Наследник любой ценой

Прошло две недели с первого визита Поттера в Малфой-мэнор. Драко мог бы поправить, сказав, что прошло шестнадцать дней. Он считал. Невольно, каждый день обещая себе, что не будет об этом думать, но отсчёт дней в голове продолжался независимо от его обещаний. Самое ужасное, что Поттер продолжал ежедневно наведываться в мэнор по вечерам для того, чтобы проводить обследование родителей. Люциус сумел убедить целителя, что посещение акушерского отделения Мунго возрастной парой, тем более если это семья Малфоев, вокруг которых до сих пор не утихали сплетни о связях с Темным Лордом, вызовет нездоровый интерес СМИ. Живописно обрисовав, как журналисты, подобные Скитер, будут торчать под дверьми и караулить новые подробности, мешая колдомедикам и прочим пациентам, Малфой-старший предложил взамен решение этой проблемы. Естественно, политик по призванию и природной склонности, он всегда просчитывал на несколько шагов вперёд. А в поместье уже была оборудованная по последнему слову магической науки лаборатория. Переделать под врачебные кабинеты примыкающие помещения для семьи, располагающей громадными средствами, не составило труда. Вот так и вышло, что каждый день Поттер проводил на работе в своем отделении Мунго, а вечером аппарировал в мэнор и проводил здесь несколько часов вплоть до полуночи, когда отправлялся спать к себе домой. По распоряжению Малфоя-старшего в поместье была отведена спальня для целителя, на всякий случай, но Поттер ни разу ей не воспользовался. Драко всячески избегал встреч с бывшим недругом и проводил вечера у себя в комнате за книгами и чтением новых колдомедицинских журналов. Кажется, они с Северусом нащупали нужное направление и двигались к созданию зелья, усиливающего магию, семимильными шагами. Поттер и Малфой словно негласно поделили время, в которое могли занимать лабораторию. Днём в ней работал Драко, иногда на пару со Снейпом, который большинство времени все же должен был отдавать Хогвартсу, а в вечернее время опыты там проводил Гарри. Не всегда удавалось целиком исключить пересечения. Несколько раз было, что Драко что-то срочно требовалось в лаборатории, он вызывал домовика Тинки и приказывал узнать, не занимает ли ее на тот момент целитель. Получая ответ, что там свободно, Драко чуть ли не украдкой пробирался за искомыми записями или ингредиентами, и по закону подлости, в лабораторию каждый такой раз заходил Поттер. Оба терялись. Гарри — от того, что не ожидал увидеть там Малфоя-младшего, а Драко — от того, что ощущал себя чуть ли не вором. Они скомкано обменивались приветствиями, почти не глядя друг другу в глаза. Малфой торопливо брал что угодно, лежащее рядом, а вовсе не то, зачем пришел, Поттер же, держа руки в карманах, смотрел куда-то в сторону и молчал. После Драко говорил дежурную фразу про то, что вынужден оставить Поттера одного и, предлагая чувствовать себя как дома, сбегал к себе в комнату, чтобы потом несколько часов сидеть над пергаментом, лежащим перед ним на столе, и не видеть на нем ни буквы. Вместо этого он видел черные непослушные волосы, которых так хотелось коснуться, даже не с целью пригладить, а просто ощутить, какие они… Драко почему-то казалось, что они не такие уж и жёсткие, какими казались на первый взгляд. А ещё хотелось провести кончиком пальца по темным бровям, для чего пришлось бы снять дурацкие очки, за которыми Поттер прятал свои невозможно-зеленые живые глаза. И тем же пальцем очертить скулы и непременно посчитать редкие темные веснушки. В школьные годы их было четыре: две на левой щеке, одна на правой и последняя на переносице справа. Драко выучил их наизусть за время их нередких потасовок. Может, их количество изменилось за последние годы, и Драко в глубине души жалел, что нельзя довести Поттера до драки, чтобы, как в прежние времена, без страха смотреть в его лицо, без опасений, что его обвинят в неподобающем интересе. Они так и не пожали друг другу руки за эти мимолётные пересечения в лаборатории, как-то не пришлось. Никто из них не делал никаких попыток к этому. И вообще, Драко точно знал, что Поттер наверняка презирает его сейчас. Конечно, ведь именно из-за Драко его родители должны были проходить унизительное обследование в попытках исправить такую ошибку природы, как их старший сын. Хотя, зная Поттера, логичнее было предположить, что тот испытывает жалость. Малфоя такая мысль мучила едва ли меньше, чем мысль о презрении. В любом случае, Поттер, должно быть, считал его слабым, никчемным и не заслуживающим внимания. Драко ненавидел себя за это — за всю свою пошедшую наперекосяк жизнь. Быть слабым в глазах бывшего врага и, по совместительству, объекта своей навязчивой идеи было до ужаса унизительно. Но почему-то эта злость, эта бичующая ненависть к самому себе делала Драко… живым. Давно он не ощущал такого сгустка эмоций и энергии. Он уже привык находиться в апатии и не чувствовать в себе сил даже выйти из дома. Наибольший интерес в его жизни в последние годы вызывали совместные исследования с Северусом, но тот интерес даже вполовину не был равен тому, что сейчас испытывал Малфой-младший. Драко не видел в зеркале, но его родители с удивлением и надеждой замечали, что кожа сына перестала быть безжизненно-бледной и приобрела красивый оттенок благородной белизны, тусклые волосы очевидно становились гладкими и блестящими, а движения наследника из апатичных вновь стали живыми и наполненными энергией. И пусть его фигура все ещё оставалась болезненно худой, но Драко определенно начал выглядеть на порядок лучше, чем шестнадцать дней назад. Помимо приятных глазу изменений во внешности сына, Нарциссе и Люциусу было ещё чему порадоваться. Обследования подходили к концу и, по мнению Гарри, они оба были готовы, чтобы снова постараться стать родителями. Несмотря на возраст и перенесенное Люциусом соседство с дементорами, а так же вынужденное близкое общение с Темным Лордом, которое в свое время основательно подкосило Нарциссу, сейчас их здоровье позволяло перейти к этапу проведения обрядов, вызывающих всплеск фертильности в паре. Но, прежде чем провести магический ритуал, Гарри хотел поговорить с Драко.