простите, что я могу отличить качественный продукт от фальши. — О, — Лайонел медленно тушит папиросу о пепельницу, взглядом не отрываясь от глаз напротив. — Тогда свари мне как-нибудь хороший кофе. — Если это вообще возможно в этой стране, — Ева усмехается, вставая. Лайонел поднимается с кресла следом, наблюдая, как Купер запахивается в пальто. — У нас сегодня много дел. Мы должны успеть до девяти, — между прочим бросает Барлоу, проходя в сторону выхода и улыбаясь некоторым мужчинам. — Куда? — доктор останавливается прямо перед стеклянными дверями и резко разворачивается на сто восемьдесят в сторону девушки. — О, — нежно протягивает она. — У меня много планов на эту ночь. — И насколько же они займут меня? — бесстрастно спрашивает Ева, открывая двери и выходя на улицу. Холодный ветер обжигает лицо и шею. Всё вокруг искрится огнями вечернего города, а в воздух прошивается ароматом нежной лаванды снобизма Вест-Энда. — На целую ночь. Нам нужно успеть на открытие одного чудесного ателье. Не волнуйся об одежде, я всё устрою. Я совершенно случайно пару дней назад наткнулась на одно шикарное платье и сразу поняла, что оно создано для тебя, — с какой-то томностью рассказывала Барлоу, по пути останавливая пустой кэб. — Мадам Пескуччи открывает новый салон и ты, как представитель моего работника, просто обязана познакомиться с ней. Доктор элегантно села в повозку, ожидая, когда Ева сделает то же самое. Купер аккуратно опустилась рядом. Брови привычно хмурились. «Не нравится мне это». Кучер дёрнул за поводья. — Пойми, Скотланд-Ярд должен обратить всё своё внимание только на тебя. Поэтому, тебе придётся делать разные вещи, — улыбнулась женщина. Ева вскинула брови. — Какие? — Декадансные*. Ничего вульгарного, разумеется. Просто выбивайся из толпы и обретёшь настоящий успех, — голос у женщины пронизан лукавыми нотками совращающего существа. Барлоу принимается вещать о том, что им нужно сделать, куда поехать и что купить. Купер прикусывает губу, откровенно не понимая, как ситуация обернулась подобным образом. Два дня назад всё было ужасно. День назад — какое-никакое, но нашлось спасение. Сегодня — весь их план сметался коту под хвост. Сиэлю нужны были научные данные, архивы и сплетни Джека Лорея — все три составляющие достать практически нереально, но с должным доверием и пропуском — возможно. Сейчас же девушка внезапно узнаёт, что из высококвалифицированного учёного внезапно перевелась в актрису Погорелого театра аристократичных ублюдков. «Представитель работников Лайонел». Надо же. «Потрясающе, — Купер откинулась на спинку кресла, устало прикрывая рукой глаза. — А как же моя машина? Не в этой вселенной, что ли? — Ева горько усмехнулась, забавно, однако. — А ведь я искренне верила в то, что мне каким-то чудесным образом удастся избежать общество этих бакланов. Как глупо». — Ты устала, солнце? — любезно поинтересовалась Барлоу, замечая тяжёлый вздох девушки. — Джек совсем замотал тебя в лаборатории, не так ли? Ах, а я ведь говорила ему быть с тобой нежнее, — Купер украдкой посмотрела на женщину. Лайонел снова закурила. — Но теперь ты не будешь так часто возиться с бумагами, — сказала она, затягиваясь и выдыхая дым через нос. — Хотя, работать там всё же придётся. «Что?» — Я останусь в лаборатории? — Ева рвано выдохнула, взглядом цепляясь за Барлоу. Женщина усмехнулась, запах лаванды сменял терпкий аромат сигарет, ликёра и розы. «Всё-таки повезло?» — Конечно, — губы тронула алчная улыбка. — Мне же нужно выжать из тебя всё до последней капли. Купер пляшет под дудку Барлоу неделю, в процессе понимая, что повезло не совсем. Доктор составляет для Евы расписание, в которое умело включает «Особую практику» у Джека Лорея и вечерний кутёж в элитных клубах. Она любезно высылает ей письмо, где расписывает всё чуть ли не по часам, а Купер только щёлкает языком, читая о том, что забита под завязку. — Почему она вообще этим занимается? — спрашивает вслух девушка, упаковывая листы в новый чистый конверт, чтобы позже отослать Сиэлю. — У неё своих дел не хватает, что ли — нянчиться с какой-то студенткой? Всё это казалось ей донельзя странным. Потому что, действительно, зачем Барлоу тратить свои силы, время и ресурсы на Еву? В то, что женщина просто-напросто настолько сильно не желает встречаться с полицией, Купер верить отказывалась. Само расписание выглядело так: Ева вставала в семь, плелась на практику к Лорею, работала у него до шести, чуть реже — на два часа меньше, если Барлоу требовалось её присутствие на каком-нибудь важнецком чаепитии, петрила обратно домой, где приводила себя в порядок и выскакивала на различного вида приём, за один вечер успевая посещать до двух-трёх мероприятий (которые, говоря откровенно, были безумно скучными, потому как Купер на них не пила, предпочитая оставаться в сознании, и на трезвую голову выносила общество последних ублюдков). К двенадцати девушка освобождалась и, уставшая от всего и ото всех, направлялась домой, скрипом лестницы исправно умудряясь будить миссис Тэтчер. И так — каждый. Чёртов. День. Ева откинулась на спинку стула, притягивая к себе следующую телеграмму. На столе, помимо невыполненных домашних заданий от Джека, лежало ещё три письма. Первое — от Сиэля. Он отправил короткий ответ на её предыдущие показания, успокаивая, что в новой тактике Барлоу можно найти множество плюсов и уверяя, что их договор всё ещё в силе. Второе — от Томаса Хадсона. Он просил прощения о том, что не писал так долго, и приглашал покутить. И третье — телеграмма от Миллера. Ева сжала виски пальцами. — Как неудобно получилось, однако, — протянула девушка. По её подсчётам, они с Джорджем не встречались месяц. А ведь он — её первый приятель в Англии, который, к тому же, помог. Другой вопрос в том, как всё обернулось теперь, когда Ева, последовав совету Миллера сходить-к-Хуго, с головой увязла в миазмах неприятностей, но благими намерениями вымощена дорога в ад, и с этим не поспоришь, конечно. Миллер писал, что сегодня собирается в трактир к Мартину. Мол, если можешь. Как в старые добрые. — Сегодня же Хэллоуин, точно, — Ева уставилась на вскрытые письма, обдумывая. Потом, отыскав чистый лист, принялась писать Барлоу. Перо ручки через бумагу неприятно царапало стол. «Доктор, Прошу вас простить меня, но я вынуждена отказаться от вашего общества на сегодняшний вечер. Можете передать Томасу и остальным, кто хотел видеть меня сегодня в их клубе, что я — вампир, и в этот праздник светским беседам предпочитаю охоту на младенцев.Хорошего вечера,
Айвз».
— Это, конечно, очень некультурно, — девушка хмыкнула, перечитывая короткое письмо. — Но мне как-то поебать. Ева кинула взгляд на часы. Без четверти семь. — Отлично.***
Трактирщик Мартин Хенкофф имел в собственности разбавленный портер, ненависть к эмансипированным женщинам и страсть к тематическим вечеринкам. Посему, он, созвав своих друганов и кухарку Шельму и в красках описав им свою великую идею для Хэллоуина, начал приготовления числа так девятого, умело запрягая всех, кто под руку попадётся, и взамен угощая бесплатным ужином и портером. В обязанности Джорджа Миллера входило обязательство пригласить труппу актёров из театра со славным названием «Гаррик»* выступить вечер в трактире, а Мартин отдал указание именно ему, потому как мужчина знал людей, которые знают людей. Миллер застыдился, заёрзал и дотошно описал этот процесс в письме Еве Купер, которой успел наплести, что, вроде как, они хотят ставить Гамлета. На деле же вышли Ужасы по дешёвке. Труппа с условиями Миллера согласилась, и весь вечер выступала в моряцком трактире Хенкоффа, показывая разные короткие и не очень сценки. Сам Мартин тоже постарался на славу: он любил возится с рыболовными крючками и вообще преуспевал на этом поприще, а потому, раздобыв в музее Восковых фигур семьи Смитов пару не совсем удачных голов, повесил их на крюки разной формы и размеров, свисающие с потолка на лесках, а в бар притащил несколько бочек с вишнёвым элем, который своим видом особенно сильно походил на кровь. В общем, эта созданная не без удовольствия атмосфера произвела на Еву неизгладимое впечатление. Купер ещё за несколько метров до входа услышала шум и крики, а когда открыла дверь в трактир, попала прямиком на тот момент, когда героине на импровизированной сцене перерезали горло. Фонтаном брызнула фальшивая кровь. Толпа разразилась одобрительным свистом и пугливыми охами. — Да, так её! Эту шмару! — резко пробасил какой-то мужик, а проститутка на его коленях обиженно воскликнула, мол, она же тоже женщина. — Ох, какой ужас, какой ужас, — запричитала молодая девушка в кисейном платьице. Парень рядом с ней одобрительно взял её за руку. — Ну что ты, милая. Это всего лишь искусственная кровь. — А выглядит, как настоящая! — воскликнула блондинка. Купер усмехнулась, узнав в парне Гюнтера. Народу в трактире было хоть отбавляй. Вокруг сцены, которая являла собой наскоро сделанные поддоны, расположились круглые столы, занятые всё до единого различного рода компаниями. В другом конце зала горланили песни моряки, умудряясь заливать первым встречным об их высококачественных шпротах из Латвии. У бара толкались какие-то рабочие, обливая проституток элем. Народ в трактире устроил самый настоящий кутёж. Ева подошла к барной стойке, умело петляя между посетителями в пестрых юбках, потных рубашках и нелепых фуражках на головах. По другую сторону от стойки метался Хенкофф, как пчёлка-труженица умело поставляя новые порции выпивки. Шельма подавала свинину и орехи. Мартин о чём-то перетирал с гостями его трактира, когда заметил подошедшую Купер. — Боги, — присвистнул он, — какими судьбами, Гвиневра*? — трактирщик на пару с мужчинами засмеялся. Ева фыркнула. — Ты, верно, соскучился. Только не плачь, я же не выдержу. Мужики у стойки загалдели, по очереди хлопая Купер по плечу. Кто-то присвистнул. — Чего притащилась, холера тебя задави, — гаркнул Хенкофф. — Джон написал. — А, Миллер, — трактирщик как-то странно махнул рукой и стушевался. — Он сохнет по тебе, зуб даю, девка. — Делать ему больше нечего, — вздохнула Ева, опускаясь на свободный стул. Рядом расположились приятели Мартина. — Налей, что ли, эля, старпёр. — Сукина стерва, — прохрипел Хенкофф, но напиток в стакан налил. Мужская рука взъерошила короткие светлые волосы. — Миллер отлить отошёл, сейчас вернётся, — зачем-то сообщил трактирщик. «Эм?» — Спасибо, что просветил, — протянула Ева, принимая любезно предложенный напиток. — Так ты… — сказал один из мужчин, задумчиво разглядывая Купер. Он почесал затылок рукой, которая держала зажженную папиросу. Частицы пепла упали за шиворот, а его товарищ в огромных и тяжёлых на вид очках засмеялся, словно гиена. — Ева Купер, — представилась она. Компания из трёх мужчин синхронно охнула. Со стороны сцены послышались новые восклицания, а затем — посыпались аплодисменты. Какой-то пьяный в хлам выжига закричал, что всем зрителям внезапно жизненно необходимо начать бросаться в актёров кожурой из-под апельсинов. — Эгей, щас вылетишь отсюда! — заголосил Мартин, пару раз хлопнув по барной стойке своей грубой ладонью. Выжига обернулся, как-то странно покачнулся вбок и упал прямо на колени проститутке, растягивая губы в блаженной улыбке. — Та самая Ева Купер? — воскликнул обращавшийся к ней мужчина. Он имел немного азиатскую внешность и гладко выбритое лицо. Ева вскинула брови. — «Та самая»? — Мартин все уши о тебе прожужжал, — показался из-за плеча азиата парниша с тяжелыми очками. — Не один Миллер хотел с тобой выпить, этот тоже — та ещё трещотка, — он усмехнулся, подбородком указывая на трактирщика. — Э? Чё за дела, Патрик! — возмутился Хенкофф. — Скулишь, как девка. Ей-Богу, Мартин, как девка, — третий мужчина хрипло засмеялся. Ева повернула голову влево и посмотрела на говорившего. Он был самым старшим из этой странной компании, а ещё своей внешностью сильно напоминал Хуго, различаясь с ним только цветом волос. У Хуго они насквозь прошились сединой, а у этого же сохранили цвет густой нефти. Голос у мужчины был излишне низкий, а акцент выдавал в нём коренного англичанина из Чертси*. Взгляд внимательных глаз скользнул по Еве. — Имею честь. Гектор. — Это лишнее, — Ева нахмурилась. — А ты, видимо, об известности своей не знаешь? — Гектор прищурился, сильнее всматриваясь в Купер. Она только продолжала бесстрастно пялиться на него в ответ, ожидая продолжения мысли. — Не знаешь. — Просветите? — Ева полезла в карман пальто, доставая пачку сигарет. Выудила из мятой упаковки последнюю. «Бред несёт какой-то», — проносится в мыслях, заставляя Купер нахмуриться сильнее. Она устала верить всем подряд и всерьёз уже мало чего воспринимала. — Не знаю, как ты вышла на того немца, но зря это было, — Гектор тянется за своей пинтой и принимается медленно хлебать липкий портер. Ева пялится на сигарету терпеливо ждёт секунду. Три. Восемь. — Объясните? — тактично спрашивает она, слушая трёп Гектора вполуха. Мартин, до этого активно спорящий с Патриком, вздыхает. — Миллер — больной холерой слюнтяй. Он же сказал тебе к Хуго пойти, наплёл про него, небось, всякое? — Хенкофф харкает в урну, заставляя Еву сморщится от неприязни. — Да, я тоже в курсах, не смотри на меня так, женщина. — Я надеюсь, ты с элем так же не поступил? — тянет Купер, не отрывая взгляда от плевательницы. Мартин усмехается. — С твоим — нет, а жаль, гони пинту сюда, — губы мужчины расплываются в кривой улыбке, а рука тянется в сторону стакана Купер, заставляя Еву вскрикнуть: «Эй» и отодвинуть напиток куда подальше от Мартина. Они начинают галдеть друг на друга, выдавая что-то из разряда «Узколобость — это наследственное» и «Всем мымрам вход в трактир запрещён». — Даже по блату? Что ж ты такой мелочный, — наигранно обиженно вздыхает Купер. Видимо, всё дело в одном глотке восьмиградусного эля, не иначе, потому как Ева находит в этом бессмысленном споре что-то необычайно нужное сейчас. Морального духа в хорошей трущобной дискуссии навалом, он заставляет забыть о проблемах помасштабнее и внезапно осознать, что смысл жизни заключается в грёбанных пререканиях с барменом. На женские плечи опускается чья-то рука. — Мои глаза меня не обманывают или передо мной действительно Ева Купер, — радостно протягивает Миллер. Ева поворачивает голову в сторону Джорджа и растягивает губы в лёгкой улыбке. — Ну здравствуй, мой славный старикан. Как твое старческое здоровье? — Купер спрыгивает с барного стула и обнимает Миллера, смачно хлопая по спине. Джордж как-то напрягается и сдавленно кашляет, стараясь скрыть недоумение, мужчины вокруг одобрительно шумят, а Патрик осмеливается протяжно засвистеть. Он вообще, судя по всему, тащится по свисту. — Вот это да! Завидуй молча, Мартин, — протягивает парень, отвлекаясь на едкости. Ева отодвигается от Миллера, перед этим успевая заметить въедающийся в мужскую рубашку запах угля и слишком крепкого даже для неё табака. — Так что там с Хуго? — спрашивает Купер у Гектора, ловко меняя тему о недавних объятиях, которую успел поднять Патрик. Гектор вытирает тыльной стороной ладони усы. Хенкофф что-то ворчит под нос и наливает порцию эля Миллеру, который падает на стул рядом с Евой, потесняя своего приятеля-эмигранта с работы и Патрика заодно. — Старик много чего растрещал про тебя. Говорят, что даже кому-то — где комнату снимаешь, — медленно басит Гектор. Ева кусает губу. «Ну конечно», — вполне логичное объяснение того, как Себастьян узнал её место жительства. Купер хмурится, отгоняя от себя неприятный образ. — Что распространяешь опиум. И Пиллингтона лично встречала, — Ева фыркает, шумно выдыхая и заставляя Гектора усмехнуться. — Значит, всё — пустой трёп? — как-то разочарованно спрашивает Патрик, поправляя съехавшие очки. — Я так и думал, — старик отпивает ещё портера. — Всё брехня, значит, — протягивает Мартин, как бы заключая за всех. Купер молча кивает и отпивает эля. — Я таких, как ты, за версту чую, — хрипит Гектор, обращаясь к Еве. — Надеюсь, уму достаточно, чтобы смекнуть, что ложные слухи хуже правдивых. — Конечно, — Купер горько усмехается, затягиваясь. Распространяет опиум? Кто же такое придумал. — А вот теперь вопрос, — Гектор поднял вверх свой толстый указательный палец, на котором красовалось массивное кольцо. Мартин, на пару с другими слушателями, подался ближе к старику. Со стороны сцены начали доноситься звуки дешёвой скрипки. Посетители принялись танцевать. — Зачем ему это? — послышался звук разбивающегося стекла. Какие-то два бугая устроили между собой разборки, а женщина в пышных юбках, которая, судя по всему, была виновницей новоиспеченной драки, истерично завизжала, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу и собираясь грохнуться в обморок. Один из пьяниц разбил стеклянный стакан о голову второму, заставив последнего свалиться без сознания. Толпа загалдела, а Мартин раздраженно вздохнул. — Все тёрки строго на улице! — крикнул он, огибая барную стойку. Кто-то пролил доброе количество эля прямо в лицо лежавшему на полу бедолаге, заставив его прийти в себя. — Выметайтесь отсюда оба, холера вас дери! Быстрее, на кой чёрт вам ноги, если вы хуже сук. — Тоже в табло хочешь? — прорычал потный верзила, который ранее разбил стакан. Хенкофф плюнул ему под ноги. — Знай, с кем базаришь, салага. Выметайтесь из моего заведения. — Ой, да ладно тебе, — махнул рукой выжига. — Он первый начал, смотри, прощения просит, видишь? — Мне начхать, кто начал. Валите, дамочки, — прошипел трактирщик. Толпа загудела, кто-то начал одобрительно хлопать Мартина по спине и плечам, а какая-то актриса на сцене громко воскликнула «Ах!». Компания у барной стойки молча наблюдала за странного рода «представлением». «Как-то он быстро согласился», — заметила Купер, наблюдая, как тот бугай смиренно покидает трактир, хватая под локоть щебечущую подружку. — Может, внимание отвести хочет? — подал голос Патрик. — Ну, чтобы чего другого не заподозрили. — Как этот, что ли? — спросил Джордж, кивая головой в сторону уходящего мужика. — Не мели чепуху, — сказал азиат, обращаясь к Патрику. — Больно желторотый для предположений. Ева всматривалась в морщинистое лицо Гектора. — Он на кого-то работает, — сказала она. — Или — разглядел в тебе новую пешку, чтобы с недоброжелателями бороться, — старик уставился на пустую пинту, что-то усиленно обдумывая. — Он просил тебя больше не приходить в его бар? — протянул он через несколько секунд. — Да, — Гектор прикрыл глаза. — Старый плут. — С чего я должна верить вам? — Купер потушила сигарету о край мокрой столешницы, кидая бычок в урну, в которую плевался Хенкофф. — Ни ярда не должна, — резко пробасил Гектор. — Но тупой курицей не становись, чёрт тебя дери. Он попытается с тобой связаться. Через связных. «Кто-нибудь объяснит, зачем ему это? — Ева устало вздохнула, собираясь с мыслями. В другой раз она бы наплевала на слухи с высокой колокольни, но совсем недавно ситуация несколько ухудшилась. Оставалось надеяться на то, что у Сиэля мозги на месте и он допрёт, что никаким опиумом Ева не торгует, и не разочаруется в её образе ещё сильнее. — Спасибо, что поделились теорией, — устало ответила Ева. «Конечно. Делать Вессеру больше нечего, как связных нанимать». — С чего ты взял, что он их вообще в наличии имеет? — пальто у Купер не так, чтобы уж очень тёплое, а очаг в трактире по словам Миллера маленький, сильно доволен им не будешь. Но сегодня — ночь Хэллоуина, жар потных тел обжигает до дрожи в коленях, а на задворках сознания поселились манящие образы тёмных существ. Гектор — человек без сомнений, но сейчас, когда он медленно переводит взгляд с пинты на Купер, а кривая усмешка напоминает звериный оскал, он становится как никогда похожим на беса. — Я — один из них. Примечания: Зверь* — антагонист из «По ту сторону изгороди». Вот они — глупые ассоциации с Хэллоуином. Сорок войн* — я гуглила. Да. Три капитальные* — две Мировые и одна Холодная. Перевоплощения Себастьяна* — здесь — его чудесное становление тем стариканом-как-же-его-звали из Книги убийств. В манге в арке с театром он упоминал слово — «грим», но если по чесноку, то я не знаю, что это было. Хостес* — имеется ввиду работа женщин и девушек на какого-то отдельного клиента: если в кафе, то — подавать выпивку, меню и зажигалки. Песня из «у Симпсонов» — «st. James Infirmary», Луи Армстронга. Я знаю, что в те времена её тогда не было, но это чисто референс ради атмосферы. Декадансные вещи* — все такие из себя томные, таинственные и манящие. Вообще декаданс — это направление в художественной литературе и живописи, которое характеризуется эстетизмом, индивидуализмом и имморализмом. Театр «Гаррик»* — театр, расположенный на южном берегу Темзы. Его посетители — мужчины и женщины среднего и низшего классов. Гвиневра* — жена Ланселота. Оплот верной любви и набожности, тут игра на контрастах. Чертси* — город такой в Англии. Графство — Суррей.