Во всем виноват садовник

      Утро Мефодия не задалось с самого начала.       Проснулся он от тяжелых ударов в дверь. Ему показалось, что они отдаются во всем доме и, сильнее всего, в его голове. Священник кое-как отлепил голову от подушки и поплелся открывать, обозревая по пути леденящий душу кавардак из пустых бутылок, а также грязных стаканов и тарелок, равномерно покрывавших все горизонтальные поверхности в комнате. Да, кажется, они с Дарреном несколько переусердствовали, когда пытались компенсировать неудачные поиски лаборатории дегустацией найденных винных припасов.       Сознание Мефодия еще пребывало где-то между сном и похмельем, но все-таки он успел сообразить: кто бы это ни пожаловал к нему в столь ранний час, лучше оградить психику гостя от созерцания здешней помойки. Поэтому, оказавшись в прихожей, святой отец предусмотрительно прикрыл за собой дверь, ведущую в комнату.       А стук в дверь входную не ослабевал. Мефодий немного замешкался, пытаясь открыть зубами пробку от флакончика с микстурой. Он надеялся, что вонь, присущая микстуре, перебьет запах перегара. Еще он лениво прикидывал, кто же это такой настойчивый стоит за дверью? Наконец пробка поддалась и прихожая заполнилась резкой смесью запахов этилового спирта, ментола, валерьянки и еще какой-то гадости. Пить эту микстуру он не рискнул, надеясь, что для поставленной задачи вполне хватит и запаха из флакончика.       Дверь сотряс удар, которого не постыдилась бы небольшая осадная машина, после чего все внезапно стихло. Мефодий отодвинул засов и, все еще продолжая держать пробку в зубах, выглянул в предутренний полумрак. Но за дверью никого не было. Точно так же пустовал и небольшой дворик, чьи условные границы обозначала живая изгородь. Что-то тихо зашуршало под кустом шиповника, растущим возле порога, но оттуда выполз только еж, который потопал восвояси по своим ежиным делам, громко пофыркивая.       Священник проводил его унылым взглядом, все сильнее утверждаясь в мысли, что с пьянками пора завязывать. Затем он развернулся, намереваясь закрыть дверь и отправиться досыпать оставшиеся драгоценные минуты, как вдруг на его плечо легла чья-то ледяная рука!       От неожиданности Мефодий едва не проглотил пробку, которую все еще не выплюнул. Но, несмотря на испуг, рефлекс самозащиты сработал безотказно: возникший на пороге вампир едва успел уклониться от удара, направленного ему под дых.       — Ты всех гостей так встречаешь?! — взвизгнул нежданный гость, отшатываясь и запутываясь в складках своего черного плаща.       — Нет, только тех, кто внезапно исчезает и появляется! — хрипло проговорил Мефодий, выплевывая многострадальную пробку от флакончика, которая угодила вампиру прямо в лоб.       — Вот так и приходи выражать благодарность за чудесное спасение, — недовольно поморщился вампир, потирая ушибленное место одной рукой, а второй раздраженно отбрасывая плащ за спину. Подкладка на нем была классического кроваво-красного цвета, и Мефодий подумал, что подобная одежда не слишком-то хороша для маскировки.       — Благодарность? — эхом отозвался он, искренне недоумевая.       — Ну да, — кивнул вампир и смущенно потоптался на месте. — Ведь если бы не ты, эта сумасшедшая троица монашек, жаждущих правосудия, таки вытащила меня на солнышко.       — Не стоит благодарности, — криво усмехнулся Мефодий. — Только это не монашки, а пансионерки, что, думается мне, гораздо хуже. Ну, а я просто не люблю, когда от несправедливости страдают невинные лю… кхм… то есть, существа. Кстати о солнышке: заходи, раз пришел. До рассвета осталось не так уж и много времени, если что, сможешь укрыться в доме.       Священник посторонился и сделал пригласительный жест рукой.       — Постой, ты меня… приглашаешь? — недоверчиво осклабился вампир. — А ты уверен в этом?       — Намекаешь на то, что теперь сможешь заходить сюда беспрепятственно? — хмыкнул Мефодий. — Ничего. Я думаю, если бы ты действительно хотел мною закусить, то сделал бы это уже давно. Так что заходи, не стесняйся.       Вампир величественно прошествовал мимо Мефодия, обдав его холодом и запахом свежести, похожим на аромат свежевыпавшего снега. Священник снова осмотрелся по сторонам, не обнаружил там ничего нового, и захлопнул дверь.       — Кстати, в прошлый раз у нас не было времени, чтобы познакомиться, а я не люблю быть невежливым. Меня зовут Винсент, — гость протянул Мефодию раскрытую ладонь. — Винсент Хладнокровный. Знаю, звучит напыщенно и глупо, но это клановое имя, с традицией ничего не поделаешь… Из клана, впрочем, меня изгнали, но это совсем другая история.       — Мефодий Копец, — представился священник и пожал ледяную руку вампира.       — Отлично! — возрадовался вампир и, прежде чем священник успел открыть рот, распахнул дверь, ведущую в комнату. Его неискушенному взору открылась живописная свалка, тщательно культивируемая горюющими друзьями на протяжении последних трех дней.       — Тут немного… неубрано… — запоздало спохватился Мефодий.       — О, понимаю! Неудачи часто пробуждают жажду. Мне это известно лучше, чем многим из живущих, — Винсент искривил губы в усмешке, получилось гораздо более зловеще, чем хотелось бы святому отцу. Мефодий подавил в себе острое желание облить нечисть елеем и поджечь, и вместо этого поспешно бросился расчищать один из стульев от грязной посуды. Бутылку и несколько тарелок он свалил на стол, где и без того царил полнейший хаос, протер сидение удачно подвернувшимся под руку полотенцем, и жестом пригласил вампира сесть.       — О, спасибо, но я зашел буквально на пару минут, — Винсент улыбнулся более скромно, и потому — располагающе, и отрицательно качнул головой. — Я понимаю, что дегустация вин, найденных в моем подвале, это благородная миссия, требующая немалых усилий и временных затрат…       Священник очередной раз смутился, чего не замечал за собой уже давно, едва ли не со школьной скамьи, но списал это на последствия похмельного синдрома. Он открыл, было, рот, чтобы ляпнуть что-то в свое оправдание, но вампир упреждающим жестом остановил его попытки:       — Не стоит. Я же сказал, что ни в коем случае не осуждаю вас. Я принес тебе подарок, который, я думаю, поможет поднять боевой дух, скрасит досуг и вернет к жизни.       Вампир, с видом заправского фокусника, извлек из-под полы плаща увесистый фолиант в кожаном переплете, который и вручил вконец растерявшемуся Мефодию. Тот осторожно принял книгу и его охватил священный трепет. Обложка фолианта гласила: Влодек Копец «Трактат о демонических сущностях».       — Черт возьми! — глухо воскликнул Мефодий, дрожащими пальцами ощупывая древний переплет, словно бы боясь, что фолиант вот-вот развеется или исчезнет. Он не мог поверить внезапно свалившемуся на него счастью. — Да ведь это… это книга, которую я искал! Книга моего прадеда! Спасибо! Ты спас меня! Но… Винсент, как ты узнал о том, что я ищу её?       — Ты очень похож на своего предка, — доверительно поведал ему вампир. — Я знал его немного. Твой прадед был тот еще пройдоха, уж поверь моему слову, и кое-какие черты его характера ты унаследовал.       Пока священник пожирал глазами драгоценную книгу в своих руках, Винсент обеспокоенно выглянул в окно. Небо серело с завидной скоростью. Вампир деликатно кашлянул, чтобы привлечь к себе утраченное внимание хозяина.       — Однако, мне уже пора, — сказал он. — Я бы с удовольствием предался воспоминаниям, но близится рассвет, мне нужно успеть добраться домой. Доброго утра!       Мефодий кивнул и пошел провожать гостя, сунув фолиант подмышку.       Едва за вампиром закрылась дверь и Мефодий остался наедине с вожделенным томом, как снова раздался стук, теперь уже в окно. Не расставаясь с книгой и не потрудившись прикрыть дверь в комнату, священник снова распахнул входную дверь.       — О, ты таки решился на прощанье выпить моей… — Мефодий хотел сказать «крови», но осекся, увидев на пороге миссис Картрайт, собственной персоной.       Святой отец нервно сглотнул вязкую слюну и попытался занять в дверном проеме максимально большее пространство, чтобы загородить собою вид на беспорядок в комнате. Если бы не компромат из пустых бутылок, то беспокоиться, конечно, было бы не о чем. Ну, прослыл бы неряхой: глядишь, служанку для уборки присылали бы почаще. Употребление же спиртных напитков было строжайше запрещено на территории пансиона.       Собственно, Мефодий сам этому значительно поспособствовал, когда стремился заработать хорошую репутацию в глазах директрисы и попечительского комитета. Миссис Картрайт радостно ухватилась за эту идею, потому что ей уже давно осточертели тихие пьянки среди обслуживающего персонала и некоторых педагогов. Новоиспеченный святой отец провел несколько душеспасительных проповедей, а миссис Картрайт — несколько внеплановых ночных рейдов в жилом корпусе для слуг, после чего на территории пансиона воцарилась угнетающая атмосфера трезвости. И теперь все результаты непосильных трудов священника висели на волоске из-за его же подзатянувшейся депрессии!       Миссис Картрайт окинула встрепанного мужчину не слишком дружелюбным взглядом.       — Доброе утро, — сказала она голосом, не предвещавшим ничего доброго.       Священник поспешно кивнул, пытаясь как можно незаметнее подхватить выскальзывающую книгу и, одновременно, не дать директрисе возможности разглядеть компрометирующий его доброе имя беспорядок.       — Вы уже проснулись, как я вижу, — констатировала пожилая дама. — Это очень хорошо, ибо менее чем через три четверти часа состоится внеплановое собрание, на котором должен присутствовать весь педагогический состав, включая и вас.       — Сп-пасибо, — кивнул Мефодий, привставая на носки, чтобы у директрисы не было возможности заглянуть ему через плечо. — Я обязательно приду.       Директриса еще раз смерила его многозначительным взглядом, обозначающим что-то среднее между: «А только попробуй не прийти, нахал!» и «Я знаю, что вы здесь занимаетесь каким-то непотребством. И я непременно выясню чем, только дайте срок!»       И собралась, было, удалиться, но ей помешал фолиант, который таки выпал из недр сутаны Мефодия и шлепнулся прямо к ногам миссис Картрайт. Ее лицо осталось абсолютно бесстрастным. Директриса только отступила на шаг, словно бы опасаясь, что книга сейчас отрастит зубы и лапки, подпрыгнет и вцепится в подол ее платья.       — Прошу прощения! — Мефодий зубасто улыбнулся и, отлепившись от дверного проема, проворно соскользнул с порога, чтобы подобрать фолиант.       Миссис Картрайт извлекла из рукава складное пенсне, резким взмахом разложила его и критически уставилась сквозь него на священника, склонившегося за книгой у ее ног. Мефодий поспешно перевернул фолиант лицевой стороной вниз и распрямился, оказавшись в опасной близости от директрисы.       Ее холодные, почти бесцветные, серые глаза, в упор уставились на мужчину. Ноздри директрисы заметно шевельнулись, словно у собаки. Как сказал бы классик, вся жизнь пронеслась перед мысленным взором Мефодия.       — Святой отец, — нарушила затягивающееся молчание директриса, все еще принюхиваясь, — а с каких это пор вы начали увлекаться…       Мужчина снова нервно сглотнул.       —… успокоительной настойкой?       — Б-бессон-ница, знаете ли, — заикаясь, выговорил он наконец. — Вот, полночи не мог заснуть. Уже и книгу читал, и настойку пустырника с валерианой принимал, все равно не помогает!       — Надо же, бессонница в таком молодом возрасте! — покачала головой директриса, убирая пенсне от лица, и ее тон резко поскучнел. — Я тоже страдаю от этой напасти. Доктор Клейтон посоветовал мне принимать какую-то нестерпимо горькую микстуру и прогуливаться перед сном, вот я теперь и прогуливаюсь… вместо сна. Что ж, я надеюсь, что сон не овладеет вами сейчас и вы явитесь на собрание вовремя.       С этими словами миссис Картрайт гордо удалилась, держа спину настолько прямой, как будто под ее пальто была пришита доска. Мефодий перевел дух и поплелся в дом: приводить себя в порядок, чтобы успеть на собрание.

***

      Оказавшись возле кабинета директрисы, Даррен для приличия поскребся в дверь и, не дожидаясь ответа, повернул ручку. После коридорного полумрака свет нескольких ламп показался ему нестерпимо ярким и заставил на пару мгновений зажмуриться.       — Доброе утро, — сказал он нескольким силуэтам, замеченным в кабинете, и поспешил занять уютный угол возле окна, где можно было спокойно прийти в себя.       Постепенно зрение адаптировалось к освещению, и Маррлоу увидел, что в кабинете кроме него находится примерно половина педагогического состава, как-то: престарелый учитель математики мистер Оллфорд, неразлучные подруги мисс Фербел и мисс Бекер, преподававшие танцы и рукоделие, а так же миссис Дженкинс — учитель истории и географии. Все три леди одарили его обворожительными плотоядными улыбками.       Даррен никак не мог привыкнуть за прошедший учебный год, что его нордическая внешность на большинство здешних представительниц прекрасного пола оказывает эффект, сравнимый с красной тряпкой, продемонстрированной стаду быков. Еще со времен старшей школы у него постоянно была целая армия воздыхательниц, сновавшая за пареньком по пятам. Любой мальчик его возраста обязательно воспользовался бы этим положением, разбивая сердца направо и налево, но кроме очаровательной внешности, природа наделила Даррена очень застенчивым и мягким характером, а потому излишнее внимание к собственной персоне выбивало его из колеи. Дать надлежащий отпор поклонницам он тоже не мог, а поэтому ему оставалось только мило улыбаться и улепетывать. Ну или же прятаться по углам.       Работа в рассаднике настоящих и потенциальных поклонниц сделала бы его жизнь совсем невыносимой, если бы он не нашел внезапную дружескую поддержку в лице отца Мефодия. Этот самоуверенный плут и гордец, с характером которого сутана вязалась в самую последнюю очередь, благодатно влиял на Маррлоу, помогая ему чувствовать себя более твердым и уверенным в своих мыслях и решениях. Иногда Даррен думал о том, что провидение жестоко подшутило над ними двумя, облачив пройдоху в сан священника, а ему, тихоне, подослав мечты о большой сцене…       Не успел Даррен как следует увлечься воспоминаниями, как к нему подпорхнула мисс Фербел и, кокетливо поправив светлый локон, постоянно падающий ей на глаза, защебетала:       — Даррен, вы случайно не знаете, зачем нас собрали здесь в такую рань?       — Мне это тоже чрезвычайно интересно, — вежливо ответил Маррлоу и бросил беспомощный взгляд в сторону двери. Мефодий, который обычно спасал его от всех этих назойливых барышень, все никак не появлялся. Впрочем, если учесть, что полночи они провели за усиленной дегустацией винных запасов, то это не удивительно. Сам Даррен старался особо не увлекаться и выпил немного, но даже ему было весьма непросто подняться с постели, проспав всего два-три часа. Что же говорить о Мефодии, горе и жажда которого были не в пример сильнее?       Мисс Фербел, воодушевленная его располагающим, как она думала, настроением, продолжала оживленно болтать. Чем Даррену нравились беседы с ней, так это тем, что для поддержания разговора вовсе не требовалось вникать в его суть. Достаточно было вежливо улыбаться и кивать время от времени, чтобы девушка не чувствовала себя обделенной вниманием. Вот и сейчас мужчина, пользуясь удачным моментом, снова погрузился в свои мысли. «Как все-таки было бы замечательно, — думал он, глядя куда-то мимо уха собеседницы, — если бы задумка Мефодия удачно осуществилась! Это бы помогло решить мою основную проблему. А потом, чем черт не шутит, я бы мог попытать счастья на большой сцене!»       Учитель пения так замечтался, представляя главные роли в ведущих постановках столицы и цветные афиши, пестрящие его именем, что совсем позабыл о необходимости вовремя кивать и мисс Фербел немедленно это уловила.       — Что вы думаете, Даррен, о нашумевшей статье Алистера Фрая, в которой он выдвинул доводы в пользу этого скандального метода «смешанного обучения»? — спросила девушка, взирая на Маррлоу снизу вверх, и снова тряхнула белокурыми кудрями прямо у него под носом.       Даррен понятия не имел о каком методе и какой статье она говорит. Кроме того, в его носу начало безудержно щекотать и мужчина едва сдерживался, чтобы не чихнуть. Мисс Фербел окинула его взглядом, полным негодования, в то время, как Даррен усиленно пытался подавить чихательный приступ. Наконец, ему удалось совладать с собой, но на глаза навернулись слезы. Мужчина прищурился и несколько раз моргнул, чтобы загнать противную влагу обратно.       — Вы знаете, Вэнди… — протянул он, неблаговоспитанно хлюпая носом. — Метод, конечно, спорный и инновационный, но, возможно, благодаря нему мы сможем открыть для себя какие-то новые, ранее неизвестные нам, грани…       — Но ведь это возмутительно! — воскликнула мисс Фербел и даже топнула ножкой. — Как вы можете поддерживать это непотребство?!       Даррен хотел что-то возразить, но тут дверь кабинета распахнулась, явив собравшимся сперва отца Мефодия, а затем оставшуюся четверку педагогов. К чести священника надо сказать, что выглядел он достаточно бодрым, но влажные волосы, даже в этом состоянии торчащие хохолком, выдавали искушенному взгляду его методы отрезвления. Маррлоу улыбнулся себе под нос, представляя, как Мефодий выползает на порог своего домика и с воплем погружает голову в бочку для сбора дождевой воды, которые были натыканы заботливым садовником по всему периметру монастыря.       Мефодий обвел собравшихся взглядом, вычленил среди них Даррена и Вэнди, и направился к ним, многозначительно ухмыляясь. Мисс Фербел, наивно решившая искать поддержки у священника, выпалила:       — Святой отец, что вы думаете о методе «смешанного обучения»? Даррен сказал, что не видит в нем ничего предосудительного, но я категорически с ним не согласна!       — Мир вам, дети мои! — скучным голосом ответил Мефодий, осеняя крестом обоих молодых людей. Даррен отметил, что от священника до неприличия несет настойкой пустырника.       — Но это возмутительно! — снова пискнула блондинка.       Мефодий изобразил на физиономии неописуемое изумление:       — Возмутительно то, что моими устами наш всемогущий Господь желает мира собравшимся здесь?       — Нет, я вовсе не то имела в виду… — смутилась девушка и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы заново изложить свою позицию, но, к великому облегчению друзей, дверь кабинета открылась вновь, на этот раз для того, чтобы пропустить в помещение миссис Картрайт. Переговаривавшиеся вполголоса преподаватели вежливо замолчали.       Директриса, с видом, полным достоинства, прошествовала к своему столу, села в кресло и обвела собравшихся строгим взглядом поверх очков.       — Я собрала вас здесь, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, — начала она. — Как я уже говорила вам ранее, наши беды отнюдь не ограничатся гибелью Аделаиды Штольц, вслед за нею последуют и другие. Пока что нам удавалось скрывать от общественности обстоятельства этого трагического случая, но, к сожалению, происшедшим заинтересовался Бенджамин Трауш, глава попечительского совета столицы, благодаря влиянию которого наш пансион все еще не прекратил свое существование.       Миссис Картрайт сделала паузу, переводя дыхание. В воцарившейся тишине Даррен особенно отчетливо услышал посапывание со стороны священника. Маррлоу скосил обеспокоенный взгляд на друга и увидел, что тот действительно дремлет, удачно притаившись от вездесущего взгляда директрисы за разлапистой листвой пальмы, произраставшей тут же, в горшке. Воспользовавшись тем, что никто не смотрит в их сторону, Даррен подвинулся к священнику и ощутимо ткнул его локтем в бок, но Мефодий только всхрапнул в ответ.       — Итак, — продолжила директриса, пока что не замечая вопиющей безалаберности Мефодия. — Мистер Трауш сообщил мне в письме, что прибудет в наш пансион в воскресенье, то есть, послезавтра. К этому моменту уже все должно быть готово. Подготовку особенного меню и комнат для гостей возьмет на себя миссис Росс и главный повар, кроме того, мы должны будем убедить комитет, что у нас все в порядке и ничего сверхъестественного не происходит. Поэтому я поручаю вам, мистер Маррлоу, и вам, мисс Фербел, подготовить несколько номеров для праздничного концерта. Мистер Трауш обожает выступления церковного хора и вы, Даррен, должны организовать все в лучшем виде. А мисс Фербел подготовит пару-другую танцевальных номеров…       — Но, миссис Картрайт! — попыталась возразить учительница танцев. — Для подготовки номера нужно больше времени! Я не успею разучить с девочками танец за два дня! Сначала надо придумать постановку номера, затем выучить па и все такое…       — Мисс Фербел, — проникновенно сказала миссис Картрайт, приподнимаясь на своем кресле, — вам нравится работать в нашем пансионе? Удовлетворяет ли он ваши более чем нескромные финансовые потребности?       — Да, но… — пролепетала та, невольно попятившись и наткнувшись спиной на Даррена, который так и не успел удрать от нее подальше.       — Если хотите и дальше продолжать заниматься этим, то все успеете, — елейным голосом заверила ее директриса и снова обвела кабинет взором, теперь уже не сулившим присутствующим ничего хорошего. — Еще вопросы будут?       Даррен неуверенно поднял руку и бесцветные глаза миссис Картрайт вперились в него:       — Да, мистер Маррлоу?       — Миссис Картрайт, — подал голос он, ужасно смущаясь, — дело в том, что мы с моими ученицами почти не разучивали церковных гимнов, ведь они требуют более профессиональной подготовки, чем могу дать им я…       — Мистер Маррлоу, — в голосе директрисы зазвучал металл, — мне очень хочется спросить: а что же вы тогда вообще делали на своих чертовых уроках пения? За что вы целый год получали жалование от комитета, весьма немаленькое, должна я сказать? Будьте добры, пролейте свет, чему вы учили воспитанниц все это время?!       — Разучивали арии из оперетт, популярных в столице… — ответил Даррен, смущаясь еще больше.       — И вы думаете, что мистер Трауш оценит эти кошачьи вопли? — напирала директриса, все больше распаляясь. Было похоже, что она нашла наконец жертву, на которую можно было выплеснуть все свое раздражение. Остальные преподаватели молчали, старательно прикидываясь ветошью, из страха обратить вулкан директорского гнева на себя.       Неизвестно, чем бы закончилась ее речь для Даррена, но его, как всегда, спас Мефодий, который вдруг всхрапнул особенно громко и покачнулся, едва не завалив пальму вместе с горшком.       — Отец Мефодий! — взревела директриса так, что с потолка белым инеем посыпалась штукатурка, а все собравшиеся втянули головы в плечи.       Священник встряхнул головой и уставился на миссис Картрайт так, будто увидел ее первый раз в жизни и абсолютно не понимает, что потребовалось от него этой ужасной женщине.       — Мир тебе, сестра, — проговорил он, подавив зевок, и осенил ее крестом.       Директриса, которая несмотря на буйный нрав, была еще и весьма набожной особой, задохнулась от негодования, но отругать еще и священника не смогла.       — Отец Мефодий, — сказала она, снизив тон и снова опускаясь в кресло. — Я поручаю вам помочь мистеру Маррлоу с подготовкой выступления церковного хора!       — А у нас есть церковный хор? — удивился священник так искренне, что кабинет немедленно наполнился сдавленным кашлем и хрюканьем, за которыми педагоги тщетно пытались скрыть обуревающий их хохот.       — Теперь есть! — отчеканила миссис Картрайт голосом, не терпящим возражений.