Героин (Ты пристрастился?) I том "Взволнованная юность"

Глава 126. Почти загнан в угол. — Папа, я спрошу у тебя одну вещь. Бай Ханцзы резко развернулся к Бай Лоиню и посмотрел на него серьёзно и важно. Бай Лоинь смутился: — Зачем ты сделал такое лицо? Я всего лишь хочу поболтать о повседневных делах. — А-а… — Бай Ханцзы сразу расслабился, — Я полагал, мы с тобой будем обсуждать дела государственной важности. «Я искал тебя не для того, чтобы обсуждать дела государственной важности…» — подумал Бай Лоинь про себя. — Я спрошу тебя, как ты думаешь, что за человек Гу Хай? Бай Ханцзы сразу же ткнул его пальцем в лоб: — Что я говорил?! Между тобой и Дахаем опять возникла проблема… Бай Лоинь протяжно выдохнул: — Оставь ты это, просто дай объективную оценку Гу Хаю как человеку. — Этот мальчик абсолютно прекрасен, — Бай Ханцзы поднял вверх большой палец. Бай Лоинь, лёжа в постели и уткнувшись подбородком в подушку, тихо ждал продолжения, но Бай Ханцзы только угукнул и ничего не добавил к сказанному. — Закончил? — Да, а что тут ещё говорить? Бай Лоинь опустил голову, исподлобья посмотрев на Бай Ханцзы тёмными глазами: — Ты можешь сказать немного конкретней? Например, моральные качества, характер, отношение к людям… Бай Ханцзы тщательно всё обдумал и сказал: — С моральными качествами никаких проблем, характер хороший, отношение к людям тоже превосходное. «Рассказал про масло масляное… Забей, что спрашивал, что не спрашивал, всё одно» — Бай Лоинь натянул на себя одеяло, рассчитывая сразу заснуть. В итоге, когда Бай Лоинь уже потерял надежду, Бай Ханцзы начал медленно говорить: — У Дахая высокое происхождение, но он не кичится этим; он целеустремлённый, способен переносить трудности, к тому же, совершенно не мелочный, щедрый и отзывчивый. Я очень люблю его, это очень правдивый, честный мальчик, никогда не было такого, чтобы он играл, был неискренним, фальшивым. Раньше я считал, что в вашем юном возрасте у детей не может быть такого разума и прозорливости, теперь я обнаружил, что это не так. Среди современных детей встречаются очень разумные и прозорливые, но не все дети таковы. У Дахая, на самом деле, абсолютно прямой характер, у него всё снаружи: что ему нравится, а что не нравится, кого он любит, а кого ненавидит; если сказал «раз», значит, не будет «два». * Бай Лоинь слушал спокойно, затем открыл глаза и заговорил: — По-твоему, ты хорошо разбираешься в людях? — Конечно, ты не смотри, что я слегка с приветом, я повидал всяких людей, мне есть, с чем сравнивать. Сколько лет я живу? Со сколькими людьми имел дело? А ты живёшь всего ничего, тех людей, с кем ты встречался, можно по пальцам сосчитать. Бай Лоинь снова задал вопрос: — Как ты думаешь, если такого человека, как Гу Хай, намеренно спровоцировать, способен ли он совершить что-то? — Что, на пример? Приведи конкретный пример. — К примеру, если ему не нравится какая-то девушка, может он нанять кого-нибудь, чтобы её опозорили, или ещё что-то? — Мыслимое ли дело? — Бай Ханцзы сразу отверг такое предположение, — Дахай абсолютно разумный мальчик, он не может заниматься такими аморальными делами. — Допустим, он испытывает отвращение к этой девушке? — Какое бы отвращение он ни испытывал к этой девушке, её нельзя сравнить с твоей матерью, верно? Разве он что-то сделал твоей матери? Помнишь Мэн Цзянчжи, как нам докучал этот неприятный человек? Почему бы Дахаю не врезать ему пару раз? Но он же не стал его убивать? Бай Лоинь медленно перевёл взор на стену, больше не возвращаясь к разговору. Позже сонный Бай Ханцзы, увидев, что Бай Лоинь уже засыпает, похлопал его по одеялу и пробормотал: — Я своей головой ручаюсь, Дахай не способен на такие дела, не будь слепым, подумай, и засыпай побыстрее. «Неужели у меня ошибочное представление о нём?» … Бай Лоинь закрыл тяжёлые веки. Вторую половину ночи сон был неглубоким, над ухом храпел Бай Ханцзы, одуревший от сна; Бай Лоинь не знал, был ли это сон или воспоминания, но в ту ночь он видел свадьбу Бай Ханцзы, как Гу Хай нёс его на спине на крышу, как, крепко обнимая его, говорил: «Честное слово, в этом мире, кроме твоего отца, никто не будет относиться к тебе лучше, чем я». Офицер охраны Сунь «на словах резко, но в душе по-доброму» долго уговаривал, и Гу Хай впервые в жизни пообещал Гу Вэйтину вернуться домой на праздники. Уже 28-й день двенадцатого месяца по лунному календарю **, на опустевших улицах мороз крепчал, по дорогам можно было двигаться беспрепятственно, пробки исчезли. Люди, проживающие в Пекине, знают, что когда наступает китайский Новый год, Пекин становится «городом-призраком». Обычаи, традиционные рукотворные вещи ***чем дальше, тем больше менялись, ощущение новогоднего праздника, его очарование и вкус всё больше блёкли. Гу Хай уже две недели не был в своей квартире, на этот раз он вернулся, чтобы забрать кое-какие вещи и сразу уйти. В гараже всё ещё стояла машина Бай Лоиня, даже не взглянув на неё, он выдернул ключ из гаражного замка и сразу вошёл в лифт. Пока лифт медленно поднимался, стоя внутри, Гу Хай вдруг осознал, что эти полмесяца он по сути не жил. Каждый день, кроме еды и сна, он был занят только бесконечными тренировками, чтобы не оставалось ни малейшего пространства для размышлений; иногда, чтобы не утратить дух, он навещал одного старого ветерана, слушал его рассказы о службе в армии, о прошлых испытаниях, о пережитом; так мысли незаметно отступали. «И носиться по полигону, как пёс, какая на хуй разница?» примерно так Гу Хай мог описать своё состояние. Гу Хай выворачивал вещи из шкафа, рассчитывая уйти больше, чем на несколько дней. После того, как Бай Лоинь так безжалостно ранил его, Гу Хай, казалось, утратил все чувства. Прежде ему казалось, что ему будет невыносимо жить под одной крышей с Цзян Юань, теперь это вообще не имело значения, действительно, способность выдерживать большие нагрузки вырабатывается через практику. Докопавшись до дна полки, Гу Хай остановился и увидел школьную куртку, аккуратно уложенную в упаковочную коробку. Это была та куртка, которую Лоинь собственноручно постирал для Гу Хая. Полученная им как редкий, ценный дар, она так ни разу и не была надета, нетронутая, лежала на дне шкафа. Гу Хай оцепенел на несколько секунд, затем вдруг разорвал упаковку, выволок оттуда куртку и швырнул её на пол. Он стал безжалостно топтать её, чувствуя, что собственными ногами топчет своё сердце. Страдание не прекращалось, ему словно дали под дых, и, согнувшись пополам от боли, он отчаянно врезался головой в стену. «Эх ты, долбоёб! Ты сошёлся с ней, эта дешёвка опротивеет тебе в два счёта, ты позволил ей лгать и играть в игры, рано или поздно, блять, настанет день, когда ты будешь страдать от этого» … — Завтра канун Нового Года, — сказала Ши Хуэй. Бай Лоинь спокойно посмотрел на неё и спросил: — Когда ты возвращаешься? — Возвращаюсь куда? — яркие глаза Ши Хуэй мерцали. — Назад, за границу, тебе ведь нельзя до такой степени забрасывать учёбу? Лицо Ши Хуэй выразило полное безразличие: — Забросила и забросила, и пусть, в любом случае, я собираюсь остаться с тобой. — Ты… — Всё, ничего не говори! — Ши Хуэй закрыла уши, — Я не хочу слушать, я не хочу слушать. Бай Лоинь прикурил очередную сигарету, молча затянулся. Ши Хуэй не сводила глаз с Бай Лоиня, с самого начала, как они сели здесь, он курил уже пятую сигарету подряд. С чужих слов она знала, что мужчины используют курение, чтобы убить время, Бай Лоинь дымил беспрерывно, означает ли это, что время, проведённое с ней, для него нестерпимо тяжко? Ши Хуэй предпочитала не думать так, но этот пустяковый факт наводил именно на такие мысли. С тех пор как она вернулась и до сегодняшнего дня, на лице Бай Лоиня оставалось всё меньше чувств, вначале ещё можно было обнаружить немного восторга и трепета, теперь же оно выражало лишь равнодушие. После того, как ей нанесли такую большую «обиду», Ши Хуэй полагала, что Бай Лоинь поймёт, что любит её, будет всячески жалеть её, однако, кроме обычного вежливого внимания, Ши Хуэй не находила в нём никаких чувств. Порой она чувствовала усталость и, тайком роняя тихие слёзы, думала уже отказаться от борьбы. Однако, стоило ей только подумать, как много сил и энергии она пожертвовала этим отношениям, как она снова чувствовала, что не намерена сдаваться. Новые отношения можно выстроить, но второго такого человека не найти. — Бай Лоинь, давай вместе поедем за границу, ладно? Таким образом, мне не придётся забрасывать учёбу, и у тебя появятся лучшие перспективы для развития. Раньше ты не имел таких условий, теперь они есть, почему бы не попробовать выбиться в люди? Ты знаешь, что? Условия жизни студентов за границей намного превосходят здешние, нечеловеческие. Если бы я не тосковала по тебе, я бы ни за что сюда не вернулась, подумай об этом, ладно? В это время семья из трёх человек собралась за обедом, Цзян Юань радостно сказала: — Бай Лоинь поедет учиться за границу, есть возможность. Лицо Гу Хая дёрнулось, однако, он сделал вид будто ничего не слышал и продолжал есть. — Он сам решил это? — спросил Гу Вэйтин. — На 90%. Цзян Юань говорила всё более воодушевлённо, между делом положила Гу Хаю кусочек рыбы, рекомендуя: — Сяо Хай, ты тоже поезжай, два братика должны заботиться друг о друге. — Я не поеду. — Вот как? Хоть вы и не кровные братики, но как вы сможете обойтись друг без друга? Гу Хай холодно ответил: — Я не хочу ехать. Цзян Юань хотела ещё что-то сказать, Гу Вэйтин, наконец, открыл рот: — Не хочет ехать, пускай остаётся, со временем встанет в ряды солдат, будет служить в армии. — Тоже верно, — Цзян Юань засмеялась и больше не стала возвращаться к этому вопросу. Однако Гу Хай возразил: — Я не хочу становиться солдатом. — Не хочешь быть солдатом? — брови Гу Вэйтина взметнулись вверх, — Ты с детства вырос в воинской части, если ты хочешь избежать службы, то чем ты будешь заниматься? Гу Хай спокойно, без эмоций смотрел на Гу Вэйтина и без выражения произнёс: — Если я целыми днями бегаю на этом полигоне, это не означает, что мне это нравится. Затем он положил палочки и отправился в спальню. Гу Вэйтин также хотел встать следом за сыном, но Цзян Юань силой удержала его: — Сейчас Новый Год, не дави на ребёнка, если есть, о чём говорить, подожди, после праздника вернёмся к этому вопросу ещё раз. При этих словах поблизости зазвонил телефон, Цзян Юань похлопала мужа по плечу: — Я отойду, поговорю, приятного аппетита. Только поднесла телефон к уху, как оттуда раздался сладкий-пресладкий голосок с поздравлением: — Тётушка, с Новым Годом! — Ах, это ты, Хуэй, верно? — Цзян Юань просияла, — Тётушка только что покушала и тоже передаёт привет всей твоей семье! — Да, тётушка. Цзян Юань немедленно перевела разговор на свою в высшей степени тревожную проблему: — Ты поговорила с Лоинем? Прошлый раз ты говорила, что Лоинь, возможно, поедет с тобой за границу? — Ах, да, но я столкнулась с некоторыми трудностями, Бай Лоинь говорит, что его отец не хочет этого. Цзян Юан нахмурилась: — Я так и знала, что этот старый Бай будет против, будь уверена, я поеду к нему и проведу с ним воспитательную работу. — Тётушка, Вы действительно потрясающая. — Это ты потрясающая, девочка! Я прежде неоднократно говорила об этом, но он не считался со мной, теперь он готов подумать, это целиком твоя заслуга. — Но… Я чувствую себя такой никчёмной. — Ах, боже, моя маленькая счастливая звезда, у тебя достаточно способностей. Запомни тётушкины слова, сейчас побольше разговаривай с ним, держись увереннее, и он будет в состоянии слушать и понимать тебя, чем чёрт не шутит. Тётушка со своей стороны жёстко обработает его отца, короче говоря, мы вместе постараемся. — Ага, не должно случиться, чтобы Вы разочаровались. *说一不二 — сказано «раз», значит не будет «два»; означает «как сказал, так и будет», «твёрдо держит слово», «хозяин своего слова» **Лунный календарь отличается от солнечного примерно на две недели, точно сказать, какое это число, невозможно, т.к. каждый год даты «плавают», но примерно это 9 — 15 января (12-й лунный месяц начинается с середины декабря и длится до середины января) ***К новогоднему столу в Китае принято подавать блюда, имеющие в своих названиях определённую символику (в Китае всё, в т.ч. и кулинария, замешано на философии); некоторые названия блюд в китайском языке созвучны с хорошими словами, поэтому в Новый год принято подавать определенные блюда: «Восхищение Будды» — сложное вегетарианское блюдо, в котором присутствуют чёрные водоросли, название которых созвучно слову «процветание»; рыба созвучна «прибыль»; мандарины созвучны слову «золото»; длинная лапша символизирует долгую жизнь; утка — «верность», семечки дыни и яйца — «плодородие», курица — «член» (значит, будет секс) и.т.д. «Пять вкусов», упомянутые в предыдущем переводе, это не блюдо, а общий принцип китайской кухни: Согласно легенде, мудрец И Инь, живший в эпоху Шан, создал теорию «гармонизации питания». Он полагал, что пяти вкусам — сладкому, кислому, горькому, острому и соленому — соответствуют питательные вещества, необходимые для нормального функционирования пяти внутренних органов: сердца, печени, селезенки, легких и почек. Поэтому человеку для поддержания здоровья требуется пища с этими пятью вкусами. Перевод Марины Алиевой. Глава 127. Сломить тебя окончательно! От второго дня Китайского Нового года прошло уже пять дней. Цзян Юань была занята посещениями друзей и родственников, отъезд Бай Лоиня за рубеж временно отложили. На шестой день выпало редкое свободное время, и она на улице неожиданно столкнулась с только что вернувшейся из-за границы одноклассницей, трудно было отказать ей в любезности пообедать вместе. Слушая рассказы о разнообразных благах заграничной жизни, Цзян Юань всё больше укреплялась в своей уверенности в том, что Бай Лоинь должен непременно отправиться учиться за рубеж, а лучше всего, если ему удастся пустить там корни, чтобы в старости она смогла переехать жить к нему. В фантазиях Цзян Юань всё выглядело прекрасно, она даже не думала о том, насколько это тяжёлая задача; она не без оснований считала, что если хорошо постараться, то нет ничего невозможного. Когда-то она оставила Бай Ханцзы, рассчитывая выйти замуж за богатого и влиятельного человека. Все окружающие считали, что она выдаёт желаемое за действительное, но в итоге судьба оказалась к ней благосклонна. «Нет несчастных женщин, есть женщины, которые не стремятся добиваться счастья». Цзян Юань постоянно говорила это самой себе. Вернувшись уже затемно в свой загородный дом в военном посёлке, Цзян Юань наскоро приготовила кое-какой еды, подождала пока Гу Вэйтин и Гу Хай сядут за стол, а сама взяла свою сумочку и пошла к выходу. Переобуваясь, она сказала: — Я тороплюсь по важному делу, приятного вам аппетита. Гу Вэйтин с преспокойным видом посмотрел на неё: — Куда ты хочешь пойти так поздно? — Улаживать формальности по отъезду Лоиня за границу, я должна поинтересоваться, как продвигаются дела. — Так быстро? — Гу Вэйтин прищурился. Дзян Юань засмеялась: — Быстро? Я переживаю, что медленно. — Почему бы не пойти завтра? Уже поздно, разве тебя примут? — Боюсь, что завтра это дело снова отложат. Не переживай, я предупредила их заранее. Цзян Юань уже обулась и собралась открыть дверь. Гу Вэйтин снова заговорил: — Можно найти специального человека, чтобы помог тебе проследить за этим делом. — Тогда я должна буду проверять ещё и его, нет, я не успокоюсь, — ответив Гу Вэйтину, она улыбнулась Гу Хаю и, радостная, выпорхнула за дверь. На самом деле, она ещё не извещала об этом Бай Ханцзы, не было абсолютной уверенности в согласии Бай Лоиня, но Цзян Юань полагала, что это мелочи; когда она, держа всё под жёстким контролем, всё приготовит, у неё ещё будет куча времени, чтобы справиться с отцом и сыном. Эту ночь Гу Хай просидел в комнате своей матери. Рано утром Бай Ханцзы открыл дверь комнаты Бай Лоиня и сказал: — Сегодня я должен уйти, надо навестить старую тётушку Мэн Тунтяня. Обед уже приготовлен, возьмёшь в холодильнике, разогреешь и поешь. Затем все вместе, Бай Ханцзыи, тётушка Чжоу и Мэн Тунтянь вышли из дому, неся в руках множество пакетов с подарками. Уже седьмой день первого лунного месяца. * Бай Лоинь взглянул на телефон, снова пришло сообщение от Ши Хуэй. Он, даже не прочитав, ответил одним предложением: «Сегодня нужно встретиться по делу». Не прошло и минуты, как от Ши Хуэй пришел ответ: «Когда?» Бай Лоинь уже пошёл умываться, он чистил зубы перед зеркалом и каждый раз, поднимая голову, видел в отражении школьную куртку, висящую у него за спиной. В канун Китайского Нового Года (по лунному календарю 30 декабря) Бай Лоинь был уверен, что Гу Хай не будет оставаться дома, он решил съездить разок, без всякой цели, просто хотелось взглянуть, в конце концов, когда-то это был его второй дом. Всё выглядело так, как будто он только что ушёл, единственное отличие в том, что шкаф был открыт, и на полу валялась грязная, истоптанная школьная куртка Гу Хая. Бай Лоинь поднял её и забрал с собой, чтобы снова постирать, до сегодняшнего дня она ещё не высохла.** ……… Бай Лоинь начал умываться, когда почувствовал, что какой-то человек толчком распахнул дверь. Поскольку его лицо было покрыто пеной, он, не осмеливаясь открыть глаза, сразу стал быстро смывать пену под струёй воды. Вдруг — внезапный энергичный удар по голове, кто-то надавил его лицом в раковину так, что он поперхнулся слюной; он поднял голову, но не успел открыть глаза, как их плотно завязали. В дальнейшем всё происходило в точности так, как при его первом похищении Гу Хаем, но на этот раз у человека был нож. Уже сидя в машине, Бай Лоинь почувствовал знакомое дыхание и несколько раз спросил: — Ты — Гу Хай? Но человек за рулём не откликнулся, только лишь с холодной сосредоточенностью вёл автомобиль. — Говори! — голос Бай Лоиня звучал грубо. Если это действительно был Гу Хай, Бай Лоиню не было необходимости кричать, он спокойно и хладнокровно мог поговорить с ним, если это Гу Хай, ему нечего бояться. — В конце концов, ты Гу Хай? Гу Хай, это ты? Всю дорогу, пока автомобиль не остановился, Бай Лоинь повторял свои вопросы, он спрашивал десятки раз, его голос был настойчивым и тревожным. Гу Хай слушал, как без конца повторяют его имя, он смотрел на выражение лица Бай Лоиня и уже почти готов был открыться, но сжав зубы, сдержался. В тот момент, когда Бай Лоиня подняли и закинули на плечо, он уже не сомневался, кто этот человек. Но как только Бай Лоинь уверился, что это Гу Хай, он почувствовал резкий всплеск холода в груди. Температура в комнате была очень высокой, настолько, что Бай Лоиня моментально прошиб пот. С него начали снимать одежду, вещь за вещью, некоторые просто разрывали; несмотря на то, что всё тело было в поту, когда оно соприкоснулось с открытым воздухом, появилось ощущение холода. С него сорвали брюки, потом трусы. Бай Лоинь, наконец, заговорил. — Гу Хай, я знаю, что это ты, не надо так! Гу Хай больше не слушал его, он немного «поиграл» со своей штукой, до тех пор, пока она не увеличилась в размерах, стала горячее и толще, делая возможным вторжение. Потом он резко прижал верхнюю часть туловища Бай Лоиня и приподнял его таз. — Гу Хай, предупреждаю тебя… не… Гу Хай заткнул полотенцем рот Бай Лоиня, затем развязал повязку на глазах, пусть он ясно видит всё происходящее. Ни смазки, ни ласки, вплоть до того, что даже по имени не назвал, длинным шипом вонзился в него, безжалостно до крайности. Огромная разрывающая боль мгновенно скрутила конвульсиями тело Бай Лоиня; его руки были скованы наручниками за спиной, и Гу Хай видел, как на них, одна за другой, вздувались вены и каждая из них кричала от мучений. «Это больно, сегодня я хочу, чтобы тебе было больно, хочу, чтобы ты запомнил это на всю жизнь». Гу Хай двигался мощно, разнузданно, и каждый раз, вынимая член, видел на нём кровь. Перед этим он стащил телефон Бай Лоиня и отправил с него сообщение Ши Хуэй с адресом, а потом пригласил её успеть в течении десяти минут. Гу Хай замедлил движения, не уменьшая их интенсивности. Боль! Боль! Боль! Раздирающая боль, от боли Бай Лоинь сжимал зубы, от боли дрожали ноги и кружилась голова. С детства Бай Лоинь перенёс немало боли, получал много ран, но даже суммировав всю эту боль, её невозможно было сравнить с той, что он испытывал сейчас. Гу Хай испытывал огромное физическое возбуждение, но сердце было полно мучительной тоски; он барахтался в этом круговороте, чувствуя, что ещё немного — и он вот-вот попадёт в рай, но круг вращался, и через некоторое время он сокрушительно низвергался в преисподнюю. Этот секс имел крайне дурной вкус. Бай Лоинь буквально плавал в холодном поту, Гу Хай смутно слышал, как Бай Лоинь болезненно мычит в полотенце. Его рука осторожно и нежно вытерла обильный пот со лба Бай Лоиня, он тихо прошептал: — Сокровище, скоро боли не будет. После этих слов он сделал мощный и резкий толчок, вонзаясь в Бай Лоиня по самое основание члена, не оставляя ни малейшего зазора между собой и им, они будто склеились. Бай Лоинь почувствовал, что его кишечник готов взорваться. Гу Хай начал ускоряться, его толстое, похожее на изящное запястье, орудие бесчинствовало в узком проходе Бай Лоиня, и каждый удар отнимал часть жизни. Голова Бай Лоиня моталась из стороны в сторону, мать твою, слишком больно, так больно, что всё тело, с головы до ног, все мышцы и сухожилия скручивало, словно шершавой пеньковой верёвкой, больно так, что все черты лица исказились мукой; больно так, что хотелось взять палку и убить себя. — Ах… — тонкий визг прервал движения Гу Хая. Появившись в дверном проёме, она стояла уже около двух минут, тело её сотрясала бурная дрожь. Она видела много страшных сцен, но ни одна не приводила её в такой ужас, как та, что сейчас была перед её глазами. Те сцены из ужастиков имели всего лишь визуальное воздействие, это была игра в ужас, но то, что она видела сейчас, разрушало её душу, полностью уничтожая всю её силу воли. Ши Хуэй хотела убежать, но двое мужчин удержали её. — Приведите её! Ши Хуэй плакала навзрыд и сопротивлялась изо всех сил, но её насильно втащили в комнату. Через безжалостную, зверскую улыбку Гу Хая просочилось холодное: — Смотри хорошенько, красавица. Девушка из последних сил корчилась и рыдала: — Не… я не… Гу Хай двигался, на глазах девушки жестоко и яростно обладая её любимым человеком. — Увидела, наконец? Он мой, я, Гу Хай — его единственный человек! Одеяло под Бай Лоинем сбилось вниз, но он не сопротивлялся, не кричал; крепко сжимая зубы, молчал, крупные капли пота медленно капали со лба. Он отвернул лицо в сторону, но Гу Хай схватил его за подбородок и повернул обратно. Впоследствии эта сцена станет кошмаром для Ши Хуэй, и ещё много лет спустя от этих тёмных воспоминаний её будет бросать в холодный пот. Её вывели прочь; в лице не было ни кровинки, глаза блуждали, тело сотрясала непрерывная дрожь. Её выбросили на нижнем этаже в небольшом коридоре, где она в полной растерянности простояла долгое время, пока один из «братьев» не отвёз её в больницу. Гу Хай, как безумный, дёрнулся ещё раз, неожиданно вытащил, подрочил немного и кончил. Бай Лоинь лежал на постели абсолютно неподвижно. Прошло довольно много времени, Гу Хай заговорил, и вся его дерзость полностью исчезла, оставив только страдание: — Я знаю, за то, что я сделал, ты будешь ненавидеть меня всю жизнь… — Но я предпочту твою ненависть, я должен был сделать это, чтобы разрушить замыслы этой лживой девки, тебе нельзя быть с ней. Я должен был таким образом наказать её, вылечить раз и навсегда, иначе она бы не смирилась. Я не мог спокойно смотреть, как она разрушает тебя! Я предпочёл причинить тебе боль один раз, чем позволить тебе сожалеть и раскаиваться годами… — Я знаю, мы подошли к концу, я, Гу Хай, ничего от тебя не требую, только не будь с ней вместе, с кем угодно, только не с ней, и я больше не буду вмешиваться в твою жизнь… Гу Хай неторопливо расстегнул наручники Бай Лоиня, посмотрел на кровавые ссадины на его запястьях, и глаза его покраснели от слёз: — Бай Лоинь, я, Гу Хай, постоянно лью слёзы из-за тебя. Я признаюсь перед твоим лицом, я конченный ублюдок! Я не сдержал слова, я говорил, что доверяю тебе, а сам послал следить за тобой, смирился с разрывом отношений, а потом похитил тебя, говорил, что уважаю тебя, однако, взял силой… Я не человек! Но я, правда, очень сильно люблю тебя, ты боль моего сердца. Никакого ответа, Бай Лоинь даже не повернул голову. — Бай Лоинь, так долго, ты даже не собирался думать обо мне? И снова тишина. Гу Хай, дрожа, погладил волосы Бай Лоиня и хрипло спросил: — Тебе плохо от боли, верно? Веки Бай Лоиня не дрогнули. Гу Хай буквально одеревенел, он рывком развернул тело Бай Лоиня к себе и увидел, что тот никак не реагирует. Он взял в ладони его лицо, позвал: — Иньцзы, Иньцзы, очнись. Голова Иня безжизненно повисла. Раздался дикий рёв Гу Хая: — Быстро! Найдите врача, сейчас же! Двое мужчин отреагировали и бросились выполнять приказ. Гу Хай поспешно укрыл Бай Лоиня одеялом, крепко обнял; боль в его сердце достигла предела. *Примерно, вторая декада января. **Из-за большой влажности выстиранные вещи сохнут очень долго и могут даже заплесневеть. Примечание переводчика Лины Нгуен. Перевод Марины Алиевой. Консультант по переводу kirillasoe. Глава 128. Я признаю, что был неправ. Пришедший врач-хирург оказался опытным специалистом, как говорится, на своём деле «собаку съел». Он много лет учился за рубежом, повидал немало таких ситуаций, но настолько сильное повреждение такого рода, как у Бай Лоиня, в своей практике встретил впервые. Плотно сдвинув густые брови, он посмотрел на кровавую рану, затем на Гу Хая, снова на рану и снова на Гу Хая, не говоря ни слова. Гу Хай выглядел озабоченным: — Доктор, в конце концов, как он? — Ничего особенного, пустяки, это поверхностная травма кожи. Этот ответ нисколько не успокоил душу Гу Хая, он продолжал вытягивать из врача ответ: — Это не оставит каких-то последствий? — Это… — врач явно затруднялся с ответом, — Никогда не повторяйте такого больше. (Максимально избегайте такого второй раз). Врач имел в виду, что не нужно делать это второй раз столь грубо и жестоко, но Гу Хай понял его неправильно, он подумал, что больше вообще нельзя будет делать «такого». Его лицо в один миг потемнело. Однако, сейчас нет времени, чтобы думать об этом, Бай Лоинь получил настолько тяжёлую травму, пусть он сначала поправится, только тогда всё остальное. — Доктор, если Вы говорите, что это поверхностная травма кожи, почему у него обморок? Врач бросил сочувственный взгляд на Бай Лоиня и вздохнул: — Тебе объяснить, почему обморок? Больно, только и всего. Губы Гу Хая побелели от услышанного: — Там… Настолько больно? Врач стал терпеливо объяснять Гу Хаю: — Область, окружающая анальное отверстие, довольно богата нервными окончаниями, вдобавок, к тому же, имеет болевые рецепторы, связанные с нервными волокнами, входящими в состав спинномозгового нерва, и имеет плотную концентрацию кровеносных сосудов, поэтому эта зона чрезвычайно чувствительна к боли. Тебе следует сходить в больничные палаты и посмотреть на больных после операции по удалению геморроя, это такие же, как ты, крепкие и здоровые мужчины, и все как один воют от боли. Я тебя не запугиваю, но такого рода боль должна, в конце концов, находиться в пределах выносливости нормального человека. Гу Хай, словно кол проглотив, с помертвевшим лицом прикидывал время, как долго это длилось? Двадцать минут? Полчаса? Или… час? Вспоминая искажённое болью лицо Бай Лоиня, Гу Хай сожалел, что не может сам себя разрубить на множество кусков. — Помоги мне немного с ним, я разберусь с раной, — сказал доктор. Гу Хай воспрял духом и срочно отправился мыть руки, вернувшись, в соответствии с указаниями врача, придерживал поясницу Бай Лоиня. Врач слегка раскрыл анальный сфинктер, Гу Хай не смел даже взглянуть, лишь наблюдал за выражением глаз хирурга, чтобы понять, насколько трагична ситуация внутри. — Сейчас, если он будет вырываться и попытается встать, крепко прижми его, чтобы он не навредил себе. Лицо Гу Хая вмиг изменилось: — Он же в отключке, как он может вырываться? Доктор ответил словами, от которых Гу Хаю легче было умереть, чем жить: — Он может очнуться от боли. Так всё и случилось, когда доктор попытался вставить маленький расширитель в кишечный канал, чтобы произвести дезинфекцию внутренних стенок, тело Бай Лоиня внезапно содрогнулось. Не открывая глаз, он сжал кулаки, по лицу пробежала тень страдания, лоб покрылся тонким слоем пота. Несчастный до боли в сердце Гу Хай заорал на врача: — Нельзя ли чуть-чуть полегче? Вы хотите снять боль или убить человека? Лицо немолодого врача, которого ругал этот малолетний дурачок, приняло осуждающий оттенок: — Вот, что я скажу тебе, от перемены врача ситуация не изменится. Если ты считаешь, что я плохо справляюсь, можешь сейчас же заменить меня. Бай Лоинь, обессилев от боли, снова потерял сознание. Гу Хай с мертвенно-бледным лицом посмотрел на него, снова придавил его поясницу и взглядом дал понять доктору, чтобы тот продолжал. Последующий процесс длился около пяти минут. Врач всячески старался делать всё медленно и нежно, но это означало, что страдания Бай Лоиня продлятся несколько дольше. Во время операции Бай Лоинь приходил в себя четыре или пять раз, каждый раз его тело извивалось от боли, Гу Хаю оставалось только держать его. Он удерживал его до тех пор, пока тот снова не терял сознание, потом снова приходил в себя и снова изворачивался, пока врач не сказал, что все хорошо… Похоже, за один присест прошли все муки чистилища. Слёзы Гу Хая, смешанные с обильным потом, неудержимо катились вниз, он выглядел необычайно встревоженным. Врач смотрел на Гу Хая, но ничем не мог помочь ему, «Этот парень выглядит по-настоящему крепким, почему он такой хрупкий? Даже над больными родственниками люди так не плачут. Знал бы заранее, разве пришёл бы к нему?» — Хорошо, я только припугнул тебя, пусть это будет тебе хорошим уроком. У него сейчас упадок сил и большая чувствительность к боли. Всё в порядке, такой большой парень от боли не умрет! Эй, а ты впредь надолго запомни! Врач поставил Бай Лоиню капельницу, одновременно наставляя Гу Хая: — Следующие несколько дней не разрешай ему есть, у него серьёзные повреждения кишечной стенки, при испражнении раны могут быть инфицированы. Той жидкости, которая транспортируется через капельницу, ему вполне достаточно для поддержания жизни и для получения необходимой энергии, от остального нужно отказаться. Гу Хай с горестным лицом кивал головой. Чуть позже медсестра принесла лекарства для внутреннего и наружного применения, инструкции по применению были написаны на коробочках. Врач вручил Гу Хаю лекарства и свои контактные данные, чтобы в случае непредвиденных ситуаций сразу звонил на телефон и, оставив медсестру ухаживать за парнем, сам поспешил по своим делам. Когда закончилось переливание питательного раствора, и медсестра собралась уходить, Гу Хай обнаружил, что Бай Лоиня лихорадит, и сразу остановил её. Медсестра измерила Бай Лоиню температуру в паху, в самом деле, жар нельзя недооценивать, пришлось срочно звонить доктору, чтобы он вернулся. Бай Лоиню сделали укол жаропонижающего, доктор настойчиво попросил Гу Хая проследить за тем, чтобы тот не простудился и ушёл очень поздно. Гу Хай обнаженным телом крепко прижимался к Бай Лоиню, чтобы чувствовать его температуру и дополнительно согреть его под одеялом. Вдвоём они лежали на кровати под двумя толстыми ватными одеялами, набитыми первосортным хлопком, плюс в самой комнате изначально было очень жарко. Гу Хай и Бай Лоинь насквозь промокли от пота; до глубокой ночи Гу Хай ворочался с боку на бок и, наконец, почувствовал, что температура Бай Лоиня падает. Утром люди Гу Хая принесли новые простыни и одеяла, всё промокшее постельное бельё сняли. Позже пришёл врач, осмотрел, сказал несколько слов и ушёл; медсестра поставила Бай Лоиню новую капельницу и тоже ушла. Только около полудня Бай Лоинь пришёл в себя. Перед этим Гу Хай полностью отказался от воды и еды, всё время находился рядом, как пограничная стража, устал до потемнения в глазах. Про себя он молился, чтобы Бай Лоинь поскорее пришёл в себя, и в то же время боялся увидеть его глаза, боялся услышать «Катись отсюда!», боялся, что не сможет искупить свою вину. Впрочем, Бай Лоинь ничего не чувствовал, только открыл глаза, первое чувство — боль, почему так больно? От головы до пальцев ног, через кожу и плоть до самых костей, всё кричало от боли. Эти двадцать с небольшим часов как рождение заново, словно он прошёл весь цикл перерождений за один раз. Двадцать с лишним часов перед глазами эта сцена, которую он не смел вспоминать, предпочитая верить, что это сплошной сон, но этот кошмар лежал прямо перед ним, красными, воспалёнными глазами глядя на него. — Проснулся? — Гу Хай попытался пощупать плечо Бай Лоиня, — Немножко лучше? — Не трогай! Сейчас Бай Лоинь особенно боялся прикосновений, он чувствовал себя одной сплошной раной, к которой ни в коем случае нельзя прикасаться, поэтому громко закричал, даже нервами лица чувствуя боль. Сейчас он лежал в постели, повернувшись лицом к Гу Хаю, он уже давно чувствовал тупую боль в шее и прилагал все силы, чтобы развернуться, отвернуться в другую сторону, голова гудела. Начиная с того момента, когда Бай Лоинь запретил его трогать и до того, как он отвернулся, Гу Хай глазами подмечал каждую мелочь. Он знал, что Бай Лоинь таким образом демонстрирует своё отвращение и ненависть к нему, и хотя психологически он был готов, сейчас, когда эта картина в действительности возникла перед его глазами, сердце Гу Хая нестерпимо сжалось. — Я знаю, тебе сейчас хочется, чтобы я исчез с твоих глаз, я признаюсь, что очень раскаиваюсь. В твоей власти иметь право выбирать своего любимого человека, ты имеешь право испытывать ко мне возможно не самые оптимистичные чувства, имеешь право уехать из страны… Я упорно считал себя правым, я эгоистично хотел тайно оставить тебя у себя. Если бы я знал, что ты будешь испытывать такие страдания, я бы убил себя, но не сделал бы этого! Я предпочёл бы, чтобы она дурачила тебя, и даже если потом это ранило бы тебя, как минимум, я бы этого не увидел… — Когда ты поправишься, если захочешь вышвырнуть меня с верхнего этажа пинком, я и звука не подам. Но сейчас разреши мне остаться, ты ведь не хочешь, чтобы кто-то ещё увидел, как тебе больно, верно? — Я разрушил перед ней всё твоё достоинство, тебе особенно трудно принять это, верно? Я не хочу снова бередить твои раны, но и тебе не стоит принимать всё слишком близко к сердцу. На самом деле, такие как она, даже себя готовы опозорить, разве она знает, что такое достоинство? Конечно, я не оправдываю себя, я просто боюсь, что ты переживаешь. -Иньцзы, когда ты поправишься, прирежь меня. Спустя долгое время, Бай Лоинь реально не выдержал и заговорил: — Ты можешь замолчать? Тело было полно ноющей боли, душа вымотана до предела, он мечтал только об одном — тишине и покое. Но с тех пор, как он открыл глаза, этот человек под боком не затыкался, вынося ему мозг. А в его мозгу была сплошная пустота, физический дискомфорт выходил за рамки его терпения, у него не было никаких сил размышлять над этими проблемами. — Почему не даёшь мне говорить? — упорствовал Гу Хай. Бай Лоинь, превозмогая разгорающийся гнев, уклончиво ответил: — Мне надоело. Гу Хай не проронил больше ни звука, просто лежал рядом без движения, тихо наблюдая за Бай Лоинем. Бай Лоинь заснул и проспал почти два часа, после пробуждения его настроение стало чуть-чуть лучше, но тело до сих пор болело. Гу Хай увидел, что Бай Лоинь проснулся, вполне сознательно встал с постели, отошёл к окну. Он боялся докучать Бай Лоиню, который предпочитал не поворачивать голову в его сторону, до ломоты в шее. На самом деле, Бай Лоинь ничего такого не думал, его шее было вполне комфортно, теперь над всеми его действиями господствовали физические ощущения в теле. — Я проголодался, — пробормотал Бай Лоинь. Гу Хай неясно услышал, как Бай Лоинь разговаривает сам с собой, и мгновенно обернулся с лёгким удивлением на лице: — Что ты сказал? Бай Лоинь снова спросил: — Еда есть? Улыбка медленно застывала на лице Гу Хая, душу невольно защемило, «Едва заговорил со мной, едва что-то потребовал, наконец, дал возможность что-то сделать для него, а оказалось… Еда». — Нет? — Бай Лоинь облизнул губы. Гу Хай отвернулся, боясь увидеть выражение лица Бай Лоиня. — Доктор запретил тебе есть. — А-а… Запретил есть… — пробормотал Бай Лоинь. Гу Хай успокоил его: — Будь уверен, я с тобой, ты не ешь, и я не ем, мы оба получаем питательный раствор через капельницу, и пока ты не начнёшь есть, я не прикоснусь к какой-либо пище. Бай Лоинь только подумал: «Псих», и тотчас же увидел, как Гу Хай собрал в руки все имевшиеся в доме продукты и выбросил прямо в окно. Перевод Марины Алиевой. Консультант по переводу kirillasoe. Глава 129. Лучше не избегать встречи. Последующие три дня Гу Хай действительно ничего не ел, а точнее сказать, не выходил из этой комнаты. Бай Лоинь лежал под капельницей, получая питательный раствор, в то время как Гу Хай, следуя его примеру, сидел сбоку и тоже делал себе капельницу; врач не мог на это смотреть, но и помочь ничем не мог. Не вытерпев, он сказал с упрёком: — Молодой человек, на Вас напала лень? Вы не в состоянии отвлечься ненадолго и сходить поесть? Гу Хай, не сказав ни слова, вытянул руку по направлению к врачу, гордо вздёрнул подбородок, «что ты привязался, тебе не за это платят». После трёх дней лечения тело Бай Лоиня почти восстановилось, хотя двигаться было ещё неудобно. Вернулись силы — взыграл аппетит, он тотчас вспомнил, каково это, быть голодным. Такому, как он, любителю поспать, изо дня в день лежать в постели ещё терпимо, поэтому, чувствуя приступы голода, он старался сразу уснуть, чтобы как-то пережить медленно текущее время. А вот для такого крепкого, энергичного, совершенно здорового человека, как Гу Хай, которому, кроме того, ещё приходилось каждый день ухаживать за пострадавшим, сидеть «на пище святого Антония» было настоящей каторгой. — Иди поешь, — сказал Бай Лоинь. Гу Хай покачал головой, откинувшись на кровати, загоревшиеся глаза слегка прищурились, он не знал, что и думать. — Для тебя этот «план страдания плоти» * бесполезен, ты должен есть. Даже если ты будешь голодать до смерти, это всё равно ничего не изменит. Лицо Гу Хая было бледным, как воск, должно быть, за последние дни он очень устал: — Это не «план страдания плоти», просто я потерял аппетит. Бай Лоинь больше ничего не сказал, он закрыл глаза, чувствуя движения двух рук, поворачивающих его поясницу набок. Врач собирался ввести ему лекарственную мазь. С самого начала эта манипуляция была для Бай Лоиня настоящей пыткой. Как-никак, доктор был мужчиной, и терпеть тот факт, что какой-то мужчина возится с его задницей, ему представлялось не слишком достойным делом; особенно обидно было осознавать, при каких позорных и унизительных обстоятельствах получена эта рана. Поэтому поначалу, каждый раз, когда доктор заходил к нему, Бай Лоинь закрывался подушкой и отказывался отвечать на какие-либо вопросы. К счастью, доктор** обладал безукоризненной врачебной этикой и тактичными манерами, он не только не насмехался над Бай Лоинем, наоборот, в ходе выполнения процедуры давал множество добрых советов и особых указаний о том, как для них возможно иметь здоровый и гармоничный секс, а также о том, что прежде он часто сталкивался со множеством подобных случаев. И хотя в данный момент эти советы выглядели несколько несвоевременными, однако, они в какой-то мере рассеяли сомнения и опасения Бай Лоиня, дав ему пищу для размышлений. Теперь он уже не закрывался стыдливо подушкой, когда приходил врач, и даже охотно обменивался с ним парой учтивых реплик. А вот с Гу Хаем он общался чрезвычайно мало. За три дня их диалог не превысил и десяти слов. Если Бай Лоинь и открывал рот, то Гу Хай не знал, что сказать в ответ. Иногда он спрашивал, не хочет ли Бай Лоинь в туалет; если Бай Лоинь не отвечал, это означало, что не хочет, если делал попытки самостоятельно подняться, Гу Хай мгновенно бросался к нему, чтобы поддержать и помочь дойти до уборной. Вечером перед сном Гу Хай, как обычно, набрал таз тёплой воды, чтобы протереть тело Бай Лоиня. — Сегодня незачем протирать, — заговорил Бай Лоинь, — всё равно, скоро возвращаться домой, я не такой уж грязный, дома помоюсь. Рука Гу Хая с полотенцем остановилась в воздухе, он помедлил и всё-таки откинул одеяло: — И всё равно я протру немного, вдруг потом не доведётся. Бай Лоинь не ответил, под непрерывными лёгкими массирующими движениями он вскоре вступил в царство снов. Закончив протирать, Гу Хай долго и неотрывно смотрел на спящего Бай Лоиня, не удержался и поцеловал в губы, но почувствовав, что в данное время это выглядит неуместно, опустился на кровать. Глубокой ночью Бай Лоинь проснулся. Гу Хай крепко спал, его лицо было совсем рядом, рукой подать; Бай Лоинь больше не смог заснуть. Сейчас впервые за все дни, проведённые здесь, он увидел Гу Хая спящим. Раньше, когда бы он ни проснулся, всегда видел глаза Гу Хая, устремлённые на него. Иногда он стоял у окна, иногда сидел на постели, но по большей части лежал рядом, и неотрывно смотрел горящим взглядом своих мрачных, чёрных, как у ворона, глаз. Как-то ночью Бай Лоинь спросил Гу Хая: — Почему ты не спишь? Гу Хай ничего не ответил, Бай Лоинь уже засыпал, когда Гу Хай просто сказал: — Я хочу продлить наше время вместе. Сегодня, видимо, не выдержал, сколько дней без сна, без еды, было бы странно, если бы он ещё держался! На следующий день рано утром пришёл доктор, посмотрел всё и весело шлёпнул Бай Лоиня по заднице: — Парень, у тебя завидное здоровье! Я думал, с твоей травмой ты проваляешься ещё несколько дней, теперь вижу, что проблем нет. Теперь только соблюдай режим отдыха и не забывай регулярно наносить мазь. Бай Лоинь впервые встал перед доктором, заглянул ему в лицо и задал единственный вопрос, весьма волновавший его последнее время: — Я смогу нормально питаться? — Это… — доктор поколебался, — С этим всё должно быть в порядке, старайтесь есть понемногу, больше жидкой пищи, овощи и фрукты можно, а вот острого избегайте. Бай Лоинь улыбнулся и кивнул: — Я понял. Доктор похлопал парня по плечу и сказал: — Тогда я возвращаюсь к своим делам, а вы звоните, держите меня в курсе. Бай Лоинь проводил врача до дверей: — Идите осторожно. — О.К., не беспокойся, возвращайся, всё будет хорошо. Все это время Гу Хай неподвижно стоял возле стены. С того момента, как доктор вошёл в комнату и вплоть до его ухода он не пошевелился и не сказал ни слова. Бай Лоинь начал собираться, Гу Хай указал ему на пакет, лежавший на прикроватной тумбочке: — Твои вещи уже собраны. Бай Лоинь взял пакет и пошёл к двери обуваться. Наконец он может покинуть эту кровать и с лёгким чувством выйти из этой комнаты. Гу Хай тоже сложил свои вещи; это была квартира его старшего двоюродного брата (Гу Яна), он позаимствовал её на время. Теперь Бай Лоинь уходит, и ему тоже незачем здесь оставаться. Вдвоём они спустились на нижний этаж, ни один не проронил ни слова; вышли к проезжей части, каждые несколько секунд мимо проезжали такси, чтобы поймать машину, достаточно было махнуть рукой. Бай Лоинь прошёл несколько шагов и поднял руку, но Гу Хай крепко схватил его за кисть: — Ты действительно уйдёшь? Бай Лоинь обернулся к Гу Хаю, его взгляд был непреклонным: — Раз уж ты сделал это, то должен был ожидать последствий, будь готов принять их. Гу Хай колебался несколько секунд, его решительная хватка ослабла. Потом он вытащил из кармана бумажник, взял оттуда несколько мелких купюр и щедро протянул их Бай Лоиню: — Не помню, есть ли в пакете деньги, это на такси. Он повернулся, чтобы уйти первым. Бай Лоинь смотрел на его силуэт, твёрдый, одинокий и немного осунувшийся; постепенно он становился всё более расплывчатым и неясным, пока, наконец, не исчез из поля зрения. Бай Лоинь сел в такси и открыл пакет. Внутри находились аптечка, сменный флакон для лекарств, наверное, чтобы родные Бай Лоиня ничего не заподозрили; немного одежды, всё чистое, постиранное; внизу было что-то тёплое, Бай Лоинь заглянул и увидел несколько ланч-боксов, завёрнутых в несколько слоёв, очень плотно. Открыв один, заглянул одним глазком, всё в соответствии с рекомендациями доктора, жидкая кашка, однако для Бай Лоиня, несколько дней ничего не евшего, она показалась деликатесным лакомством. Насытившись, Бай Лоинь не пошёл прямо домой, он пошёл к одному человеку. После того, что случилось в тот день, Ши Хуэй превратилась в тень. Она была очень подавлена, не хотела ни с кем разговаривать, просто молчала в тупом оцепенении. Её родители, увидев, в каком состоянии их любимая доченька, ужасно волновались, таскали её по разным психологам и психотерапевтам, но всё безрезультатно. К Ши Хуэй вбежала гувернантка, сказала, что её ищет какой-то человек, он назвался Бай Лоинем. Многодневная бледность на лице Ши Хуэй, наконец, сменилась небольшим румянцем. Она быстро переобулась и выбежала на улицу. Бай Лоинь увидел Ши Хуэй, увидел тот день, когда его бывшая девушка стала свидетелем его соития с мужчиной; он воображал своё смятение и стыд, но вместо этого, напротив, был спокоен и невозмутим. Ши Хуэй, напротив, не смогла сдержать эмоции, едва увидев Бай Лоиня, сразу начала рыдать: — Скажи мне, то, что я видела, это всё неправда! Бай Лоинь долго молчал, потом тихо сказал: — То, что ты видела — правда. Ши Хуэй обезумела, набросилась на Бай Лоиня с кулаками, удар за ударом сыпались на его грудь, она не знала, как выместить свой гнев и подавленность: — Почему? Почему ты так изменился? Я не верю, не верю, я лучше умру, чем поверю! Бай Лоинь перехватил руки девушки, он больше не собирался щадить её, он говорил безжалостно, без всякого снисхождения: — Веришь ты или не веришь, но факты именно таковы, я люблю другого человека, и это Гу Хай. Плечи Ши Хуэй дрожали, полными слёз глазами она смотрела на Бай Лоиня: — Тебе не кажется, что ты нарочно делаешь это так бесчеловечно? Бай Лоинь слегка улыбнулся: — Я думаю, у тебя достаточно сильная психика, чтобы принять этот факт, в конце концов, ты уже в своё время превосходно срежиссировала тот позорный спектакль с изнасилованием на улице. Лицо Ши Хуэй сразу побледнело, не смея смотреть в глаза Бай Лоиню, она покорно проглатывала эти разоблачающие слова: — Когда ты узнал? Кто тебе сказал? — Никто не сказал, я сам всё понял. По сравнению с Гу Хаем, ты умнее, его враньё никогда не выглядело убедительным. Голос Ши Хуэй задрожал: — Если ты… Уже давно всё знал, почему не разоблачил меня? — Не хотел показывать твоё истинное лицо. Я знаю, ты девочка ранимая, я не хотел, чтобы ты оказалась припёртой к стенке передо мной. Я хотел оставить это в себе, притвориться, что ничего не знаю, а потом серьёзно поговорить с тобой, и пусть всё умрёт в твоём сердце. В итоге, не успел с тобой поговорить, а тут произошло такое дело. Наверно, он по сравнению со мной более нетерпеливый… — Бай Лоинь горько усмехнулся. Ши Хуэй показалось, что она потеряла душу, немного погодя она села на скамью поблизости, чувствуя, что холод пронизывает её до мозга костей. — Ши Хуэй, не надо так, я не издеваюсь над тобой, я уважаю каждую девушку, особенно мою девушку. Возможно, я понимаю, почему ты так поступила, понимаю твои мотивы, когда ты просила уехать с тобой за границу, я буду помнить всё, что ты сделала ради меня. Но «не люблю» — это значит «не люблю», и я надеюсь, ты также будешь уважать меня, уважать мой выбор. Если ты сможешь это сделать, я от всего сердца буду тебе признателен. — Бай Лоинь, ты изменился, куда делся твой разум? Твои принципы? — Теперь я верю в своё сердце. Если сцена, которой она была свидетелем несколько дней назад, нанесла ей смертоносный удар, то теперь для неё настал конец света. А Бай Лоинь мягко, в дружеской манере, посоветовал ей напоследок: — Береги себя, в конце концов, в этом мире самый важный для тебя человек — это ты сама. *苦肉计 — «план страдания плоти», китайская идиома, в образном значении: «наносить себе увечья» или «прикидываться страдающим, чтобы вызвать к себе доверие или сострадание»; отчаянные меры. ** Исходя из контекста, можно предположить, что данный доктор относится к разряду так называемых Doctor gay-friendly (дружественный к геям), т.е. врач, занимающийся интимными проблемами геев, они его посещают, как женщины гинеколога; на западе и в Америке такая специализация довольно распространена, а вот как обстоят дела в Китае — не знаю; и как эти таинственные и невидимые «двое из ларца» (люди Гу Хая) сумели моментально отыскать такого специалиста? Впрочем, все вопросы — к Cai Ji Dan, она большая фантазёрка. Думаю, будь это обычный доктор, дал бы обоим слабительного, «чтобы знали, для его мужику жопа нужна», а не вёл беседы об интиме. Шутка. Перевод Марины Алиевой. Глава 130. Не заходи слишком далеко! Бай Лоинь отсутствовал пять дней, за это время в семье Бай разгорелся настоящий скандал, всё пошло кувырком. Сначала Цзян Юань должным образом уладила все формальности по поводу отъезда Бай Лоиня за границу, активизировала свои усилия и связалась с несколькими зарубежными школами, всё шло организованно, в соответствии с планом. Цзян Юань дошла, наконец, до Бай Ханцзы, и держа себя в руках, побеседовала с ним о своих идеях. Бай Ханцзы не сказал «нет», но тотчас возразил, что нужно уважать мнение сына. В результате, в самый решающий момент выяснилось, что Бай Лоинь исчез. Его нигде не могли найти. Спросили Ши Хуэй, но она ответила, что ничего не знает, спросили Ян Мэна — Ян Мэн тоже сказал, что ничего не знает, хотели спросить Гу Хая, но обнаружилось, что и Гу Хай куда-то запропастился. Финальной точкой стал скандал, который закатила Цзян Юань во дворе дома семьи Бай. Она настаивала, что Бай Ханцзы по эгоистичным причинам где-то тайно спрятал сына, Бай Ханцзы пытался что-то объяснить, но она его не слушала. В конце концов, вызвала полицию, пригрозила, что если он не отдаст ей сына, то его посадят в полицейский участок. В такой суматохе Бай Ханцзы ещё не успел попасть в участок, а бабушку Бай уже увезли в больницу. Цзян Юань этого показалось мало, она прислала большую группу людей, одна часть их должна была следовать по пятам за Бай Ханцзы, другая — наблюдать за входом в дом Баев, пока не появится Бай Лоинь. Цзян Юань целыми днями до такой степени шумела, что это порядком надоело всем соседям. Периодически раздавался низкий звук сирены, ни днём, ни ночью не было покоя, Новый год люди проводили в тревоге. Разве Бай Ханцзы не хотел найти Бай Лоиня? Он беспокоился больше, чем Цзян Юань! Что пользы волноваться? Бай Лоинь пропал вместе с Гу Хаем, и никто не мог с ними связаться, никто не мог найти! Приближался Праздник фонарей, 15-е число лунного месяца *, каждая семья свободно и непринуждённо отправлялась покупать юаньсяо **, но Бай Ханцзы даже шагу ступить не мог. Каждый день нужно было проводить хоть немного времени в больнице. К счастью, тётушка Чжоу ухаживала за бабушкой Бай, в противном случае Бай Ханцзы не смог бы от неё отойти. Вернувшись домой, нужно было защищаться от толпы бандитов, призванных учинить переполох, приносить извинения соседям, но что больше всего причиняло ему беспокойство — это Бай Лоинь, как этот ребёнок мог уйти и привета не оставить? На самом деле, это было упущением Гу Хая, поскольку из-за неожиданных событий он забыл предупредить Бай Ханцзы. Бай Лоинь полагал, что во время его беспамятства Гу Хай уже давно наплёл какую-нибудь ложь Бай Ханцзы и решил не возвращаться дважды к одному и тому же. Рано утром Бай Ханцзы замесил тесто и приготовил немного хвороста (полоски теста, обжаренные во фритюре). Он вышел из дому, думая посетить больницу пораньше, после чего у него будет достаточно времени, чтобы отправиться на поиски сына, в результате, не успел он выйти из переулка, как дорогу ему преградила Дзян Юань. За эти несколько дней она устала безрезультатно крутиться на одном месте, скандалы истощили её силы, и в конце концов, она тоже переживала за сына. — Где Лоинь? Почти каждый день Цзян Юань задавала Бай Ханцзы этот вопрос, но не спрашивала лично, а интересовалась по телефону. У Бай Ханцзы был покладистый характер, но он устал от бесконечных вопросов Дзян Юань. — Я уже говорил, его нет дома, я тоже его ищу, может хватит? — Не хватит! — Цзян Юань ударила Бай Ханцзы своей сумочкой, — Теперь ты решил искать его? А раньше ты чем занимался? В первый день, когда исчез твой сын, что ты делал? Я уверена, это ты всему причиной! Ты и эта женщина давили на моего сына! Из-за этого он ушёл! — Тогда почему Дахай пропал? Ты тоже на него давила? А? — Бай Ханцзы гневно и пристально посмотрел на Дзян Юань. Дзян Юань изменилась в лице, она швырнула на землю свою сумочку стоимостью несколько десятков тысяч юаней, задыхаясь от злости на грубые слова бывшего мужа, но ей нечего было сказать. Бай Ханцзы, бледный как смерть, смотрел на неё: — Ему 17, скоро будет 18, допустим, он и в самом деле ушёл из дома, он вполне способен позаботиться о себе, тебе обязательно устраивать такой скандал? — Бай Ханцзы! Ты только сам себя послушай, разве это человеческие слова? — красивое лицо Цзян Юань перекосилось от злости, — Кем ты считаешь моего сына? Ты считаешь его свиньёй, которую можно держать в свинарнике? Хочешь выращивать — выращиваешь, хочешь загнать в хлев — загоняешь! Все эти годы как ты воспитывал его? Ты посмотри, во что он превратился? Безразличный, не может различить, что правильно, а что нет, свою родную мать не признаёт. Бай Ханцзы бросил хворост на землю и гневно выкрикнул: — Конечно, ты сама в этом виновата! Увидев, что Бай Ханцзы собирается уйти, Дзян Юань встала ему поперёк дороги, Бай Ханцзы оттолкнул её ладонью, и она отлетела на землю. Тут же из машины выскочили два молодых человека, схватили Бай Ханцзы и засунули в машину. Цзян Юань со спутанными волосами, глотая слёзы, выкрикнула: — Не бейте его, иначе мой сын меня возненавидит насмерть! После обеда Бай Лоинь вернулся домой и сразу понял, что в доме что-то произошло. В доме никого не было, даже дедушка и бабушка Бай, которые никогда не выходили за порог дома, тоже пропали, Алан, сидя в клетке, заливался бешеным лаем. Бай Лоинь подошёл к нему и погладил по голове, Алан ненадолго затих, затем снова начал неистово гавкать на ворота, он лаял и бросался на прутья клетки, пытаясь вырваться. Поднявшись, Бай Лоинь направился к воротам и едва вышел, обнаружил три фигуры, которые прыжками удалялись в западную сторону. В конце концов, что случилось? Пока он думал, с восточной стороны подошла соседка, тётушка Чжанда. Бай Лоинь быстро подбежал к ней и спросил: — Тётушка, куда ушли все мои родные? Увидев Бай Лоиня, тётушка Чжанда так вытаращила глаза, что они буквально на лоб вылезли, после чего она схватила его сначала за руки, потом за оба плеча: — Ах ты подлец этакий, ушёл развлекаться и никому не сказал ни слова? Твой отец тебя обыскался, чуть с ума не сошёл за эти дни, бабушка так волновалась, что попала в больницу. Бай Лоинь изменился в лице и тут же стал звонить Бай Ханцзы, но никто не ответил. Тогда он позвонил тётушке Чжоу, тётушка сказала, что она в больнице, и Бай Лоинь помчался туда. Увидев Бай Лоиня, бабушка Бай наполовину выздоровела. Дедушка Бай, тётушка Чжоу с Мэн Тунтянем здесь, все живы, не хватало только Бай Ханцзы. — Иньцзы, ты звонил отцу? — спросила тётушка Чжоу. Бай Лоинь покачал головой: — Нет, не могу дозвониться. — Попробуй ещё раз, — встревожилась тётушка Чжоу, — Как можно не дозвониться? Этот старый Бай наверняка снова забыл телефон и куда-то ушёл. Бай Лоинь снова попытался набрать номер отца. Бай Ханцзы был «приглашён» Цзян Юань и заперт в комнате, за ним было велено ухаживать так, «чтоб был сыт и пьян и нос в табаке» ***, а за порог — ни шагу. Телефон был в руках Цзян Юань, вот только, когда Бай Лоинь позвонил, она как нарочно, выходила наружу. В настоящий момент она только-только возвращалась, услышала сигнал мобильного и бегом побежала принимать вызов. Увидев имя Бай Лоиня, она была так потрясена, что добилась, наконец, своего, что даже засомневалась. Действительно, она выбрала хорошую тактику, стоило только запереть этого старого Бая, как маленький Бай немедленно потерял терпение. — Лоинь, ты, наконец, появился, мама чуть не умерла от волнения. Почему ответила Цзян Юань? Бай Лоинь недоумевал, боясь, что тётушка Чжоу услышит, поспешно вышел из палаты. — Где мой отец? — Твой отец со мной, если хочешь убедиться, немедленно приходи, я пошлю за тобой кого-нибудь. Через двадцать минут Бай Лоинь, наконец, предстал перед Цзян Юань. Цзян Юань, увидев Бай Лоиня, сразу кинулась его обнимать, обливаясь соплями и слезами: — Лоинь, где ты был эти дни, мама чуть не умерла… Бай Лоинь оттолкнул ее: — Где мой отец? Бледный как смерть, Бай Ханцзы стоял в дверях, глядя на Бай Лоиня. Как только сын подошёл, он обрушился на него с гневными упрёками: — Чем ты занимался эти несколько дней? Бай Лоинь не успел ответить, а Цзян Юань уже сердито опередила его: — Чего ты на него кричишь? Не обращая на неё внимания, Бай Лоинь сразу направился к отцу: — Папа, почему ты здесь? Бай Ханцзы, посмотрев на Цзян Юань, ответил Бай Лоиню: — Сынок, вернёмся домой, поговорим. Собрались уходить. Цзян Юань преградила путь двум мужчинам и грубо, жёстко сказала Бай Ханцзы: — Ты можешь уходить, а мой сын останется. — С какой стати он должен оставаться с тобой? Цзян Юань в настоящий момент была не в состоянии сохранять «имидж», она говорила открыто и прямо: — Я потратила столько сил, ещё и «пригласила» тебя сюда, ради чего всё это? Ты полагаешь, что я действительно просто пригласила тебя на чай? Я с таким трудом добилась встречи с родным сыном, надеясь, что он вернётся, а ты собираешься сразу его утащить? А потом ты снова спрячешь его? И я снова пять дней и пять ночей его не увижу? Бай Ханцзы, ты не человек! — Цзян Юань, ты слишком преувеличиваешь… — Отец! — неожиданно перебил его Бай Лоинь, — Ты можешь пойти первым, а мне действительно интересно, чего в конце концов хочет эта женщина. - Иньцзы! Как папа может оставить тебя сейчас? — Бай Ханцзы беспокоился. Бай Лоинь повернулся к нему: — Не волнуйся, папа, я вернусь домой. Цзян Юань перевела взгляд на Бай Ханцзы: — Провожать не буду. После ухода Бай Ханцзы Цзян Юань втащила Бай Лоиня в комнату и показала ему плоды своих трудов в эти дни. Через каждые три фразы она, пользуясь случаем, попутно упоминала Ши Хуэй, словно волшебный талисман победы; она больше всего боялась, что Бай Лоинь поймёт, что она и Ши Хуэй действовали в тайном сговоре, что они перепробовали все виды уловок, чтобы обмануть Бай Лоиня и заставить его уехать за границу. Один разговор с Дзян Юань — и Бай Лоинь понял, для чего Бай Ханцзы был «приглашён» сюда, понял, почему в доме Баев никого не было, почему Алан так бешено лаял в клетке; вплоть до того, что стал смутно догадываться, почему Гу Хай вдруг принял решение совершить до такой степени абсурдный поступок… *Плавающая дата (как и все в лунном календаре) находится в диапазоне с конца 1-й декады по начало 3-й декады февраля, примерно середина февраля. **元宵 (yuánxiāo) — варёные колобки из клейкой рисовой муки с разнообразной начинкой; Юаньсяо так называется, т.к. его едят ночью (сяо), когда луна в первый раз в новом году бывает круглой (юань). Существует поверье, что вместе отведав «юаньсяо» вся семья будет жить счастливо. ***好烟好茶伺候着 — хороший дым хороший чай, чтобы служить (к услугам хороший табак и хороший чай), аналог русской поговорки, означает, «быть в комфорте, иметь всё самое лучшее». Перевод Марины Алиевой.