The Last year.

Через пару дней Салливан снова возвращается на сайт школы и чекает, когда будет эта гребаная выставка. Он обводит дату жирным маркером на потрепанном календаре, висящем в его комнате, и демонстративно, сука, игнорирует его, чувствуя себя отвратительным лицемером. Джек сдается и заявляет сам себе, что ему хуй класть на чужое мнение, ему просто, блять, надо увидеть, что этот придурок не бросил рисование из-за каких-то тупых шуток. Пару раз Салливан задумывается о том, мог ли Ривс реально в него втюхаться, и его всего передергивает. Эден по - любому жамкается с Катариной и он совсем не похож на типичного пидрилу, так что хуйня это всё. Больше к этому вопросу он не возвращается, позволяя себе полностью уйти в те, сука, насущные проблемы, которые поважнее истинной ориентации гребаного Ривса. В день выставки Джек берет себе выходной. На улице все такой же нехуевый мороз, зима словно объебенела вкрай, и Гринхилл похож на задрыпанную, заледенелую зверюгу. Салливан паркуется у здания школы, неторопливо выключая мотор и оглядывая стоянку. Несколько машин богатеньких папенькиных сыночков, большая громада желтого автобуса с налипшей снежной кашей на брюхе, какие-то, сука, непонятные конструкции и незнакомые тачки. Черные силуэты лысых деревьев напоминают Салливану о темных росчерках «грустных рисунков» с последнего стрима Ривса, и он мрачнеет. Сука, только вот этого сейчас не хватало. Джек оглядывает пустующий, снежный двор и нервно барабанит пальцами по ободку руля. Он знает, что приехал раньше положенного, но с хуя ли ему дожидаться, пока эти копуши тут растелятся и всё приготовят. Он выбирается из тачки, заворачиваясь в шарф, нахлобучивает на уложенные волосы шапку, и закуривает, чтобы окончательно успокоиться и прийти в себя. Салливан задницей чует, что совершает какое-то, блять, пиздаебство, приехав сюда, но решает довести это дело до конца, раз уж вообще начал. Из школы Ривса неожиданно выскакивает взъерошенная Катарина, что-то втолковывая на ходу по своему приторно-розовому айфону, а за ней на мороз вываливается та самая пухлая подружка и незнакомый вылизанный, сука, хипстер. Они сбиваются в кучку перед крыльцом, и ошалело орут о чем-то, размахивая руками, как ветряные мельницы. Джек хмурится, сжимая зубами фильтр, сует руки в карманы куртки и незаметно подходит ближе к этой, сука, орущей троице, чтобы узнать, какого хуя происходит, и почему все выглядят так, будто внезапно выставку спиздила летающая тарелка. В голове Джека тут же вспыхивает мелодия из «Секретных материалов», но он отмахивается от этой шушеры, вслушиваясь в разговор. - Почему нельзя было проверить свою тачку заранее, Фрэнки?! Ну, ты же знал, что тебе сегодня ехать! – Катарина рычит в трубку как мегера, и Салливан впервые видит её такой, блять, неадекватной. Прежде, чем он успевает удивиться и отметить, что этой стерве идут красные от злости пятна на щеках, она снова становится спокойной и ужасно расстроенной, плаксиво выпячивая губы. Джек вклинивается в этот ебучий балаган, когда Катарина обреченно прощается с провинившимся Фрэнком, и сжимает свой айфон так, словно готова запустить его в ближайший сугроб. - Здорова, отличники. Чо случилось? Чо шумим? Троица оборачивается одновременно, сука, полная синхронизация действий. Джек видит подозрение на лице Катарины, восторг Пышки и искреннее изумление педика-хипстера. - Чего молчим? – Джек выдыхает после глубокой затяжки струю дыма. – Я вопрос задал. Чего случилось у вас? - Что ты здесь забыл, Джек Салливан? – Катарина складывает руки, подчеркивая объем груди, обтянутой тонким свитером. - А я, блять, про выставку у тебя просто так спрашивал, да? Прекращай агриться, куколка. Я пришел к искусству приобщиться, – Салливан нагло ухмыляется, наслаждаясь тем, что он её бесит. Сука, просто очаровательная, правильная принцесса, которая абы с кем не водится и не разговаривает на равных. Это дико раздражает и восхищает одновременно. Они с Эденом точно парочка, оба не от мира сего и выбиваются из всего этого быдлятского Гринхилла, как ромашки на куче навоза. Мистер Идеал и Принцесса, блять. И снова все мысли сводятся к Ривсу, ебать вашу мать. - Ты и искусство? – голос Катарины возвращает Джека в реальность. – Не смеши меня. Пришел Ривса караулить? Только попробуй. - Воу-воу. Я не настолько долбоеб, детка. Я вообще-то, правда, пришёл просто так, и, судя по тому, что увидел только что, у вас какая-то неведомая срань с этой выставкой. - Если и так, то… - Катарина набирает воздуха побольше, и Джек уже слышит срывающееся с этого принцесскиного рта смачное «пошёл на хер», но обрывает её. - Я помочь хотел. На холодной, продуваемой, всеми ветрами этого гребанного мира стоянке воцаряется полная, неебически тупая тишина. Джек снова ощущает себя мудаком-неудачником и ему хочется заржать и выплюнуть в эти вытянутые лица, что это, сука, шутка, и ебал он их проблемы в жопу и по очереди, но вдруг Пышка вспрыгивает и пищит так, словно её что-то, блять, прищемило: - У нас сломалась машина с оборудованием. - Кристи! – Катарина шипит, дергает её за рукав толстовки. - А что такое? – Пышка обиженно надувает хомячьи щеки. – Другие варианты есть? Она смотрит на Джека влажными, сияющими серыми глазами, и он понимает, что даже если бы другие варианты были, Кристи-пышка настояла бы на том, что Салливан последняя надежда, блять, рода человеческого. - Ебать проблема. Где тачка? – Джек в несколько затяжек докуривает сигарету, пока Катарина борется, сука, сама с собой и корчит гримасы на своем хорошеньком личике. - Если ты потом что-то выкинешь, Джек Салливан… - она предостерегающе поднимает указательный наманикюренный палец. - Так, блять, - Джек начинает выходить из себя, туша окурок тяжелым ботинком. – Я предлагаю помощь, сука, один раз. Не надо – ебитесь втроем тут дальше. Спрашиваю в последний раз – где тачка заглохла? - На Уолш-стрит, возле универсама, - выдавливает Катарина. – Там недалеко от дорожного знака Гринхилла. Фрэнк заглох и уже полчаса ничего не может сделать. А средств на… - Нехуевый такой размах, раз с соседнего города вызвали пацана с оборудованием. Ждите. Найду его, - Джек разворачивается и идёт к своей «детке», на ходу потрясывая связкой ключей с кожаным брелоком. - Охереть, он нам поможет! – Кристи восторженно пищит за спиной, и Салливан ухмыляется, садясь за руль. Эта пышка явно по нему течет, как сучка. Заводя тачку, он бросает взгляд на этих придурков и думает, что они выглядят как брошенные мамкой дети. Будь Джек кем-то другим, ему, сука, может быть, стало бы жаль их, но он тот, кто есть и эти печальные физиономии, полные надежды, вызывают в нем, блять, лишь раздражение и чувство ликования. Приятно быть нужным. Очень не вовремя вспоминается тот самый Эден Ривс, и Джек недовольно цыкает языком, трогаясь с места. Сука, этот недоделанный уже всю кровь ему выпил. Он врубает музыку, откидывается на сиденье и полностью отдается дороге. Тачка Фрэнки оказывается стареньким, но очень выхоленным грузовичком с вырвиглазными наклейками на боках, как у обдолбанных хиппи. Наверняка досталась ему от его папаши, который колесил по штату в этой тачке и любил в ней весь мир и парочку хипповых подружек. А то и дружков, гребаный педик. Джек паркуется позади него, выбирается из теплого салона «детки» на морозный воздух и видит кучерявого очкарика в новомодной, яркой парке. На его лице удивление плавно перетекает в ужас, и Салливан вспоминает, что где-то видел эту неприятную рожу. Кажется, в школе, он тусуется в обществе Катарины и завсегдатого Ривса. И ещё эту кучерню Джек видел в тот день в столовке, когда Эден, сука, кивнул ему так, словно они друзья. Салливана бесит этот маменькин сопливый мудоёб, но он вызвался помочь и потому старается выглядеть менее агрессивно, когда подходит ближе. - Джек Салливан? Мне сейчас совершенно не до разборок. Давай сразу договоримся. - Не ссы, чудила, - лениво обрывает его Джек. – Я починить приехал. Он оглядывает масштаб трагедии, пока Фрэнки трясущимися руками поправляет очки, и возвращается к своей тачке, чтобы достать из багажника ящик с инструментами. - Ребята тебя наняли? – Фрэнки слишком долго подбирает слова и всё равно, сука, ошибается, выдав самый глупый набор. - Обосраться как шутканул, блять. Я сам предложил, - огрызается Джек, по-хозяйски заглядывая под капот и натягивая заляпанные рабочие перчатки. - Стой здесь, пиздюк. Будешь бате инструменты подавать. Салливан выполняет свою работу чётко, быстро, как настоящий мужик, блять. Глядя на этого тощего огрызка в упоротой шапке, Джек в принципе понимает, что эта неженка с тачкой обращаться не умеет. Видать, выклянчить-то выклянчил, а дальше педалей газ-тормоз соображалка не работает. Салливан чинит хипстерский автобус в считанные минуты и сопровождает на своей сверкающей «детке» до самой стоянки перед школой, а то мало ли чего этот мудила учудит. Ошалевшая тройка ботанов уже исчезла, но Джек замечает в окне первого этажа бледные физиономии и хмыкает. Ждут придурки. Не говоря ни слова, он помогает таскать это гребаное, хуй пойми для чего предназначенное, оборудование в школу, чувствуя на себе пристальные взгляды. Конечно, они думают, что он их наебывает. Джеку кажется, что здесь дело гораздо, блять, тоньше и он наебывает сам себя, но в глубине своей черствой оболочки ощущает прилив сил и, сука, неземной чистоты. Будто с каждый движением с его кожи отваливается присохшее в тот злоебучий день дерьмо. «Я делаю это не для Ривса». - Спасибо, Салливан, - Катарина касается его плеча, привлекая к себе внимание. – Не ожидала от тебя. - Я ещё и не то могу, куколка, - Джек очаровательно улыбается ей, и мисс Принцесса морщится. - Оставь свои пошлые шуточки при себе. - Как будто они тебе не нравятся. - Не нравятся. К ним подтягивается Фрэнки, хипстер и Пышка Кристи. Вокруг бегают люди, суетятся и Джек замечает парочку глухонемых чуваков, машущих руками. «Разговорчики у них, блять». - Сколько я тебе должен? – кучерявый хер Фрэнки выглядит таким жалким, словно Джек сейчас заломит цену, сука, в миллиард долларов. Салливан хочет отчебучить какую-нибудь шутку, чтобы это уебище больше не брало в свои кривые лапы то, с чем обращаться не умеет, но замирает, заметив движение в толпе. Ему кажется, что его ноги, сука, залили цементом, и скоро он провалится сквозь сраный пол этого гребаного школьного холла. В соседнем коридоре, ведущем в актовый зал, останавливается Эден Ривс, прижимая к себе стопку свертков ватманов и кучу пестрых папок. Он таращится на Джека несколько секунду и этого хватает, чтобы мозг Салливана заклинило, и он привычно почувствовал себя идиотом. И полным днищем, раз уже пошли откровения, блять. Даже с такого расстояния Джек подмечает его блядский, слишком ядерный для этого мира цвет глаз, и от этого сводит челюсть. Эден смотрит на него с нечитаемым выражением лица, плотно сжимая губы. Он кивает кучерявому очканавту, скользит взглядом с равнодушной обреченностью по Джеку. Как будто, сука, его не существует, и он просто, блять, галлюцинация. А затем разворачивается и тихо уходит. Сука, он всё-таки здесь. Твою мать. «Как будто, блять, ты не знал этого». - Так сколько? - Фрэнки снова подает голос, и Салливан взмахом руки заставляет его заткнуться. - Нисколько. - В смысле? - Денег я не возьму, - Джек роняет эти слова сухо и скомкано, не понимая, зачем это говорит и почему. Сука, этот Ривс точно какой-то ненормальный придурок. Какого хуя в радиусе обитания этого педика Джека накрывает ебанной совестью? Она уже давно поросла, блять, плесенью. Ему срать и на выставку, и на талантливых недопырков. Он не собирается помогать им тут и подтирать жопы вместо мамки. Не собирается, но видит мелькнувший между кабинетами мятный джемпер и бессильно опускает плечи. Салливан молча сваливает в сторону парадного входа и до открытия выставки курит одну сигарету за другой, усевшись на капот своей «детки». Сука, не май месяц, задница буквально примерзает к металлу, но ему нужно остыть и посидеть в тишине, чтобы не видеть мелькающего туда-сюда Ривса и не попадать под его, сука, правильное влияние. Куда катится эта ебаная жизнь?