Молочный шоколад. Книга первая

Не зря говорят: понедельник – день тяжёлый. Физически, морально, эмоционально... Мой понедельник в санатории начался в пять утра с ночного кошмара. Я соскакиваю с кровати в холодном поту, с готовым вот-вот разорваться, галопом стучащим сердцем, разбудив недовольную Малинову, совершенно не понимая, что происходит. После ещё долго не могу прийти в себя, вдыхая прохладный воздух полной грудью на балконе нашего номера. Прямо так, как есть, в пижамной майке и шортах, я расхаживаю туда-обратно босиком по бетону, слушая, как поёт птичка на дереве у беседки, и тщетно пытаюсь унять волнение, накатывающее всё сильнее при каждой мысли о сне. Затем едва дыша наблюдаю за Крыловым, в одних спортивных штанах и кроссовках занимающегося на спортивной площадке. А когда наши взгляды вдруг встречаются, я просто готова провалиться сквозь землю, но всё же, не в силах отвести взгляда, продолжаю на него смотреть и замечаю, как в доли секунды портится его настроение. За завтраком я обнаруживаю за своим местом рядом с Малиновой какую-то девчонку из класса Бондарева. Она так открыто нежно жмётся к Ивану и эротично облизывает нижнюю губу, слизывая с неё сметану, тем временем буквально заглядывая в рот парню, что меня, кажется, вот-вот вывернет наружу. А Малинова спокойно себе смотрит на всё это и ей, судя по всему, даже нравится сия картина. Сам Бондарев сидит за одним столиком с хмурым Крыловым. Он бросает мне приветливый кивок и вновь переключает внимание на историка, который на меня даже не смотрит. Видимо, он сегодня совсем не в духе, и это, надо признать, паршиво. Я беру свой поднос со стола раздачи и плетусь к столику Инны, отчего-то сидящей в гордом одиночестве, надеясь хоть там найти пристанище для завтрака. – Привет, присяду? – спрашиваю, обратив на себя внимание девушки, и та положительно кивает на стул напротив: – Привет. Конечно. – Чего одна? – интересуюсь, украдкой поглядывая на учителей. – Марк с раннего утра со своим фотоаппаратом, – рассказывает подруга, и я только тогда замечаю отсутствие парня. – Маша, вон, к вашим пересела, – кивает она в сторону бывшего когда-то моим столика, – а Виктор Иванович с вашим историком завтракает. – Виктор Иванович? – улыбаюсь я. – Ну, да, – пожимает печами девушка, и я понимаю, что дневная конспирация распространяется абсолютно на всех. Спустя пару минут к нам подсаживается сияющий счастьем Марк, так по-обыденному приветствуя, поцеловав в щёку сначала Инну, а затем и меня, после чего атмосфера за столиком сразу же меняется. Он в буквальном смысле излучает позитив, много шутит, и мы с Инной смеёмся с ним в унисон, забыв про всё на свете, даже про завтрак. В реальность меня возвращает громко упавший спинкой на пол стул. Я перевожу взгляд на источник звука и замечаю, как Крылов, с силой толкнув стул, широкими шагами направляется к выходу из столовой под ошарашенные взгляды присутствующих. У меня буквально ком в горле встаёт в тот момент, когда он бросает на меня озлобленный взгляд, проходя мимо. Инна смотрит на меня, вопросительно кивая в сторону выхода, на спину историка, мол, «что это с ним?» А я лишь пожимаю плечами, совсем не понимая, куда делся тот Максим Валерьевич, который приехал сюда со мной на одном автобусе за соседним креслом, который был с нами всё это время и который ещё вчера играл со мной в бильярд. Перемены в его настроении за это время, конечно, случались, но не такие значительные. Сейчас я вижу того самого историка с наших уроков, даже хуже. И я безумно хочу пойти за ним, спросить, что случилось, предложить шоколад в конце концов, как бы глупо это ни выглядело, но я боюсь. Не хочу лезть на рожон, не хочу сделать ещё хуже. Нужно следовать здравому смыслу, пока не доигралась окончательно. Этот мимолётный разговор с Марком за завтраком и искренний смех был, пожалуй, единственным положительным моментом за весь этот сумасшедший понедельник. После завтрака мы отправляемся на процедуры, которые сегодня почему-то удвоили: помимо фитобочки с массажем у нас назначены ещё парафинолечение и ванны. Процедуры сегодня, на удивление, не приносят никакого удовольствия, а напротив, изнуряют и доставляют жуткий дискомфорт. У меня совершенно нет никакого настроения. Я пытаюсь несколько раз заговорить с Крыловым, но он отделывается от меня какими-то глупыми, стереотипными фразами, ходит всё время где-то рядом, как обычно, наблюдая со стороны за своими подопечными, не злой, но угрюмый, чернее тучи. И от этого на душе как-то неприятно. После процедур у меня нет сил совершенно ни на что. Я отказываюсь от фото-прогулки с Марком и купания в бассейне с Инной, не иду на обед и не отвечаю на звонки Васи Фролова. Единственное, чего я хочу, это спать, долго спать в тишине и одиночестве. Я сплю до самого ужина и проспала бы больше, если бы меня не разбудил Фролов своими настойчивыми звонками с приглашением в игру «бутылочка» с Бондаревскими в холле на втором этаже после отбоя. Я нахожусь в каком-то состоянии выгорания, поэтому даже соглашаюсь принять участие в этой дурацкой игре. Слегка привожу себя в порядок, причёсываюсь, подвожу глаза, крашу тушью ресницы, надеваю свежую одежду: легкий топ и лосины – и спускаюсь прямиком в столовую на ужин. Марк машет мне, как только я вхожу, указывая на свободное место за их столиком, где уже ждёт ароматный, горячий ужин. Я приветливо улыбаюсь и иду к ребятам, по пути пожелав приятного аппетита двум историкам и даже услышав в ответ «спасибо» от Бондарева и «взаимно, Новикова!» от угрюмого Крылова. Не фонтан, конечно, но уже хоть что-то. За ужином ребята всячески пытаются достучатся до моей улыбки, но выходит как-то не очень. Сегодня явно не мой день: или бури магнитные, а может, луна в какой-то не той оппозиции или вообще полнолуние. Я узнаю, что Инна тоже примет участие в игре, и удивлённо таращу на неё глаза, но ничего не спрашиваю во имя святой конспирации. После отбоя все собираемся в холле на втором этаже, усаживаемся в круг прямо на полу и сразу же начинаем игру. У ребят откуда-то море выпивки и закусок, поэтому игра обещает быть длинной. Бутылку крутит Малинова, и по случайности ли или оттого, что Алинке так этого хочется, бутылка в первом круге указывает на меня и на Фролова. Васька первым произносит «алкоголь», выбирает самую обычную водку и выпивает столько, сколько ему наливают в пластиковый стакан, примерно половину рюмки. – Спасибо, – шепчу я одними губами скривившемуся от вкуса белой жидкости парню, и тот понимающе кивает в ответ. Во втором круге бутылочка указывает на Краснову и какого-то парня из класса Бондарева. Женя выбирает виски и выпивает всё до дна. В третьем круге, хихикая, целуются две одноклассницы Инны, причём так, что им, кажется, откровенно завидуют все наши «опытные» ребята. Четвёртый круг заканчивается испитием водки нашим благородным качком Егором за милую скромную девушку из наших новых знакомых, отказавшуюся с ним целоваться. Пять – моё любимое число. И, видимо, именно поэтому бутылка в этот раз показывает на меня и Ивана. Я отказываюсь немедля, глядя в горящие, смеющиеся зелёные глаза парня и выпиваю терпкую коричневую жидкость, обжигая горло. После пьёт Инна, отказавшись целоваться с нашим Костиком, затем снова я, кажется, не на шутку расстроив этим Марка. Сразу после этого пылко целуются Иван с Машей, и через один круг с ней под шумные возгласы уже неистово целуется Алина. Я наблюдаю за всем без особого интереса, уже догадываясь, что сегодня либо буду ночевать одна, либо снова придётся скитаться по отелю. Дальше я уже перестаю наблюдать за тем, кто что пьёт и кто с кем целуется, только когда горлышко бутылки указывает на меня, я полупьяно тяну «алкоголь» и пью. Моё пьяное сознание бутылка цепляет, когда указывает на Фролова с Костей. Все ждут в недоумении, Фролов заворожено смотрит на своего лучшего друга, и тот отрицательно качает головой, усмехаясь в голос. Не дождавшись, пока Костику нальют выпивки, Васька неистово хватает бутылку с водкой и приканчивает её буквально до дна, затем бросает в круг и уходит. Сразу за ним в полнейшем недоумении уходит и Костя. Я пью ещё пару раз, вновь отказавшись целоваться с Марком и даже с Малиновой, хотя с ней, возможно, и поцеловалась бы раньше, чего в этом такого. Но не теперь... Сразу после этого всеобщее внимание привлекает наш Егор, забравшийся на бильярдный стол и начинающий медленно снимать с себя одежду под шумные свисты и включившуюся на чьём-то телефоне музыку. Прорвало парня. Да и неудивительно. Народ вокруг буквально сходит с ума, когда пальцы Егора скользят по идеально накачаному торсу к краю плавок, так сексуально обтягивающих все его причинные места. Парень, прикрыв глаза в экстазе, наслаждается каждым своим движением, завлекая публику и кайфуя от этого. К этому моменту уходит практически трезвая Инна, махнув мне на прощание, и несколько парней из её класса, остальные же остаются смотреть шоу. А после того, как Егор обнажается полностью, оголив всё своё внушительное мужское достоинство, к нему мило клеится одна из подопечных Виктора Ивановича и, собрав всю одежду парня, быстро с ним удаляется. Я тоже решаю, что мне уже хватит, и незаметно ухожу во всеобщей суматохе, у лестницы столкнувшись с Крыловым. – Ах, – пищу, больно ударившись о твёрдый мужской торс, и поднимаю пьяный, затуманенный взгляд, встретившись с голубыми глазами. Кажется, в океане шторм. Кажется, я тону... – Не думал, Новикова, – тихо выдыхает учитель, глянув позади меня, – что ты можешь так напиваться и целоваться с кем попало. – И смотреть стриптиз, – пьяно лепечу я, слегка запинаясь, наблюдая за тем, как расширяются зрачки историка от удивления. – Но я ни с кем не целовалась, – выдыхаю я мужчине в самые губы, отчего-то чувствуя внутри жуткую обиду, – оттого и такая пьяная, – выпаливаю и ухожу, ни слова не дождавшись в ответ. На душе скребут кошки, и чувствую я себя как ненужная девчонка, которой пользовались и забыли. Ещё вчера Крылов сам искал разговора со мной, а сегодня такой холодный и чужой, как и всегда со всеми остальными, и это гложет меня, хоть и не должно. И тошно так... Не утонула, но потрепало знатно. Кажется у меня морская болезнь. Весь вторник я валяюсь в постели не в силах даже подняться. Таблетки и еду, которая в меня совершенно не лезет, мне приносит Инна, рассказывая, что с моим 11 «А» во главе с историком творится что-то невероятное. Ей кажется, что большинство моих одноклассников на грани эмоционального срыва, а для меня это ничуть не удивительно. Я даже могу назвать всех по именам, включив и себя в этот список. Я доползаю до ванной комнаты лишь к вечеру, чтобы смыть с себя прохладным душем всё, что тяготит, а после вновь проваливаюсь в сон, так и не поужинав. В среду я просыпаюсь по будильнику, голова уже не болит, и я кажусь себе более живой. Быстро принимаю контрастный душ и сразу же спускаюсь в столовую, снова опоздав на всеобщее построение. Инна и Марк встречают меня радужными улыбками, сегодня с ними за столиком и Виктор Иванович, и даже Крылов. Я с удивлением обнаруживаю, что на столе стоит ещё один прибор, и как только подхожу чуть ближе, Марк соскакивает со своего места и галантно выдвигает стул рядом. – Доброе утро, – я мило улыбаюсь и присаживаюсь за стол, – и приятного аппетита. – Доброе, – расплывается в довольной улыбке Марк и чмокает меня в щёку. – Привет, – улыбается Инна. – И тебе, Новикова! – практически синхронно произносят два историка. – Чего это вы все тут? – интересуюсь между делом, пробуя свой завтрак. – Валентина Степановна не в духе, – рассказывает Максим Валерьевич, – уж лучше переждать. – Угу, а вы, значит, в духе, – тихо бубню я себе под нос, но историк всё таки слышит, пронзает меня взглядом, но ничего не говорит. Тишину нарушает Инна, рассказав, что наши классы вчера решили объединиться и теперь мы ходим на процедуры вместе, чтобы и свободное время было одновременно. А потом Марк предлагает мне погулять после процедур, и я соглашаюсь под пристальным, недовольным взглядом голубых глаз. Ходить на процедуры с 11 «Д», оказывается, гораздо интереснее, чем одним. Только Иванкова пребывает в явном недовольстве: ну, естественно, такая конкуренция. Сегодня у девушек только грязелечение, потому все изнеженные личности даже не являются на всеобщее построение. Остальные с радостью идут на получасовой релакс. Всё идёт как обычно, только некоторые из 11 «Д» приходят в шок от появления Валеры, но уже через несколько минут приходят в себя и перестают обращать на него внимания, как и он, в принципе, по-прежнему безразличен к нам. У меня получается по-настоящему расслабиться от приятного тепла грязи, так что я едва ли не засыпаю, а потом принимаю горячий душ, чтобы смыть грязь, и окончательно меня приводит в чувства душ «Шарко». В этот раз «Шарко» длится дольше, я изо всех сил стараюсь устоять смирно, но это практически невозможно. Вода бьёт так сильно, что спустя несколько минут я начинаю извиваться и тихо постанывать от боли. Затем поток воды резко сменяется, и боль превращается в наслаждение. На некоторых участках тела это чувствуется особенно остро и как-то неожиданно приятно. Да так, что дыхание учащается и невольно вырывается протяжный стон наслаждения. Затем меня с головой накрывает чувство, что на меня кто-то смотрит, я широко распахиваю глаза, оглядываюсь по сторонам, но никого не замечаю. Снова возвращается дикий, болезненный поток воды, и, не выдержав, я выхожу. В раздевалке я узнаю, что меня искал Крылов, но нигде его не нахожу, в номере обнаруживаю десять пропущенных звонков от мамы и уже подсознательно понимаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. Перезвонить ей решаю сразу же, ибо к чему оттягивать и усугублять неприятности. Следующие полчаса я выслушиваю, какая я бездарная, безответственная и безалаберная, плохая дочь идеальных приёмных родителей. Как я порчу их репутацию и позорю на весь добрый интернет своим непристойным поведением. Бросаю трубку, когда нервы уже на пределе, не проронив и слова. К чему? Оправдываться мне не за что, да и слушать меня явно не намерены... Никогда не слушали. После эмоционально напряжённого маминого монолога я чувствую острую необходимость в человеке, которому смогу выговориться или просто помолчать, который может дать правильный совет и поддержать, и иду на поиски желавшего увидеться со мной ранее учителя истории. Я нахожу его в бильярдной, он явно не в духе и злобно бьет кием по шарам вразнобой, даже не разбирая, куда они летят. Я неуверенно мнусь у порога, но спустя пару секунд всё-таки решаюсь подойти и просто спросить, зачем он меня искал, но попадаю под горячую руку. Крылов вспыхивает, бросает мне фразы, смысл которых я даже не улавливаю оттого, что мои натянутые до предела нервы с треском лопаются, в голове царит полный хаос, я резко разворачиваюсь и убегаю прочь куда глаза глядят, бросив: «Да пошли вы все...»