Трудовые будни девятого отряда

      Как же больно. Больно помнить, больно знать… знать, что именно от твоей руки, от твоего меча погиб тот, кого ты считал наставником, кто пользовался твоим глубочайшим уважением, кому ты сам считал за честь служить... Как же, как могло так выйти… как только рука поднялась?! Ведь Комамура-тайчо пытался поговорить, достучаться до заблудившегося в собственной не-жизни друга, вернуть его на путь истинный! Как хватило духу в такой момент ударить со спины? Подло, как же это было подло. Ведь так, исподтишка, нападают только предатели… предатель ты и есть, Хисаги Шухей. Просто и бесхитростно — подлый предатель, посмевший поднять руку на своего капитана.       Желтоватый дымок вился по палате, свивался кольцами, дурманил… много ли нужно для измученного болью разума?.. *** — Ничего не понимаю, — потер виски Акон. — Где-то я такое уже видел…       По монитору бежали строчки и столбцы многозначных чисел, перемежающиеся то диаграммами, то схемами… Картина воздействия, как прозвал эту сводку данных капитан, определенно была ему знакома.       Яда на поврежденном звене Казешини не оказалось. Причиной разрушения не могло быть ни одно вещество — у офицера создалось впечатление, что цепь рассыпалась сама. Следов коррозии, правда, тоже не было. И во имя всего сущего, какая, к меносам, коррозия может быть у цепи духовного меча?! Однако отчего-то же металл рассыпался мелкой крошкой… физическое воздействие?.. Но занпакто принес это стальное колечко из внутреннего мира! — Кажется, я не с того бока захожу, — пробормотал ученый, дотягиваясь до кружки с кофе. — Начинать надо с другого!       Пострадали цепи во внутреннем мире Шухея. Акон изо всех сил сдерживал свое неуемное любопытство и все же утерпел, не спросил, как он выглядит, этот самый внутренний мир его лучшего друга. За такие вопросы можно по рогам получить, в самом буквальном смысле этого слова… Но — факт разрушения налицо. Что же может навредить месту обитания занпакто?       За дверями кабинета донеслось неуверенное поскребывание, и в кабинет просунул голову Цубокура Рин. — Э-э-э… Акон-сан? — окликнул он что-то увлеченно строчащего в блокноте третьего офицера. — Акон-сан, разрешите? — Заползай… чего тебе? — обернулся ученый, в последний момент подхватывая едва не сброшенную рукавом кружку. — Какой-то ты взъерошенный… — Не расчлененный, и на том спасибо сущему, — опасливо покосившись на торчащую под потолком камеру, пробормотал Рин. — Могло не повезти… — Так это на тебя сегодня тайчо шумел, — ехидно протянул Акон, прихлебывая остывший кофе и недовольно морщась. — А… а вы откуда знаете? — распахнул глаза паренек. Собранная в хвостик челка забавно качнулась набок. — Еще бы мне не знать. У меня в лаборатории хорошая акустика, да и от реяцу мало штукатурка не сыпалась, — расплылся в улыбке ученый. Капитаном он восхищался, но его вечная раздражительность была немалым фактором опасности… — Дай угадаю, Куроцучи-тайчо опять наткнулся на твои вечные заначки? — И откуда вы вечно все знаете, Акон-сан, — покачал головой шинигами. — Так и получилось… у вас же есть хоть что-нибудь сладкое к чаю, а? — умоляюще заглянул он в насмешливо прищуренные глаза старшего офицера. — Ну пожалуйста! — Есть, есть… сваришь кофе, поделюсь. Заканчивал бы ты с этими своими вечными прятками, — произнес Акон, почесывая лоб между рогами кончиком карандаша. — У меня же нет своего кабинета! — возмущенно отозвался паренек от столика со спиртовкой. Больше варить кофе в лаборатории было не на чем, а идти куда-то банально не хватало времени. — Будь у меня свой собственный кабинет… — … он бы до потолка был заставлен коробками со сладостями, — закончил за лаборанта ученый. Ненормальная страсть Цубокуры к конфетам и шоколаду была давно известна всему отряду, и потешаться над вечно юным сотрудником не надоедало годами. Благо, тот и не обижался… — Злые вы все, уйду я от вас, — весело фыркнул Рин, ставя перед офицером дымящуюся кружку. — Вот подам заявление в другой отряд, будете знать! — Валяй. Хоть прямо сейчас, — рассмеялся его старший коллега. Это тоже было вечной и ненадоедающей шуткой у всего отряда. — О, в одиннадцатый давай!       Лаборант звонко расхохотался. Не обделенный воображением, он живо представил себе, как протягивает свое заявление Зараки-тайчо, а тот, не моргнув глазом, передает его вместе с заявлением ухмыляющимся Мадараме и Аясегаве… а на крышах полигона рассаживаются в ожидании презабавного зрелища с попкорном бойцы одиннадцатого отряда вперемешку с сотрудниками родного до последней пробирки Бюро Технологического Исследования.       Отсмеявшись, Акон устроился поудобнее в развернутом кресле, закинув ногу на ногу. Сидящий напротив него шинигами с довольным видом уплетал шоколадку, прихлебывая чай. — Вас который день не видно, Акон-сан. Исследуете что-то интересное? — не сдержал любопытство Рин. Заглядывать в монитор старшего коллеги он, разумеется не стал — существуют же менее болезненные способы самоубийства… Если объект офицерского интереса засекречен, тот так и скажет. А если нет — может и поделиться! — Ломаю мозги над одной пренеприятной загадкой, — вздохнул ученый, дотягиваясь до шоколадки и тоже отламывая себе кусочек. — Кстати, мнение со стороны не помешает. Вот как по-твоему, что способно вызвать разрушения во внутреннем мире шинигами?       Цубокура смешно захлопал глазами. Подобного вопроса он совершенно явно не ожидал. — Ну-у… он же… — Во-во… вот и я в замешательстве. Это же не материальный объект, чтобы ломаться… а что нужно, чтобы повредить объект нематериальный? — Сдаюсь, Акон-сан. — Сдается он… и ведь не оставляет меня ощущение, что ответ лежит на поверхности! — А вы шоколадку съешьте! Иногда помогает! — растянул перепачканные шоколадом губы в улыбке этот… младший сотрудник. Задорный хвостик, перевязанный чем-то красным, качнулся в такт словам. — И настроение поднимает, и даже, говорят, душевные раны лечит! — Душевные раны, говоришь… — чуть слышно протянул Акон, замирая на половине вздоха от внезапно вспыхнувшей в голове идеи.       Во имя Короля Душ, как же все просто… *** — Ты сам на себя не похож, Кен, — тронул приятеля за плечо Хирако. — Смотреть жутковато.       Мугурума покосился на товарища по несчастью, не поднимая головы. — Около месяца назад на тебя тоже было страшно смотреть, Шин. А ты мог хотя бы через окно на свою Хинамори смотреть! Мне же даже к корпусу приближаться запрещено… — Чем хоть мотивируют? Что с ним могло такого произойти? Есть хоть какие-то новые данные? — Акон докладывал, Хисаги в бреду мечется. Боль не стихает, на ее фоне началось что-то вроде галлюцинаций. По крайней мере имя Тоусена он расслышал вполне отчетливо…       Оторибаши и Хирако обменялись быстрыми взглядами поверх склоненной головы своего друга. Называть это имя в присутствии Кенсея было опасно. Однако вайзард не тронулся с места, лишь устало потер лоб ладонью. — Плохо ему. Мы с Тачи мало чем можем помочь… — Спасибо, хоть минимальную помощь принял, — проворчал Тачиказе, понимающе кивая тяжело вздыхающему хозяину. ***       Накануне вечером… — Кенсей! Просыпайся, Кенсей, быстро, времени нет! — словно взорвался в голове задремавшего вайзарда вопль Тачиказе. — Бегом в кабинет!       Проморгавшись от неожиданно яркого света, Мугурума недоуменно уставился на едва мерцающий на стене занпакто его фукутайчо. — Давай же, им нужна наша помощь!       Шаг вперед, всплеск реяцу, подхват на лезвие… — Ты обещал, помнишь?.. ***       Удивительно, насколько может стать привычным звук. Он незаметен, он вечен, он привычен, он успокаивает и убаюкивает, или, наоборот, вздергивает на ноги в самых опасных ситуациях, вынуждая снова поднять оружие. И как же жутко становится, когда стихают привычные звуки!       Вечного ветра почти не было, на деревьях и скалах безжизненно висели молчаливые, неподвижные цепи. Редко-редко слабый сквозняк шелохнет пару цепочек, заставляя вздрагивать…       Казешини сидел на краю обрыва, зябко обхватив себя за плечи. Ему было плохо. Нет, не так… им было плохо. Ветер Смерти не знал, что сейчас происходит с его шинигами, но был абсолютно уверен — Шухею стало хуже. Соединять цепи Шини больше не мог, по крайней мере без риска навредить больше, чем помочь, а мир вокруг него рушился, осыпаясь стальным песком. Скоро начнут крошиться скалы… — Казешини!!!       Левое запястье обожгло чужой, резкой, уже знакомой силой. Голос звал издалека, быстро приближаясь. Занпакто стихии ветра медленно перемещаться просто не умеют. — Казешини, где тебя носит?!       Даже сдохнуть спокойно не дадут, вздохнул воплощенный меч лейтенанта, чуть поворачивая голову. — Не смей, слышишь?! Не смей сдаваться! — подлетевший Тачиказе эффектно замер на краю обрыва, только нити колыхнулись. В следующий миг Шини уже был рывком поднят на ноги и крепко схвачен за плечи. — Ты меня слышишь? Не закрывайся! — Что вам на сей раз нужно, Тачиказе-сан? — поднял голову Казешини. — Что происходит?! Ты… твоя реяцу угасает! — Правда что ли? — скептически выгнул бровь занпакто. — С чего бы это? Мы же с Шухеем сильны и здоровы, с чего угасать-то… — Этот твой сарказм!.. — встряхнул наглеца капитанский меч. — Я серьезно! — Я тоже. Мой шинигами на грани ухода на круг перерождения, а я даже помочь ему не могу. У меня не осталось сил, у моего бойца тоже… еще и вам от меня опять что-то нужно. Извините, играть в салочки мне на данный момент проблематично… давайте в другой раз? — Дурень ты маленький… — Тачиказе крепко прижал вяло сопротивляющегося Казешини к себе. — Пей. Давай, не упрямься. У нас не так много времени, я не могу надолго оставлять Кенсея одного. — Правда? — ядовито осведомился меч лейтенанта. — Ты забываешь, что во внутреннем мире Мугурумы Кенсея кроме меня обитает его Пустой. И пока я тебя уговариваю, эта дырявая тварь может попытаться взять реванш. Так что прошу тебя, просто прими помощь, а? Отомстишь на первой же тренировке…       Пристыженный Ветер Смерти виновато ткнулся лбом в прохладную ткань кимоно, вдыхая запахи силы, уверенности и защиты, впитывая щедро отдаваемую реяцу… — Как вы узнали?.. — чуть слышно спросил Шини, не глядя на стоящего рядом собеседника. Тот, переводя дыхание, поднял руку, шевельнул пальцами… левое запястье черно-красной руки словно стянуло невидимой нитью. — Я оставил маячок. Как видишь, не зря… надеюсь, ты не сердишься? *** — Ну что там? — Кризис. Мы успели. Но как же я устал, — сонно пробормотал Тачиказе, отворачиваясь от хозяина, чтобы тот не разглядел у него на плече несколько влажных пятнышек… *** — Да уж, дела… — И с Бабочкой глухо. Я уже все передумал… так прятать свою реяцу умеют только бойцы омницу-кидо, но на что-то хоть относительно официальное ситуация не похожа. Значит, сведение каких-то личных счетов… но с кем мог так повздорить мой фукутайчо, чтобы его пытались убить?.. — Ну почему непременно повздорить? — растянул губы в улыбке Хирако. — Чем тебе не нравится, например, та же зависть в качестве мотива? Ну или банальная ревность? — Чему завидовать-то? Синякам под глазами в пол-лица в отчетный период? Или многосуточным патрулям под дождем и ветром в Дальнем Руконгае? Или, может быть, тренировкам новичковых групп? — Зато уважение, слава… — Еще скажи, толпы поклонников! Не-е, я склоняюсь все-таки к ревности. Парень он у тебя видный, и внешность, и сила, и звание… э?.. Кен… Кенсей?       На лице Мугурумы застыло выражение глубочайшего шока. Белесые брови взлетели к волосам, глаза ошарашенно расширились. Вайзард весомо опустил стиснутую в кулаке кружку на стол, едва не раздавив ее. — Ну точно же. Шин, где ты был раньше со своими идеями?! Только дело не в ревности. Это — месть.       Миг — и в офисе третьего отряда остались сидеть за столом двое покачивающих головами вайзардов.       Кенсей, с места перешедший в шунпо, мчался над Сейрейтеем, словно на крыльях, а в голове вспугнутыми птицами метались мысли и воспоминания.       … Один из тихих руконгайских вечеров, отблески огня на стенках палатки, случайно подслушанный разговор офицеров его личной боевой группы — у Канаме появилась поклонница. Равнодушно отмахивающийся от зубоскалящих товарищей Тоусен тогда заявил, что его подобные глупости не интересуют. Однако девчонка оказалась на диво настойчива и буквально преследовала своего избранника… Мугурума даже имя ее вспомнил.       Изанами Эцуко, младший научный сотрудник Бюро Технологического Развития. — Кенсей, ты никого не забыл? — встрепенулся Тачиказе. — Его забудешь… еще Акону надо сообщить, — отозвался вайзард, вихрем проносясь по своему офису и бесцеремонно хватая со стойки лейтенантский занпакто, заметно мерцающий от возмущения. На выходе из кабинета Мугуруме чуть не врезалась в лоб Вестница от третьего офицера двенадцатого отряда. Ученый звал капитана как можно скорее к палате Хисаги-фукутайчо… ***       В экранированной от любых видов воздействия палате на сбитых простынях метался в бреду недавно попавший в очень странную переделку лейтенант девятого отряда. За его состоянием даже следить при помощи кидо было невозможно — любое, даже незначительное колебание реяцу поблизости причиняло измученному шинигами запредельную боль. Унохана-тайчо наблюдала за динамикой его состояния при помощи поспешно смонтированной камеры, принесенной из Генсея. Однако картина ее не радовала… ко всему вдобавок, в течение нескольких дней ее пациента мучили кошмары. По крайней мере имя бывшего капитана девятого отряда Тоусена Канаме Унохана-тайчо расслышала совершенно отчетливо. Судя по всему, раненому лейтенанту снился его последний бой с мятежным капитаном… ***       Как же больно это вспоминать… снова и снова смотреть, словно со стороны, на тот самый бой в небе над фальшивой Каракурой, снова и снова видеть, как в замедленной съемке, как крошится под бритвенно-острым лезвием кусаригамы матово поблескивающая белая броня, окрашиваясь кровью… «Казешини наверняка понравилось, он любит умываться кровью», мелькнула посторонняя мысль, слегка рассеявшая непонятно откуда взявшийся желтоватый туман, окутавший сознание.       Кстати, где его носит?.. — …хей! Шу-ухе-е-ей!!! — донеслось словно издалека. — Не смей сдаваться, слышишь?! Борись!!!       Кто это?.. Знакомый голос… — Не будь слюнтяем, ну же!!! — перед внутренним взором сверкнули оскаленные клыки, как бы не острее самого лезвия. Очень знакомого лезвия…       Это же… — Ка… Казешини?! — Нет, блин, хвост от Забимару!!! Быстро взял себя в руки! Ксо-о, да не тормози же ты!— а еще отчетливо слышался такой привычный свист ветра… — Ты… чего орешь так? — Шиматта-а, я сам тебя прирежу, дурень!!! Глаза разуй!!!       Он же не отстанет, мысленно вздохнул Шухей, с трудом разлепляя словно налитые свинцом веки. Ударившая по отвыкшим от света глазам вспышка на миг ослепила раненого лейтенанта, но выхватить главное из увиденного он все же успел. Над ним поблескивало в лучах солнца занесенное лезвие меча…       Отточенным за десятилетия службы рефлексам этого вполне хватило. Левой рукой Хисаги вцепился в готовый вонзиться ему в грудь занпакто, а правой сдернул с плеча скрытый под лейтенантским шевроном взрывчатый браслет.