***
— Я просто услышала шум в соседней комнате, — тихо сказала Викторина в ответ на прозвучавший вопрос. — А ее дверь оказалась не заперта… Ночь подходила к концу, за окном серело предрассветное небо. В пансионе, после довольно шумного переполоха, снова воцарилась тишина. Викторина сидела в кабинете директрисы, в кресле для посетителей, вытянувшись стрункой и боясь даже пошевелиться. Ей было неловко под пристальными взглядами трех пар глаз, да и происходящее сильно напоминало допрос, как бы ни отрицал сей факт священник. Для полного сходства, разве что, не хватало полисмена. Миссис Картрайт восседала за столом, как всегда собранная, строгая и спокойная, только под глазами ее залегли глубокие тени, по которым можно было определить, что директриса не слишком довольна происходящим. Рядом с Викториной, на стуле, примостился мистер Клейтон, приходящий доктор, вызванный из деревни среди ночи и от того так же не лучившийся добродушием. Но он участливо протягивал Викторине нюхательные соли каждый раз, когда, по его мнению, это было необходимо. Третьим в «допросе» принимал участие отец Мефодий. И он был единственным, кто сохранял бодрость духа в данном помещении, и, казалось, что происшедшее никоим образом на него не повлияло. Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и взирал на окружающих с высоты своего роста и нынешнего положения, взглядом, полным скептицизма. Викторина повторяла одно и то же уже в третий раз, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее оставили в покое, но миссис Картрайт все еще не была удовлетворена полученной информацией. Когда однообразная беседа грозила пойти на четвертый круг, священник не выдержал: — Если вы позволите высказать мне свое скромное мнение, миссис Картрайт, я бы предложил… — Прошу, — коротко ответила та, продолжая буравить строгим взглядом свою воспитанницу. — Разрешите мне побеседовать с мисс Дюамель наедине, — сказал отец Мефодий. — Быть может, мне, как духовному лицу, она доверится с большей охотой? Миссис Картрайт кивнула, поджав губы, после чего чинно поднялась и, прошелестев юбками, удалилась из кабинета. Следом за ней вышел и доктор, перед этим заботливо сунув Викторине в руки пузырек с солью. Священник отошел от окна и приблизился к Викторине. Та смотрела на него настороженно, не зная, чего от него ожидать. Не то, чтобы отец Мефодий вызывал в ней страх, но сегодняшняя ночь выдалась чересчур тяжелой во всех отношениях, и Викторина чувствовала, что еще один разговор на все ту же тему просто не вынесет. — Не волнуйся, дитя мое, — мягко сказал священник и ласково улыбнулся ей. — Я не стану тебя долго мучить… И он вдруг самым бесцеремонным образом уселся прямо на стол директрисы. С самого краешка, но Викторина посмотрела на него, словно на глотателя шпаг или, скажем, акробата, идущего по парапету на головокружительной высоте. — Ты тоже можешь сесть так, как тебе удобно, — великодушно разрешил отец Мефодий. — Вовсе необязательно так прямо держать спину, ты сидишь в кресле, а не внутри «железной девы»… Викторина несмело хихикнула. Но священник продолжал ласково улыбаться ей и девушка, осмелев, забралась в кресло с ногами, тщательно укутав их в халат. Да, так действительно было гораздо удобнее. И теплее. За время пребывания в этом кабинете Викторина успела основательно продрогнуть. — Мне снова пересказать вам, как я нашла А… тело Аделаиды? — спросила Викторина, поднимая на него глаза. — Нет, не стоит, — покачал головой отец Мефодий. — Это я уже слышал, причем три раза, вполне достаточно для того, чтобы все уяснить. Лучше попытайся припомнить, не видела ли ты чего-нибудь странного в ее комнате? — Странного? — переспросила Викторина, удивленно приподнимая брови. — Что вы имеете в виду? — То, что выбивается из обыденной реальности, — отец Мефодий взял со стола чернильницу и рассеяно покрутил ее в пальцах. — Отец Мефодий, — Викторину настолько озадачил его вопрос, что она осмелела. — Вы действительно думаете, что трупы, чьими бы они ни были, составляют основную часть моей «обыденной реальности»? — Ох, и, правда, чего это я? — священник поставил чернильницу на место и внимательно посмотрел Викторине в лицо, будто пытаясь прочитать ее мысли. Девушка, которая действительно было расслабилась, тут же невольно сжалась в комочек под этим пристальным взглядом. Но отец Мефодий снова ее удивил: — Что ж, если ты действительно ничего не видела, то на этом и закончим. Ты можешь идти, Викторина. — В самом деле? — встрепенулась девушка, изумленно глядя на святого отца. Она никак не ожидала, что их разговор закончится так скоро. — И это все, что вы хотели узнать? — Абсолютно, — кивнул тот и подавил зевок. — Скоро утро, а ты все еще не в постели… Подобные бодрствования и потрясения могут неблагоприятно отразиться на личике юной леди, а ей это совершенно ни к чему, не так ли? Викторина радостно спрыгнула с кресла. Убийства убийствами, а спать хотелось нестерпимо, хотя где-то в глубине души она опасалась, что не сможет заснуть. Девушка благодарно кивнула и направилась к выходу. Отец Мефодий смотрел на нее, благодушно улыбаясь. У двери Викторина вдруг обернулась: — Отец Мефодий? Можно задать вопрос? — Конечно, дитя мое. — Почему тогда вы хотели поговорить со мной наедине, если заранее знали, что я не скажу ничего нового? — Это элементарно, — ответил он, прикрывая следующий зевок рукой. — Чтобы уберечь нас обоих от еще пары часов этой пытки. Он улыбнулся и весело подмигнул девушке. Но она заметила, что глаза у него были уставшие.***
— Нет, так дело не пойдет, — строго сказала Эвридика, когда Викторина пересказала ей и Марии ночные события, правда, скромно умолчав о ключе от балкона, встрече с Аделаидой днем и разговоре со священником. Она встала с кровати, подошла к Викторине и, взяв ее под локоток, оттащила обратно к кровати, несмотря на вялое сопротивление. — Присядь, — скомандовала Эври и, усадив Викторину на кровать, опустилась рядом, все так же не выпуская ее руки. С другой стороны тут же пристроилась Мария, пресекая всякие попытки к бегству, отчего Викторине тут же захотелось эту попытку немедленно устроить. Но Эвридика, словно почувствовав ее настроение, извлекла из ридикюля еще один пирожок и сунула его Викторине. Мария же снова вручила ей тарелку, где оказался кекс с изюмом, щедро политый шоколадной глазурью. Викторина поняла, что так просто от нее подруги не отстанут и, обреченно вздохнув, откусила кусочек пирожка. — Ты чересчур нервная, — сказала Мария, ласково поглаживая ее по плечу. — Это все из-за пережитых потрясений. Тебе нужно немного успокоиться и тогда… — И тогда рассказать нам, как все было на самом деле! — подхватила Эвридика, отчего Викторина чуть не подавилась пирожком. — Я же и так все вам рассказала! — возмутилась она, надрывно кашляя. Мария заботливо постучала ее по спине. — Не совсем… — Эври хищно улыбнулась, поправляя воротник на халате Викторины. — Ты действительно рассказала нам то, что поведала директрисе и остальным, но кое-что все-таки не договорила! — Откуда такие выводы? — нахмурилась Викторина. Она очень не любила, когда ее пытались вызвать на откровенность таким вот примитивным способом. — Оттуда, что ты читала слишком мало детективов! — заявила Эвридика, вручая ей следующий пирожок. — Ты почему-то решила, что мы можем чем-то тебе навредить. — А ведь мы — твои подруги! И только мы сможем тебе помочь в случае настоящей опасности! — проворковала Мария и ласково погладила Викторину по волосам. — Кому, как не нам, тебе довериться? Викторина хотела возразить, что сутки знакомства — это еще не повод называться подругами, но в какой-то момент решила: а почему бы и нет? В самом деле, не бежать же ей на поклон к директрисе, если вдруг окажется, что Аделаида умерла не самостоятельно, а тот, кто ей в этом помог, бродит где-то неподалеку. Поэтому она вздохнула и достала из-за пазухи ключ от балкона, который повесила на шнурок утром. А потом рассказала все, как было. Ей действительно очень хотелось выговориться и подружки стали для нее настоящим спасением. Мария сочувственно гладила ее по волосам, а Эвридика все так же сидела рядом. И Викторина едва не разревелась от избытка чувств, ведь никто ей не сочувствовал по-настоящему даже на похоронах отца. Когда же рассказ был окончен и Викторина тихонько и не очень пристойно хлюпала носом, Мария пресекла ее попытки высморкаться в рукав халата, вручив носовой платок, а Эвридика покрутила в пальцах ключ и изрекла: — Я уверена, Вики, что это — убийство!