Молочный шоколад. Книга первая

Матч по волейболу с Никишинскими назначили на шесть часов вечера. Собрать команду «для того, чтобы показать, кто тут главный» по версии Кости и «накостылять этим придуркам» по мнению Саши Волкова оказалось легче лёгкого. Сразу же за полдником в команду набралось нужное количество игроков во главе с самим Крыловым и включая полную скамейку запасных, а все остальные, напрочь разбив стереотипы 11«А», решили выступить этим вечером в качестве болельщиков. Раньше это было что-то из ряда вон. Нереальное вообще. Кристина со своими подружками даже организовывает для игроков своего рода командную форму и, надо признать, на площадке мы выглядим эффектно. Парни с голым торсом и в шортах, девочки в откровенных, очень коротких джинсовых шортиках и бюстгальтерах от купальников, с высокими хвостами и в бейсболках. Наша команда как на подбор: Малинова, я, Костик, Иван и Женька Краснова, во главе с историком. Все отлично знающие правила и не раз игравшие таким составом, за исключением Максима Валерьевича. Играем мы так, будто в последний раз, так, как никогда ещё не играли. Я не узнаю свой класс: такими сплоченными мы не были никогда за всю нашу одиннадцатилетнюю историю. Мы играем до пота, градом катящегося по телу, до напрочь сбившегося дыхания, дрожащих колен и подкашивающихся ног. Да и поддержка у нас очень мощная, во главе с Иванковой и Фроловым. Васька с Кристиной даже транспаранты с лозунгами нарисовали и горланят до охрипшего голоса вместе с остальными нашими одноклассниками. Ни один не остаётся в стороне. И мы выигрываем! Мы одерживаем победу со счётом: 10:6, окончательно разозлив сразу же сваливших с поля боя Никишинских и поставив на уши весь санаторий. Мы орём, как сумасшедшие, прыгая от радости, обнимаясь и крича что-то нечленораздельное. Мальчишки даже девчонок на руках носят по волейбольному полю, радостно ликуя. А ещё мы даже дождались похвалы самого Крылова, получив презент в виде обалденно вкусного мороженого. И этот день точно можно записать в сборник самых невероятных историй нашего класса. Естественно, Никишинские признавать своё поражение не собирались и уже через час забили стрелку с нашими мальчишками у бассейна на заднем дворе, аккурат перед ужином, чтобы показать, кто тут «настоящие мужики», не прячась за шлюшек длинноногих. Особо остро на «длинноногих шлюшек», как и предполагалось, отреагировала Женя, едва ли не покалечив одного из Никишинских выскочек прямо в большом атриуме санатория, где и забивалась стрелка. В итоге мы выходим класс на класс. Махач начинается без особых разговоров и прелюдий, атмосфера накалена до такого предела, что, кажется, сейчас всё вокруг заполыхает. Кто кого бьёт, не разобрать, девочки бросаются на мальчиков и наоборот. Я молочу кулаками что есть силы и по парням, и по девчонкам без особого разбора. Боли от ответных ударов не чувствуется, внутри бушует буря эмоций, ярость переходит через край. У наших прорисовывается явное преимущество. Даже Кристина расцарапывает лица Никишинским курицам до такой степени, что проступает кровь, а затем сталкивает их в бассейн. Малинова умудряется прыгать на противников сверху, выводя из строя и подставляя под мощные удары Ивана. Наш качок Егор своим профессиональным ударом бьёт самых сильных из Никишинских, как и Краснова дерётся в основном с сильными Никишинскими парнями. Откуда только берутся силы, но нам удаётся устоять до того момента, пока не вмешиваются секьюрити и ещё какие-то работники заведения, растаскивая всех в разные стороны. Не без потерь в бассейне, конечно, но мы можем гордиться собой и считать себя победителями. На Никишинских страшно смотреть, кого-то даже уводят под руки. В санаторий я возвращаюсь одна из первых в компании потирающей кулаки Красновой и прислоняющей к щеке мокрые ладони Малиновой. И едва перед нами открывается центральная дверь, мы тут же натыкаемся на Крылова. Его взгляд останавливается на нас и на лице играет коктейль из гнева, шока и волнения. – Как это понимать? – взрывается учитель, но как только Малинова с опаской начинает пятиться назад, тут же осекается. – Что случилось? – уже более мягко спрашивает Крылов, чётким, быстрым шагом подходя ближе, глядя почему-то только на меня, прямо в глаза, аккуратно коснувшись ссадины на моей щеке и проведя по ней вдоль до разбитой в кровь губы. В его глазах пылает ярость, но и беспокойство достаточно сильное. Он переводит взгляд на Алину, затем на Краснову и не успевает даже рта открыть, как тут же в холе вырисовывается сам Никишин, ехидно посмеиваясь: «Оххохо, какие красотки…» – Ваши красотки вообще корячатся в медпункте, – вдруг раздаётся за моей спиной уверенный, насмешливый голос Алины. – Да, нехило мы их отделали, – с нескрываемой гордостью констатирует факт Краснова, побивая кулак одной руки о ладонь второй. – Если честно, на них страшно смотреть, – прыскает Малинова, слегка шипя от боли в щеке, – и не только на девчонок… – Всё из-за тебя и твоей сучки! – выпаливает Никишин, с кулаками порываясь на Крылова, который в свою очередь в ответ кидается на нахала. В какой-то момент неожиданно для самой себя я вырываюсь вперёд и оказываюсь между двумя разгорячёнными молодыми учителями. И сразу же по обе стороны от меня, сложив руки на груди, возникают решительные Алинка с Женей. – Полегче, – выплёвывает Краснова, упирая руку Никишину в грудь. – А то мы и вам по роже съездить можем. Не успевает Никишин на это отреагировать, как в холл вваливаются его подопечные в полном составе и во всей красе, обратив на себя его внимание. – Вашу мать! – разъяренно орёт Никишин. – Как я вас домой повезу теперь?! Мать вашу! На кого вы похожи?! Он немедленно направляется к своим отбросам, совсем забыв про нас, но Крылов останавливает его на полпути, уверенно выкрикнув: – Мы не договорили! – Не надо, – я опасливо пытаюсь остановить учителя, кончиками пальцев коснувшись его ладони. – Всё будет хорошо, – обернувшись, произносит Максим Валерьевич, и в его словах чувствуется неимоверная забота. – Идите обработайте ссадины антисептиком и спускайтесь на ужин. – Пожалуйста, – вновь прошу я тихо-тихо, когда Алина с Женей уже удаляются в наше крыло, а Никишин вышвыривает своих учеников обратно на улицу. Не знаю почему, но я тревожусь за Крылова, и мне совсем не нравится то, что происходит из-за меня. – Всё будет хорошо, – повторяет Крылов, аккуратно обтерев кончиком пальца проступающую кровь на моей разбитой губе, и едва заметно улыбается. – Обработай раны, встретимся за ужином, – велит он, развернувшись и выйдя на улицу. Я делаю всё точно так, как и велел учитель, обрабатываю раны и спускаюсь в столовую, но вопреки обещаниям, самого Крылова там нет, зато присутствует Никишин собственной покалеченной персоной со своей кучкой снобов, пыхтящих от злости, но больше не рыпающихся. При виде Никишина меня начинает мутить и ужин совсем не привлекает. Вполне очевидно, что учителя подрались: на Никишина было жутко смотреть, на его лице, кажется, не осталось живого места, но, как бы странно это ни звучало, меня очень волнует факт отсутствия Крылова... Перековыряв вилкой всю еду на своём подносе, я к ней так и не притрагиваюсь, встаю из-за стола и только собираюсь выйти подышать воздухом, как меня останавливает Валентина Степановна. – Наелась уже? – ворчливо спрашивает женщина. – Да, спасибо, – мямлю я и не успеваю обернуться, как она вновь меня окликивает, протягивая поднос со свежей едой. – Тогда отнеси это Крылову в комнату и без разговоров, – приказывает женщина тоном, не требующем нареканий. Мне ничего не остаётся, как взять поднос и сделать, что велено. И тут же со стороны Никишинских тупоголовых девиц понеслось кудахтанье о том, что «кому ещё, кроме как подстилке, носить обед извращенцу», и я не выдерживаю. Беру с этого самого подноса, который предназначается историку, большой стакан с киселём и выливаю одной из Никишинских прямо на голову. Визгу с их стороны разносится мама не горюй, Валентина Степановна по своему обыкновению хватается за голову, требуя от меня немедленно извиниться, мои одноклассники ликуют, а Никишин, ко всеобщему удивлению, извиниться велит не мне, а мокрой курице с киселём на башке, затем приказывает привести себя в порядок и наконец уехать всем отсюда. Извиняться она, естественно, не спешит, да и мне эти извинения как собаке пятая лапа, совсем не нужны. Поэтому, не обращая более ни на что внимания, я быстрым шагом покидаю столовую, поднимаюсь в наше крыло и стучу в нужную дверь. По ту сторону никто не отвечает, но я точно знаю, что учитель в своём номере, поэтому уверенно поворачиваю дверную ручку и распахиваю дверь... И я не ошибаюсь. Крылов стоит напротив настежь открытого окна, ладонями облокотившись о подоконник, и смотрит куда-то вдаль, но как только я переступаю через порог номера, он оборачивается. – Так я и думал, – произносит учитель, слегка ухмыльнувшись. – Новикова никогда не стучит дважды? – Вы бы послали меня к чёрту, постучи я ещё раз, – проговариваю, делая уверенный шаг вперёд, и тут же осекаюсь, громко ахнув. – Всё так плохо, да? – хмурится Крылов, пальцами коснувшись уголка губ и прошипев от болезненных ощущений. На его лице виднеются большие ссадины и кровоподтёки на щеке и в уголке губ. – Ну... – протягиваю, пытаясь скрыть дрожь в голосе и ставя поднос с едой на столик. Синяков нет, уже хорошо. – У Никишина похуже будет, но нужно обработать. И ещё я Вам ужин принесла, только вот кисель не донесла... – Выпила? – интересуется учитель с улыбкой, которая явно даётся ему непросто из-за раны в уголке губ. – Нет... – Вылила? – продолжает свои предположения историк, закрыв окно и подойдя ближе. – Угу, – признаюсь, сняв со стены аптечку, – на голову вылила, одной из Никишинских фиф. – Серьёзно? – Крылов подавляет смешок. – Угу, – только лишь отвечаю и, уже смочив вату в перекиси, подхожу вплотную к Крылову. – Не стоит, Лика, – поймав мою руку в паре сантиметров от своего лица, просит учитель. – Ещё как стоит, – настаиваю, – вы же не хотите абсцесса и заражения. – Да уж, убедительно... – шепчет историк и подчиняется. Я быстро и ловко обрабатываю ссадины и кровоподтёки на лице учителя, отметив, что досталось ему хорошо, но у Никишина и вправду дела обстоят намного хуже. А ещё меня внутри всю терзает от чувства вины, ведь зачинщицей всего произошедшего сегодня была я, причём ещё со вчерашнего вечера. – Не нужно было вам драться... – шепчу я чуть слышно, отставляя в сторону медикаменты. – Ещё как нужно, Лика! – нежно шепчет мужчина, и я вновь подмечаю, как мягко он произносит моё имя. Как-то с заботой, что ли. – Я не могу позволить так оскорблять девушку, тем более свою ученицу, – искренне признаётся Крылов, заставив мои щёки пылать от смущения. – Тем более тебя... – Я чувствую себя виноватой, – потупив взгляд и теребя подол туники, лепечу я и тут же чувствую мягкое касание мужских пальцев о свой подбородок. Крылов приподнимает моё лицо так, что наши взгляды встречаются и у меня замирает дыхание. В голубых глазах застывает серьёзность, но взгляд его остаётся по-прежнему мягким и таким спокойным, умиротворённым, что ли... – Всё в прошлом, Новикова, не бери в голову. Любой настоящий мужчина поступил бы так же, – успокаивающе произносит Максим Валерьевич. – Ты симпатичная девушка, привыкай, за тебя ещё не раз будут драться мужчины. – Упаси Господи! – прыснув, я закатываю глаза и тут же перевожу тему неудобного мне разговора. – Ваш ужин стынет. – Составишь мне компанию? – неожиданно предлагает Крылов, бросив взгляд на поднос, полный ароматной еды, но с пустым стаканом, расположившийся на прикроватной тумбе в гордом одиночестве. – Эм, – замялась я, – я уже поужинала, – говорю как можно убедительней, но живот меня предательски выдаёт, шумно урча, что, разумеется, не ускользает от мужчины. – Твой желудок говорит мне об обратном, – произносит Максим Валерьевич, лукаво улыбнувшись. И никакие отговорки о том, что ужин на одну персону, к тому же с отсутствием компота и какой-либо другой жидкости, а я на самом деле могу спуститься в столовую и поужинать на Крылова не действуют. Он лишь говорит, что всё организует, и это не просьба, а приказ, неповиновение которому грозит мне испорченным аттестатом, в шутку, конечно, но обижать и, тем более злить Крылова мне не хочется. Поэтому я достаю из кармана джинс плитку молочного шоколада с цельным фундуком, кладу её на поднос, поймав озорной взгляд Максим Валерьича, сопровождающийся едва уловимой хитрой улыбкой кончиками губ, и сажусь на краешек кровати, наблюдая, как учитель колдует над ужином. Кому расскажи, не поверят... Ещё несколько дней назад в существование такого Крылова не поверила бы даже я, а сейчас я наблюдаю за ним в паре шагов от себя, но с трудом верю в то, что это тот самый учитель истории. Ужин на вторую персону дополнительно нам приносят спустя буквально пять минут после того, как учитель кому-то позвонил, а к нему ещё и чайник чая с молоком. За ужином Крылов ведёт себя достаточно непринуждённо, он много говорит и шутит, и ему даже удаётся разыграть мой аппетит. Еда просто великолепна, как и всегда, я охотно ем и слушаю Максима Валерьевича и, разумеется, не могу испортить вечер разговорами о фотографиях и прочих проблемах. Так и ухожу, ничего не сказав про эти злосчастные фотографии, вопреки непреодолимому желанию. Прихожу в свою вновь пустую комнату и устало плюхаюсь на кровать, спустя долгое время открыв Инстаграм и ещё даже не догадываясь, что такие посиделки с Крыловым у нас далеко не последние…