better than you

Мягко. Упруго. И тепло. И запах знакомый. Сквозь сон не воспринимается и не определяется, чей именно. Потёрся щекой, приоткрыл сонные глаза, с трудом сфокусировав взгляд на стенке. Больничной стенке. Всё нормально, он эту стенку каждый день видит, когда бездумно лежит, в попытках уснуть. А спать совсем не хочется. Кошмары спать не дают совсем. Каждую грёбаную ночь снится одно и то же. Тот бой. Урарака, яростно что-то выкрикивающая, до последнего пытается сражаться. Он вырвался в тот день вперёд, пока про-герои справлялись с ордой злодеев в коридоре. Бросился в эту комнату, услышав крик о помощи одного из заложников. Герой всегда бежит туда, где нуждаются в спасении. Как он услышал в том шуме мольбы - один лишь Бог знает, если он есть. Бакуго бежал так быстро, как мог, не чувствуя усталости, все чувства притупились. Было лишь одно - желание спасти. Кацуки помнил, как герои говорили что-то о заложниках. Кажется, что-то о двух девушках, ученицах, которым дали задание спасти людей. Он тогда, помнится, подумал, насколько это было глупо - отправлять малявок на серьёзную операцию. А если там злодей? Что тогда? Плюс два трупа? Бакуго ворвался в комнату и сразу же наткнулся взглядом на громадное тело какого-то осьминога, что ли. Что за хреновина? Раздумывать времени не было, поэтому первым, что он сделал, был крик: "СДОХНИ!", а вторым - взрыв. Тело в одном из щупальцев этой херни, наверное, та самая героиня, которая была послана на это задание. Новый взрыв. Злодей выпускает жертву, та падает с немыслимой скоростью. Разобьётся. Насмерть сразу. Поднимает на неё взгляд, одновременно пытается подбежать к ней. Глаза испуганные. Карие. Знакомые такие, он где-то видел их раньше. За секунду в глазах читается многое. В них теперь можно прочитать и горечь поражения. Горечь проигрыша. Бакуго понял, кто это. Он успел смягчить её падение, направив взрыв на стенку. Отразившись, он должен откинуть её немного в сторону. Скорее всего, её опалит, на теле могут появиться ожоги. Но лучше ожоги и шрамы от них, чем смерть. Взрыв переправляет её на мешки, которые хранились в этом здании. Остаётся надеяться, что они смягчат падение. Всё произошло настолько быстро, что Бакуго сам не заметил. Ярость разливалась по телу, смешиваясь с кровью. Взрывы, взрывы, взрывы. За весь бой щупальца всё-таки настигают его несколько раз. В первый раз ранят ногу. Кровь хлынула так быстро, как был нанесён урон, но нога, кажется, не сломана. Боль притупляется яростью, адреналин активно вырабатывается, он не чувствует боли. Кацуки наносит удары, взрывы оглушают, он не слышит ничего, лишь интуитивно чувствует сильные вибрации, волнами отдающие в тело. Нога потихоньку начинает отказывать, слишком много крови капает на холодный бетон. Нужно заканчивать с этим ублюдком. Щупальца настигают его во второй раз. Рука. Она бессильно падает вниз, и, как Бакуго не старается, поднять её не получается. Парень уворачивается от ударов, не чувствуя боли. Вот сейчас. Последний удар, пропущенный Кацуки. Пора. Он резко уклоняется, в уме вырабатывая план сражения. Рука, которую он не чувствует, могла бы произвести куда больший взрыв, чем та, которая функционирует. С каждым взрывом действующая рука выдаёт всё менее эффективные взрывы, поэтому единственным выходом станет.. Бакуго по инерции поднимает повреждённую руку здоровой, выкривает нечленораздельное: "Сдохни, чёртов осьминог!", придерживает больную руку, из последних сил направляет взрыв из конечности больной в злодея. Громко шипит от боли, подлетая к уроду, всё ближе к врагу, обдаёт последним, финальным взрывом, слыша лишь тонкий писк в ушах. Он падает. А потом просыпается в холодном поту. Просыпается в шоке от произошедшего, сидит пару минут, пытаясь осознать, что всё это было сном, всё в прошлом, кажется, все живы. Но страх того, что могло произойти. Что он мог оглохнуть от того мощнейшего взрыва. Что рука могла не восстановиться. Он никуда не исчезает. Бакуго раньше терпеть не мог жалеть о прошлом, ему всегда казалось, что нужно идти вперёд, несмотря ни на что. Но этот страх тянет его обратно в ту тёмную бездну, откуда выбраться почти невозможно. Всё это пугает настолько, что, открыв глаза, он всегда прислушивается к шагам в больничном коридоре. Щипает себя за повреждённую руку, понимая, что боль усиливается. И ухмыляется. Сон. Всё это сон. Это не тревожило бы так сильно, если бы не кошмар, продолжающийся изо дня в день. Каждую ночь он видит одно и тоже, и это так бесит, и, стыдно признать, пугает настолько, что уснуть просто невозможно. Ощущение, как будто он застрял там. Как будто сдох в том бою, а теперь прокручивает момент смерти в своём воображении. жутко. А теперь он на мягком. На ком-то тёплом. За всю ночь ему ни разу не приснился этот кошмар, кажется, снилось что-то даже очень приятное. Сейчас Кацуки понимает, что в данный момент безгранично счастлив. Он не один, тепло чужого тела чувствуется. А раз чувствуется тепло, значит он пока живой. Мёртвые тепла не чувствуют. Именно поэтому он сейчас улыбается, пока никто не видит. Мысленно кого-то за что-то благодарит, ведь всё же он остался жив. Наверное, свою удачливость. Сонно щурится, чувствуя небольшую слабость. Приподнимает голову, не в силах отойти от сна, напрочь позабыв о том, что было вчера. А перед глазами её лицо. Всё возвращается. Воспоминание о вчерашнем дне тоже. Как она вчера пыталась его уложить спать, её мягкие прикосновения почти невесомые во сне, он не помнит их, но чувствует почему-то. Всё вызывало такие добрые воспоминания и желание улыбнуться, что он не может сдержаться, и улыбается во весь рот. Так даже мать не делала, он всегда засыпал сам. Всё же уже взрослый мальчик, будущий герой. А герои сами справляются со своими кошмарами, никого не просят о помощи. Из-за его причуды на него возлагали большие надежды, мать поэтому воспитывала его строго и заранее как героя, победителя. Именно поэтому он поверил в это сам. Взрослые мальчики, которые хотят стать героями, не боятся монстров. Они их побеждают. А сейчас почувствовал то самое тепло, как в раннем детстве, лет так до четырёх. До того момента, как он случайно подорвал свою комнату, с восхищением глядя на Всемогущего. Уют, чувство заботы, мягкость. Поднять голову так сложно, хочется лежать на мягком теле хоть всю вечность. Чувство безопасности. Утерянное давно, в детстве. В том раннем детстве, когда он стал тем, кем стал сейчас. Самостоятельным парнем, будущим героем номер Один. Сейчас он мог полагаться лишь на себя. Обычно он так и делал, но не сегодня. Сегодня он, расслабившись, поднимает голову с огромным трудом. Бакуго мысленно обещает себе, что это только сегодня. А подняв, видит круглое лицо. Это, блять, ещё кто? Реально она? Кацуки резко отстраняется, осознав, кто это. Круглолицая, блять. Урарака, мать её, Очако. Что за дерьмо? Он смотрит на тело, оставшееся в сидячем положении, в странном удивлении. Она так сильно наклонилась вперёд, что кажется, минута-две она упадёт, клюнув носом с размаха в пол. Бакуго удивлённо разглядывает её пару секунд. Всё же он надеялся, что это был сон. Он спал на её коленях? Немыслимо! Это невозможно представить! Однако это грёбаный факт, который теперь нужно признать. Кацуки тяжело вздыхает, аккуратно, стараясь не разбудить, встаёт с кровати. Мягко толкает Очако в плечо, придерживает тело, аккуратно укладывая на подушку её голову. Она недовольно морщится, сквозь сон что-то невнятно буркает и переворачивается на другой бок, не приоткрыв глаза ни на секунду. Кацуки Бакуго ненавидит оставаться в долгу. Просто ненавидит. И только поэтому он накрывает девушку на кровати одеялом. Бакуго тихо фыркает, проговаривая шёпотом несколько ругательств. Какой заботливый, увидел бы кто, не задумываясь, осмеял бы. Чувствует, как уши горят, а за ними щипать предательски начинают щёки. Прислушивается к шагам в коридоре, размышляет о чём-то своём, вечном. Как он мог перепутать одноклассницу со своей матерью? Он бросает многозначительный взгляд на девчонку на койке. Замечает, как она хмурит брови во сне, пуская слюни на подушку. Так отвратительно мило. Подходит к двери, намереваясь покинуть грёбаную палату, в которой теперь воняет не только настойками и больницей. Она пропахла чёртовым запахом Урараки Очако. - Я наде.. - резкий звук нарушает тишину палаты. Бакуго резко оборачивается, готовя язвительную тираду. - ру тебе задницу, мм, Кацуки Бакуго.. Парень ухмыляется, услышав такой нехилый выпад в свою сторону. Всё-таки вынашивала план мести, вот же круглолицая. - Старайся, девчонка, старайся. Может, получится когда-нибудь. И выходит из палаты. Будто его здесь и не было. Не оставил никаких следов после себя, кроме воспоминаний. Только заката не хватает, грустной музыки и крутых чёрных очков. А если круглолицая, проснувшись, будет упрекать его в чём-либо, он сумеет поставить её на место. Пошлёт её к чёрту, и она заткнётся. Вот только хочется ли ему этого? Он медленно шествует по коридору. Натыкается на противную медсестру, которая так и норовит спросить что-то. Отмахивается от неё, как от мухи надоедливой. Он не обязан ей отвечать. Борясь с желанием показать неприличный жест и послать её в одно замечательное эротическое приключение, Бакуго уходит, не оборачиваясь. Какие-то соседи внимательно осматривают его с ног до головы, Кацуки не удостаивает их даже взглядом. Возможно, инцидент со злодеем всё же взорвал новости. Палата, находящаяся в конце коридора, встречает его чистотой и пустотой. Всё как бы блестит, всё идеально, всё нетронуто, вот только.. Чего-то не хватает. Чего именно - Бакуго не распознает, и это раздражает его так сильно. Он падает на кровать и бездумно глядит в стенку. Изучает каждую трещинку, мысленно воспроизводя их в какие-то странные картинки. Ему это нравится она так расслабляется. Но одна навязчивая мысль просто не желает уходить из головы, видимо, решив залипнуть там раз и навсегда, до того момента, как он не потеряет каким-то образом память или же, что гораздо проще, но в это же время и сложнее, поговорит с Очако. Должен ли он ей теперь? Он понятия не имеет, сколько просто лежит. Ни о чём не думая, в башке пусто, ни одной мысли. Но его небольшой расслабон прерывает стук в дверь. Кацуки хмуро проговаривает тихие ругательства себе под нос и раздражённо кричит о том, что войти можно. Дверная ручка поворачивается, неспешно открывается белая, как снег, дверь. В палату входит медсестра, которая щебечет что-то о выписке. О том, что скоро должна приехать Исцеляющая девочка, и он сразу станет, как новенький. И его подружка тоже поправится сразу. Подружка? Кацуки подавляет рвотный позыв, сквозь зубы прошипев, что круглолицая - не его подружка. Если они все думают, что Урарака и он вместе - они, блять, глубоко ошибаются. Дружить с собачкой Деку? Её же только этот придурок позовёт, так она хвостиком повиляет и прибежит за секунду. Собачка Деку. Которая почти его победила на соревновании. Которая помогла ему легко отделаться в битве со злодеем. Которая помогла ему уснуть, нет, даже усыпила его, волнуясь о состоянии его здоровья. Она-то собачка? Кацуки прикусывает язык, понимая, что нихера она не собачка. - Надеюсь, вы выспались сегодня, - прерывает милый щебет его раздумья. Бакуго в недоумении строит недовольную мину, а медсестра хитро улыбается и торопливо покидает его временные покои. Ему, конечно, так насрать на всех этих врачей, на больницу в целом. Интересует лишь одно: как вообще в этой больнице следят за дисциплиной. Бакуго здоровой рукой хватает спелое красное яблоко, лежащее на тарелке. Предки вчера принесли. Мать глумилась весь визит, мол, сынок принял чью-то помощь, растёт, видимо. Это она о том, как его круглолицая в воздух подняла, защитив. Слухи, наверное, по всему Юэй уже расползлись. В класс войдёт, так начнутся эти тупые подколы. Хотя, ему всё равно будет плевать, так что он даже не парится об этом, если уж быть честным. Стук в дверь. - Блять, кого ж опять принесло, вам чё, тут мёдом намазано, - бурчит Бакуго. Заколебали со своими визитами, как и со своей больницей. Было бы его желание законом - повзрывал бы всё к чертям. Прожёвывает кусочек яблока, в ожидании пялясь на дверь. - Заходите, чё непонятного? Медленно так входит фигура с пухленькими щёчками. Каштановые волосы. Лицо круглое. Глаза такие огромные. Её, мать вашу, только не хватало. Кацуки делает вид, что никто в принципе и не приходил. Очако проходит к месту для посетителей неуверенно так, медленно. Качает головой изящно, каштановые волосы качаются следом, обрамляя круглое лицо и немного открывая вид на розовый румянец на щеках. Присаживается в кресло напротив койки. Улыбается мягко так, ласково. Как будто ничего и не произошло. Как будто он ей ничего не должен. Бесит. Ещё больше бесит, что мочки уха начинают краснеть от беспричинного стыда. - Чё припёрлась? - бесцеремонно спрашивает. Ждала, наверное, что он будет её благодарить за визит, но многого ждала. Ему немного любопытно, что ей нужно, вот и всё. Ничего больше. Обращает внимание на то, как вытянулось в удивлении её лицо и приняло прошлое выражение за одну секунду. Из удивления в добродушное так просто? Как часто ты меняешь маски, Урарака Очако? - Повидаться с одноклассником решила. Как себя чувствуешь, - доброе и глупое, по мнению Бакуго, выражение лица. Она кидает взгляд куда-то чуть ниже лица Бакуго, ехидно ухмыляется. В практически непроницаемых карих глазах резко загораются шальные огоньки. - Белоснежка? Это уже неждан так неждан. Чё к чему, интересно. О чём она вообще. Если она назвала его Белоснежкой, то вероятность того, что она останется в живых меньше ста процентов. Девяносто девять, как минимум. Бакуго пялится на неё секунды две, ловит её взгляд, переводит взгляд на красное яблоко в руке. Зло фыркает. - Намекаешь на то, что отравила, ведьма? Урарака ухмыляется во все свои тридцать два, ехидно прищуривается. - Спасибо, красотка. Что за дерьмо она несёт не понимает и сам Бакуго. А Очако лыбится во весь рот, так и нарываясь на проблемы. - Ты поясни за красотку, - процеживает он сквозь сжатые зубы. Она никак не реагирует, не меняя выражение лица, только ухмылка становится чуть шире. Такое ощущение, что вот-вот исчезнет, и он останется один на один с четырьмя стенами и любимым кошмаром. Сводит брови к самой переносице, строя самую злую мину. Её все его гримасы ни капли не пугают, даже смешат в какой-то степени. - Ты сказал, что я мачеха, - начинает Урарака, аж светясь от своего триумфа. - а мачеха, как известно, была безумно красивой, и лишь Белоснежка превосходила её в этой области. Поэтому ты и красотка! Шучу я, шучу, успокойся, - миролюбиво добавляет она, увидев, как Бакуго меняется в лице. Кацуки громко фыркает, демонстративно отвернувшись от неё. Очако молча оглядывает его палату, изучает стены, где расположены какие-то мелкие картины, прикрывающие, наверное, трещины, которые неаккуратно зияли на красивых белых стенах, переводит взгляд чуть ближе к койке Бакуго, с особым интересом присматриваясь к тумбочке рядом с кроватью. Ничего особенного, красиво оформленная в каком-то стиле тарелка, на ней пара сочных красных, скорее всего, отравленных(а кто сказал, что Бакуго не может себя закалить, кушая отравленные яблоки? Зато будет менее чувствительным к ядам!) яблок для дорогой Белоснежки. А затем натыкается на книгу. Кацуки Бакуго читает книги. Скажи кому - не поверят. - Можно посмотреть? - хозяин не удостоил её своим вниманием, поэтому Урарака протягивает руку и бережно оглядывает книгу со всех сторон. Коричневая обложка, название ей незнакомо. Приятная на ощупь, видавшая виды. Такие книги всегда вызывали уважение и какую-то ностальгию по старым временам. Очако перелистывает пару страниц, не без интереса вчитывается в одно предложение. На всю палату раздаётся резкий смех. Урарака аж похрюкивает от удовольствия, какой компромат выискала! Бакуго всерьёз задумывается о том, что нужно позвать для неё врача, ей нехорошо. Что она вообще забыла в этой больнице? Дорога только в Палату номер шесть, психиатрическая клиника. Она бы считала себя злой мачехой в Белоснежки, а из соседней палаты какой-то Наполеон назывался бы Белоснежкой. Или наоборот, разницы нет. Но то, что она прочла что-то странное и сейчас помрёт от смеха совсем не радовало. Хихикнув в кулак ещё пару раз, Урарака кладёт книгу себе на колени. - Извини, у каждого свои вкусы, - принимает она беспристрастное выражение лица. С нежностью проводит по корешку книги. Молчит несколько мгновений. Молчание кажется вечностью, и Кацуки начинает раздражать то, что он не в курсе, что так насмешило её. - Блять, дай посмотреть, что там тебя так насмешило! Бакуго заводится в смятении, он просил привезти обыкновенный экшн со сражениями, хотел прочесть ночью, чтобы не уснуть и не погрязнуть в пучине надоедливого кошмара. Тут не с чего смеяться, какой дурак смеётся над боевиками, хотя именно Очако посмеяться, наверное, могла. Урарака протягивает ему книгу, не касаясь её мизинцем. - Я просто подумать не могла, что ты такое читаешь, - оправдывается она, старательно пряча улыбку. Кацуки Бакуго открывает книгу на середине и натыкается на момент поцелуя. Брезгливо морщится. Мать прикололась, не иначе. - Чтоб я такую хуйню читал? Совсем уже? - небрежно швыряет книгу на пол, показывая, что такое ему совершенно неинтересно. Совсем уже сбрендила. Смотрит на неё с вызовом, ожидая долгую лекцию на тему ухода за книгами. Урарака тяжело вздыхает, наклоняется и поднимает роман. Молчит, безмолвно не одобряя такое обращение с книгой. Кацуки ощущает это неодобрение нутром, но кто сказал, что ему на это не плевать с высокой колокольни? почему тогда всё замерло внутри и появилось чувство такое тяжёлое в груди? - К твоему сведению я не читаю такую бессмысленную литературу, - Он неловко запускает ладонь в свои волосы, чувствуя себя немного не в своей тарелке. - мне больше приключения и экшн нравятся, чтоб ты знала, круглолицая! Очако застенчиво улыбается, накручивает локон на палец и немного краснеет. - Ох, вот оно как, извини, - Бакуго хмуро наблюдает за ней из-под опущенных зло бровей. - я думала, ты всё-таки читаешь, я на самом деле люблю романы немного, но читаю редко. - Кто бы сомневался, - фыркает Кацуки, надменно отворачиваясь от одноклассницы. Урарака преодолевает внутри желание стукнуть его по макушке и нервно хихикает. Всё же момент с романом казался ей таким забавным. Она чувствовала себя "избранной", посвящённой в тайну. В её мечтах они уже обменивались романами, но это, конечно, она просто шутила. Пару минут они сидят в полной тишине, Урарака думает о том, что ей пора уходить и не доставлять неудобств однокласснику. Кто бы знал, как ей эта тишина надоела, она её ненавидит всеми фибрами своей души. Хотя, спасибо, что звон сошёл на нет - теперь всё не так сильно раздражает. - Слышь, - прерывает молчание Бакуго грубо. - ты это, как, отошла уже? Очако не верит своим ушам и в полном шоке продолжает глядеть Бакуго в глаза. Брови опускаются ниже, а вопрос в глазах меняется злостью, и Урарака понимает, что ей не показалось. А если она не ответит сейчас, то неизвестно, сможет ли она ответить вообще на любой вопрос в будущем. - Я-то? В полном, - отвечает она после секундной заминки, неловко пожимая плечами. Чувство такое странное. Как будто произошло что-то, чего не должно было произойти. - теперь осталось только дождаться Исцеляющую девочку. Будем ждать вместе! Кацуки медленно кивает, размышляя о чём-то. Мысли его где-то далеко, и Очако становится очень интересно, о чём же он может таком задуматься, совсем не вникнув в её слова. Это немного задевает, девушке хочется съязвить, но она сминает мысленно это желание в маленький бумажный комок и выкидывает в ведро. Неловко мнёт карман домашних штанов, в которых гоняла по больнице. - А ты как? - спрашивает она, не надеясь на ответ. Бакуго спокойно мог промолчать,ведь мысли его были где-то далеко. Очако бы ни капельки не обиделась, не получив ответа, это же Кацуки Бакуго. Она уже готовится к слёзному прощанию, плачу Бакуго, как он помашет ей платочком в дорогу, напоследок пригласив оркестр, который сыграет "Прощание Славянки". - Нормально, - буркает он громко, резко к ней повернувшись. Немного неожиданно. Хотя нет. Слишком неожиданно. Урарака автоматически дёргается, не задумываясь, касается кровати всей рукой, совсем забыв о мизинце. Когда Урарака опомнится, на всю больницу уже будут слышны маты Бакуго. - Круглолицая, мать твою, ты либо сейчас же отменяешь действие своей грёбаной причуды, либо я за себя не отвечаю! - рычит откуда-то сверху одноклассник. Опасность чувствуется в самом воздухе, но Урараку начинает так забавлять эта ситуация, что она уже, не стесняясь, смеётся во весь голос. Перед смертью не наржёшься, так сказать. Бакуго Кацуки с трудом сдерживает рвущиеся наружу взрывы от ярости. Насмеявшись вдоволь, Очако отменяет действие причуды, хлопнув ладонями. Кацуки мягко опускается на пол, в том же самом положении на больничной койке. Злое выражение лица не предсказывает ничего хорошего, и девушка уже всерьёз задумывается о том, на кого бы ей начать писать завещание, и пишется ли оно вообще в её юном возрасте. - Прости-прости! - выкрикивает она всё ещё красная от безудержного смеха. - Я не хотела, само вышло! - Как можно так убого справляться с собственной причудой! - орёт Бакуго, присев на кровати и зло глядя на Очако. - Не могла, блять, быть осторожнее? Урарака машет головой, разводит руки в стороны одновременно. Желание убежать и спасти свою недолгую жизнь ярко маячит перед её глазами красной надписью на белом листе. И это желание она тоже сминает и выкидывает мысленно. Пусть злится, ей весело, а на остальное плевать. Смотреть на удивлённо-злобно-обиженное лицо Бакуго Кацуки - дорогое удовольствие, именно поэтому остаться хотелось так сильно и позлить его ещё немного. - Я так больше не буду, - обещает она, решительно глядя в глаза Бакуго. Вот только пляшущие в них искорки отдают отчёт о том, что ей совсем не жаль. Кацуки тяжело дышит, собираясь с мыслями и готовя гневную тираду. - Кстати, ты такой милый, когда злишься! Теперь она не стесняется ничего и ржёт на всю палату во весь голос. Вскакивает и стрелой бросается к двери. Лишь на секунду задумавшись над её словами, Кацуки бросается следом, готовясь поддать леща нахалке, а той хоть бы хны: она безостановочно смеётся, и Бакуго в глубине души хочется сделать то же самое. Сдерживать это желание ещё сложнее, чем взрывы, которые он собирался обрушить на Урараку недавно. И всё-таки маска ломается. Очако этого в жизни не слышала. Наверное, она это больше и не услышит. Громкий, чистый и искренний смех подхватывает её собственный, и она в удивлении замолкает. Хочется слушать это ещё и ещё, ведь неизвестно, сможет ли она услышать это снова. Так необычно и так прекрасно. Кацуки, запрокинув голову, раскатисто смеётся, и его лицо в этот момент выглядит таким счастливым и таким, признаться, красивым, что Урарака едва заметно краснеет, понимая, что она подумала в таком ключе о Бакуго. Теперь-то она точно избранная, одна из тех людей, которые услышали смех Бакуго за всю свою долгую и недолгую жизнь. - Не знала, что у тебя ещё и смех ангельский, - проговаривает она, не задумываясь. Немного краснеет, встряхивает головой, тряхнув волосами. А затем складывает руки на груди, не понимая, что делает, заявляет. - Я не позвоню в Рай и не скажу, что ангел нашёлся. Инстинкт самосохранения, видимо, был сломан у неё ещё в детстве, раз она посмела так тонко подколоть(или же флиртануть с(?)) Бакуго. Их взгляды встречаются, одноклассники пребывают в полном смятении; Кацуки от такого комплимента в его сторону, первого, кстати, от девушки, а Очако от своих неожиданных слов, которые она в жизни не смогла бы сказать. Мгновение, пара мгновений, вечность прошла. Дверь открывается.