The Last year.

Он успевает глубоко затянуться, щурясь на блеклое весеннее солнце, когда смартфон вибрирует в кармане косухи. Джек ловко извлекает гаджет, шелестя заклепками, и с ухмылкой выдыхает дым в ещё не прогретый, блядски обманчивый воздух. Эден прислал ему в мессенджер фотку дрыхнущего в складках одеяла Апельсина. «Утро доброе трудящимся =)». «А ты типа не трудишься? Доброе». «Нет. Сегодня дома. На больничном)». «Стопэ, супермен, ты заболел что ли?». «Дождь был не очень теплым, знаете ли ┐('～`;)┌». «Бля, Ривс! А как же живительный горячий чай?» «Судя по всему – не очень. И хватит называть меня суперменом (￢_￢;)». «Ты это заслужил». «Только потому, что у меня такая кружка?» «Тебе нужны более весомые аргументы?». «Конечно, терминатор». «Вот это охуеть как несправедливо сейчас, Ривс». «Я видел кружку у тебя, не отнекивайся┐(￣ヘ￣;)┌». «Воу воу, супермен, ты ходишь по грани». «Эта грань такая же опасная, как твой горячий чай?». «Я, блять, жопой чую обвинения в мою сторону. Ща привезу тебе апельсинов, будешь знать». «Звучит как угроза ». «Это и есть угроза, Ривс». «Мне уже бояться?». «А ты как думаешь?». «У меня есть способы защиты». «Ахаха. Это какие?». Эден присылает ему две свежие фотографии довольной, рыжей усатой морды и его приторно-розовых лап, так что Джек давится дымом от смеха и запрокидывает голову. «Блять, ну охуеть, ты дерзкий, Ривс. Это несправедливо». «Дерзкий, как тот чай, который ты наливал с таким лицом». «Ну всё, блять, ты напросился на апельсины». «Только не сегодня, мама устроила мне здесь лазарет». «Завтра и если твои предки будут дома, я закину тебе их в окно». «Спасибо, Джек Салливан хд». «Не за что, супермен». «Кстати, иногда супергероям тоже нужна помощь. Ты не сможешь отвезти меня в «М» на выходных? С меня бензин и хавка)))». «Я прям уже чую запах приключений. Только колготки надевать не буду хд». *** Мотор «детки» порыкивает, поторапливая запирающего калитку Эдена, и тот быстро заскакивает в открытую для него дверь на пассажирское сиденье. Джек усмехается, зажимая в зубах сигарету, и жестами здоровается с ним, мысленно удивляясь тому, насколько это стало для него простым и обыденным. Как будто он всю жизнь общается на языке глухонемых. Погода сегодня явно не хочет быть промозглой стервозиной, и небо над промерзшим за зиму Гринхиллом неебически яркое, голубое. Солнце высушивает асфальт, наполняя воздух тем самым специфическим весенним запахом, нагревает отполированный капот детки и выжигает на хрен глаза, пока Джек не поворачивает на первом перекрестке. Эден пристегивается, прижимает к себе свой яркий рюкзак, опускает стекло чуть ниже, отчего его светлые волосы тут же взъерошивает ветер, и Джек поражается тому, что его не бесит хозяйское поведение в собственной тачке, хотя полгода назад он бы прописал пиздюлей за такое, сука, панибратство. Но Ривс кажется таким естественным на пассажирском сиденье, что злиться не получается, и Салливан выставляет наружу локоть, выдыхая дым. «Как въедем в город, скажешь хоть, куда ехать». Джек успевает полностью «произнести» фразу, прежде чем загорается светофор. Ривс шуршит своей паркой и рюкзаком, шелестит вытащенным оттуда блокнотом и выуживает айфон, чтобы написать, потому что так Джеку не придется отвлекаться от дороги. «Да. Думаю, мы можем остановиться на парковке и погулять пешком, если ты не против». «Я-то без базара». Очень скоро дома начинают мелькать за окном всё реже, они огибают по круглому повороту трейлерный парк на окраине и проносятся мимо указателя «Вы покидаете Гринхилл. Возвращайтесь к нам скорее». Джек позволяет себе глубоко вздохнуть, чувствуя охренительную свободу, едва они покидают этот населенный ушлепками городишко. Ветер обтекает «детку», скользит по отполированным бортам. За черными изогнутыми ветками деревьев, похожих на рисунки из не самого позитивного стрима Ривса, раскидываются поля. Белые остовы ветряных мельниц напоминают Джеку огромных аистов, и он хереет от того, насколько Эден влияет на него, если он стал замечать такие вещи. Раньше Салливан не дал бы себе возможности задуматься о том, что эти сраные вентиляторы посреди полей могут напоминать что-то иное, но когда общаешься с художником, который даже из бумажного пакета из закусочной может сделать неебически крутую хрень, начинаешь и сам мыслить по другому. Джек косится на вдохновленно глазеющего по сторонам Ривса, замечает на его ладони пятна въевшейся краски, кусочек плетеного браслета выглядывающего из-под рукава парки, и снова возвращается к дороге. Серая полоса сухого асфальта уходит за горизонт, а жизнь Джека Салливана сходит с протоптанной, сука, годами колеи и замирает на пороге неизбежного. Он вспоминает о своих мыслях относительно ориентации Эдена, взвешивает все «за» и «против», затем в памяти очень вовремя возникает сон про прятки в шкафу, и он чувствует, как шею заливает жар. «Блять. Хорошо, хоть в водолазке». Джек прочищает горло, радуясь тому, что Эден не может его сейчас услышать, не глядя хватает пачку «винстона» с передней панели и закуривает, нервно барабаня пальцами по рулю. До въезда в город они обмениваются всего парой фраз, всё остальное время Ривс, как под гипнозом, пялится в открытое окно, изредка высовывает руку, чтобы поймать встречный весенний ветер и фоткает особо красивые пейзажи на айфон. Через полтора часа они паркуются возле огромного стеклянного куба торгового центра города М. Ривс убирает айфон в рюкзак, накидывает снятую ранее парку и выбирается первым на свежий, пронизанный гулом автомобилей, воздух. Джек глушит мотор, вылезает из машины, смачно потягиваясь, и коротким щелчком ставит машину на «сигналку». «Наконец- то! Слышь, ты вообще как себя чувствуешь?». Эден удивлённо вскидывает брови, зависая на пару секунд, пытаясь понять, о чём говорит Салливан. «Да я в норме». «У тебя температура херачила два дня назад». «В поездке за холстами меня ничто не остановит. Не забывай, кто тут носит красные трусы поверх синих колготок». «Херов ты супермен, Ривс!». Новое, неопознанное чувство накрывает Джека, как только за ними съезжаются стеклянные автоматические двери торгового центра, и их с Ривсом подхватывает водоворот бешеной скорости большого города. Салливан не успевает даже охереть от подобной встряски, его тащит за рукав Эден в сторону жужжащего эскалатора, мимо мелькают десятки витрин с однотипными манекенами в пестрых париках и всякой антуражной приблудой, которая должна, сука, навевать весеннее настроение. Город «М» отличается от Гринхилла, они разные, как небо и земля. Как будто «М» нормальный, человеческий город, а их Гринхилл втащили сюда инопланетяне, собрав в нем всё говнище, которое только могли найти, и заставив выживать в нем обычных людей. Гринхилл – сонная, жирная навозная муха, пачкающая своим дерьмом всех, кто находится в его окружении. А здесь дышится легко, свободно, и Джек теряет счет времени, выбирая до бесконечности скетчбуки, перелистывая белые прямоугольники холстов и ковыряясь в калейдоскопе стаканчиков с карандашами. Они проходят по ряду магазинов со всякой всячиной, даже заглядывают в шмоточные, ржут над смешными шляпами и отыскивают для Эдена синие колготки. В отместку Ривс предлагает купить Джеку лосины с леопардовым принтом, и они вываливаются оттуда под недовольные взгляды консультанток, подпихивая друг друга локтями как закадычные братаны. Салливан теряется в звуках, запахах, ощущениях и он будет последним мудаком, если скажет, что не получает от этого кайф. Они проходят ещё несколько магазинов и отделов, выставляющих свои супер-модные шмотки на показ в стеклянных витринах, как в аквариумах. Джек помогает тащить дорогие холсты и вертит головой, как ёбанный филин, пытаясь охватить всё пространство. Здесь гораздо более продвинутый и огромный торговый центр, нежели в городе «Н», где живет его бабушка. Тут все пропитано городским, сука, лоском, блестит, как новехонькое стекло на свежесобранной тачке, и дышит такой энергией, что даже у Салливана закладывает уши. Здесь нет какой-нибудь миссис Дойл, которая работает на кассе и знает, сука, какие позорные шмотки ты таскал в примерочную. Плюхаясь на скрипучее красное сиденье в кафешке, которых хоть жопой жуй на фудкорте, Салливан вдруг очень ясно осознаёт, что здесь нет ни одной знакомой рожи. Да, так ему казалось, когда он впервые приехал к бабушке в осознанном возрасте, а не тупым сопляком. После вонючего, прокуренного Гринхилла с замусоренными улицами быдляцкого района, со старой бакалейной лавкой с разбитым порогом и универмагом, краска которого вечно напоминает облупившийся лак на ногтях шлюх, которых папаша таскает домой, «Н» казался огромным. Торговый центр мерещился Джеку громадой, которую хуй обойдёшь за один день. Сейчас, в сравнении, он понимает, что был слишком впечатлительным маленьким ушлёпком, ведь «М» в разы больше. Джек готов повторять снова и снова, смакуя про себя это ощущение невъебенной свободы, что тут нет ни одного знакомого. Всем похую, люди заняты своим делом, и никто не обращает ни на кого внимания. Салливану плевать, что думают о нём эти городские ублюдки, равно как и им срать на его мнение. И это ахуенно. Осторожное касание вырывает его из потока мыслей. Джек трясёт башкой, выдыхает и смотрит на Эдена. «Будешь зевать, я сожру твою картошку», - Ривс «говорит» это с таким серьёзным лицом, что Салливан фыркает от смеха. «Ни одна картошина в моём полку ещё не оказывалась во вражеском плену, Ривс», - Джек нацеливает на него указательный палец, словно хочет выстрелить из пистолета. «Ты просто не сталкивался с равным по силе, Джек». «Считаешь себя крутым перцем, чувак?». «Именно». У них возникает какая-то детская возня, будто им по пять лет. Они сцепляются руками, таская друг у друга картофан, ржут, как придурки в немом кино, и швыряются салфетками. Эден фоткает картошку в луже кетчупа, показывает снимок Джеку и быстро «говорит». «Жертва нашего неравного боя. Выложу в инст?». «Блять, Ривс, это всего лишь картоха». «Это поверженная картошка Джека Салливана». «Если ты это напишешь – пизда твоим синим колготкам», - Салливан отвечает без злобы и ему в кайф осознавать, что его ахуенное чувство юмора давно не смущает Ривса. С ним можно опустить свои Гринхильские загоны, молоть всякую хуйню, и Эден примет всё с тем же честным лицом, с которым отстаивал имя Апельсина в коридоре школы. Джека прикалывает это чувство. Как будто вокруг Эдена мир ёбаным образом искажается, и всё меняется. Он не хочет думать о том, что такое бывает только рядом с этим художником в вечных «подворотах». «Хочу тебе ещё кое-что показать», - Эден легко улыбается, прожёвывая кусок бургера. «Мы ещё не всё купили?». «Всё только начинается». «О боже», - Джек театрально закатывает глаза и ухмыляется, когда Ривс озадаченно хмурится. «Расслабься, Ривс, я шуткую». «Тогда сначала заскочим в «Старбакс» за кофе и можно выдвигаться. У меня есть идея». «А чо, тут тебе не кофе?». «Я не буду пить жижу, которую продают тут, и с какого-то перепоя назвали кофе». «Ох, ебать-копать, Ваше Величество. Я такой каждый день пью и не сдох». «Ну, это твой выбор, Джек». *** «Как будто мы не могли выпить кофе в машине на стоянке», - Салливан берёт бумажный стаканчик из «Старбакса» и рассматривает его в руке. «Тут круто. И вообще хватит брюзжать, как мой девяностолетний дедуля», - отвечает Эден, отпивая самый хипстерский и дорогой кофе в мире. Джек делает глоток, но то ли его вкусовые рецепторы умерли под тысячью выкуренных сигарет и десятков литров выпитого кислого дешёвого кофе, который они цедят в мастерской на перерывах, то ли он просто не на том уровне «астрала», чтобы понять всей прелести этой дребедени. Кофе Салливану кажется обычным, но в компании Ривса и с таким чумовым видом за стеклом, он глотает остатки крутого дня, не говоря ни слова. Чтобы общаться, им приходится зажимать кофе между коленей, но кого это ебёт, когда жесты получаются уже на автомате. «Спасибо, что отвёз за холстами. Отец смог бы только через две недели». «Вообще без б. Давно уже хотел сюда прокатиться. Это тебе не «Н». Но нахрена тебе столько холстов, новые краски? Я сначала думал, что просто закончились, но тут прям что-то другое. Задумал новый стрим или это супер гениальный проект Эдена Ривса?». Отблески солнечного света на зеркальной поверхности города привлекают внимание Джека, и он отвлекается на несколько мгновений от лица Ривса. «Мне нужно это для работ при поступлении». Джек смотрит, как ловко пальцы Эдена выписывают каждую букву, и через толщу мыслей продирается осознание, что скоро выпускной. «Хотя у меня портфолио размером со шкаф, всё равно нужно ещё много сделать, чтобы не облажаться», - продолжает «говорить» Ривс, а Салливан тупо смотрит на него, будто откинулся в эволюции на несколько эр назад и стал одноклеточным организмом. «Ёбаный ж ты в рот», - думает Джек. Конечно, он не идиот, и знает, какое сейчас число. Вся школа превратилась в один большой концентрат выпускников: экзамены, подготовка праздника, кто в чём пойдёт, кто с кем. Но до сих пор это проплывало мимо Салливана, как сигаретный дым, потому что он не сможет так просто помахать ручкой Гринхиллу и упорхнуть в колледж. Да, он собирается свалить, но пока ещё даже не думал, как это сделает. А Ривс сидит перед ним, продолжая «рассказывать» о поступлении, и Джек понимает, что пока он учил язык глухонемых, впахивал на работе, думал об ориентации Ривса и худо-бедно готовился к тестам, Эден мысленно паковал чемоданы. Ривс машет перед лицом Салливана рукой, привычно (Господи, когда уже Джек успел выучить наизусть все его жесты?) хмурит светлые брови и немного наклоняет голову набок, будто это помогает ему разглядеть ситуацию под новым углом. «Ты меня слушаешь? Или я так интересно рассказываю, что ты успел уснуть?» «Я завис. Это всё твой хипстерский кофе, он заставляет меня думать», - Джек берёт стаканчик и поднимает вверх, мол «твоё здоровье», после чего делает глоток. «Тогда мы должны вернуться и купить годовой запас», - Эден беззвучно смеётся, и в то же мгновение становится серьёзным. – «Ты никогда не говорил, что будешь делать после школы». «Мне кажется, что это настолько очевидно, что даже говорить не стоит», - Салливану хочется перевести взгляд на город, лишь бы не позволять Ривсу влезать в собственную голову, как он обычно это делает, но он продолжает смотреть в зелёные глаза, потому что хуй Джек покажет, что эта тема ему неприятна. Он скорее сожрёт собственное дерьмо, чем позволит выглядеть таким в глазах других. «Но я думаю, что Гринхилл слишком тесный для тебя. Он запирает тебя в рамки, и ты становишься совсем другим там», - Эден первым отводит взгляд и смотрит через лобовое стекло на бесконечные бетонные коробки «М», разбавленные невнятными островками зелени и оплетённые венами-дорог. Салливан знает, что сейчас он ловит каждое движение, каждый блик солнечного света и замечает малейшие изменения цветов в окружающем мире. Ривс был бы не Ривсом, если бы не накапливал в своей голове миллиарды образов и ощущений, чтобы потом чётко передать увиденное. Нужно ли уметь слышать и разговаривать, чтобы нарисовать картину? Нужно ли быть глухонемым, чтобы читать мысли? Ответ «нет» по обоим пунктам. Необходимо просто быть ебучим Эденом, мать его, Ривсом, чтобы вспороть реальность такого, как Джек Салливан, и заставить дымиться тормозные колодки в мозгу от переизбытка мыслей. Будто во сне Салливан тянет руку и касается плеча Ривса, потому что именно сейчас, пока его закоротило, он понимает, что другого момента не дождётся. В голове всплывают картинки из недавно приснившегося сна про шкаф, но Джек ловко закрывает дверцы своей памяти, и, глядя в вопросительно смотрящие глаза Эдена, руки автоматически начинают выписывать буквы в воздухе. «Это правда, что ты гей?» Взгляд Ривса смещается на руки Салливана. Он чуть хмурит светлые брови над переносицей, а потом Джек видит такое удивление в ебучих зелёных глазах, что его моментально прошибает холодный пот. Ещё немного и Салливан заржёт в голос. Ему даже кажется, что веснушки Ривса стали на тон темнее, а кожа бледнее, будто он заразился всей этой художественной галематьёй воздушно-капельным путём. Глубоко внутри он хочет, чтобы Эден не ответил или отмочил какую-нибудь шутку, из-за которой захочется его побить. Но Ривс не глядя ставит стаканчик с почти допитым кофе на панель, тянется вперёд, и Джек прекрасно, сука, знает, что сейчас произойдёт, но ничего не делает, потому что его парализовало от этого неебического взгляда. Салливан чувствует себя букашкой, пришпиленной к сидению «мустанга». Ощущает прикосновение ледяных пальцев к своей щеке, а через долю секунды сверкающий в закатных лучах вид на город тонет в зелёном мареве. Сердце ебашит где-то в глотке. Губы Ривса касаются его губ. Джек снова ныряет в тёмную воду своего сна, но здесь и сейчас не сон. Эден замер на полувдохе, и Салливан знает, что грань между ними тоньше бумаги для самокрутки. Сейчас ход Джека, как в сраных шахматах. Салливан думать забыл про стаканчик с кофе, зажатый между коленями. Он хватает Ривса за плечи деревянными пальцами и отстраняет от себя слишком резко, так что Эден плюхается обратно на сиденье, и Джек видит, как его губы вытягиваются в тонкую белую линию. «Если это был ответ, то я тебя понял», - это самое сложное, что говорит Салливан на языке глухонемых за всё время его изучения. Кривая, неестественная улыбка Ривса, сигналит красным маячком, но Джек решает, что с него достаточно. «Поехали в Гринхилл», - Салливан знает, что эта фраза нихера не к месту, но ебал он в рот все эти приключения. Ответом ему становится кивок Эдена, после чего парень берёт свой стаканчик, и очень внимательно изучает детали дизайна логотипа, проводя по нему большими пальцами. Джек опускает стекло, выезжая со стоянки, позволяя ветру трепать пиздато уложенные волосы, надеясь, что мысли в его башке выветрятся так же быстро, как горячий воздух из салона тачки. Губы Салливана горят от этого неправильного поцелуя, язык прилип к небу, поэтому он достает сиги и закуривает, чтобы стереть фантомное ощущение чужого прикосновения. Первая затяжка дается с трудом, и Джек едва сдерживает себя, чтобы не поперхнуться горьким дымом. Зажав зубами фильтр, он врубает музыку и с наслаждением выдыхает, заслышав мелодию своей любимой песни на одной из радиостанций. Салливан смотрит на дорогу, считает загорающиеся вдоль трассы фонари и где-то глубоко внутри ощущает странное облегчение. Джек никогда не признается о таком вслух, но он рад, что сон оказался просто фантазией его воспаленного жизненными переменами мозга, и те ощущения не пересекли границы в реальность, оставляя потаенные страхи на уровне страшилок для малолетних сопляков. Ривс сидит на пассажирском сиденье, теперь уставившись в айфон, игнорируя оранжевое закатное небо за окном, и листает ленту инстаграмма, обновляя страницу каждую минуту. Он поднимает голову лишь пару раз, встречая внимательным взглядом машины на встречке, и Салливан кожей чувствует нарастающее между ними напряжение, однако гонит это ощущение прочь. Он не какая-то ванильная деваха, чтобы заострять свое внимание на подобном. Джек находится в своей тачке, его жизненные позиции не пошатнулись и это чувство просто охуенно. Салливан продолжает убеждать себя в этом, когда небо становится чернильным, а мимо проносится проржавевшая табличка «Добро пожаловать в Гринхилл». Они доезжают до дома Ривсов в таком же молчании, будто кто-то сдох, и Джек всячески отгораживает себя от мерзкого ощущения рухнувшей на плечи катастрофы. Не его, блять, вина, что он не гей. Салливан зажимает в зубах очередную сигу, прощаясь с Эденом на языке жестов. Тот торопливо бросает скомканное «пока», забирает стаканчик из-под кофе и свои вещи, застывает на мгновение, держась за открытую дверь, но ничего не «говорит» и идёт к дому. Джек следит за ним, как ебаный снайпер, но отказывается видеть, что движения Ривса изменились. Всё стало другим, словно Салливан пересёк черту невидимого мира и вернулся в свою сраную реальность. -Похер, - Джек говорит это сам себе и срывает «мустанг» с места. Он отключает мозг, который слишком часто закипает в последнее время, и вслушивается в шуршание шин по сухому асфальту. Через два перекрёстка Салливан замечает знакомую девчачью фигуру в дорогом пальто. Он уже собирается выкинуть окурок в открытое окно и проехать мимо, но притормаживает и высовывается наружу, улыбаясь своей самой блядской очаровательной улыбкой. -Привет, куколка. Какая встреча. -Салливан? – Катарина вздрагивает, едва не подскакивая на месте, и таращится на него пару секунд своими карими глазищами. – Ну, ты меня и напугал. -Чо так поздно? Чо одна? -Задержалась у Кристи. Мисс Идеал всея Гринхилла не воротит нос, как бывало раньше, и это развязывает Джеку язык. -Подбросить тебя? -Было бы здорово, - улыбается девушка и забирается в его тачку. Прокуренный салон наполняется сладким запахом девчачьих духов. Бежевое пальто смотрится ярким пятном на тёмном сидении, но Джека это не ебёт. Он концентрируется на дороге и на болтовне Катарины, умудряясь вовремя вставлять нужные фразы и пережёвывая внутри странное ощущение. После целого дня, проведённого в «молчании» с Ривсом, живая речь кажется инопланетной херотой. Салливан игнорирует гулко бьющееся у глотки сердце – это вовсе не из-за того, что в его тачке сидит самая ахуительная девчонка их сраного городишки. Джек не из тех парней, которые теряются рядом с девчонками. Он не хочет признавать, что это вызвано уёбищным ощущением опустошённости. День начался так позитивно и легко, а закончился ощущением прилипшего дерьма на подошве ботинка. Губы горят, и кажется, что даже через сотку выкуренных сигарет это чувство не пройдёт. Чужой запах на его одежде не перебьют и пятьдесят флакончиков девчачьих духов. -Что ж, Джек Салливан, спасибо, что подвёз, - Катарина улыбается, и от этой улыбки вся мужская часть населения Гринхилла готова орать серенады под её окном. Джек откидывается на сиденье и возвращает ей свою фирменную улыбку, от которой женская часть населения Гринхилла готова выскочить из трусов. -Во сколько утром тебя забрать, куколка? -В смысле? -В смысле Салливан может ещё и до школы подкинуть, - отвечает он, подмигивает и физически чувствует, что она размякает, как любая другая девчонка, стоит только Джеку врубить своё обаяние на максимум. Катарина выдерживает паузу, деловито выбирается из тачки, захлопывает дверцу «мустанга», но потом наклоняется к открытому окну, заправляет за ухо прядь тёмных волос и говорит: -Жду тебя в семь тридцать. Опоздаешь – поеду с Кристи, - и торопливо убегает. Салливан сигналит ей в ответ, чувствуя, как от довольной ухмылки ноет челюсть. Он больше не хочет задумываться над тем, что было днём и что сделал сейчас. Джеку остопиздило запариваться, и он выбирает для себя самый верный путь – просто плыть по течению.