ID работы: 6563955

Сонечка-пиздец

Oxxxymiron, SLOVO, Versus Battle (кроссовер)
Слэш
R
Завершён
2543
Riverwind соавтор
Размер:
104 страницы, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2543 Нравится 287 Отзывы 606 В сборник Скачать

Колизей нереализованных грёз

Настройки текста
Несколько дней проходят в бешеном ритме. Мирон даже рад этому — работа отвлекает от бесконечной рефлексии и попыток скатиться в очередную депрессию. Но вот он оказывается в Лондоне и внезапно абсолютно свободен. Погода солнечная, но совершенно не помогает выбить из головы всякую муть и черноту. Мирон шатается по Тейт Модерн, гуляет по набережной, на ходу, как все британцы, запивает сандвич кофе, плюет в Темзу, провожая взглядом речной транспорт, но время какое-то неубиваемое — оно растягивается, засасывая его в вереницу мыслей, и поощряет очередной неизбежный сеанс самокопания. Мирон вспоминает о Соне, немного ностальгируя по их переписке. Да что уж там немного. Казалось бы, сколько в его жизни было людей — разных, сложных, интересных, а вот тут зацепило, когда он совсем этого не ожидал. Жаль только, что ему до сих пор не удалось избавиться от гаденького привкуса вселенского наеба. — Зачем мы здесь, мама? — русская речь режет слух, и Мирон оборачивается, чтобы увидеть мелкого лупоглазого пацана — тот тащит за собой портфель, следуя за матерью, и еле волочит ноги. Символично и немного смешно. Хотя, пожалуй, больше смешно. «Мирошка, ты уже большой мальчик, пора и самому знать ответ на этот вопрос», — предсказуемо звучит в голове, но отчего-то насмешливым голосом Гнойного. Мирон криво усмехается и выкидывает остатки хлеба голубям, что давно обхаживают его скамейку в Грин-парке. «Мама, мне уже тридцать, а я до сих пор не знаю, кем стану, когда вырасту», — припоминает он отличный мем — как попсовые песни, что всегда о тебе. И ведь, казалось бы, стал! Сломал, нагнул как когда-то хотелось, достиг того, чего никто другой не смог бы, а удовлетворения нет. Надо больше, больше! Чтобы все охуели! Снова! Но только чем еще он может удивить? Выдал невъебенно концептуальный альбом. Красава! Дальше что? Будет баттлиться, доказывая, что не опопсел? Да тот же Гнойный ему скажет, единственное, что он может — это сидеть на своем троне отца русского рэпа и высокомерно предаваться унынию. Эх, ты, Оксимирон, хоть бы трек новый выпустил. Но треки не пишутся, потому что искренности у него не осталось даже для самого себя. Слишком много разочарований, потерь, другого дерьма… Циничность, расчет, хайп, если тебе так хочется, Слава… Пора прекращать спор с самим собой, но Мирон не может остановиться. Внезапно он понимает, что боится баттла с Гнойным: боится даже не проиграть, а услышать о себе все, что Слава ему обязательно скажет. И будет прав. Слава, Соня… Такие похожие в своей дерзости и каком-то читерском умении достать его, Мирона, всего парой фраз до печенок. Они появились одновременно и пропали — тоже. В голове постоянно зудит мысль, что таких совпадений просто не бывает, а Мирон привык доверять своей интуиции, но что-то не сходится. Картинка не складывается до конца, а результат слишком непредсказуем. И Мирон не знает, пугает ли его это или радует. Просто нужно набраться смелости и выяснить до конца. Вот хоть прямо сейчас. Он достает из кармана телефон, размышляя, кому из них все-таки стоит написать, и решает, что с Соней ему найти общий язык все-таки проще. Даже если она и есть Слава. «Хэллоу с Туманного Альбиона. Как поживает капризная принцесса?» — быстро печатает он. «Англичанки настолько страшные, что шлюха в красных стрингах уже принцесса? Зачем тогда уехал?» — приходит ему ответ спустя полчаса — то ли Соня не следит за телефоном, то ли еще дуется. «Работа. Скоро вернусь, соскучилась?» Осуществить задуманное не так легко, как кажется с первого взгляда, поэтому Мирон решает вначале прощупать почву. Да и что он напишет? Я знаю, что это ты, Слава? Точно не сразу после напоминания о красных стрингах. «Не скучала, но по тебе. Привезешь мне брелок с короной? Я стану королевой всех шлюх-фанаток Окси», — выдает Соня, и это очень похоже на Славу. «Лучше проси что-нибудь из original Victoria’s secret, сама ведь говорила, что лишь отсутствие приличного белья мешает нашей встрече», — Мирон и сам не замечает, как начинает улыбаться. «Шутка. Но брелок привезу, ведь тебе нужно будет как-то забрать его. На этот раз не отвертишься». «Давай помечтаем, что и правда встретимся? — предлагает тем временем Соня. — Что тогда будет?» «Не любитель гадать на кофейной гуще. Встретимся — узнаем», — Мирон вытягивает ноги и поднимает голову, чтобы сквозь прищур глянуть на солнце. Погодка-таки пиздатая! «Искра, буря, безумие. Наверное, ты хотела, чтобы я это ответил», — добавляет он с усмешкой. «Нет, пытаюсь прикинуть, на что мне рассчитывать и к чему готовиться. Когда будет баттл?» «Будто бы ты не знаешь, — с осторожностью пишет Мирон. — В любом случае, я человек воспитанный (нет) и немало повидал в этой жизни. С криками не убегу», — уже отправив это, Мирон припоминает свою истерику, когда Слава поцеловал его, и с тихим стоном прикрывает лицо ладонью. Ебаный стыд! — I’m a fucking idiot! — запрокинув голову, сообщает он безоблачному лондонскому небу. «Это ты сейчас намекаешь, что я одним своим видом могу напугать до крика, а ты типа такой терпила стойкий?» — Мирон действительно полный идиот: если Соня — не Слава, то это эпик. «Нет, я таким образом пытаюсь передать глубокую философскую мысль, что мне неважно, как ты выглядишь. И даже — какое белье носишь», — остается надеяться, что очередная плоская шутка с намеком не будет принята за хамство. «Пиздишь. Может, я мужик сорока лет в красных стрингах или бабуля. Неважно?» «Мне кажется, или мы вернулись в начало переписки? Ты пыталась меня убедить, что мужик-пиздец — это не зашкварно. А вот с бабулей будет проблематично, конечно», — Мирон зачем-то представляет Гнойного в красных стрингах и ржет так, что едва не сползает со скамейки. «Ты же из Англии, там все геи, но для тебя скорее всего это зашкварно все равно, ты ж идеальный». Соня слишком похожа на Славу или это фантазии? А, если фантазии, то почему такие? Может быть, он просто плохо знает Гнойного? Ну, или хотя бы не ошибся в его влюбленности? Мирон вспоминает испуганного и бледного Славу, лезущего целоваться и обливающегося слезами из-за его несостоявшейся скорой кончины от рака, лохматого и наглого Славу, пришедшего извиняться, дерзкого и обидчивого Славу, орущего на него из-за зажигалки… Он силится вспомнить подробности их поцелуя, но нихрена не выходит. Мирон помнит, как орал, даже — что, а поцелуй — нет. Отчего-то это обидно. Как будто воспоминания помогли бы пролить свет на данную ситуацию. Хуй! «Вовсе не идеальный. Ты же умный человек, с чего вдруг такие глупости?» — он нарочно пишет «человек», а не «девушка», словно делает маленький шажок навстречу раскрытию большой тайны. «Хорошо. Был у тебя опыт или не было? Поцелуй не считается!» — Соня то ли читает мысли, то ли знает больше, чем говорит. Но отвечать на такой вопрос в переписке по-прежнему стремно. «Хочешь послушать еврейские сказки, соглашайся на встречу», — не поддается на провокацию он. «Вот видишь, нет в тебе толерантности и нет в тебе смелости. Боишься, что солью в сеть твои откровения?» Соня не дура, конечно, знает, что сказать. «Если бы я был таким наивным, для моих зашкваров не хватило бы и целого журнала „ОК“, — раздумывая, набирает ответ Мирон. — Я-то предлагаю встречу, а вот ты — трусиха! Или сама гомофобка, точно! Хочешь заранее выяснить, чай не пидор ли я часом? Какое это имеет значение, если в данный момент мне нравишься именно ты?» «Мне недостаточно просто нравиться, понятно же уже все», — отвечает Соня спустя долгих десять минут. «А говорила, не хочешь любви, глупышка», — Мирон вспоминает хмурое насупленное лицо Славы. «Это все разлука и твой ебаный Лондон. Привези мне лучше шарфик Слизерина — это мой любимый факультет, только не пытайся попасть на платформу, там уже был умный чувак с носом, и он плохо кончил». Мирон пишет лаконичное «Ок» и подрывается, на ходу забивая запрос в Google-maps.

***

«Оксимирон или Тот-чье-имя-нельзя-называть», — такая подпись сопровождает фото, что приходит Славе спустя несколько мучительно долгих часов: Мирон, замотанный серебристо-зеленым шарфом так, что видно только шнобель и выпученные глаза, стоит на фоне длинной очереди из туристов к имитации входа на платформу девять и три четверти на вокзале Кинг-Кросс. — Братка, зацени! — он бежит в комнату к Ване со всех ног. — Зацени! — Опять Окси? — Фаллен поднимает голову от подушки и лениво тянется. — Что еще? — Зацени! — Слава светится таким счастьем, что пробирает даже Ваню. — Круто, правда, — он кивает с пониманием дела. — Это для тебя, да? — Для Сони подарок, — Слава мечтательно улыбается и продолжает смотреть на заветное фото. — Поцелуй уже, заебал, — закатывает глаза Ваня, — хочется же. Слава целует экран как последняя дуреха и присылает в ответ смайлик с глазами-сердечками, потому что ничего другого сейчас нет в совершенно счастливой и влюбленной голове. Ваня встает и начинает одеваться. Уже давно время обеда, но в этой квартире никогда не следили ни за порядком, ни за режимом. — Кстати, — Славу вырывает из грез Ванин сонный голос, — вечером на меня не рассчитывай. У меня планы. — Какие? — у Вани периодически случаются «планы», но обычно про них Слава узнает заранее. — Придет этот имперский Рудбой, он пиздатый фотограф, будет Гришу во дворе снимать, пока погода хорошая, травка там, вся хуйня, — сообщает Ваня, отыскивая свежую футболку. — Ты ж сказал, что он придет вечером, — хмурится Слава. — Ага. — Вечером темно снимать во дворе, не? — Утром встанет и снимет, — пожимает плечами Ваня и отправляется на кухню, — я ему так сразу и сказал. Слава охуевает ровно три минуты и пишет Окси уже от себя: «Что у Вани с Охрой?» Конечно же, этот дебик не просекает сразу, о чем речь, и приходится пояснять, что Ваня — это Фаллен, а Охра… Ну, тут, к счастью, Мирону все понятно. Хотя это никак не помогает узнать что-то новое. «Что ты имеешь в виду? Я чего-то не знаю?» «Сегодня спиннер ночует у нас. Ты выясняешь все у своего Вани, я — у своего. Обмен данными через час», — отбивает Слава, тут же эгоистично радуясь, что у них с Мироном появилось общее дело, и это не баттл. Дальше происходит нечто совсем невероятное — Мирон Федоров отправляет Славе Карелину заявку в друзья "ВКонтакте". «Тут удобнее, — поясняет он свой жест. — Бля, Ваня прислал мне фотку какой-то дикой розовой поеботы, якобы из будущей коллекции, и у меня дерьмовое предчувствие, что вдохновил его на эту ваниль твой сосед». Тем временем Слава испытывает унижение и боль, когда Ваня с совершенно равнодушным лицом сообщает ему, что для того, чтобы поебаться с имперским хуем, не обязательно баттлиться как умалишенный, покорять лиги, писать песни и сидеть с фейковых страниц. Достаточно поставить перед фактом. — И ты думаешь, что Охра прям вот так придет к тебе просто, потому что ты сказал приходи? — не удерживается он от язвительности. — Он спросил адрес, — пожимает плечами Фаллен. «Я в ахуе, но походу мой Ванька будет драть твоего Ваньку сегодня без православной прелюдии. Мне страшно», — жалуется Слава Мирону. «Я бы вытащил тебя из этой геенны огненной, будь в Питере, но Лондон гудбай только завтра. Так что ты уж как-нибудь держись там», — проявляет издевательское сочувствие Мирон. «В качестве моральной компенсации, можешь сказать Ивану, что его место в нашем бойз-бэнде теперь займешь ты». «Если надеешься, что так мы возьмем его в „Еже“, то хуй тебе! Никаких спиннеров в „Антихайпе“, пусть хоть как дает Ване, мы с Замаем не дадим разрушить наш социализм имперским диверсантам!» «Мирон, ну как так-то? Почему они?» — второе сообщение Слава пишет на эмоциях, хотя Мирон, конечно, не понимает всей трагичности его положения. «Неожиданно, согласен. Но в духе Вани, он в отличие от меня всегда делает, что хочется, и не ебет себе мозги», — совершенно непонятно, действительно ли Мирон думает так, как пишет, или это просто слова поддержки. «Будешь сегодня той настырной подружкой, что все не уходит спать, или дашь пацанам расслабиться?» «Я бы ушел, но мне тупо некуда, — признается Слава. — Зашкерюсь в комнате, включу „Девочку-пиздец“ погромче и буду молиться, чтобы твой Ваня был потише, чем другие», — он отправляет быстрее, чем успевает сообразить, что не стоило снова упоминать песню, потому что палево. «Бля, у меня есть и другие треки, Слава, будь ты человеком! Я бы предложил тебе взять у Вани ключи от моей квартиры, но боюсь, ты нароешь там компромата не на три, а на все десять раундов», — явно издевается Мирон. Слава смотрит в телефон открыв рот. Потом закрывает его, потом открывает снова. Мирон либо обдолбался, либо сегодня день чудес. «Нахуй твою Тайную комнату!» — отбивает он чуть дрожащими пальцами. «Боюсь нарваться на трупы японок, тентакли или еще какую дичь. Твой Ваня-то объяснил хоть, нахуя ему это надо?» — переводит он тему, потому что лимит адекватного восприятия великодушных жестов Мирона исчерпан. «Тупо хочется, так и сказал. Если честно, мне не особо по кайфу выяснять у него подробности. Дело его, с кем ебаться. Да, пока помню, крикет твой сдох, кстати». «А ты же в Лондоне! Похорони мою девочку в Темзе!» — оживляется Слава и, уже отправив, думает, что совершенно не факт, что Мирон взял его зажигалку с собой, а если взял… Если взял — это же пиздец какой-то! «Я ее выкинул ещё в Питере, сорян», — Мирон разрушает его фантазии. «Больше ты своего друга не увидишь», — расстроенно отвечает Слава, но улыбается, вспомнив, что его ждет шарфик.

***

До вечера Слава наблюдает совершенно невозмутимого Ваню, который работает, играет с Гришей и зависает в сети. Слава думает, что у него явно что-то не так с психикой, потому что скорый приход Рудбоя волнует его больше, чем Ваню. Звонок домофона заставляет его вздрогнуть, а Фаллена только усмехнуться и свериться с часами. Он варит пельмени и не особенно торопится открывать. — Пусти его, у меня тут важный момент, — бросает он через плечо. Слава молча нажимает на кнопку, думая, что вообще важно в этом мире и важно ли хоть что-то. Рудбой тоже выглядит расслабленным и весёлым. Разуться в их захламленном коридоре — настоящий квест, и потому Ваня сует Славе свою камеру и какой-то сверток, чтобы освободить руки. — Крепче держи, она целое состояние стоит! — Что тут? — Слава косится на сверток и на белоснежные носки, каких в этом доме отродясь не бывало. Интересно, у имперских все такое идеальное? — Ну, я не привык в гости с пустыми руками, — пожимает плечами Ваня, проходя следом за Славой на кухню. Тот, продолжая охуевать, разворачивает свёрток и выставляет на стол какое-то явно дорогущее вино, несколько сортов сыра с плесенью и крохотную баночку меда. Небось, собранного на эко-плантациях рожденными веганами с Марса. — Я собираюсь стать веганом, — сообщает Ваня, сливая пельмешки. — Знакомься с Гришей. Если он тебя не признает, то ничего не выйдет. Слава судорожно соображает, надо ли уже сваливать или можно еще потаращиться на эту фантастическую картину. Он не выдерживает и незаметно снимает исторический момент: Рудбой на их раздолбанной кухне. Мирон должен оценить. «Ебать, во вражеском лагере разгром как после побоища. Не обижаете Ваню?» — не разочаровывает его тот. — Я тоже собираюсь, — между тем кивает Рудбой, закатывая рукава толстовки и чуть нервно поправляя кепку на голове. — Мясо уже полгода не ел, — на серьезных щах заявляет он. Бля, вот же святая наивность! — Пельмени по акции, — Ваня ставит перед ним тарелку и наконец смотрит на Рудбоя. — Вкусные. «Мне страшно. Правда», — присылает Слава. Сейчас не до сантиментов, ему правда нужна поддержка, потому что это все слишком уж странно. — Не, я не буду, спасибо, — отнекивается Рудбой, отвлекаясь на котика — Гриша прыгает ему на колени и начинает подозрительно обнюхивать. «Беги, Славче, беги», — пишет Мирон. Слава с дебильной улыбкой залипает на «Славче» и возвращается в реальность, когда Светло, лениво выдыхая дым, интересуется: — Опыт есть с мужиками? Рудбой продолжает сюсюкать с котом и только рассеянно кивает, потом, видимо, вспоминает, что они не одни и мельком смотрит на Славу. — Поцелуйчики с Окси на вписке считаются? — явно решает поиздеваться он. — Так, нахуй, — Слава подрывается и сваливает от греха подальше. «В Империи все по пьяни сосутся?» — спрашивает он Мирона, забаррикадировавшись в комнате. «Враки! Ваня тот еще сказочник-пиздежник, — спешит оправдаться тот. — Че там у вас происходит?» «Я прячусь в комнате. Твой принес вино и прочие дары. Мой сварил пельмени. Пиздец. Нахуя ты меня на баттл вызвал? Это все из-за тебя, гандон!» «Заебись романтик же, че», — и в свете всех происходящих событий непонятно, что Мирон имеет в виду — убогое свидание двух Вань или собственный вызов на баттл. «Чувствую себя хуево, — признается на эмоциях Слава. — Да, это всего лишь потрахушки, но, бля…» Он завидует, чего уж скрывать. «Понимаю, сам не ожидал. Хочешь отомстить? Правда, в душе не ебу, что можно сделать. Скажи, что Фаллену пришли его результаты на СПИД, Ванька сбежит нахуй». «Че я, мудень?» — искренне удивляется Слава. «Я рад буду, если Вано остепенится хоть немного, но это вряд ли. Забей, тебе не понять», — расстроенно пишет он и открывает аккаунт Сони: надо не палиться и написать сразу и от нее, только вот что? Мирон, словно прочитав его мысли, присылает Соне целую кучу разномастных фоток — самого Мирона на них нет, но есть декорации Косого переулка, гриффиндорской гостиной, Хогвартс-экспресса и других; всякие милые детали из стаффа со съемок и мелочи, которые понятны только тру фанату «Гарри Поттера», вроде Славы. Особенную ценность им придает то, кем и как они сделаны — где-то косые, где-то смазанные, но именно для него. Точнее, для Сони. Слава подходит к своей книжной полке и фоткает стройный ряд потрепанных книг. «Не знала, что ты тоже ГП-шник, или это все ради меня?» «Да ты по сравнению со мной убогий маггл! У меня в оригинале», — даже тут понтуется Мирон, но сейчас это кажется милым. «Возвращайся, схлестнемся в магическом баттле, я тебя вынесу Бомбардой!» — улыбается Слава, стараясь не думать о том, что в соседней комнате явно что-то происходит. «НЕЗАЩИЩЕННЫЙ СЕКС ВЕДЕТ К СПИННЕРУ», — постит он в твиттер назло Ваньке. «Меня всегда интересовало Инкарцеро — там точно Упивающиеся смертью, а не Упивающиеся БДСМ?» — внезапно сворачивает на щекотливую тему и Мирон. Слава таращится на экран, нервно облизывая губы. Мирон, развратный говнюк, может одним сообщением завести до максимума, блять. «Тебе бы Акцио подошло — в руки летит все, что пожелаешь. Не удивлюсь, если так ты и собираешь свои залы», — отвечает Соня, пока Слава пытается справиться с собственными эмоциями. «На тебя что-то не действует, — бессовестный Мирошка отправляет грустный смайлик. — Пришли хоть Патронуса, раз сама ко мне не хочешь». «Пришлю письмо с совой. Я хочу к тебе, но не все подвластно магии и не все желания сбываются, даже у волшебников», — Слава понимает, что это звучит очень грустно, сопливо даже, но Соня — девочка, ей можно. Соня хочет к Мирону, но никогда не попадет к нему, так что, да, ей можно все. Из романтических грез Славу выводит громкий и отчетливый стон из-за стенки. — Суки, — злобно шипит он и зарывается под одеяло. «Звуки. Стоны. HELP», — отправляет он Мирону от себя и думает о том, что пытаться угадать, кто именно стонет — вершина извращения. «Включи порнушку и сделай звук погромче, — заботливо предлагает Мирон. — Мне помогало, когда приходилось соседствовать со всякими типами». «Аксемерон — лох, который смотрит порнушку, пока друзья ебутся! Сенсация!» — веселится Слава, представляя себе эту картину. «Truth is boring», — коротко отбивает Мирон. Слава засыпает, скрытый от внешнего мира, где у людей бывает секс, одеялом и наушниками. Кажется, там играет что-то из Оксимирона.

***

Утро начинается с такого вкусного запаха кофе, что Слава плюет на собственное ханжество. Даже если Вани решат потрахаться прямо на столе, он все равно выпьет божественный напиток, а потом уже будет чувствовать себя неуютно и порицать друга. Проверяя попутно телефон, он шлепает по квартире босыми ногами, ведомый одним лишь запахом. Мирон не пишет, но кто знает, как он провел ночь и проснулся ли уже. К тому же разница в часовых поясах… Это предсказуемо расстраивает, так что кофе нужен еще больше. На кухне обнаруживаются оба героя-любовника — Светло расслабленно тянет первую утреннюю сигаретку, а Рудбой в одних только ванькиных трениках колдует у плиты над кофе. У Вани до неприличия довольный вид, так что спрашивать о том, как все прошло, не имеет смысла. — У нас новый бариста, — сообщает Фаллен, — Ваня остается. — Навсегда? — Слава плюхается на стул, уже представляя себе жизнь в компании Рудбоя: кругом кепки, спиннеры и белые брендовые носки. — Его спроси, — кивает лениво Ваня. — Я лучше просто красиво помолчу, — хрипло отзывается Рудбой, почесывая поясницу. Он с трудом находит чистую чашку, наполняет ее кофе и ставит на край стола. Слава, проявляя немыслимую для себя тактичность, ее не трогает, понимая, для кого она предназначается. — Тебе сварить? — спрашивает Рудбой его так по-свойски, естественно и ненавязчиво, словно все они давние друганы и нет ничего удивительного в совместном завтраке у них дома. — Дядь, не парься, Гриша его принял, — сообщает Ваня, забирая свой кофе. — Ладно, — смиряется Слава, — но ты должен предупредить бедолагу, что в этой квартире обычно творится постирония, антихайп и засирание имперских, — мстительно добавляет он. — Мне до пизды ваша жизненная философия. Я так-то пришел котика пофотографировать, — беззаботно улыбается Рудбой, ополаскивая турку для новой порции кофе. — Да, Светлый? — он подмигивает Ваньке, как будто под котиком имел в виду совсем не Гришу. — Че за кличка, будто с зоны?! — тут же огрызается Ваня. — Светло моя фамилия, усеки, бабочка на пояснице! Слава невольно оборачивается, чтобы увидеть татуировку своими глазами. В окситаборе все ку-ку: один выбивает свое, блять, лого на себе, у другого — знак всех блядей. — Так что с тебя взять, если ты и разговариваешь так, словно только вчера откинулся, — смеется Рудбой. — Сходи к Андрюхе Старому, тоже, может, заимеешь себе такую клевую татуху. — Я тебе на жопе выбью «Ваня Светло», а мое тело — храм, — и его не коснется никакая грязная игла! — заявляет пафосно Ваня. «По ходу, первая ссора», — пишет Слава Мирону. — На моей жопе не хватит места для всех желающих, — Рудбой закончив с кофе, прислоняется к плите, словно пряча свой зад, и скрещивает руки на груди. — Ты жрешь только пельмени и пиво — тоже мне храм. «Главное, живым оставьте, мне не с руки после самолета будет ехать за телом. Он вообще помнит, что встретить обещал?» — отвечает Мирон. — Ты обещал встретить Мирона, — сообщает Слава, — он спрашивает, помнишь ли ты об этом, или все отшибло от любви? — Ну, нет, — сердито тянет Светло, — Оксигондон не испортит мне день с Ваней и Гришей! Сам поезжай его встречать, мы останемся в гнезде — фоткаться, жрать и целоваться! — Так это вечером, разве нет? — Рудбой хмурится и кидается на поиски телефона. — Бля, отстой, — доносится из комнаты, когда он его, видимо, находит. — Я время перепутал, придется перенести планы, — вернувшись на кухню, сообщает он сдержанно. — Какие планы перенести придется? — щурится сердито Ваня. «Бля, скажи ему, чтоб не встречал, иначе мой Ваня твоего убьет! Я могу тебя встретить. Там сумки тяжелые или что?» — в ужасе пишет Слава, не успевая даже поволноваться от возможной перспективы новой встречи с Окси. — Эм, — теряется Рудбой под его взглядом. — Ну, это ж Мирон, я обещал, — выдает веский аргумент он, хотя в контексте ситуации звучит это глуповато. «Да какие там сумки, он на машине просто. Что за мутки?» — Ты приехал к нам с Гришей, — Ваня выжидательно смотрит на него. — Оксимирон твой не маленький, доедет один, дядь, а Славик поможет. «Они посрутся, если Ваня уйдет сейчас, скажи ему, чтоб не шел!» — Слава уже вовсю командует Мироном. Вместо ответа тот начинает звонить Рудбою — что это именно он, почему-то понятно сразу, и тот, бросив удивительно несчастный взгляд на Ваньку, выходит в коридор поговорить. Правда, возвращается очень быстро — взбудораженный, но подозрительно веселенький и с Гришей на шее. — Разосрались, — отвечает на немой вопрос он. — Помиритесь, — Ваня встает и подходит к нему с улыбкой, — за ним Слава съездит, а мы Гришу поснимаем, как и собирались. Пусть привыкает твой Мирон, что он теперь самостоятельный. Слава спешно отводит глаза, потому что, хоть Ваня и не делает ничего, это почему-то выглядит ужасно интимно. — А вы прям общаетесь? — окликает его Рудбой. — Последний раз ты, помнится, орал на него из-за зажигалки, — припоминает он и параллельно с этим, словно невзначай гладит Ваню по ноге. — У них любовь, дядь, только трагическая, — Светло посылает ему улыбку, а Славе — выразительный взгляд. — Понял, съебался, — Слава сваливает, прихватив кофе и печеньки. Смотреть на чужое счастье и неловко, и завидно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.