Король

      Стоял поздний вечер. Мышцы и голосовые связки завывали от боли, а усталость и скованность в движениях только лишний раз говорили о том, как сильно Алексееву хотелось спать. Нажав на кнопку с цифрой заветного этажа, на котором находился его номер, певец опустил голову. Раздался звук закрытия дверей лифта, и вместе с ним он сомкнул глаза и медленно зажал пальцами переносицу.       Вернуться в отель до полуночи — уже какое-никакое, а достижение, поэтому Алексеев мысленно благодарил своего менеджера за то, что тот позволил ему хотя бы в этот раз не задерживаться в баре, где проходил концерт, и отдохнуть перед первым полуфиналом. В данный момент, чувствуя ногами тягу лифта, Алексеев вовсе не ощущал никакого волнения, но прекрасно понимал, что завтра утром всё будет иначе. Это сейчас усталость заглушала эмоции, а завтра, когда он переступит порог Алтис-Арены, от неё уже не останется ни следа, ибо переживания захлестнут его с головой и не дадут другим чувствам и возможности на ощутимое присутствие.       Думать о чём-то совершенно не хотелось. Певец резко решил отвлечься на мысли об уютном номере и мягкой постели, которая его ожидала. Тем временем лифт остановился на нужном этаже, а Алексеев нехотя раскрыл усталые глаза, вышел из него и свернул направо — именно там был расположен его номер. Пройдя несколько метров вдоль коридора, по бокам которого находились двери с броскими позолоченными табличками и цифрами на них, он почти дошёл до холла, где располагался диван и пара кресел, однако услышал посторонний голос и тут же остановился. Это скорее было рефлексом, нежели обдуманным действием, ибо певец имел удачу часто натыкаться на своих фанатов в отелях или гостинцах, когда ездил с туром. Чтобы попасть в номер, было необходимо пройти через холл, а разговаривать с кем-то жутко не хотелось, поэтому он тихо подкрался ближе и выглянул из-за угла, чтобы оценить ситуацию. Увидев со спины силуэт высокого парня с чёрными волосами, певец сообразил, кто это, и ему стало чуть легче. Однако он всё ещё стоял на одном месте, не решаясь, стоит ли поздороваться с соперником или пройти мимо, будто он его не заметил.       — Я же сказал: «Нет!», — вдруг раздался отрицательный возглас, из-за неожиданности которого сердце Алексеева чуть не ушло в пятки. Тон голоса, прозвучавшего в тишине пустого коридора, не отдавал злостью, скорее холодным раздражением. Певец не мог увидеть лицо Мэловина, ибо тот стоял к нему спиной, но чётко ощущал нарастающее напряжение, исходящее от него. В высоком силуэте парня читалось нечто угрожающее, будто тот был на взводе, поэтому Алексеев отступил чуть назад и продолжил следить за ним так, чтобы его было меньше видно из-за угла. Мэловин в это время слушал чьи-то объяснения в телефоне и не двигался, но что-то подсказывало певцу, что выражение его лица было сосредоточено.       Раздался гулкий вздох, и парень, разговаривающий по телефону, запрокинул голову. Он потёр свободной рукой висок и произнёс спокойным, размеренным, но при этом — что парадоксально — весьма угрожающим тоном следующее:       — Меня это не-вол-ну-ет. Разбирайся сам, это твоя работа.       Произнесённые по слогам слова будто запечатали в себе всё его раздражение. Он сбросил звонок и, развернувшись боком к затаившемуся Алексееву, небрежно швырнул телефон на диван, обхватил руками затылок и закусил нижнюю губу. В левом глазу Мэловина не было броской линзы, поэтому в светлых джинсах, абсолютно простой однотонной футболке и с растрёпанными не уложенными волосами он выглядел по-домашнему. Алексеев тут же вспомнил о моменте, когда он увидел его в первый день репетиций — вспомнил о бледной мраморной коже, о длинном чёрном развивающемся на ветру кардигане, холодном взгляде и воображаемой мантии… сейчас перед ним стоял совершенно другой человек.       Мэловин как-то странно усмехнулся с ощущаемой грустью своим мыслям и присел на кресло, всё ещё не замечая наблюдающего за ним Алексеева. Сейчас Мэловин располагался как раз-таки лицом к нему, поэтому он наконец-то мог разобрать его эмоции. Под нижними веками были нечёткие, но заметные круги, губы были сжаты в нервной манере, а во взгляде не холодных и броских, а скорее тусклых, увядших глаз, что смотрели в пол, ясно читалась усталость. Алексеев понимающе кивнул, и его тело уже готово было сделать шаг вперёд, чтобы поздороваться, но он тут же осёкся. Наверняка Костя абсолютно так же, как и он сам, не хотел ни с кем разговаривать сейчас, а личное пространство других людей Никита всегда уважал.       С другой стороны, почему тогда Мэловин находился в холле, а не в своём номере? Ответ на этот вопрос самостоятельно найти было невозможно. Алексеев вновь взглянул в сторону сидящего на кресле парня, и его сердце вдруг закололо, а дыхание замерло, ибо закинув ногу на ногу и подпирая висок указательным пальцем левой руки, Мэловин вновь стал напоминать ему образ некого короля. Его чуть растрёпанные волосы спадали на лоб, плечи были расправлены, а взгляд, несмотря на усталость, сконцентрирован. И если в прошлый раз ассоциации Алексеева были связаны с тянущейся следом за Мэловином роскошной мантией, то сейчас у него складывалось впечатление, что его соперник сидел не просто на кресле, а на величественном троне. А взгляд его был одновременно усталым и напряжённым потому, что правление своим народом — вещь изматывающая. «Его образ — вовсе не образ, а часть него самого», — пронеслось в мыслях певца.       Однако попасть в свой номер было необходимо. И более Алексеев прятаться за углом не мог. Сделав шаг вперёд, он хотел было пройти мимо, при этом не смотря в сторону восседающего на «троне» Мэловина, но голова будто сама повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом. Костя смотрел прямо на него, но как-то странно, исподлобья. Он был слегка удивлён, но в эти несколько секунд зрительного контакта Алексеев заметил даже не это, а то, что лицо парня стало более серьёзным, когда он заметил его присутствие. Он будто собрал всю свою усталость воедино и, напряжённо смерив случайного встречного взглядом, нахмурился. Алексеев ощутил, как волна знобящего холода прошла по его спине.       Когда их зрительный контакт был разорван, он начал чувствовать облегчение, но вместе с тем и стыд за то, что даже не поздоровался со своим соперником. Дыхание по каким-то причинам не хотело слушаться, а сердце застучало с особой ритмичностью. Однако сворачивать назад уже было поздно, да и ноги сами несли уставшее тело к заветному номеру. Певец опустил голову, размышляя о том, как он, наверняка, глупо и растерянно выглядел. Он брёл вперёд и даже боялся предположить, что о нём мог подумать Мэловин после их случайной встречи.