The Last year.

- И как часто вы перетирали мне кости? – Джек расслабленно откидывается на спинку кожзамового диванчика и смотрит на Катарину, прижимающуюся к его боку. У него наконец-то заслуженный выходной и свободный день, в который он может посидеть в кафешке со своей девчонкой спокойно, не поглядывая каждые десять минут на часы, чтобы не опоздать на работу, как ебанный неврастеник. Он заебался за всю неделю вкрай и морально, и физически, и эти посиделки в кафе просто как глоток свежего воздуха после пропахшего машинным маслом гаража с кучей ржавых развалюх, в которые местные ублюдки превращают свои тачки. В «Грэнни» не многолюдно, за барной стойкой протирают джинсы всё те же небритые рожи, которые напоминают часть интерьера, тихая музыка, застиранные скатерти и запах подгоревшего масла во фритюре. - Ой, да девчонки постоянно перетирают о парнях, ты как вчера родился, Салливан, - она тихо смеется и пихает его в бок. - Но про себя всегда интересно узнавать. - Я не рассказываю девчачьи тайны. - Ну, мне-то можно. Хоть немного, - Салливан выдает одну из своих обезоруживающих улыбочек, созданных покорять девчонок, и Катарина просто сдается, закатывая глаза и не переставая улыбаться. - Да много фигни всякой. Но она много раз говорила, что ты круто играешь на гитаре, и я всё жажду услышать это лично, Джек, - она смотрит на него пристально, словно желая убедиться, понимает ли он такой тонкий намек. Теперь черед закатывать глаза Джека: - Конечно, сыграю. Могла бы и раньше спросить. - А ещё Сэнди упоминала, что поешь ты тоже классно… - О, нет, куколка, притормози. Я знаю, к чему вот это всё ведет, - Салливан садится прямо, словно его ебнули между лопаток, и предупреждающе поднимает руку. Вскользь он вспоминает, как давно он уже не общается на языке жестов и от этого внутри снова что-то ухает вниз по ребрам ледяными пальцами. -… и я подумала, что ты просто обязан сыграть и спеть на выпускном! – Катарина похлопывает ладонью по столу, обтянутому клетчатой скатертью, и Салливан рассеянно разглядывает её новый маникюр. - Нет. - Почему нет? Если ты это можешь, почему не хочешь показать это людям? – она удивленно хлопает ресницами, как будто только что Джек попытался ей втюхнуть дичь по поводу того, что Земля плоская. «Потому что, блять, я не собираюсь играть для Гринхилльских утырков». - Очень просто – потому что не хочу. Не обижайся, куколка, я готов помочь тебе с организацией и всей этой праздничной мутотенью, но играть и петь там я не собираюсь, - Салливан выдыхает это с самым спокойным видом, на который он способен. Он не может при ней сказать, что ненавидит всех этих выблядков в школе, и хотел в рот ебать этот праздник свободы, потому что после него у него начнется самая глубокая задница в его жизни, если что-то может быть хуже. Словно услышав его мысли, жизнь в очередной раз решает показать свой стервозный характер и подсовывает под нос Джеку то, что оказывается хуже. Колокольчик тихо звякает над открывшейся дверью, Салливан вытягивает шею, чтобы бросить взгляд на того, кто приперся, и его словно ошпаривает изнутри кипятком. На пороге появляется знакомая, цветная парка, и Эден Ривс собственной, мать его, персоной окидывает взглядом пустующие места. Челюсть Джека начинает своё планомерное падение под ноги, а когда следом за художником появляется тот хер с инста, его зубы щелкают друг о друга от злости. Салливан невероятными усилиями остается в расслабленной позе, хотя ему хочется вскочить и заорать, какого хуя происходит. - О, это же Эден! – Катарина отстраняется, забирая спасительно успокаивающее тепло, и машет рукой, здороваясь с заметившим её Эденом на языке жестов. Джек не знает, что написано на его роже, но когда Эден смотрит на него, выдавливает из себя подобие ухмылки и бросает рассеянное «Здрасте». «Привет». Ривс подходит ближе, Джек понимает, что его дружбан тоже глухонемой, но здоровается с ним рассеянно, потому что один вид этого педика заставляет его сжимать кулаки. Ривс так по-знакомому хмурит брови, переводит взгляд с Катарины на Джека, сжимает губы в линию и улыбается неестественно, будто охуевает так же, как Джек, но пытается состроить обычное лицо. «Какое совпадение! Прям сто лет тебя уже не видела», - Катарина улыбается лучезарно и единственная чувствует себя нормально в этой ситуации. «Хер с инста» строит рожу кирпичом, и Джек с удовольствием бы разгладил этот булыжник кулаком, но он только вопросительно смотрит на Эдена, чтобы узнать, что он ответит. «Слишком запарно под конец года». «Хотите сесть с нами?» «Нет-нет, спасибо. Мы за другой столик», - Ривс неопределённо показывает на пустые места. «Кстати, знакомьтесь. Это Саймон Крофтон. Мы учимся вместе». Джек вперивается взглядом в каждую букву, которую показывает Ривс, чтобы уловить имя этого утырка. «Хер с инста» здоровается жестом, а потом показывает Эдену на один из столиков вблизи от неработающего музыкального автомата. «Не будем вам мешать. Нам нужно готовить очередной проект», - Ривс заканчивает каким-то неопределённым движением, и они идут к выбранному месту, обмениваясь смешными «сленговыми» жестами, которые Джек начал учить ровно перед поездкой в «М». Салливан снова берет себя в руки, стараясь не провожать их взглядом и не смотреть слишком пристально. Он не хочет знать, о чем они переговариваются на этом «сленге», потому что чувствует жопой, что его это ни хуя не обрадует. Ему это не понравится. Ему это уже не нравится. Джек залпом допивает остатки кофе в чашке и выдыхает со свистом. Дико хочется курить и ощущение вылитого холодного дерьма на голову никуда не девается, когда они возобновляют разговор о выпускном с Катариной. Внутри Салливана дребезжит и клокочет ненависть, глухо ударяясь о ребра и забивая глотку горькой желчью. Он надеется, что она не почувствует, как его трясет от желания встать, схватить Ривса за шкибот и спросить, какого хуя сходить в кафе с ним у него нет времени, а с этим «хером с инста» есть. Какого хуя этот ебучий Саймон делает у него на фотках? Откуда у них уже общие смехуечки и пиздахаханьки, если такая запара с концом ебанного учебного года. Ощущение заебанности накатывает с удвоенной силой и сметает Джека к херам, расплющивая его, как мошку о лобовое стекло. Катарина что-то увлеченно рассказывает, прижимаясь и согревая его своим теплом даже через ангоровый свитер. Он старается абстрагироваться, вернуться в то благодушное состояние, которое было до прихода Ривса, сосредоточиться на её словах. Он смотрит на аккуратные девчачьи ладони и вспоминает бледные пальцы Ривса, смазанно показывающие последние жесты. Джеку хочется встать и как можно быстрее оказаться на улице, вдохнуть прохладного воздуха и выкурить десять сиг подряд, вытравив никотином весь этот мозгоебучий бред. Он предлагает Катарине покататься по городу и даже готов заехать за Кристи, да, блядь, за сотней Кристи, лишь бы подальше от «Грэнни» и этой сладкой парочки. Салливан платит за хавку, говорит, что будет ждать Катарину в тачке и быстро вываливается из кафешки. Он знает, что ей непременно захочется попрощаться и перекинуться с Ривсом любезностями, ведь она хорошая девочка и не может уйти просто так. Джек стискивает зубы до боли, подавляя желание сесть в тачку и сьебать к хуям. Ничего. Он ещё разберётся с этой поеботой, а сейчас не даст какому-то «херу из инста» испортить его день. *** В машине пахнет духами Катарины, несмотря на то, что он отвёз её домой полчаса назад. Сам же Салливан нервно барабанит пальцами по рулю, разглядывая унылую парковку перед универмагом. После рабочего дня народ явно оживился, и раздвижные двери ездят туда-сюда почти без остановки. Джек хуй клал на эту поеботу, но домой не торопится, потому что там жирный утырок отец, а в таком взвинченном состоянии он точно напросится на очередную порцию отменных пиздюлей. Получите, распишитесь, как говорится. У Джека чувство, что его обвели вокруг пальца. Наебали. Вздрючили. А Джек очень не любит ощущать себя дураком. То, что выкинул Ривс в «Гренни» просто перешло все границы, и эта рожа, как его, Саймона Крофтона, до сих пор маячит перед глазами Салливана. Никто не смеет так обращаться с Джеком, будь он сам Господь Бог или ебучий Эден Ривс. Салливан достаёт смартфон, врубает мессенджер и быстро набирает сообщение: «Буду у тебя через десять минут. Надо поговорить. Никаких отказов, это быстро». Со злостью Джек швыряет телефон на пассажирское сиденье и его не ебёт, какой ответ может прийти. Он больше не позволит никому диктовать условия, что ему делать, а что нет. Салливану нужно поговорить с Ривсом, и тому придётся спуститься с небес на землю и ответить за всю хуету. «Детка» выезжает со стоянки и мчится по освещённой фонарями улице, разрывая тишину апрельского вечера. Джек включает любимую музыку и совершенно не думает о том, что именно будет «говорить». Он цедит между зубов свою злость и чувствует, как живот скручивает от напряжения. В доме Ривсов горит свет, и Салливан может с точностью сказать, что делает каждый из его обитателей. Папаша Ривс сто пудов засел у себя в кабинете и сочиняет один из своих литературных шедевров, который так и сгниёт в ящике стола. Вся такая идеальная мамочка готовит один из своих кулинарных шедевров, чтобы порадовать весь выводок на ужин. Соплячка сестра болтает с подружками в чате или смотрит ебанутые корейские сериалы. Джека тошнит от того, что за короткий промежуток времени, он стал знать их лучше, чем то, что задали по домашке. Эден уже стоит у калитки с айфоном в руках, который тут же суёт в передний карман джинсов, как только «мустанг» останавливается напротив него. На нём тёплая толстовка с капюшоном, а волосы взлохмачены, будто он неделю не выходил из дома. Джек глушит мотор и вылезает из тачки с важностью мэра города, только что отдавшего на благотворительность последние труханы. Он замечает, как отодвигается занавеска в гостиной Ривсов, и мать смотрит, кто там заявился. Впрочем, пусть вылупит все глаза, если хочется, Салливана больше заботит сам Ривс и та хуйня, которую он затеял. «Что случилось?», - «спрашивает» Эден, как обычно, хмурясь. «Это ты мне, блять, должен объяснить, что случилось, чтобы я уже перестал чувствовать себя идиотом». Морщинки между бровями Ривса становятся глубже, а взгляд темнее. «Я не понимаю». «Кто этот Саймон?», - Джеку приходится жестами «произносить» каждую букву имени этого ушлёпка, и хочется сломать пальцы самому себе от бешенства. «Я же вас представил в кафешке. Мы учимся вместе». Салливан чувствует, как мир вокруг него расплывается тёмными кляксами, и где-то там, за пределами сознания остался и здравый смысл, и спокойствие, и вся та хуйня, которую втирал ему этот ебучий художник. «Слушай сюда», - жест выходит очень резким, и Джеку приходится буквально гасить в себе, словно окурок ненависти о жестяную банку реальности, желание схватить Эдена и как следует навалять. «То есть тусить с этим утырком у тебя время есть, фоткаться в инст и ходить по кафешкам, а как с друзьями пообщаться, так ты у нас весь мистер занятой художник, который готовится к поступлению?». Челюсть буквально сводит от того, как сильно Салливан сжимает зубы, хотя ему хочется кричать это в лицо. Если бы от тишины между ними можно было оглохнуть, весь Гринхилл перестал бы слышать. «Мне просто нужно время, чтобы научиться общаться с тобой по-другому», - наконец, выдаёт Ривс, и у Джека брови лезут на лоб и покидают пространственно временной континуум от удивления. «Как по-другому? Между нами ничего не изменилось, и мы, вроде, всё решили». «Да. Мы всё решили, но это не значит, что моё отношение к тебе волшебным образом изменилось, и я спокойно буду смотреть, как вы с Катариной тискаете коленки друг друга», - Эден показывает жесты быстро, неотрывно глядя на Салливана. «То есть всё это время ты верил в Санта-Клауса? Думал, что я припрятал в потайном кармане трусов свою голубизну?». Эден хмурится ещё сильнее. Джек буквально физически ощущает, как он напрягся всем телом. Вечерний воздух неприятно забирается холодными лапами под ворот косухи. Круг света от уличного фонаря неровным пятном лежит под ногами, и даже в этом искусственном освещении Джек видит мурашки на лодыжках Ривса. Тот несколько раз бьёт ребром ладони о другую ладонь. «Стоп. Хватит. Достаточно». Но Салливан сам решит, когда будет достаточно. Он сыт по горло плясками под дудку художника, который вывернул его мир наизнанку. «Ты грёбанный эгоист, Ривс. И вся эта показная хуета, именуемая дружбой или как это называют хорошие мальчики, не стоит нихуя». Вся злость, которая переполняла Джека всё это время, буквально растворяется в тишине вечера, собираясь густыми тенями по закоулкам. На плечи ложатся тяжёлые руки усталости, но живот всё ещё стягивает тугим спазмом. Салливан разворачивается к машине, намереваясь оставить позади себя растерянного, недовольного Ривса, чтобы тот сам сожрал то дерьмо, которое заварил. Но прежде, чем сесть за руль, Джек поворачивается к Эдену и складывает пальцы в новых жестах. «Я думал, что раз ты инвалид, то не будешь таким уёбком, как все в этом городишке. Но это нихуя не сделало тебя особенным». Салливан быстро отворачивается, чтобы не видеть лица Ривса или того, что он может «сказать» в ответ. Сердце ебашит прямо в рёбра, подгоняя Джека завести «мустанг» и сорваться с места, оставляя позади растерянного Эдена, невидящим взглядом таращившегося в след чёрной машине.