Напишешь мне формулу надежды?

День рождение не был бы днем рождения без огромного торта с красивой серебрянной свечкой в виде цифры девять по центру. И пока мама блуждала по ресторану отеля в попытках найти официанта, который мог бы принести ей шампанского обычного и детского для Марка, мальчик клевал носом, сжимая в ладошке одной руки белую скатерть, а второй подпирая голову, чтобы не заснуть. Вставать в семь утра в свой празник ему совсем не хотелось, если бы не обещание мамы показать ему что-то незабываемое, поэтому сейчас ребенок изредка дергал ногой под столом и тяжело вздыхал. В такую рань людей в ресторане было немного из-за чего мама была всегда на виду, и Марк чувствувал себя, как дома, если бы не огромное пустое пространство с кучей лишней мебели. Ее телефон лежал рядом с ним, и мальчик терпеливо ждал, когда же хоть кто-нибудь вспомнит о том, что у него сегодня день рождение и ему исполняется аж целых девять. Воск на свечке медленно плавился, отчего цифра завораживающе деформировалась, меняя свою форму, но становясь только красивие. Наконец в поле зрения Марка возникла фигура мамы в ее любимых черных джинсах, что символизировали спортивную прогулку и очень долгий день.  — Ну задувай. — погладив мальчишку по голове, предложила Поля, оставляя руку на дестском плече, как знак безмолвной поддержки. Но свечи Марк решил не задувать. Такое неребяческое решение пришло к нему в том момент, как какой-то француз в белых перчатках опустил перед ним на стол блюдо с торотом и чиркнул зажигалкой.  — Не хочу. — поднимая ясные глаза на девушку отказался он, замечая, что она удивилась. Марк и сам удивился, но решение казалось ему верным, потому что обычно свой праздничный торт он получал только вечером и свечи на нем зажигал папа, а мама в это время держала его за руку, поправляя дурацкий колпак имениника, а не рассматривала шнурки кроссовок, как сейчас; раньше вокруг стола носились дети папиных товарищей из ЦСКА, которые пели глупые детские песни, но от этого всем становилось весело. И мальчик вовсе не считал, что девятилетие станет хуже, если пройдет не как всегда, просто, забава с тортом больше не казалась интересной.  — Почему? — спросила Пелагея, аккуратно опускаясь на соседний с мальчиком стул.  — Я не верю во всю эту штуку с желаниями. — разводя руками, а после указывая пальцем на свечку, пояснил Марк. — От слепой веры ничего не зависит. Спасибо за торт, мам, он правда красивый. Забираясь коленками на стул ребенок ловко запустил палец в белый воздушный крем, тут же сунув его в рот.  — А завтрак? — с улыбкой уточнила Поля, усаживая сына нормально и вытаскивая свечу.  — Торт — это завтрак! — безапеляционно заявил Марк, вновь запуская палец в крем. Пелагея налила себе в бокал шампанского, мысленно поздравив себя с таким важным праздником, вспоминая, как впервые увидела маленького карапуза, с которым Иван появился на пороге, заявив, что не оставит его со своей бывшей и просил Полю хотябы не испытывать неприязнь к ребенку, а девушка его полюбила и даже по-настоящему. Это было одно из многочисленных воспоминаний, которое могло поднять боевой настрой в феврале данного года. Отрезая сыну кусок торта, Поля поняла, что совсем не голодная и ее не вдохновляет перспектива преподнести желудку подарок ввиде толстого бисквита и излишне сладкого крема.  — Мам, а сними меня на замедленное видео пожалуйста. — расплываясь с хитрой улыбке, попросил Марк.  — Опять? — отрицательно качая головой, спросила Пелагея, вспоминая, что в последний раз эта фраза привела к купанию ребенка в ледяном озере в одежде.  — Я хочу папе видео отправить, где желаю ему удачи в сегодняшнем матче против Словакии и сказать, что я по нему соскучился. — объяснил мальчик. Девушка уже привычно вздрогнула, прослушав стандартный текст и не сводила внимательного взгляда с бокала, покачивая его в руке. Сын сидел рядом и, сложив ручки на животе, ждал пока мама обдумает его просьбу и выскажет свое решение, перестав кусать нижнюю губу и искать поддержку в светлой жидкости с пузырями. Она интуитивно разблокировала телефон, желая хоть как-то себя отвлечь, пролистала новостную ленту гугла и, как назло ей на глаза попалась статья о составе сборной России и фотография Ивана, впрочем больнее от этого было Марку, который внимательно следил за каждым действием девушки.  — А почему папа Алину держит на руках? — поинтересовался мальчик у Поли, привычно дергая ее за рукав, не договорив свою мысль до конца. Ему хотелось добавить: «а должен был меня»  — А вот это ты у него и спросишь на том самом видео. — с улыбкой ушла от ответа Пелагея, приглаживая сыну челку и отдавая ему свой телефон. Пока Марк кривлялся на камеру, измазав себе щеки тортом, изредка проверяя реакцию мамы, девушка допивала шампанское и не сводила глаз с погоды за окном. На улице медленно утро вступало в свои права и ночные тени прятались кто куда, открывая еще один день в Париже, городе любви, а если быть точным, то в одной из обычных промезрзших до самого центра европейских столиц.  — Я очень тебя люблю, папочка, и желаю всех победить, обними от меня Алину. — закончил свою речь Марк, заходя в вотсап в поисках нужного номера. Отправив свое солнечное видео, мальчик принялся активно поглащать торт, запивая его чаем, ощущая прилив счастья внутри, одновременно с которым приходило осознание, что неважно, что не папа позвонил первым, ведь куда важнее самому сделать шаг навстречу и вступить в диалог. Наверное, только взрослые любят все усложнять. А потом мама в спешке умывала его в номере, стирая салфетками крем с лица и переодически возмущаясь, что Марк сначала что-то делает, а потом думает. Стоически вытерпев эту экзикуцию, мальчик потом и сам начал пытать Пелагею, отказавшись надевать теплый свитер и упорно настаивая на зеленом шарфе, а не сером. Он ждал, что девушка сдастся и махнет на него рукой, но махнуть рукой на здоровье ребенка Поля категорически не могла, поэтому сдаваться пришлось Марку и, поднимая руки вверх, мальчик ждал пока мама натянет ему через голову свитер, после отправив его шнуровать ботинки. Когда ее телефон зазвонил, он первым схватил его и уже практически ответил на звонок, как Пелагея выхватила айфон из детских рук и развернула сына в сторону ванной, вручив расчестку, велела уложить непослушные волосы. Подождав, пока тот закроет дверь и включит воду, девушка успокаивала внутреннюю дрожь, а затем провела пальцем по зеленой линии. Ответила на последнем аккорде, можно сказать.  — Привет, Дим. — неуклюже, как будто стоя на льду, поздоровалась Пелагея, не сводя напряженного взгляда с двери ванной комнаты.  — Привет. — более решительно, чем девушка поприветствовал ее Билан, но не дотянул интонацию до уровня спокойного человека или на крайний случай счастливого ребенка. — Я поздравить тебя хотел с днем рождения сына, правда вот не знаю как. Это было так на него непохоже, что Поля почти видела перед глазами картинку его прокуренной и пыльной квартиры с закрытыми плотно шторами, и пустыми стекляшками из-под чего-то крепкого, а его самого замотаного в клетчатом пледе, в котором они раньше умещались вдвоем, на балконе с сигаретой в руке в поисках свежего воздуха в столице. Более ожидаемой от него была бы шутка про погоду или бредовая аллегория, но уж никак не растеряность в голосе и сбивчивая речь.  — Ну уж как-нибудь давай. — одними глазами улыбнулась девушка, закусывая от волнения кулак. Слышать такое спокойствие от Билана, которому она, вроде как разбила сердце, ну или чуть-чуть надорвала пару струн его души, фальшиво проиграв последние строчки, было страшно. Не стыдно, не неудобно, не неловко, а именно страшно. За этим спокойствием могло скрываться все, что угодно от безразличия до ненависти или презрения. Хотя они вроде легко попращались, не держав друг на друга обид, проблема была в том, что вот именно, что попращались. Не было гарантий созвониться вновь, да и поводов тоже не было, если опустить день рождение Марка и ее отсутствие в Москве, которое почти тайное.  — Ну с днем рождения тогда Марка и тебя с его днем. Вообщем сил и терпения. А то фото чудесное, Поль. Ты даже не представляешь, как же бы я хотел сейчас вас увидеть. — мрачно закончил свое и без того неяркое поздравление Дима, явно не собираясь договаривать или комментировать свою последнюю фразу. А Пелагея представляла. Нет, больше… желение было взаимным, но невозможным по ряду известных причин, одной из которых была география и несколько границ.  — Дим, в пятый раз торопиться страшно. — крепче прижимая телефон к уху, понизила почти до минимума голос девушка, своим шепотом вызывая у мужчины наипротивнейшее из чувст — вину. — Да и к тому же это невозможно, потому что… потому… что… я не в Москве. Почти выдохнув эту фразу, оборвав все окончания своей нерешительностью, Поля затаила дыхание, даже на расстояние опасаясь рассердить Диму. И хотя они формально поодиночке, нарушать обещание, данное с четверть зимы обратно, не хотелось. Уезжать, не сообщив куда, было нельзя.  — А где вы? — как-то безэнтузиазма уточнил Билан, наверно, предположив, что девушка смылась в Корею, как и все жены хоккеистов. И тут напрашивалась поправочка — слово «жены» упортребленно в настоящем времени, а Пелагея, как ни крути прошедшее.  — В Париже. — быстро ответила ему она, надеясь, что он ни о чем не подумал, не успел подумать. Дверь ванной открылась и на пороге показался встревоженный Марк. Жестом попросив ребенка молчать, Поля так и осталась стоять посередине комнаты, кусая собственный кулак, только объектом ее внимания служил теперь мальчик, а не белая дверь. Марк нерешительно прошагал вперед и обнял маму за талию, утыкаясь лицом ей в живот. Он уже догадался, с кем она разговаривает, поэтому молча и без вопросов решил быть рядом, если девушка вдруг заплачет.  — Поль, а если бог любовь, то что такое дъявол? — звякнув бокалом, сменил тему Дима, пробежав глазами по названию книги на полке, которую он явно никогда не открывал.  — Ненависть, Дим. — не сразу поняла его догмы Пелагея, опуская глаза на макушку сына и поглаживая того рукой по плечу.  — Ответ неверный. — подытожил мужчина, не скрывая свою способность философствовать, вливая в себя алкоголь задолго до десяти утра. — Тоже любовь, только другая.  — К чему эти образы? — широко раскрывая глаза от удивления, искала смысл Поля.  — К тому, что у каждого своя любовь, но кто между мной и твоим бывшем мужем бог, а кто дъявол ты решай сама. — равнодушно бросил Дима. Еще раз поздравив Пелагею с праздником, Билан попросил набрать его по возвращении в родные края и отключился. Его вопросы были навеяны, им же самим и придуманными опасениями, что девушка и вправду улетела в Корею. Так сказать по-сейному. Так сказать, забыв про развод. И, конечно, Дима был рад, что ошибся. И, конечно, он ничего не имел ввиду, потому что все, что имел, уже сказал.  — Я же не отдала тебе главный подарок! — хлопнула себя по лбу Пелагея, отстраняясь от притихшего Марка. Волей случая он опять оказался в центре маленькой словесной дуэли между взрослыми и сейчас абсолютно расстерялся. Однако последния реплика девушки оживила его вновь заснувшее сознание и он с интересом пошел вслед за ней, ухватившись за рукав свитера, как делал, когда был совсем маленьким. Поля опустилась на теплый ковер и достала из-под кровати большую подарочную коробку с красным бантом. Передавая ее в руки сыну, она наблюдала за измениями в его лице, когда он сосредоточенно разрывал упаковочную бумагу, а после бросился маме на шею, свалив ее на пол, повторяя:  — Спасибо! Спасибо! Спасибо! Рассмеявшись, девушка на минуту прижала мальчика к себе, целуя его в макушку, а после оставила его наедине с несовсем игрушкой, несовсем для детей, скрывшись в дверях ванной, где собиралась накрасить глаза и на этот раз желательно оба сразу.  — Это от нас с Димой подарок, видишь, он не забыл про тебя! — крикнула Пелагея сыну, пока он не успел навоображать себе, будто его мать добровольно бы решилась на такую покупку. Дима не забыл про Марка дважды. Сначала убедив девушку, что подарить ребенку охотничий лук, который он просил так долго, что уже несколько лет, абсолютно не страшно, если заменить настоящие стрелы на деревянные с тупыми наконечниками; а потом позвонив, даже раньше родного отца. Возвращаясь в спальню, Поля стала свидетелем грядущий катастрофы в лице мальчика, который уверенно целился в напольную вазу в углу. Выдав Марку защитную перчатку, чтобы обезопасить детскую руку от удара титевой после выстрела, и колчан для палок (читать: стрел), она уверенно погасила свет в номере и вышла в коридор, отключая телефон.  — Мам, а почему по статистике все делают предложение выйти замуж именно на Эльфийской башне? — спрашивал Марк у мамы, уютно устроившись на мраморной скамейке на зеленом обрыве, болтая ногами в воздухе.  — На Эйфелевой, Марк. — со смехом поправила ребенка Пелагея.  — Без разницы. — парировал тот, дергая свой рюкзак в форме головы медведя. — Здесь гораздо спокойнее и романтичнее, чем там, а железка почти та же. А железка и в самом деле была та же, только красивие и практичнее. Основным местом для празднования девятилетия Марка Поля выбрала одинокий французкий округ в предгории Пиреней и близ реки Трюйер, потому что не смогла оставить без внимания с каким восхищением мальчик смотрел на Эйфелеву башню и как усердно изучил всю ее историю. Узнав о том, что в горах Франции стоит еще одно творение Гюстава Эйфела, девушка тут же проложила новый маршрут и попросила у сотрудников отеля адрес агенства проката машин. И что могло быть легче, чем посадить сына в машину и понестись с ним в абсолютно незнакомый округ по абсолютно непредсказуемой стране в абсолютно неизвестном направлении, чтобы он в живую увидел «конструктор для взрослых или настоящую игрушку инженера»? Да вообще-то почти все, но Пелагея успела привыкнуть к трудностям, а другого шанса оказаться здесь могло и не представиться. И пока Марк визжал на краю огромного оврага от восторга, перекрикивая ветер, девушка куталась в плед и смотрела, как солнце плавно уходит в дымку и тучи. В такие счастливые моменты она даже жалела, что у нее нет инстаграмма, хотя сохранить воспоминания она могла и по-другому. Идея сделать сыну такой подарок в добавок к остальному впервые пришла в голову еще тогда, когда Поля увидела, как он рассматривает картонный макет Парижа в кафе-библиотеке, а в том, что его интересует не только хоккей, она убедилась уже тут на обрыве, потому что Марк ни разу не спросил про счет.  — А ты знаешь историю этого моста? — спросила у мальчика Пелагея, когда он вдоволь настрелялся из лука, пытаясь сбить шишку с дерева, но пока безуспешно.  — Нет. Расскажешь? — попросил он маму. И девушка снова начала придумывать свою новую сказку, в которой правды было только четверть, но зато она была полна живых эмоций их двоих. В ее истории один волшебный эльф воздвиг Виадук Гараби через канал, чтобы однажды мама особенного мальчика и этот мальчик смогли найти гармонию и покой у его подножия, чтобы случилось самое обычное чудо и они больше не грустили и не расстраивались по пустякам. И конец у этой сказки был таким же счастливым, как и начало. А Марк предложил добавить в нее легенду о маленьком лучнике, который искренне верил, что если стрела, выпущенная на закате из лука, долетит до противоположного берега, все его желания исполнятся, только для этого нужно долго тренироваться и подрасти. И Пелагея согласилась, замечая всю абсурдность жизни, которая заключалась в ее революционных изменениях. Сегодня девушка держит теплую ладошку сына, пока он кидает камни вниз каньона, а завтрашний день все так же скрыт плотной завесой тайн и настолько немилосердно, и загадочно, что будь совесть нечиста, жить было бы страшно. Уже по дороге обратно в Париж, когда на природные пейзажи опускались тени сумерок, Марк листал последний подарок — книгу, купленную в магазине самых редких и штучных экзэмпляров, о создании компании Уолт Дисней, где были все черно-белые фотографии художников и акционеров компании вместе с первыми пошаговыми эскизами известных персонажей, отчего с лица мальчишки не сходила улыбка, пока он не заснул, надежно удерживаемый ремнем безопасности, так и не выпустив книгу из рук. А Пелагея вела машину по скоростной трассе, переодически сверяясь с навигатором и думала о том, что Париж мог быть банальным местоположением, предсказуемым и никого неудивляющем, однако не для нее, не для заледенелой душой блондинки. Она не пыталась никого удивить. Она не собиралась покорять Гималайи. Она не видела во Франции пресловутую романтику, только вечный холод, ветер и простор полей, напоминающих о Родине. Она просто искала утешения в любви к сыну. У нее все еще оставалось несколько дней заслуженного отдыха, потому что это, вроде как нормально в ее ситуации и слово «развестись» равно «уехать».