The Last year.

В Грэнни время всегда как будто останавливается, давая перевести дух в бесконечной гонке этой долбанной жизни. Салливан откидывается на скрипучую спинку сиденья, обтянутого потрескавшимся красным кожзамом, и свободно выдыхает. Эден сидит напротив него, шуршит в своем бездонном рюкзаке, затем оглядывается и жестом приманивает официанта. Сегодня явно не смена Бет, потому что вместо нее к ним подваливает какой-то длинный бледнолицый упырь с толстенными очками. Джек заказывает за них двоих, потому что, сука, прекрасно знает, что будет Ривс, и тот чуть усмехается, скользя пальцами по экрану айфона. Салливан едва удерживает себя в расслабленной позе и терпеливо ждет, пока ботаник, принимающий их заказ, свалит подальше от их столика. «Пиздец». Джек пиздец как благодарен своим пиздатым джинсам за то, что они туго обхватывают бедра и пах, и пережимают его стояк, невольно успокаивая, но словно случайно скользнувшая нога Эдена под столом притирается своей, блять, голой лодыжкой и это уже ни хуя не спасает ситуацию. Салливан смотрит исподлобья на Ривса, чтобы он уже прекратил этот ебаный цирк, но тот не смотрит на него, продолжая ковыряться в телефоне. Его нога живет своей жизнью, прижимаясь к щиколотке Джека так тесно, что он чувствует через плотную ткань джинсов его тепло. Какого хуя сегодня такая жара? Ему пришлось надеть кроссы вместо своих ботинок, и теперь он вынужден терпеть эти странные притирки под столом без возможности схватить засранца Ривса за шкирку и затащить к себе на колени. Салливан не собирается сдавать, сука, назад, поэтому сидит и не двигается, ожидая ответа на свой, блять, вопрошающий взгляд. Ривс поднимает голову, откладывая айфон в сторону, чуть подается вперед и кладет руки на стол, внимательно оглядывая Джека с таким серьезным видом, что, сука, становится не по себе. Салливан инстинктивно дергается ему навстречу, морщится от блядских реакций своего тела, затем так же садится прямо, вперивая локти в столешницу с такой силой, словно хочет раздавить его. Их гляделки прекращает он сам. «Да ты издеваешься?». Жесты выходят дерганными, но Эден всё равно понимает его, хотя, блять, и делает вид, что он тут не при чем. «Я ничего не делаю». «Ты специально потащил меня сюда, а теперь будешь дразниться?». «Держи себя в руках, терминатор». «Я порву тебе на хрен твои синие колготки», - Джек сейчас навеселе и его несет в неизведанные ебеня. Он резко заводит руку под стол и хватает Ривса за угловатое колено так, что тот подпрыгивает от неожиданности, и этот потерянный, охуевший взгляд нравится Джеку гораздо больше. «Притормози!» - бледная ладонь со свистом рассекает воздух, но Салливан успевает убрать руку подальше, ухмыляясь, как последняя скотина. Ривс хмурится, но не убирает ногу, и они продолжают так сидеть, тесно прижавшись щиколотками, как сопливая школота. «Я держу себя в руках, детка». «Избавь меня от таких выражений». Ривс беззвучно смеется, потирая переносицу, как будто у него резко заболела голова. «Как будто тебе не нравится». «Я привел тебя сюда, чтобы мы успокоились и взяли себя в руки, Джек», - Ривс улыбается, плотно сжимая губы, как будто ему невтерпеж что-то сказать, но он не может. Салливан думает о том, что с удовольствием взял бы в руки Эдена, но одергивает себя и покрывается мурашками. Кажется, его стремительно затягивает в эту трясину, потому что раньше у него никогда не возникало таких мыслей о Ривсе, а сейчас он, сука, каждую секунду сталкивается с ебанным спермотоксикозом, как будто, блять, в средней школе. «О, да. Здесь я точно успокоюсь». «Именно. Мы ведь договаривались поехать на карьер, помнишь?» «Ясен хер». Эден удовлетворенно кивает и словно бы невзначай трет лодыжкой щиколотку Джека. Салливан облизывает губы, плотно стискивая челюсти, и смотрит на Ривса, надеясь, что, блять, он прочитает всё, что он думает по одному взгляду. Бледнолицый официант возвращается с их заказом и чудом не опрокидывает поднос своими хилыми ручонками, но Джек вовремя берет всё под свой контроль. На какое-то время они едят, практически не перебрасываясь жестами, и это дает Салливану немного остынуть. Кофе у «Грэнни» всегда отдает чем-то подгорелым, как будто зерна для своей кофемашины они отбирают только самые, блять, закоптелые из всей партии, оседает горечью на кончике языка так, что моментально хочется ебнуть на улицу и как следует затянуться. Джек делает глоток и морщится, перекатывая прогорклый вкус на языке. Он думает о том, что когда выберется из этого чертового Гринхилла, то, возможно, будет вспоминать этот вкус с гребанной ностальгией. По хребту прокатываются ледяные мурашки, и Джек проговаривает про себя всплывшую фразу: «Когда выберусь». Весь запал и хорошее настроение стремительно падают на дно, и он невольно пялится на Эдена, который, словно почувствовав на ментальном уровне его мысли, резко поднимает голову и смотрит внимательно в ответ. Между ними провисает вязкая паутина недосказанных слов и не заданных вопросов. У Салливана перехватывает дыхание, когда Ривс начинает складывать пальцы в жесты. «Что ты будешь делать после выпускного?». «Выпью за то, что покончил с этой гребанной школой». «А дальше, Джек?». Салливану хочется взбеситься и проораться как следует, потому что эти мысли ебали его последние полгода время от времени, и он уже сам от себя заколебался. Он не может сейчас сорвать злость на Ривса только потому, что тот угодил в самую, сука, точку. А что дальше? «Останусь пока работать у Уилсона». Джек отвечает кратко, желая замять разговор. «А потом как? Ты ведь не останешься в этом городе». Эден «произносит» это с такой уверенностью, словно наперед знает, что и как будет, как работают шестеренки в башке Салливана. «Ясен хер, нет, Ривс, но пойми правильно. Мне реально, конечно, хуево всё это говорить, но в этом году я точно никуда не вырвусь. Мне нужно… Да, блять, много всякой хуеты нужно». Ривс сжимает губы в линию, нервно колупает собственный ноготь, словно внутри себя прокручивая диалог, но, блять, Салливан уже выучил его вдоль и поперек, чтобы знать, что он сейчас предложит. «И опережая твоё предложение – нет, не надо мне помогать. Я сам. Серьезно, Эден». Ривс устало опускает руки, не успев показать ни единого жеста. Он смотрит испытующе и от его взгляда кофе в стаканчике Джека будто, блять, окислился. «Я не смогу остаться, Джек». - Ебаный ты ж в рот, Ривс, - вслух рычит Салливан, зажимая в зубах зубочистку. «Не нужно, чтобы ты оставался. Тебе надо ехать отсюда». «Ты так скоро меня выгоняешь, терминатор?», - Ривс пытается пошутить, но на его бледном лице веснушки становятся почти серыми от переполняющих его эмоций. «Я этого не говорил. И не говорил, что хочу, чтобы ты уезжал. Да, какое-то время мы не сможем видеться с тобой так часто, как сейчас, но это гребаная жизнь, Эден. И ты не должен класть хер на то, к чему шел, только потому, что я не смог с первого раза, блять, вырваться отсюда. Я тут не останусь. Ни за что. Но это получится не сразу». Эден улыбается натянуто, кивает, но Салливан чувствует жопой, как сегодняшнее легкое настроение становится чугунным и проваливается всё глубже в задницу. Он устало проводит рукой по волосам, залпом допивает кофе и хлопает ладонями по столешнице, чтоб, блять, стряхнуть эту херню с них обоих. «Так. Не раскисаем, хватаем вещи и топаем в тачку. Мы с тобой собирались на карьер, и я не хочу пиздастрадать этот вечер по поводу того, что и так ебет мне мозг». *** Салливан ощущает странное, пограничное состояние, которое вопреки ожиданию не нервирует. Ему кажется, что он добрался до какой-то черты и пути назад уже не будет, что то, к чему он привык за долгие годы блядской жизни, уходит, оставляя после себя горечь никотина на языке. «Я, блять, встречаюсь с парнем. Это ли не охуеть изменения». Джек выдыхает дым в стремительно остывающий воздух и снова глубоко затягивается, прикрывая от удовольствия глаза. Это не так, как порог Гренни. Что-то неумолимо надвигается, нечто вроде огромной задницы, и от одной мысли об этом у Салливана холодеют внутренности. Он знает, что поздно очухался, что в комнате Эдена уже пакуются чемоданы, но это – блядская жизнь и ты можешь контролировать её только, пока вертишься, как ебанный хула-хуп. Джек хватает гитару, удобно присаживается на теплый от солнца капот детки и трогает пару струн. Звук чистый, пробирающий до костей, и Джек думает о том, что уже вечность не играл. Он задумчиво смотрит на силуэт Ривса на фоне заляпанного алыми росчерками неба и сплевывает себе под ноги сигарету, чтобы тут же размазать ее носком кроссовка в пыль. Заброшенный карьер наверняка войдет в топ самых крутых мест для свиданий в списке Джека Салливана, хотя он на самом деле остался после высушенного под строительство озера. Дальше этого дело не пошло, на стройку положили огромный хуй, и теперь этот ебаный кратер разделяет бесконечные поля и лес на равные половины, пылясь под жарким солнцем уже хуеву тучу лет. Днище карьера поросло жестким кустарником, ядовитым плющом и прочей ебалой, от которой в детстве все ноги до колен были в волдырях и царапинах, таких же красных, как небо над головой глухонемого художника, застывшего перед мольбертом в тишине уходящего дня. На чистом небе среди редких облаков солнце похоже на раскаленную центовую монету или новый диск для тачки. Его белый свет растворяется среди алого, розового и пурпурного, отдающего синевой неба, и эти цвета Джек видит на некогда белом холсте, прикрепленном булавками к потрепанному мольберту Эдена. Салливан смотрит через его плечо, как мелькает кисть и, не осознавая себя, перебирает струны гитары, начиная наигрывать первый пришедший в башку мотив, и ему поебать, что это заезженная попсятина, переделанная под кантри. Он медленно переводит взгляд на открывающийся вид, чтобы понять, что такого видит Эден на простой заброшенной стройке, покрытой вековой пылью и поросшей спутанными сорняками. Салливан видит ещё голые ветки деревьев, поваленные тут и там на склонах карьера бревна, почерневшие от сырости за зиму. Видит пиздецки огромное полотно ещё не вспаханного поля с желтыми подпалинами гниющих трав и высокие фигуры ветряных мельниц, напоминающих ему гротескных чудовищ в ржавом свете засыпающего солнца. Джек напевает себе под нос, возвращая взгляд на худощавую спину Ривса, и думает о том, что в своей жизни он сам себе чудовище, потому и погряз в ебанном Гринхилле настолько сильно. Салливан оглядывает угловатые плечи, светлый загривок и перепачканные красками бледные пальцы, выбивающие из него дух на протяжении охуительно бесконечного года, и понимает, что у Эдена тоже есть чудовища, но он смог с ними, мать его, подружиться. Попробуй, блять, вообще не подружиться с Ривсом, он кого угодно доебет этими своими глазищами. Джек хмыкает, прикрывая глаза – наверное, именно так и должно ощущаться спокойствие. Под закрытыми веками пляшут светлые пятна, как рассыпанные по черноте монетки, прохладный ветер забирается ледяными ладонями под косуху, выбивая снопы мурашек, и Джек вздрагивает, когда на его грудь ложится теплая рука. Он охуевает, проезжая пальцами по струнам и выбивая из них блядский звук, адреналин прокатывает жаром от замершего на мгновение сердца до затекших в одном положении ног. Ривс смотрит на него в своей вечной манере и, кажется, совсем не вдупляет, что только что заставил Джека чуть ли не обосраться от неожиданности. «Ебать ты меня… Не подкрадывайся так внезапно. Я думал, ты ещё рисуешь». «Я сделал первые наброски, дома займусь деталями. Хочу послушать, как ты поешь. Можно?» Салливан выбирается из своей ебаной прострации, не понимая, каким именно образом Ривс хочет послушать, а потом до него доходит. Вибрации. Ну, конечно. Джек кивает, Эден с серьезным видом аккуратно кладет ладони на горло Джека и на верхнюю деку гитары. Салливан пристально смотрит ему в глаза и начинает снова наигрывать ту самую песню, чувствуя себя сначала стремно и странно. Горло под ладонью Ривса жжет, словно его прижигают раскаленным железом, он немного хрипит, но почему-то сейчас хочется как следует въебашить все свои умения на полную катушку, только чтобы хоть раз он его услышал. Джек думает о том, какого это слышать только на ощупь, и его всего перетряхивает от того, насколько откровенно это, блять, сейчас выглядит. Он охуеть как открыт перед Ривсом, в тишине возле заброшенного карьера его голос звучит чересчур громко, и звон струн гитары отскакивает от черных стволов деревьев, рассыпаясь на миллион осколков, холодящих кожу. Салливан начинает чуть подергивать ногой в такт песне, закрывает глаза и подается чуть ближе, прижимаясь горлом теснее. Да. Вот так. Слушай! Он поет громче, увереннее, как будто состоит в пиздатой рок-группе и теперь выступает перед огромной аудиторией на подсвеченной неоновыми огнями сцене. Он думает, что если бы мог достучаться сквозь тишину, то готов петь ещё громче. Порыв ветра треплет волосы, приносит с собой запахи влажной земли и дерева, забирается под одежду, уносит звуки гитары вдаль и ебашит о дно Богом забытого карьера в таком же Богом забытом городишке. Слушай, слушай, слушай! Они словно на краю ебанного мира. Джек чувствует, как вокруг исчезает пространство с каждой нотой, как его сознание съеживается, и все чувства обостряются, взрываясь под закрытыми веками. Пальцы Эдена греют горло, подрагивая практически в такт, и это осознание ошпаривает Салливана кипятком по ребрам. Слышит, еб твою мать! Он подглядывает и видит, как Эден закрывает глаза, сильнее сжимая губы. Его пальцы дергаются на шее Джека, заставляя жар прокатываться от загривка к паху и обратно, и Салливан ухмыляется, снова зажмуриваясь. Он пытается сосредоточиться, сука, на ощущениях, на вибрациях и от этого голова кружится так, словно он налакался крепким пивасом и теперь его ведет. Ривс вытряхивает его из рамок снова и снова, вспарывает своими бледными пальцами и пялится-пялится на его нутро под ярким солнцем. Джека опаляет до черноты, но хуй он скажет, что ему это не нравится. Он облизывает сухие губы и тут же ощущает, как к ним прижимаются чужие, такие же сухие и обветренные, и совсем не нежные, как у большинства девчонок, которых Салливан целовал за всю свою жизнь. Пальцы грубо дергают струны, заставляя их громко взвизгнуть, Джек судорожно глотает теплый воздух и перехватывает Ривса за запястье, царапаясь о кучу браслетов. Он не дает ему отстраниться, прихватывает губами его губы и думает о том, что теперь этот засранец не будет его дразнить. Поцелуй выходит слишком ленивым и неторопливым для того, кто, блять, ждет практически половину ебаного дня, но Джек заставляет себя не торопиться.