The Last year.

Секундная стрелка часов медленно двигается по циферблату, поглощая деление за делением, отделяя выебанного двойной дозой проверочных работ Салливана от спасительного звонка. Миссис Хиггинс в своей приторно-розовой блузке уже стопятьсотый, сука, раз протирает лицо бумажной салфеткой, и Джек с мрачным отупением считает эти комки бумаги, вырастающие в гребанную пирамиду на краю учительского стола. Он не понимает, как человек может столько потеть на сквозняке, но не собирается засорять себе этим башку, потому что потные престарелые тетки – это последнее, о чем будет думать Салливан. Стоит нереально жаркий майский день, солнце издевательски заглядывает в открытые окна с самого обеда, навевая сонливость и всепоглощающую лень, но биологичка никак не желает заткнуться и выпустить уже всех на хер отсюда. Джек чувствует, что скоро начнет потеть сам и буквально слышит, как закипают вокруг мозги в подростковых черепушках. Салливан устало откладывает ручку, окидывает взглядом расчерченную таблицу в тетради и хмурится, вслушиваясь в занудный бубнеж препода. Впереди через одно место глумливо хихикает ебаный Боуи, и Джеку приходится абстрагироваться от происходящего, чтобы не совершить внеплановое убийство. Ещё одна пиздахаханька со стороны этого гребаного педика, и Салливан пропишет ему в затылок собственной кроссовкой. Нет, Джек Салливан уже не имеет никаких претензий к педикам, себя к ним, конечно, не относит, но он прекрасно, сука, помнит, что этот пидор сделал с Эденом, и это опускает Брайана в его глазах ниже кишечной палочки, прилипшей к ободку унитаза. Джек еще раз про себя проговаривает сравнение и едва не ржет в голос – ебаная биология теперь вросла в подкорку, путая его словарный запас. В кармане джинсов вибрирует смартфон, и Салливан вытаскивает гаджет, прикрываясь от миссис Хиггинс учебником по биологии. «Я уже проник на вражескую территорию. Немного задержусь, скорее всего ┐(￣ヘ￣;)┌». Джек довольно хмыкает, заметив в конце сообщения Ривса эмоджи, и быстро печатает ответ. «Если чо, я подожду тебя возле тачки. На велике?». «Догадайся XD». «Приготовься скручивать своего железного коня, супермен, потому что отсюда мы поедем на тачке». «Звучит как угроза, терминатор (￣3￣) ». Салливан фыркает себе под нос, нервно отбивая пяткой по полу, и терпения становится ещё меньше. «Смотри там не задерживайся сильно». Прошла уже неделя после вечеринки, наполненная для Салливана неебически важными для его жизни изменениями, разговорами и охуительными открытиями. Он всё ещё пребывал в странном подвешенном состоянии и никак не может поверить, что всё происходящее не сон его ебанутого сознания, которое так любит издеваться над ним. Джек Салливан встречается с Эденом Ривсом. С тем самым, мать его, Эденом Ривсом, выкручивающим его раз за разом, как тряпку, своими жестами и охуительно зелеными глазами на протяжении практически целого года. Джек вообще не представляет, как его, блять, так припизднуло, чтобы встречаться с парнем, но он здорово хлебнул дерьма будучи твердолобым бараном и отрицающим это притяжение. Срать на все стереотипы, срать на общественное мнение, потому что сейчас он чувствует, наконец-то, охрененное спокойствие, а для этого ему просто нужен Эден рядом. Джек на своем месте, как бы дико для него всё это не было. Он не хочет быть похожим на персонажей всех сопливых мелодрам, но, мать вашу за ногу, он реально ощущает себя сейчас словно заново родившимся. Их отношения пока похожи на флирт первоклашек, поскольку Джеку ещё странно быть с парнем, а Ривс помнит всё очень ярко и напрягается, делая шаги навстречу, но Салливан готов поспорить, что это ненадолго. Эден думал, что Джек поцеловал его только благодаря алкоголю и очень нервничал, когда он решил доказать ему обратное. Салливан помнит нервно сжатые бледные пальцы на своих предплечьях, и как Ривс неверяще касался его открытой шеи, волос на затылке, осторожно взъерошивая уложенные пряди. От этого внутри всё сжималось, собиралось под ребрами горячим клубком и скатывалось вниз, в стремительно становящиеся тесными джинсы. У Салливана каменело в штанах, и уходила земля из-под ног теперь от каждого поцелуя и откровенного касания, и он словно глотал эти ощущения в первый раз. С ним так не было или никогда, или очень давно, чтобы он забыл. Джек чувствовал себя каким-то охуевшим в край придурком и старался собраться с мыслями, но едва они созванивались по скайпу или встречались после школы, как его разбрасывало на тысячу Салливанов опять. Был не один разговор, наполненный ароматом крепкого кофе из «Грэнни», тихим шорохом жестов и скомканными мыслями, дребезжащими чем-то неизведанным между ребер. Джек рычал и метался, как зверь в клетке, по всей автомастерской, когда Эден отправился на последний разговор с ебучим «хером с инста», вызывая у Уилсона крайнюю степень охуения, и моментально успокоился, едва к проржавевшим воротам гаража подъехал Ривс на своём вездесущем велике. Не, ну конечно «моментально» сильно сказано, но вид не тронутого сальным педиком Эдена подействовал на Джека весьма усмиряюще. Иначе могли начаться очередные разборки, и Салливан не был уверен, что остановился бы на сломанном носе Крофтона. Джек ещё раз просматривает сообщения в мессенджере и внутри него скапливается неясное тепло – Эден снова стал ставить эмоджи, а это о многом говорит. Джек вспоминает свой разговор с Катариной. Они встретились практически на следующий день у закусочной «Грэнни», потому что Салливан не любит откладывать дела в долгий ящик, чтобы потом положить на них хуй. Он знал, что поступает правильно, что так, сука, надо было сразу делать, а не совать голову в песок после первого поцелуя Ривса на смотровой площадке и выебываться, что его ни хуя не колыхнуло. Колыхнуло, блять, по самые помидоры. Салливан редко когда считает себя неправым, но в данной ситуации главный ублюдок это, конечно, он сам, о чем он доверительно сообщает Катарине, едва начинается разговор. - Что ж, рада, что хоть это до тебя быстро дошло, - она устало скрещивает руки на груди. - Ну, блять, - всё, что может выдать Салливан, зачесывая волосы рукой привычным жестом. - Вот честное слово, Салливан, если бы это был не Эден, то я убила бы тебя прям на месте, - мисс Идеал дергано опускает руки, сжимая наманикюренные пальцы, и очень сильно хмурится. Джек буквально слышит, как в её мозгу заходятся в круговерти матерные выражения вроде «иди на хуй, заебал уже со своими разговорчиками», но вместо всего этого она шипит, поправляет волосы и поднимает руки ладонями к нему, будто сейчас начнет выражаться, сука, на языке жестов. - Я с самого начала думала, что у тебя какой-то нездоровый интерес к нему. - Вот не надо… - Выслушай меня! – она угрожающе тычет пальцем ему в грудь. – С самого начала было понятно, что что-то не так, но я, дура, повелась. Хотя это не так обидно, как я ожидала. Эден мне ничего не говорил, если ты думаешь, что мы шушукались о тебе, но я могла себе предположить, что что-то… - Катарина прикусывает губу и качает головой. – Я видела, как ему было хреново. Поэтому сейчас мне не так обидно. Но ты ужасная козлина, Джек Салливан, и это ничем не исправишь. И если ты хоть что-то сделаешь ему или найдешь очередную девчонку, чтобы повыпендриваться перед самим собой, я превращу твою жизнь в гребаный Ад. Салливан охуевает по крупному и на несколько секунду просто теряет связь, сука, с Землей. Он неверяще таращится на Катарину, как будто это не она сейчас прочитала ему лекцию, а хренов гаджет с записанным чьим-то голосом, припрятанный у нее в рукаве. Джек прочищает глотку, хочет наскрести в себе остатки того наглого Джека Салливана, который мог бы сейчас завершить этот душещипательный диалог крепким словом, но мозг показывает ему смачный хуй, и он просто выдыхает скопившийся воздух. Оказалось, он задержал дыхание на миллиард лет, пока слушал её слова. Её, сука, правдивые слова. Чувство вины и запутанности настолько сильно обглодало его за это время, до костей, что сейчас Джек чувствует себя бесконечно разбитым, усталым стариком и ему абсолютно поебать на своё апатичное поведение. - Ты даже не отрицаешь, - нарушает тишину Катарина. - Мне нечем возразить. Есть моменты, но… Блять, - Салливан неопределенно качает рукой и лезет в карман косухи за смятой пачкой «винстона». - Тогда, думаю, мы закончили. - Да. Закончили. - Счастливо оставаться, Джек Салливан. И помни, что я слежу за тобой, - Катарина чуть улыбается, хлопает его по плечу и уходит прочь, заворачиваясь в тонкое пальто. Джек смотрит ей вслед, не глядя прихватывает сигарету губами и слышит, как позади него хлопает дверь «у Грэнни». Он вспоминает, как пытался ночевать тут в промерзшей тачке, когда к нему подошел Эден Ривс в той смешной шапке с помпоном, как сыпался первый снег, а небо было цвета фуксии. Джеку кажется, что это было вечность назад, в другом, параллельном мире, и он выдыхает клубы дыма, рассеивая их взмахом ладони. Он подходит к своей тачке, присаживается на капот и смотрит на закатное солнце, заливающее теплом облака, похожие на комья ваты. «Сейчас всё совсем не так», - думает Джек, рассеянно разрисовывая страницы тетради карандашом. Спасительный звонок громкой трелью вырывает его из воспоминания, заставляя резко вскинуть голову, и Салливан чертыхается, потому что блядски потерялся в своих мыслях. Он торопливо поднимается, запихивает в рюкзак свои вещи и уебывает из класса, прицельно пихнув плечом Боуи так, чтобы тот выронил свой ебучий айфон на пол. Сейчас они с Эденом вместе, все сомнения посланы к хуям, за окном начинается жаркое, солнечное лето, а Джек знает, что у цвета «фуксии» несколько оттенков. Он чувствует себя в прострации уже который день, но это приятное ощущение неебической легкости. Как будто очень долго мучаешься от болей, а потом все резко прекращается, и ты охуеваешь, что может быть по-другому. Салливан спускается по ступеням, на ходу выуживает сиги и распахивает дверь «детки», чтобы она немного освежилась после стояния на жаре. Он выдыхает дым в горячий воздух, запихивая на заднюю панель рюкзак с вещами и убираясь на пассажирском сидении. На бардачке лежит забытый Ривсом позавчера блокнот с черновыми зарисовками, и у Джека внутри что-то странно плещется, теплое и густое, как глинтвейн в морозную ночь. Он внезапно вспоминает, как ошарашенно стоял посреди комнаты Эдена, когда впервые за последний месяц перешагнул порог его дома. На столе, среди привычно разбросанного художественного хаоса он заметил пустой стакан дорогущего хипстерского кофе, изрисованный черной ручкой до неузнаваемости. Тот самый блядский кофе из того самого злополучного дня, когда Салливан повел себя как последний ублюдок по отношению к Ривсу, к себе и ко всему ебанному миру. Джек не успевает погрязнуть в не самых приятных воспоминаниях о той заднице, что началась после поездки в «М», как его внимание привлекает нездоровый шум огалтелых ушлепков. Салливан вскидывает голову и оборачивается, сильнее хмурясь, потому что какие-то уебки в повязанных на бедрах куртках футбольной команды школы окружили очень знакомую светлую шевелюру в толпе. Так, блять. Какие-то долбодятлы всерьез решили, что могут подходить к Ривсу даже на пушечный выстрел. Салливан затягивается с такой силой, что кажется у него, блять, сейчас дым из ушей повалит, как у паровоза. Он захлопывает дверь тачки, сжимает кулаки и идет в толпу подростков с упрямством строительного катка, чтобы так же закатать их всех сейчас в асфальт. - Чо, педик, реально с Салливаном сосались, да?! - выблядок с ебанутой прической ежиком – такие носят только полные неудачники и будущие алкаши, пиздящие своих жен – дергается перед Ривсом, пытаясь нагнать страху, но Эден спокойно смотрит на него тем самым непонимающим внимательным взглядом. Он прижимает к себе черную тубу для эскизов и всё больше хмурится, когда второй мудень дергает его за плечо. - А ты его сам завалил или он тебя? Ахуеть, Салливан пидрила! - Слышь. Джеку даже не надо повышать голос, чтобы его услышали. Толпа рассеивается, голоса принижаются и вот эти ушлепки могут только перешептываться за спиной, боясь проорать то, что только что пытались визжать прямо в лицо глухонемого художника. Ривс округляет глаза и чуть приоткрывает губы – если бы мог говорить, точно назвал бы его по имени. Джек продирается к нему и отпихивает ублюдка, положившего свою граблю на угловатое плечо Ривса. - У тебя рука, блять, лишняя что ли? Щас вырву к хуям, задницей своей мячи ловить будешь, понял?! – рычит Салливан, загораживая Эдена собой. - А ты, Джек, только о задницах теперь думать можешь? – выплевывает хер с ежиком на башке. - Не о твоей точно, уебок. - А о чьей? О заднице того педика? - Тебя ебет? – Салливан хрустит костяшками пальцев. – Завали ебальник, пока я тебе зубы не пересчитал, паскуда. Ещё раз увижу рядом с Ривсом – ссаться, блять, по углам будешь, как псина приблудная! - Посмотрите-ка, кто у нас тут защитник нашелся! А мы-то гадали, чо на Боуи ты… - «ежик» не договаривает, потому что Салливан опасно замахивается рукой, но не ударяет, а просто припугивает этих пидоров. Все вокруг ахают, как ебаные леди и джентльмены из восемнадцатого века, и рассыпаются, а в плечо цепляется крепкая рука Ривса с бледными пальцами. Джек оборачивается и жестом спрашивает, всё ли в порядке и не тронули ли, блять, эти пидоры его, на что Эден отрицательно качает головой, сжимая губы в линию, и указывает на тачку Джека. Салливан кивает, под охуевшие взгляды берет Эдена за руку и тянет за собой. Ривс охуевает так же, как окружающие, потому что Джек до этого никогда не проявлял себя так при всех, но ему уже остопиздело всё это, и пусть все вокруг уже обосрутся, мать вашу. Он свой выбор сделал, он рядом с Эденом Ривсом и пусть все это знают и завалят свои ёбла, потому что Джек Салливан сам хозяин своей жизни и ни перед кем не обязан отчитываться. Салливан крепче переплетает пальцы, сжимая дрогнувшую ладонь, и концентрирует своё внимание на том, какая у Ривса тощая рука с острыми костяшками. Он смотрит на Эдена с непоколебимым, блять, спокойствием и тот заметно расслабляется, перестав вертеть головой по сторонам. «Это неожиданно». «Мы с тобой встречаемся и пошли все на хуй». Коротко отвечает Джек, по-хозяйски отцепляя велосипед от столбца стоянки. Ривс оторопело кивает, закидывает свои вещи на пассажирское сиденье «детки», и помогает Джеку упаковать своего железного коня в багажник. Потом они оба забираются в салон, и Салливан кожей чувствует, как искрит от Эдена напряжение и изумление в одном флаконе. Он бросает короткий взгляд на долбоебов, всё ещё толпящихся на школьном пороге, как стадо баранов, и хмыкает, чиркая зажигалкой. Ривс задумчиво молчит, пристегивая ремень и удобно устраиваясь, кладет тубу с эскизами себе на колени и не оглядывается на школу, когда они выезжают со двора. Он роется в рюкзаке, выуживает айфон и что-то долго пишет и стирает. Салливан начинает хмуриться и нервничать, выставляя локоть в открытое окно и выдыхая дым. Горячий воздух врывается в салон, треплет их волосы и задувает за шиворот бело-желтого джемпера Эдена. Когда терпение Джека заканчивается, и он тормозит на светофоре, хотя они единственные на пустом, раскаленном перекрестке, Эден сует ему под нос айфон. «Я думал, сейчас начнется». Салливан отвечает на языке жестов, пока ждет зеленое табло на новомодном, сука, светофоре. На фоне потрепанного фасада бакалейной лавки на углу с выцветший розовой краской, хлопьями сползающей с обшарпанных стен, он смотрится ебанутой бутафорией. «Если бы они не успокоились – началось бы». «Тебя это совсем не волнует?» «Ривс, мне насрать на всех в этом городе, кроме тебя». Салливан показывает это на жестах, повернувшись корпусом к Эдену. Перекресток пустует, так что ему поебать – надо будет их всегда объедут, они стоят близко к краю. Ривс странно смотрит на него, так пристально, что Джека прошибает по позвоночнику, и он нервно облизывает губы. Он понимает, что сейчас снова сорвался и сказанул что-то наверняка дико сопливое и совсем не в его духе, и от этого шею заливает жаром. Солнце печет крышу нещадно и температура в салоне нарастает, несмотря на то, что ветер врывается в раскрытые окна. Откуда-то тянет сладковатым запахом пригоревшего сахара или пирога, вдали заливается лаем чья-то псина – наверняка, мелкие ушлепки гоняют пса за фрисби. Салливан сжимает руль одной рукой, затем вздыхает и спрашивает: «Так куда мы едем?». Потому что от этих зеленых глаз, вымораживающих его нутро, у него на хуй вышибает все мозги. А в следующую секунду Джек понимает, что те самые мозги падают ниже пояса, потому что Ривс вдруг хватает его за футболку, касаясь кожи острыми костяшками пальцев, тянет на себя и прижимается к его губам впервые сам. Он ещё ни разу не целовал его первым, но теперь в нем словно что-то срывается, и Салливан охуевает от напора, когда по его губам требовательно скользит влажный язык. Джек громко выдыхает, позволяя языку скользнуть себе в рот, и набрасывается на него в ответ, запуская пальцы в слегка влажные от духоты светлые волосы. Эден всегда целуется так, словно высасывает из Джека последние силы – до искр в глазах, до саднящих губ и сорванного дыхания. Джек не знал, какого это, когда Ривс начинает первым, и теперь наслаждается этим, прикусывая его губы и закрывая глаза. Пальцы Эдена чуть разжимаются, он отпускает смятую ткань и скользит по плечам, тянется к нему через сиденье, и Салливан рычит в поцелуй, потому что внезапно осознает, что ему хочется схватить его за шкибот и затащить к себе на колени, потому что одних поцелуев ему уже конкретно, блять, мало. Кажется, Эден читает его, как раскрытую книгу или он снова включает свои, сука, экстрасенсорные способности, потому что внезапно больно кусается и отстраняется, сорвано дыша. У него красные скулы, припухшие губы и размытый взгляд, но он все равно оправляет свой чистенький, белоснежный джемпер и показывает размотанному морально и физически Салливану, до которого значение жестов доходит так туго, словно он отупел. «Поехали сначала в Грэнни».