Напишешь мне формулу надежды?

Пелагея, пожав плечами, отступила с дороги, позволяя не очень приятной и едва ли ожидаемой гостье пройти. Вешая ее пальто в шкаф и сохраняя нагнетающую тишину, она жестом пригласила ее на кухню, чтобы начать уже там. Холодная вежливость самое страшное оружие двадцать первого века. Холодная вежливость между двумя девушками предисловие к началу войны. Холодной вежливости вообще не существует, существует нейтралитет и он имеет четкий лимит. Хотя рыжую казалось не задело все это светопредставление и она молча села на предложенный стул, руками разгладив мифические складки на очень короткой юбке, которую сразу же не оценила Пелагея, про себя отметив, что замерзнет ведь это чудовище непутевое.  — Чай, кофе? — вместо «Здравствуйте, а нахуя вы приперлись?» Пелагея же не грубая, она же актрисса.  — Чай. — аккуратно согласилась Тина, про себя ответив: «Коньяк» Подмечая детали, она скованой улыбкой следила за рассеяными движениями хозяйки квартиры, понимая, что соперницы так себя не ведут, а значит поводов для оправданий нет. Соперницы не заходят на чай, не выдают волнение, не кусают губы, когда ищут кружку в верхнем кухонном ящике, почему-то доставая именно бокалы под маргаритту, а не белый фарфор чашек, не предлагают гостям теплую кофту, не вытирают руками глаза и не молчат так долго, отводя взгяд друг от друга. Так ведут себя две потеряные, но по разным причинам, такие спектакли играют врачи против пациентов, ссылаясь на столетнии шутки судьбы: «Моя мама психотерапевт из Таллинна, она вам пропишет терапию от товарища Сталина», но вот кто кому кто… загадка.  — У тебя была цель визита или ты просто по России соскучилась? — первой сдалась Поля, со стуком опуская чашки на стол, чудом не расплескав кипяток. — А можем по кому-то конкретному? Имя начинается на «Д», а фамилия «Б»? Тина сделала вид, что задумалась, переводя взгляд на столешницу. Будь у нее время до утра, она бы отгадала ее материал и оттенок дерева, а так она только выжидала, когда Пелагея закончит, пряча улыбку в чашку с красным чаем. Отличный выбор, как и краски для волос. Ревность всех делает седыми, а пепельных (не)блондинок особенно. Девушки любят подмечать детали, тем более, когда видят того, кто им не нравится, но Тину не волновало, что подумает о ней Поля, она приехала сюда помогать Билану, заранее зная, что он-то, как раз и не оценит ее действия. Хорошо то, что не противоречит закону, а Кароль не противоречит никому.  — Наверное, я пришла объяснить тебе, что у нас с ним ничего не было. — запоздало ответила на вопрос Тина. — И не будет.  — А с чего бы мне тебе поверить? — отпивая горячий чай, с иронией спрашивала Пелагея, замечая, что рыжую не так-то легко смутить. — Ночью пришла… Я, конечно, понимаю, что зло не дремлет, но все же. Едва она договорила, как девушки одновременно подняли взгляд на стену, чтобы свериться с часами. И, если хозяйка дома знала, куда смотреть, то гостья первым выхватила в поле зрения портрет Поли и ее сына, зависнув на нем, как в лодке посередине озера, позабыв о часах и о времени на телефоне.  — Почти одиннадцать. — сообщила ей Пелагея, возвращая девушку в реальность.  — А у нас по-прежнему с ним ничего не было. — слишком тихо для лжи произнесла Тина, продолжая поминать коньяк и бокалы под маргаритту.  — Допустим. А почему ты решила мне лично об этом сказать? — неожиданно поверив ей, допрашивала Поля, заметно убавив пыл.  — Я не хочу, чтобы он страдал и платил за свои чувства к тебе. Я хотела понять, какая ты и умеешь ли ты любить. — подбирала слова Кароль, не собираясь никого оправдывать. — Если ты считаешь, что моей целью было утащить его в постель, едва он переступил порог моего дома, то вспомни, пожалуйста, о том, что по себе людей не судят. Пелагея резко встала с грохотом отодвинув стул и вышла из кухни, протирая руками красные глаза, чем очень озадачина свою гостью, но буквально через несколько минут вернулась обратно, разливая по бокалам ром. Она со знанием дела сделала вид, что последняя фраза Тины не повисла в пространстве кухни, что ее и вовсе не было. И вроде ром не коньяк, но то, что надо. И вроде странно и без повода. И вроде Поля, сама себе отчета не отдавая, синхронно бросала пить с Димой, но душа требовала, а значит так тоже можно.  — А ты считаешь меня стервой, Тина? — срывающимся голосом уточнила Пелагея. — Да, что ты о нем вообще знаешь, чтобы судить меня?  — Я знаю, что он любит коньяк, но это только предлог ради разговора. Он никогда не попросит помощи, потому что для него это значит сдаться, признать поражение. Он все еще убежден, что девушки любят только розы и только красные. Он не сменил парфюм с нашей первой встречи. Он любит кофе без молока и с сахаром, но с градусом и в любое время суток. Он тратит безумное количество энергии на работе, потому что считает это своим долгом. Он любит тебя и готов на все, чтобы вернуть. Он из тех, кого не ломает ни время, ни обстоятельства. Он ненавидит пробки и чего-то ждать. Он верит в дружбу между мужчиной и женщиной, но не в вашем случае. Он дорожит твоим сыном и своим последним альбомом. Он видит смысл просыпаться по утрам и умеет находить счастье для других, но на себе он поставил крест. Он не дурак и, если и способен проиграть, то только от больших чувств. — перечисляла Тина. — Однако я не сужу тебя. Пока Поля давилась горькой жидкостью, Кароль просто крутила бокал в руках, понимая, что не знает, как продолжать разговор, а импровизация здесь не работала. Хозяйка квартиры отличалась редкостной спонтаностью и остротой реакции. Пелагея не расслышала половину характеристики Димы, потому что у девушки что-то сильно стучало в висках и ей хватило и первых фраз.  — Мне нужно время. Я так не могу. — обхватывая голову руками, зарываясь пальцами в волосах, высказывала все, что на сердце Поля, понимая, что не простит себе, если ее сейчас осудят и признают виновной. — Скажи, а ты знаешь, что такое возвращаться домой к мужу под вечер и понимать, что тебе чертовски страшно туда идти, тебя просто парализует, и ты гадаешь, в каком он настроении сегодня, только накричит на тебя или, что вероятнее всего ударит, а ты умоляешь господа бога, чтобы это не увидел твой ребенок? Знаешь, какого это убегать с сыном заграницу, потому что его отец готов забрать его у тебя из рук? Знаешь, что такое умолять его дать тебе развод? Как мне после этого жить? Я боюсь начинать поновой. Я боюсь Диму, когда он пылит, когда он повышает голос. Легко ли мне, Тина? Ведь слезам никто не верит. Между прочим — строчка из твоей песни.  — Нет, я этого не знаю. — отрицательно помотала головой девушка, отчего ее длинные волосы блестнули в свете ламп и мягкими локонами опали вокруг лица. Она томно подперла стаканом с ромом голову, а точнее правый висок и продолжила:  — Но я уверена, что и ты не знаешь, что такое приходить в палату к своему мужу и слышать неутешительные вести от врачей, сроки и извинения. Год, полгода и дальше по уменьшительной. И уже неважно кто ты и сколько у тебя денег, потому что перед смертью мы все равны. — если бы Тина не прожила всю эту боль на сцене много раз и не выплакала бы все слезы ночами над его фотографиями, если бы она не научилась ровно дышать, ее голос не звучал бы сейчас так спокойно и размеренно. — Я каждый день благодарю бога за то, что у меня остался сын. Меня разрывает на части, когда мне говорят, что он копия отца. Я умираю на сцене, на проекте, когда пою или слышу песни из альбома, посвященному ему, но я живу и делаю свою работу. А ты? Ты заигралась в драму. Дима тебя не посмеет обидеть, ему потом совесть покоя не даст, ты и сама это знаешь. Вы, как дети в песочнице, только во что вы играете? В святое? И пока Кароль чеканила слова, как монеты, Поля вытирала глаза, не сдавая свой сценарий и продолжая умело проебывать актерскую игру, создавая видимость, будто соринка в глаз попала. Ага, еще тогда в феврале. Ей было очень неудобно и страшно за судьбу девушки напроив, ведь правдой не принято делиться, а ложью наоборот. Крах системы равен краху объективности на прошлое. Все переживается, немногое забывается. Пелагея заметила, что ее гостья так и не сделала ни глотока неженского напитка, а просто мастерски занимала им руки, ведь кроме них ее боли, волнения и траура ничего не выдавало. Только дрожь и побелевшие кончики пальцев, которыми она обхватила прозрачный хрусталь. Дело шло к тому, что после этого визита из списка вредных привычек хозяйки квартиры помимо курения можно будет вычеркивать еще и алкоголь.  — Я сожалею твоей потере. — звучало хуже и пафоснее, чем «мне жаль» и навряд ли эти слова шли от сердца, но Поле почему-то казалось, что их было необходимо произнести. — Сколько твоему сыну?  — Девять, чудесный возраст. — безжизненно отозвалась Тина, не поднимая глаз. — А твоему?  — Девять. — немного удивленно отозвалась Пелагея. — И он все, что у меня осталось. Девушки словно зеркалили друг друга, искажая видимость. Каждая видела свою боль сквозь призму отношения к ней другой. Странная взаимопомощь. Странная подстава.  — Ты ошибаешься. — Кароль нашла в себе силы на один волевой и пронизывающий взгляд, годы работы на голосе научили ее хоронить эмоции, в конце концов, пережить песню «закрили твоï очi» ей было дано не спроста. — Ну, Поль, еще пару лет ты будешь находить утешение в ребенке, его детских или уже недетских победах, домашней работе и совместных поездках, но потом, что ты будешь делать? Он вырастет, начнет строить свою жизнь, а что останется с тобой?  — А что насчет тебя? — и здесь девушки были похожи, вбрасывать шайбу на чужую сторону поля они умели обе.  — У вас с Димой это семейное, сразу переходить в нападение? — поморщилась Тина, отставляя стакан и подпирая подбородок ладонями, глаза уже слипались, но к финишу девушки так и не пришли. — Я не ставлю все на Вениамина. Я люблю его, но в равной степени, как и себя. Он захотел в Лондон и я прислушалась к его мнению, если бы я в тот момент сама себе сказала, что не смогу без него, был бы счастлив мой ребенок?  — А я Марка значит не люблю? — такой себе вопрос. Звучал, как утверждение. Играть в «найди разницу» не хотелось, но выбора не оставалась. Пелагея в этом матче проигрывала на старте, однако… Они обе наставницы голоса, у обеих сыновья, которые учатся в иностранных школах, одна в разводе, другая вдова, а тревожит вроде один и тот же орган, который на самом деле сильно преувеличен. У кого, что болит, как говорится. У Тины сложилось ощущение, что Поля и сама сомневается, что любит своего ребенка или сомневается, что в нее верят.  — Материнскую любовь доказывать не нужно, а особенно мне. — успокоила ее Кароль. — Я просто прошу вас двоих, не теряйте время, оно потом рыданиями отольется. Тебе нельзя замыкаться, от тебя многое зависит, а главное сейчас.  — А кому же можно? — поновой нажимая на кнопку включения электрочайника, поинтересовалась Пелагея, намереваясь отпоить и себя, и гостью ромашкой.  — Одиночкам.  — Значит мне. — пожала плечами Поля, отложив здравие на потом и допивая алкоголь в стакане, тут же ополаскивая его водой. Пилот-автомат, не иначе. Тина говорила правильные вещи, которые больно били под дых, заставляя плакать, но внимать им. Она действительно хотела помочь и плевать, кому из них с Димой в большей степени. Кароль сказала то, что по какой-то причине не могла сказать Гагарина, потому что последняя жила в счастье и гармонии с мужем, а первая до сих пор не сменила статус вдовы и семейного положения. В этом и таилась разница между разговором, после которого захочется взять себя в руки и найти решение и разговором, который бесполезен.  — Вы оба закрыли глаза, но сердца бросили нараспашку на счастье и жестокость людей, обстоятельств, причин и следствий. Общество любит драму, но горозадно важнее, любишь ли ее ты, а точнее вы. Ответь сама себе на вопрос: «Зачем мне была дана такая судьба?» — попросила Тина, с благодарностью принимая кружку чая с ромашкой, опасаясь, что тушь все же потечет.  — Твое мнение ведь не единственно верное? — дурацкая привычка Пелагеи все подвергать сомнению давала о себе знать. Она была, как отдельный вид искусства.  — Верного мнения нет вообще, его определяет время, прошлое и сухой остаток. — сказала Кароль, задумчиво потирая лоб. А уже после того, как девушки выровняли дыхание и поубавили накал страстей ромашкой, их беседа переросла в дружескую, необходимую им обоим — одинаковым почти во всем. В конце концов, у них же не мыльная опера на «первом», где один из женских персонажей окажется сукой. Здесь у каждой своя степнь «сучности», как самозащита и нет никаких отсылок к бою. Они же мирные, поодиночке воспитывают сыновей, но детской доверчивости так и не научились, зато поверили в случайную дружбу и знаки от Вселенной. В отель Тина вернулась только под утро, когда каждая сделала свои выводы и придумала вторую часть истории и новую формулу, которую оставалось лишь реализовать в реальности, словно на плоскости. Это было уже дело вкуса, а о вкусах не спорят, потому что кому-то дом — Урал и Байкал, а кому-то Карпаты. Слишком условно и неточно, но хоть примерно. Пелагея обняла на прощание свою гостью, подмечая, что за ее хрупкостью кроется настоящий стержень, а та в свою очередь обещала хозяйке квартиры хэппиэнд и гладила ее по волосам, забирая всю боль и даже на год вперед. Сейчас неважно, что всегда были, есть и будут слова димотиваторы, как нечто эфимерное, как химеры. Ты все сделала правильно, НО забыла сохранить. Ты ПОЧТИ сохранила, да сбились настройки твоей памяти. Ты главное спокойно. Ты Calm down — Нахера ты к ней поехала? — кричал с утра пораньше Дима, вихрем влетая в номер Тининого отеля, с шумом хлопая дверьми, наверняка разбудив парочку соседей. Когда на рассвете Кароль позвонила Билану, оторвав его от очень важного ничего неделанья, она и не подозревала, что он мгновенно превратится с разъяренного гризли и примчится к ней на всех порах, выяснять отношения. Она и не догадывалась, что Дима спосебен так злиться и сыпать возмущениями, что аж стены вибрировали от его голоса. Однако девушка оставалась спокойна, чем благоприятно действовала на мужчину, своим холодным рассудком заставляя его громко выдыхать и подпирать плечом стену неподалеку от входной двери. Тина сидела в кресле подле большого окна, забравшись на него с ногами и накручивая прядь волос на палец. Солнечный свет отражался в ее стеклянных глазах и красиво бликовал от волос, придавая ситуации кинемотографический вид. Девушка выглядела сломленной и беззащитной, что Диме моментально стало ее жаль и он понизил голос почти до нормального.  — Зачем? — требовательно спросил он, складывая руки на груди.  — Я рассказала ей про Женю. — словно не расслышав мужчину, произнесла Тина, не отрывая глаз от заснеженной улицы за окном. — Я уверена, что все сделала правильно, иначе зачем тебе было лететь ко мне. В конце концов, ты это первый начал.  — А я, если помнишь, просил тебя этого не делать! — хлопнул по стене рукой Дима, как бы напоминая, что возможно просил и об обратном.  — Я не Пелагея, не надо на меня орать. — шепотом отозвалась Тина. Ее плечи дрогнули и она обхватила руками свои коленки, утыкаясь в них лбом и слишком тихо вздыхая в тишине номера. Кароль всегда удивлялась холодным, промерзшим до самого сердца, девушкам, которые умело держали лицо даже в самых дъявольских ситуациях, не выдавая никаких эмоций. Таких не прочитаешь, словно книгу.  — Я сказала, что между нами ничего не было. — продолжала девушка, не оставляя Диме время на реакцию. — Она мне даже поверила. Я, похоже, заново пострила все то, что вы сломали. А знаешь в чем подвох? Я могла бы и не говорить тебе этого лично, я могла бы вообще ничего не говорить, ведь и она не скажет. Я просто не могу простить себе, что ты тонешь в одиночестве. Я хотела показать тебе, что ты не один, заранее зная, что ты разозлишься на меня. Но Дима вовсе не злился, потому что весь вид Тины смело тянул на строчку в песне, а уж на какую именно песню решать не ему. Общеизвестный факт, что в мире существует четыре типа энергии: воздух, солнце, ветер, вода; а мужчина добавил в этот ряд еще и внутренний свет. Пока удары сердца продолжают бежать зигзагами, а не прямой, можно все исправить и начать сначала. О чем он и сказал ей, крепко обнимая, все подле того же окна, из которого попеременно хотелось то выйти, то зайти обратно. Город перед глазами, как на ладони и вроде можно найти ответ, но знать бы где его искать.  — Я безнадежна, Дим? — обреченно спросила Тина, поднимая глаза к небу.  — Безнадежно добра. — ответил он ей, осторожно поправляя локон ее уливительной прически. — Тина, мать твою, Кароль, ты все сделала правильно. Спасибо тебе.  — Отвезешь меня в аэропорт? И, конечно, Дима согласился, вначале предложив вместе позавтракать, чтобы у тающей на глазах, Тины это вошло в привычку. И пусть здоровым образом жизни тут не пахло, как пропогандой, кофе одной из кофеен Москвы, что так любил Билан, вполне. Негласно договорившись ничего не говорить Пелагее, они прощались друг с другом, как старые друзья за чашкой горячего латте, пытаясь наговориться на год вперед. Не удалось. И, когда самолет, прекрасной свидетельницы начала нового романа, поднялся в воздух, намереваясь вернуть ее домой, Дима понял, что «день с чистого листа» официально наступил и он значил намного больше, чем простой понедельник, если не вдаваться в символизм и стериотипы о связи между новой жизнью и начале трудовой недели. Особенно, потому что сегодня вторник. Особенно, потому что скоро март.